***
Свободно выйти на Диагон-аллею Гарри не удалось: в баре безвылазно торчал Грозный Глаз, распугивая посетителей одним своим присутствием, а в коридорах его прочно обложили Уизли. Не желая общаться с ними лишний раз, Гарри спокойно перепроверял свои сочинения, выполненные за лето. — Староста! Малышок Ронни — староста! — вопль из коридора заставил Гарри поморщиться: ну вот что за привычка — постоянно орать? А потом он застыл от понимания того, что только что услышал: Рона Уизли назначили старостой. Должно быть в Хогвартсе все сошли с ума! Гарри отложил недописанное сочинение, тщательно протер перо и растянулся на кровати, стараясь не расплескать непонятные чувства, что бурлили сейчас глубоко внутри. Недоумение, обида, уязвленное самолюбие жгли кислотой. Рон Уизли лучше, чем он? Даже думать смешно. Тогда почему его это так задело? Он хотел бы стать старостой и получить еще немного ответственности? Нет. Он и не вспоминал про то, что в этом году назначают старост. Спасибо, у него и без этого достаточно проблем! Тогда что? — Гарри! — дверь комнаты с грохотом ударила в стену, и Поттер подскочил на кровати. — Гарри, ты слышал? Рона назначили старостой! И меня тоже! — Поздравляю, Гермиона, — слабо улыбнулся Гарри. И добавил уже более спокойным голосом. — Вы будете отличной парой! — Гарри, я думала… — но, что думала Грейнджер, он не успел узнать — в комнату ввалилась куча мала из Рона и близнецов, подпрыгивающих и вопящих во всю глотку: «Рончик-староста! Рончик-староста!». Следом появилась Джинни — и в комнате стало совсем тесно. — Тихо! — рявкнул Поттер. Все замерли от неожиданности. — Я вас поздравляю! Это здорово. Классно. Вы молодцы! Я очень рад за вас! Ему стало крайне неловко под изучающими взглядами. Гарри понимал, что его голос звучал фальшиво, но ничего не мог с этим сделать. Фред и Джордж переглянулись и захохотали, продолжая толкать Рона между собой. Джинни стояла в дверях и напряженно смотрела на Гарри. Впрочем, взгляд Грейнджер был не легче: Поттер буквально чувствовал как его одежда начинает тлеть. — Гарри, я могу взять твою сову? — неестественно ровным голосом спросила Грейнджер. — Я бы хотела написать родителям, староста — это будет понятно им. — Да, конечно, — беспечно махнул рукой Гарри. С Хедвиг они так и не поладили. Грейнджер тряхнула волосами, схватила клетку и поспешила удалиться. Джинни выглянула в коридор ей вслед и завопила: — Мама, мама! Рона назначили старостой! Гарри захотелось накрыть голову подушкой. — Поверить не могу! Просто поверить не могу! Рон, дорогой мой, как чудесно! Староста! — прибежавшая Молли, оттолкнула близнецов и кинулась обнимать младшего сына. — Вот отец обрадуется! Рон, я так тобой горжусь, какая прекрасная новость! Какая радость, какая радость среди этих волнений, я просто в восторге, Ронни… Крепко обвив руками шею Рона, Молли осыпала поцелуями его лицо, которое краснотой уже превзошло значок старосты. Гарри затошнило от омерзения. Почему-то завидовать Рону, что мать одаривает его лаской и вниманием, уже не хотелось. К счастью для Гарри, выражать свои громогласные восторги и бурную радость семейство Уизли продолжило в коридоре. Дверь, конечно же, не закрыли. Поттер как раз подошел к ней, когда к нему вернулся Джордж и протянул конверт. — Это твой, Гарри. Забыл отдать, — Джордж выглядел немного смущенным. Гарри подумал, что Джордж — хороший актер. Забыл он, как же. В конверте было два листа пергамента: напоминание, что учебный год начинается первого сентября, и список необходимых книг — «Общая теория заклинаний» для пятого курса Миранды Гуссокл и «Теория защитной магии» Уилберта Слинкхарда. Гарри задумчиво почесал щеку: заказы совиной почтой и услуги Кричера — это хорошо, но он предпочел бы погулять по магазинам сам.***
