***
Следующие дни, пропитанные одуряющим ароматом влажной кожи после оргазма, нагретого на солнце дерева, моря и подбродившего винограда, слились в бесконечный тягучий сгусток страсти. Северус почти не выпускал мужа не то что из виду — из объятий: необходимость касаться стала почти маниакальной. Руки сами тянулись прижимать, гладить, скользить по расслабленному со сна или блестящему от массажного масла телу — от розовых пяток до угловатых плеч, обводя удобно ложащиеся в ладони изгибы, разгонять горячие мурашки и проникать максимально глубоко, растягивая с каждым разом всё легче поддающиеся мышцы. А потом накрывал всем телом, прижимался к гладкой узкой спине, выпирающим лопаткам и упругим ягодицам. Целовал в шею, в выпирающие драконьи позвонки пересохшими от желания губами, сжимал бедра прикипевшими ладонями едва ли не до синяков, но Гарри, казалось, не испытывал от этого ни малейшего дискомфорта — он беспрекословно принимал новые условия их жизни. Лишь однажды уточнил — правда ли, что их уединение никто не нарушит? — и, получив утвердительный ответ, с обольстительной улыбкой отказался от одежды, исполняя сказанное почти в шутку желание. И пусть сам Северус не испытывал стеснения от своей и чужой наготы, эта податливость вызывала подозрения: Поттер слишком явно подстраивался. А такое подавление воли никогда не проходит бесследно. Но думать об этом было некогда — Гарри с непристойным лукавством снова притирался большим котом, почти с урчанием спускаясь к паху, и вылизывал стоящий колом член. Смотрел потемневшим взглядом снизу с обожанием, старательно исполняя хриплые указания — высунуть язык и дышать носом — и от его успехов Снейп чувствовал себя грешником, искушаемым демоном сладострастия, преступником, оскверняющим ангела. Вздергивал на себя, шепча жадно, почти не соображая от возбуждения: — Хочу тебя. Чувствовать, какой ты горячий изнутри. Хочу трахать тебя не останавливаясь… — от беспорядочного шёпота Поттер шало улыбался и запрокидывал голову, подставляя шею под кусачие поцелуи. И сам опускался навстречу, насаживаясь до упора и хрипло выдыхая, когда тела соприкасались с влажными шлепками. По ночам привычно прижимался пахом так, чтобы вновь вставший член располагался в тесной ложбинке или толкался вниз, между бедер, за поджимающуюся мошонку, и прикусывал загривок, наслаждаясь захлестывающими волнами желания, прогибающими позвоночник.***
Через несколько дней ленивой расслабленности на островок налетел шторм, разметав жесткие кроны пиний, засыпав все сорванной листвой и водяной пылью, сдувая похотливый морок. И Северус предложил отправиться в Рим. Порт-ключ выбросил их на небольшой площади у подножия конной статуи Марка Аврелия, чью голову вместо лаврового венка венчала наглая чайка. — Сердце Рима — Капитолийский холм. Когда-то центр мира, — в голосе Северуса печаль. Под их ногами узором базальтовых плит выложена додекаграмма. — Начнем отсюда. Стены открытых коридоров дворцов-музеев отражали солнце, наполняя величественные залы светом, а позолота сияла и пускала солнечных зайчиков в лица мраморных скульптур, от чего Гарри казалось, что они игриво подмигивают. Сотни изваяний, бюстов и портретов, барельефов и надписей, рассказывающих о жизни Древнего Рима, о героических победах над варварами, галлами и амазонками. Гарри улыбался, встречая знакомые имена — Минерва, Люций, Нарцисс, Север; заглядывал в равнодушные глаза высокомерных консулов, понтификов и философов некогда гордой империи, вглядывался в искусную рябь роскошных мозаик. От экскурсовода с группой туристов, стрекочущих фотоаппаратами перед целомудренно прикрывающейся Венерой, которая холодно смотрела своим невидящим взглядом сквозь века, доносились обрывки фраз: «…высокая культура греков…», «…вилла