The Curse of Slytherin/Проклятие Слизерина

      Как и ожидалось, Гермиона ощущала себя предельно неловко, находясь в компании самой неординарной пары в школе. Забини и Луна за полчаса не проронили ни слова. Кажется, они вообще не видели смысла зря тратить слова и сотрясать воздух. По правде говоря, вариант оказаться с Забини наедине сейчас уже не казался чем-то отталкивающим или пугающим, по крайней мере, она бы не ощущала себя третьей лишней. Луна и Блейз держались за руки, иногда девушка забывалась и начинала болтать соединёнными руками взад-вперёд. Обращая взгляд на внезапно возникающие размашистые движения, Гермиона украдкой отмечала, как губы Забини трогала мягкая улыбка. Которую он никому и никогда не покажет.       Не в силах выносить больше ни минуты тишины, Грейнджер решилась её беспардонно нарушить:       — А вы знали, что профессор Слизнорт подумывает возобновить собрания клуба Слизней?       Забини и Лавгуд синхронно повернули головы в её направлении с абсолютно равнодушными лицами, и в этот момент Гермиона поняла, что между ними куда больше общего, чем может показаться на первый взгляд.       — О, мне бы очень хотелось побывать на ваших вечеринках, — медленно произнесла Луна. — Блейз говорил, у профессора Слизнорта просто великолепное мороженое.       — Ещё бы, — протянул Забини. — Это же настоящее итальянское джелато. Ни в одной стране Европы нет ничего похожего, а я испробовал много.       — Ясно, Забини, ты к Слизнорту только за этим и ходил, — подстегнула его Гермиона с кривой ухмылкой. — А мне вот нравилось наше общение.       — Точно, Грейнджер, именно благодаря тебе неповторимый вкус джелато у меня теперь ассоциируется с дантистами и зашитым пальцем твоего отца после укуса бешеного пациента, — Блейз скривился и закатил глаза.       — Как захватывающе! — воскликнула Луна. — Я бы хотела попробовать такое мороженое. Это ведь как «Берти Боттс», только намного лучше.       — Я обязательно приглашу тебя на следующее собрание, главное, чтобы Грейнджер снова повторила свою историю во всех красках, — он улыбнулся девушке, приобнимая её за плечи.       — Правда? — удивилась Гермиона. — А вы, ребята, разве не скрываетесь от всей школы?       — А кто сказал, что мы придём как пара? — Забини изогнул бровь, Луне же было всё равно. Высказывание парня её нисколько не обидело. — По крайней мере, мы хотя бы можем появиться вместе на людях.       Его последняя реплика уколола Гермиону больнее, чем ожидалось. В этом и был весь Слизерин. Надавить на больное место без всякой на то причины. Просто потому, что это доступно. Забавно.       — Блейз, — ласково позвала Луна, сжимая его руку. Он моментально изменился в лице и, сбросив маску надменности, обратил на девушку зачарованный взгляд. — Не говори так. Ты ведь знаешь, Гермионе нелегко. Она ведь не виновата в том, что они с Драко совершенно не подходят друг другу. Трагичность насмешек судьбы никогда не стоит недооценивать, иногда люди умирают из-за разбитого сердца.        Забини некоторое время наблюдал за Луной, а затем перевёл восхищённо-холодный взгляд на Грейнджер, лукаво улыбаясь:       — Как бы я ни старался поддеть тебя посильнее, у Лавгуд это всегда получается в сотню раз эпичней. Причём, она ведь не специально. Правда, охуенно?       Он провёл рукой по спине Луны, и её лицо озарилось улыбкой блаженного неведения. Вряд ли она уловила сарказм или поняла юмор. Гермиона фыркнула, заговорщически ухмыляясь.       — Зато вы, ребята, просто идеальная пара, кто бы мог подумать, — она весело покачала головой, доставая палочку, когда все трое ступили на тёмный участок коридора — Пивз снова украл факелы и вместо них воткнул в держатели банановую кожуру. — Скоро Забини просветит каждого слизеринца о пользе сифона против мозгошмыгов, я уверена. Может, всё дело именно в них? Вот, почему вы такие противные.       — Хочешь померяться количеством мозгошмыгов? — предложил Блейз. — Мне-то бояться нечего, у меня хотя бы сифон есть.       — Пожалуй, в этой игре победителем станет тот, кто набрал наименьшее количество очков, — рассмеялась Гермиона. — Признаю своё поражение.       — Как трогательно. Дружба факультетов, практически сенсация года. Для полноты картины не хватает только сраного Пуффендуя.       Охрипший сорванный голос из недр тьмы словно полоснул Гермиону ножом прямо в сердце. Блейз и Луна замерли с палочками наготове. В какой-то момент в коридоре стало настолько тихо, что Гермиона услышала собственный пульс, глухо стучащий в ушах. Первым и спонтанным её желанием было спросить: «Кто здесь?», ведь этот грубый тембр она слышала впервые, но манера произношения слов и идеальный классический британский акцент, лишённый шотландских или ирландских оттенков, жестоко отбрасывал любые сомнения, уничтожая последнюю надежду на ошибку.       Гермиона медленно шагнула вправо, вытянув палочку с Люмосом перед собой, и обнаружила в стене высеченный небольшой проход с винтовой лесенкой, ведущей на одну из многочисленных башен. Когда она приблизилась к первым ступеням, её рука дрогнула, а дыхание перехватило, сердце застряло где-то в горле и грозилось выпрыгнуть из него вовсе.       