В тот же вечер Гарри тихо сбежал с идиотской вечеринки в пабе, затеянной миссис Уизли в честь новых старост Хогвартса, в свою комнату и все-таки набрался решимости написать миссис Бэгшот о событиях, случившихся накануне. Пусть Сириус был не самым лучшим крестным, оказался не самым приятным собеседником, и был, говоря откровенно, абсолютно чужим человеком, с которым их связывал десяток писем, пять встреч и десять дней под одной крышей, но участь, постигшая его, тяготила юношу. Лучше бы и правда в канаве сдох… Вопреки страхам Гарри, миссис Бэгшот его не ругала, а пожалела, написав в адрес обезумевшего Блэка несколько поистине грубых ругательств. И уверила, что Гарри ни в чем не виноват: он защищал свое здоровье и, может быть, жизнь. И если у портрета Вальбурги Блэк хватило магии на проведение ритуала, значит, Сириусу оставалось всего ничего — он слишком долго испытывал терпение судьбы и балансировал на грани. В конце концов, такая смерть пошла на пользу, подзарядила алтарь и очистила дом от чужих чар. Если бы пьяный Сириус Блэк свалился с лестницы или споткнулся об складку ковра и расшиб дурную голову — пользы не было бы совсем. Это, конечно, не очень утешало, но существенно уменьшило тот груз вины, который тяготил Поттера. И помогло в дальнейшем: когда в дом на Гриммо не смог пробиться сам Альбус Дамблдор, а на его призывы и отправленные приказы Сириус Блэк не откликнулся, накануне отъезда в Хогвартс к Гарри пришел Кингсли Шеклболт и устроил ему допрос в лучших традициях аврората. Разве что Веритасерум не использовал и в голову не лез, хотя явно был готов, если бы имел на то разрешение. Гарри вспомнил вечер предпоследнего дня в доме Блэков, который ничем не отличался от любого вечера за прошедшую неделю, и четко повторял одни и те же ответы: «Не видел. Не слышал. Сидел в комнате. На ужин не пошел, плохо себя чувствовал. Постоянно плохо себя чувствую. Плохо сплю». Последние два ответа пришли ему в голову не сразу, но именно этим Гарри отвел от себя последние подозрения: Грейнджер своими домыслами делилась не только с Дамблдором.***
Избавиться от конвоя, а именно так Поттер воспринимал теперь пристальное внимание со стороны Уизли и Грейнджер, удалось только в Хогвартс-экспрессе: близнецы умчались к Ли Джордану, Джинни — к Майклу Корнеру, а преисполненные важности старосты — в вагон старост. Даже дышать стало легче. Общаться, впрочем, ни с кем не хотелось, а изучающие взгляды других учеников ясно давали понять, что «Ежедневный Пророк» читали если не все, то многие. Пройдя практически до конца состава, в одном из купе он увидел Невилла в компании забавной светловолосой девушки. Одно только ее ожерелье из пивных пробок чего стоило. — Здравствуйте. Можно к вам? — дружелюбно улыбнулся Гарри. — Эм… Привет, Гарри, — Невилл озадачено взглянул на Поттера, затем как-то нервно покосился на сидящую напротив блондинку. — Если Луна не против… Девушка подняла взгляд от перевернутого вверх ногами журнала, который держала в руках, и медленно кивнула. Гарри понял, почему Лонгботтом нервничал: у девушки был абсолютно потусторонний взгляд. — Спасибо, — от попытки держать улыбку на лице болели щеки. Гарри зашел в купе, запихнул чемодан и клетку с совой на верхнюю полку и сел рядом с Невиллом, вытянув ноги. Блаженная тишина. По сравнению с безумным, раздражающим, оглушающим утром в компании вечно опаздывающих на поезд Уизли и членов «Ордена Феникса», тихое сопение и мелкое ёрзание Лонгботтома почти не раздражало. Со стороны девушки не слышно было даже дыхания. Некоторое время ехали молча, потом в коридоре загромыхала тележка со сладостями. Гарри купил мятную зубную нить и три сахарных пера: захотелось угостить Невилла и Луну в знак благодарности за отсутствие разговоров — Невилл читал какой-то толстенный трактат по Гербологии, а журнал Луны назывался «Придира». — Спасибо. Как каникулы? — спросил Невилл, принимая сладость и запихивая книгу в чемодан. — Не самое лучшее лето, — уныло ответил Поттер, отмечая про себя, что чемодан Невилла был с чарами расширения, и в очередной раз укорил себя за невнимательность к другим людям. — А