Адриана…», «…представления о женской красоте…». Желтый травертин, розовый и черный мрамор, серый гранит, пестрая роспись саркофагов египетских царей — история, застывшая в камне под безжалостным взглядом изуродованной Медузы. От бесстыдно обнаженной любви Амура и Психеи Гарри сбежал в небольшой дворик. За высокими стенами дворца еще таилась прохлада, над каменной чашей фонтана лениво развалился речной бог, а в нишах поджидали козлоногие сатиры, соблазняя заплутавшего путника налитыми гроздями винограда и персиками. Снейп вышел следом, зачерпнул горсть воды и вылил Гарри за шиворот: его восхищало сохранившееся умение мужа краснеть от смущения. Тот взвизгнул от неожиданности, но в следующий момент уже плескал полной горстью в ответ. — Нас выгонят отсюда взашей, — Снейп со смехом обхватил юношу, прижимая руки за спиной, и чмокнул куда-то между носом и щекой. Гарри стрельнул глазами и вернул поцелуй, порочно завлекая ласками языка. Северус чуть прикусил его нижнюю губу, возвращая в реальность — не время и не место для уединения. — Тогда мы сами уйдем, — фыркнул Гарри. — Тут красиво, но как-то мертво. Северус согласно кивнул и потянул его к выходу из лабиринта коридоров и залов, сквозь переходы и улочку-тоннель между дворцами, которая привела их на обзорную площадку. Гарри обиженно поджал губы и совершенно по-детски вцепился в руку Снейпа. Внизу лежали разоренные монументальные руины. — Север… Северус, почему так? Была же великая империя, а остались одни обломки, — он махнул рукой вниз, где возвышались колонны остатков храма Сатурна. — Не говори, что это могли построить магглы! — Могли. Их всегда было слишком много и они всегда были безжалостны к себе подобным, — Северус вцепился свободной рукой в ограждение и смотрел туда, где в жарком мареве виднелись остатки Колизея. — Но ты прав в своих подозрениях: римскую империю погубила самоуверенность, что рабы без магии не представляют угрозы. Численность варваров превышала римское войско в разы, а магов на службе императоров было ещё меньше — и они не в силах были сдержать натиск врагов. — Юноша уткнулся лбом в его плечо и сбивчиво дышал. — В конце концов, и среди своих всегда находились предатели. А против двух десятков, вооруженных кинжалами, не выстоит никто . Встряхнув головой, он шагнул назад и ушел, не оборачиваясь на останки сотен строений, перемешанных и спрессованных веками. Гарри послушно следовал за ним, придавленный аурой тлена и ароматом увядших асфоделей, накрывших древние холмы затхлым покрывалом. Свободно удалось вздохнуть только спустившись по покатой лестнице до конных статуй близнецов Диоскуров. Гарри оглянулся и поежился от чувства, что позади осталось что-то страшное и не-живое, глядящее ему в спину бельмами изваяний. — Странно, что они оставили все эти статуи. Ведь понятно, что скульпторы ваяли с натуры — и похотливых сатиров, и игривых фавнов, и злобных кентавров — невозможно передать так четко и детально то, чего не видел, — повисшую между ними тишину требовалось срочно нарушить, пока она голодным дементором не высосала всю радость. — Это ты знаешь, как выглядят кентавры, а магглы считают их сказкой, персонажами забытых мифов, — улыбнулся Снейп. — К тому же, скульптуры не так легко приспособить под хозяйственные нужды, как обломки бывших сооружений. Рано или поздно появляется тот, кто собирает сокровища былых времён и тратит силы на реставрацию. Они остановились у лотка с мороженым, и неуловимо похожий на Северуса молодой продавец, с таким же узким лицом и подвижными бровями, игриво подмигнул им и что-то вибрирующе пророкотал на итальянском. Гарри, уже получивший свою порцию «джелато» с медовыми орешками, нахмурился, когда Северус так же певуче ответил. Продавец блеснул влажными, будто крупные маслины, глазами