вы? — Неплохо, — сказала Луна. Она опустила журнал и смотрела на Поттера почти не мигая. Это немного пугало. Но перо она взяла и сразу отломила кусочек. — Двоюродный дедушка Элджи раздобыл для меня потрясающий подарок, — сияя, сказал Невилл, роясь в сумке. — Жду не дождусь, когда можно будет показать его профессору Спраут, — он вытащил из сумки небольшой кактус без иголок и с гордостью поставил на стол. — Мимбулус мимблетония. Мечтаю вырастить новые экземпляры. — Занятная штучка, — Гарри с интересом смотрел на живое, с пульсирующими наростами, растение. Невиллу надо было проситься на Хаффлпафф: больше него в Гербологию была влюблена только профессор Спраут. — Да, у нее потрясающий защитный механизм, — шкодливо ухмыльнулся Невилл. В этом момент двери купе распахнулись и на сидение плюхнулся Рон Уизли. Следом вошла страшно недовольная Грейнджер. — Умираю с голоду, — заявил Рон. И выпрямился, обводя взглядом купе. — А где еда? Гарри задумчиво покрутил в руке надкусанное сахарное перо и пожал плечами: — Меня в Гринготтс не выпустили, — и едва сдержался, чтобы не расхохотаться от вида опешившего Рона. Ему начинали нравиться эти невинные маленькие шалости под девизом «Обломай рыжих!»: утром Гарри пришлось долго ждать, пока все соберутся, поэтому он успел спокойно позавтракать и купить у Тома несколько сандвичей с копченой говядиной. Возможно, он бы предложил их Рону, если бы тот попросил. Но Рон лишь злобно сопел. — У пятикурсников на каждом факультете по двое старост, — сообщила, садясь, Грейнджер. — Мальчик и девочка. — Угадай теперь, кто староста Слизерина, — сказал Рон со свирепым выражением лица. — Малфой, — мгновенно отозвался Гарри. Остальные деканы выбрали несомненно достойных учеников, и только у Макгонагалл хватило ума назначить Уизли. — И эта жуткая корова Панси Паркинсон, — язвительно сказала Гермиона. — Какая из нее староста, если она толстая и медлительная, как тролль, которому дали по башке… — А кто из Хаффлпаффа? — спросил Гарри. — Эрни Макмиллан и Ханна Аббот, — ответил Рон. — У Рейвенкло — Энтони Голдстейн и Падма Патил. Это что за уродец? Он протянул к растению Невилла руку, Невилл предупреждающе вскрикнул, но было поздно — от тычка Рона из каждого нароста «кактуса» брызнула мощная струя густой темно-зеленой жидкости. Гарри хмыкнул: действительно потрясающий защитный механизм — смердящий перебродившим компостом сок уделал все купе и находящихся в нем. Рон, которому досталось больше всех, тряс головой, ругался и отплевывался. Невилл фыркал, и Гарри готов был поставить галлеон на то, что так он скрывал свой смех. Грейнджер судорожно стряхивала похожую на тину жидкость с волос на мантию. Одна только Луна сидела прикрывшись журналом — на нее почти ничего не попало. — «Экскуро», — Гарри взмахнул палочкой, очищая свою одежду, затем повернулся к Невиллу. — О… Здравствуй, Гарри, — раздался взволнованный голос. — Я… не вовремя? Гарри обернулся. В дверях стояла Чжоу Чанг. Перемазанный с головы до ног Уизли замер и заткнулся как под «Петрификусом». — Эм… Привет, Чжоу, — Гарри изобразил притворно-извиняющуюся гримаску. Сок растения был повсюду. — Не очень. — Я… — выдавила из себя Чанг, пристально разглядывая его лицо. — Я просто заглянула поздороваться… Всего хорошего… — Ага, и тебе, — махнул рукой Гарри и нахмурился. Ему нравилась Чжоу, она была милой и симпатичной. И она была девушкой погибшего Седрика Диггори. Не похоже, чтобы она сильно скорбела о Седрике. Едва ли больше самого Гарри. Гарри потер лоб. Все правильно. Жизнь не стоит на месте, живые должны жить, но сейчас великолепный вид Чжоу продемонстрировал ему неприглядный факт: если он погибнет, о нем забудут едва ли не быстрее. Гермиона наконец-то справилась с очищающим заклинанием, вычистила свою одежду и позаботилась о Роне. — Надеюсь, это растение не ядовито? — угрожающим тоном осведомилась она. — Нет, — тихо сказал Невилл. Похоже, он чувствовал себя виноватым. — Нам пора