и, помогая себе всплесками узкой ладони, объяснил, видимо, их дальнейший маршрут. Из всей речи Гарри удалось вычленить только знакомую фамилию — Медичи. Северус сдержанно поблагодарил итальянца, и они отправились дальше, взявшись за руки и крепко переплетя пальцы, чтобы не потеряться в хлынувшей толпе туристов, мимо темных арок жилых домов, чей сырой мрак не могло развеять стоящее в зените солнце, мимо блестящих витрин дорогих бутиков, под натянутыми между балконами веревками с беспомощно висящими на них рубахами и всяким бельем, сторонясь пролетающих с ревом безумных мотоциклистов. Вечный равнодушный город во всем его великолепии и обыденности. Следуя за жизнерадостными экскурсантами узкими изогнутыми улочками, из-под очередной арки они вышли к величественному фонтану Треви. С фасада дворца грубый бородатый бог равнодушно смотрел на гиппокампа, рвущего удила из рук каменного возничего. И в мерном рокоте воды древнего акведука слышалось злое ржание крылатого коня, желающего смять пеструю публику и покинуть небольшую площадь. Северус целенаправленно прошел вокруг фонтана в сторону церкви с плотной связкой античных колонн на фасаде, затем остановился — и между расступившимися людьми Гарри увидел торчащие прямо из парапета тонкие трубочки, из которых текла вода. — Надо выпить несколько глотков воды, — подмигнул ему Снейп: — Это хорошая примета! Гарри скептически хмыкнул, но послушно склонился вслед за мужем. Вода оказалась ледяной и приятной на вкус. — И что это за примета? — он смахнул капли с лица и с интересом разглядывал грандиозное сооружение, выхватывая отдельные детали изваяний: деревце, растущее из скалы, каменные побеги плюща, перламутровые изгибы раковины. Желтоватые стены окружающих фонтан зданий держали в тисках треск мотоциклов, музыку и разноязыкую текучую толпу, швыряющую монетки в воду. — Молодые пары, выпившие из них воды, будут любить друг друга и жить в согласии до самой старости, — с убийственно-серьезной миной произнес Северус. — Опять ты надо мной смеешься! — чуть насупился Гарри, но сердце от этих слов приятно екнуло: он бы был не против, если бы это было возможным — любить. Если бы не срок контракта и их договоренности.***
В закоулках старого города ресторанов и ресторанчиков без счета. Они выбрали столик старой траттории под разноцветным клоунским зонтиком и дождались официанта — юркого мальчишку, едва ли старше Поттера, но вновь неуловимо похожего на Северуса подвижностью густых бровей над черными глазами. Гарри отвернулся, разглядывая стиснутую между домами крутую лестницу со ступенями из разного камня, очевидно собранных фрагментов бывших палаццо — кое-где проглядывали остатки мозаики и почти стертые буквы. Эта плебейская практичность почему-то была неприятна. Официант принес в запотевших кувшинах воду и вино и какие-то закуски, из которых Гарри опознал только брускетты и салат с маленькими шариками моцареллы. — Что ты заказал? — с вновь проснувшимся интересом спросил Гарри. Северус уже пригубил вино, посмаковал и лениво ответил: — Какая разница? — его левая рука расслабленно лежала на столе, ладонью вверх, приглашая к прикосновению. — Пасту с морепродуктами, ньокки и ваччинару с артишоками. Гарри почувствовал, как рот мгновенно наполнился слюной, а в висках застучало от вскипающей крови — эти бесстыжие пальцы захотелось немедленно взять в рот, облизать каждую фалангу, а потом привычно прогнуться, разрешая… Какой демон понес их в этот покинутый богами, проклятый, политый кровью миллионов город? — Ваччи… что? — он дернул кадыком, пытаясь скрыть вновь подступившее возбуждение и стараясь не думать, что на острове, в их уединении, он бы уже скользнул вниз или, может, сел бы на стол, сдвигая ненужную посуду в сторону. — Тушеные бычьи хвосты, — Снейп сделал еще глоток вина, но ему вряд ли удалось бы обмануть своим безмятежным видом: он следил за реакцией и ему доставляло удовольствие читать и впитывать эмоции юного мужа. От него не укрылись ни жадный взгляд и беглое движение языка по пересохшим губам, ни брезгливая гримаска на мгновение мелькнувшая — и пропавшая, словно ее и не было, ни решительный — на сантиметр вниз — кивок и вздёргивание подбородка вверх: молчаливое согласие попробовать нечто новое. С таким же кивком и крохотной упрямой складочкой на подбородке Гарри соглашался спать без белья, купаться обнаженным, заниматься сексом днем на террасе и идти до конца, куда бы ни привела его тернистая дорога. Северус почувствовал, как засосало под ложечкой от неожиданного открытия: Поттер не подстраивался под него бездумно, он каждый раз успевал просчитать свою пользу и возможный дискомфорт. И вся его видимая покорность происходила из приемлемости предложений. И Гарри действительно нравилось заниматься с ним сексом. Порции еды, на удивление, оказались обильные и вкусные, так что мисто — жареные хрустящие морепродукты, на которые ни у кого из них не хватило сил, услужливый официант упаковал с собой: чаевые увлеченные друг другом иностранцы оставили более, чем щедрые.***
В парк Виллы Медичи они дошли под вечер. Неторопливо бродили по аллеям, спланированными лучшими архитекторами Италии, а Северус рассказывал историю волшебных садов и оранжерей Луккула, их разорение и уничтожение редких растений и гибридов, обращал внимание на найденные при раскопках и реставрациях статуи и барельефы — маггловские кардиналы и чиновники очень любили окружать себя античной роскошью. История находящейся по соседству Виллы Боргезе повторялась едва ли не до слова. — А почему сейчас здесь не живут маги? — Гарри присел на бортик очередного фонтанчика, в изобилии разбросанных на территории парка, меланхолично наблюдая за играющими в закатном свете струями. — Ведь Медичи — известная фамилия. — Сейчас здесь Академия искусств. Медичи всегда предпочитали Флоренцию, а после того, как прервалась правящая линия семьи, полностью перешли в магический мир. С магглами их связывают только сквибы, но и те предпочитают замкнутый образ жизни, — Северус сорвал листок с ближайшего кустика, помял его в пальцах и протянул Поттеру. — Настоящий римский мирт. Гарри с удовольствием втянул сладковато-терпкий аромат: так иногда пахло от мантии Северуса. Умиротворяюще. — Знаешь, меня удивляет, что у Гриндевальда получилось убедить хоть кого-то, что маги могут править миром: магглы хоть живут недолго, но упорны, превосходят магов числом и не считаются с потерями, — мрачно произнес юноша. Ему надоело бродить среди обугленных осколков чужой памяти. Как будто само место не терпело ничего магического, как будто весь город был обижен за давнее предательство и разрушенную защиту. — Гриндевальд обладал невероятной силой убеждения, а из общей истории брал лишь необходимые ему факты. Дамблдор пошел еще дальше и оставил в Хогвартсе Бинса с его гоблинскими восстаниями. — Хорошо, что его сменили, — Гарри передернул плечами. Тревога давила на плечи. Хотелось обратно. Хотя бы на остров. Но лучше домой, к холодной синеве Бристольского залива. — От профессора Бюкенен за этот год мы узнали больше, чем за предыдущие. Кстати, она будет преподавать? — Узнаю в конце месяца, — улыбнулся Северус. — А ЗоТИ? — внезапно вспомнил Гарри. — Только не говори, что останется Амбридж! — Она останется, — улыбка Снейпа стала шире, когда лицо юноши исказилось от возмущения. — Исполняющей обязанности директора. На ЗоТИ пришлют нового профессора. На остров они вернулись в синих сумерках. На террасе гостеприимно горел фонарь, чтобы заплутавшие путники окончательно не потерялись в глухо вздыхающей темноте.***