патрулировать. Пойдем, Рон! — скомандовала Грейнджер. — Надеюсь, ты не будешь держать это растение в комнате, — прошипел Уизли на прощание. Гарри успокаивающе похлопал приунывшего Невилла по плечу: — Не обращай внимания. Рон вряд ли полезет к Мимбулус ммм… еще раз, — улыбнулся он. — Мне нравится ее защита. Он приоткрыл окно — в купе ворвался свежий воздух с ароматом дождя и моря — и достал из чемодана сверток с бутербродами: — Кто-нибудь проголодался? Луна достала из своей сумочки похожий сверток и термос: — У меня сандвичи с тунцом и сыром и какао. — А у меня, — Невилл заглянул в свой сверток, и быстро заморгал, — с копченым лососем и огурцами. И печеная морковь. Бабушка знает, что я ее люблю. Гарри чуть отвернулся в сторону: его тронуло это маленькое проявление нежности. До конца поездки их больше никто не побеспокоил, и это было странно — обычно Драко Малфой не упускал случая, чтобы сказать какую-нибудь гадость и испортить все настроение от поездки.***
Неожиданным сюрпризом долгого дня стали Хогвартские кареты: Гарри остановился у ближайшей и не мог оторвать взгляд от запряженного в нее существа. Было что-то завораживающее в его демонической внешности: гладкая черная лоснящаяся кожа, обтягивающая костяк, кожистые крылья, заостренные морды — и абсолютно белые, без зрачка, глаза. Не слепые: существо тоже смотрело на Гарри, он чувствовал изучающий взгляд. — Это фестралы, — прошелестел голос за его спиной. — Правда, красивые? Гарри с неохотой отвел глаза от этого подобия лошади и повернулся к Луне Лавгуд: — Фестралы? Я раньше их не видел. — Да, их могут видеть только те, кто видел смерть, — она слабо улыбнулась. — Я вижу. Гарри посмотрел по сторонам: похоже, кроме них, странных лошадей больше никто не видел. Поодаль Малфой с компанией запугивал малышей-хаффлпаффцев, видимо, позабыв про свои обязанности старосты. С другой стороны перрона рыжие всполохи указывали местонахождение Уизли. В толпе надменным голосом вещала Грейнджер. Первокурсников в этом году встречала профессор Граббли-Планк. Гарри подал руку Луне, помогая залезть в ближайшую карету, нырнул следом в темный экипаж и захлопнул дверь: общаться по-прежнему ни с кем не хотелось, а любопытные взгляды, кидаемые на него, раздражали больше, чем на первом курсе. Тогда он ещё не ощущал масштабов всеобщего лицемерия в отношении себя.***
Праздничный ужин ознаменовался новой песней Распределяющей шляпы, намекающей на неправильность распределения по факультетам. Гарри всегда помнил предложение Шляпы распределиться на Слизерин, но лишь в этом году в полной мере осознал ошибочность своего выбора: все представители родственных семей учились на Слизерине, а конфронтация с ними, благодаря усилиям самого Гарри, была в апогее. Бифштекс оказался сухим, а пирог с почками пересоленным. После стряпни Кричера тяжелая еда праздничного пира не вызывала аппетита. Гарри отодвинул тарелку. С другой стороны стола ему махали братья Криви. Напротив него Лаванда и Парвати рассматривали очередой выпуск «Ведьмополитена». Поттер покосился на Рона: тот напихивал в себя еду, практически не жуя. Судя по тому, что Гарри прочитал о Предателях крови, потакание своим порокам и толкало их в пропасть. Способные бороться с обуревающим грехом имели шанс на снятие Печати. У Рона пороком было ярко-выраженное чревоугодие. У Джинни — похоть: ей пятнадцать, а Майкл Корнер уже смотрит на нее с плохо скрываемым интересом совершенно определенного толка, и она отвечает с не менее развратным видом. Старших братьев Гарри знал плохо. Перси — однозначно гордыня. Гарри посмотрел на беснующихся близнецов: жадность и зависть. Едва обозначившаяся идея новой шалости в отношении рыжих была прервана разъяренным шипением Грейнджер из-за вмешательства жабообразной дамочки в невероятно розовом наряде в выступление Дамблдора: что-то ей не понравилось в писклявых речах «Розовой жабы». Гарри устал от людей настолько, что готов был сбежать в Тайную комнату.***