Драко сидел на ступенях, устало опираясь о стену, склонив голову набок, и ухмылялся с измученным высокомерием. Гермиона ещё никогда не видела, чтобы человек выглядел настолько пугающе спустя считанные дни после последней встречи. Малфой словно ссохся, хоть и оставался прежней комплекции, поникшие плечи и глубоко залёгшие тёмные тени вокруг покрасневших воспалённых глаз вызывали ощущение тяжело протекающей смертельной болезни. Однако Гермиона понимала, что неизлечимый недуг носит отнюдь не телесный характер.       — Чувак, ты выглядишь так, будто сдох неделю назад, — Блейз напряжённо прищурился, рассматривая друга.       — Благодарю, — с наигранной вежливостью ответил Малфой, неловко оттолкнувшись от стены, через силу поднимаясь на ноги. Он спрыгнул с лестницы, окинул взглядом озадаченных однокурсников и направился в конец коридора к ближайшему горящему факелу. Блейз, Луна и Гермиона обеспокоенно переглянулись и последовали за ним. — У нас нынче обновился состав «золотого трио»? — небрежно бросил он через плечо, не оборачиваясь. — Или Грейнджер посчитала уместным сорвать ваше вечернее рандеву?       — Вообще-то, Гермиона любезно пригласила меня присоединиться к ней с Блейзом, — уведомила его Луна, когда все четверо поравнялись. — Думаю, причина в том, что ей некомфортно находиться с ним наедине…       — Кажется, это нам с тобой постепенно становится некомфортно с ними находиться, — непрозрачно намекнул Забини, обнимая Лавгуд за талию и уводя в сторону на коридорной развилке. — Увидимся завтра, — Забини многозначительно взглянул на Малфоя, едва заметно качая головой. — Пока, Грейнджер.       Гермиона рассеянно кивнула на прощанье, провожая взглядом две удаляющиеся фигуры. Она медленно повернулась к Драко, встречаясь с взглядом его погасших серо-голубых глаз. Она тяжело вздохнула, стараясь подавить грызущее чувство холодного, липкого напряжения в совокупности с горько-сладким волнением от долгожданной встречи.       — Обнять тебя хотя бы можно? — мрачно спросила она слабым голосом, глядя на него исподлобья.       — Отчего же нельзя?       Драко изо всех сил пытался выглядеть непринуждённо. Словно это не он несколько часов назад побывал в аду. Словно не его душа в очередной раз раскололась от Непростительного. Он смотрел, как Гермиона в нерешительности делает шаг навстречу, спрятав палочку в карман, и затаил дыхание.       «Идиот. Просто грёбаный неудачник».       Она обняла его несмело, прислушиваясь к каждому его движению. Эти объятия были такими хрупкими и невесомыми. Гермиона чувствовала, как напряглось его тело, как его руки, возможно, против воли потянулись к её плечам, неуверенно прижимая к себе. Кажется, Драко почти не дышал. Его пульс был таким слабым и редким, а подушечки пальцев ощущались словно ледышки сквозь ткань байковой рубашки.       Малфой ничего не мог с собой поделать. Он тихо радовался тому, что Гермиона всё ещё не послала его ко всем чертям. Что всепрощающая гриффиндорская душа пока ещё не отвергла его растерзанную. В тишине коридорного полумрака под пляшущими тенями факельного огня Драко пытался привести мысли в порядок перед тем, как заговорить, чтобы Грейнджер не успела задать свой вопрос, на который он не сможет ответить. Самое время перейти к причине, почему он здесь.       — Я слышал, ты снова проебалась с окклюменцией?       Гермиона отстранилась от него, нахмурившись.       — Может, и проебалась, откуда ты вообще об этом узнал? — с недоумением взглянула она на Драко. Он выгнул бровь, заслышав острое словцо, и едва заметно улыбнулся уголком рта. Смешная сквернословящая Грейнджер.       — Тео с Грегом об этом трепались, когда я вернулся. Повезло, что тебе попался Лонгботтом.       — Ясно, — хмыкнула она, закатив глаза.       Драко заправил ей за ухо выбившуюся прядь и отшагнул назад, засунув руки в карманы для надёжности.       — Обливиэйт или Непреложный обет?       — Обливиэйт, конечно, — смущённо ухмыльнулась Гермиона, опустив взгляд. — Не хватало ещё бедняге Невиллу умереть из-за такой глупости, случайно проболтавшись.       — Ну, он тебя всё ещё узнаёт или ты в заклятии Забвения так же «хороша», как и в контроле собственного разума? — с издёвкой поинтересовался Драко, одаривая Гермиону нежно-холодной полуулыбкой.       — Хватит паясничать, Малфой, — перекривила его она. — Что привело тебя сюда? Я думала, ты снова принялся избегать меня. Я ведь сболтнула лишнего, не подумав.       — Перестань, Грейнджер, — отмахнулся он, устало прикрыв глаза. — Я здесь не для того, чтобы выяснять отношения. Я хочу помочь тебе.       — Помочь мне? — переспросила она, удивлённо вздёрнув брови.       «Себе помочь. Мне нужна помощь, чёрт побери, иначе я бы просто свихнулся. Мне нужно побыть с тобой хоть немного. Пожалуйста».       — Твоя окклюменция — это какой-то ёбаный стыд, Грейнджер. Попадись ты Пожирателям — утащишь за собой в могилу не только меня, но и всех своих друзей.       Лицо Гермионы стремительно утратило былую решительность, сменившуюся панической растерянностью. Малфой знал, что сыграть на её чувстве ответственности за близких людей будет верным, а главное — рабочим решением.       — Мне бы не хотелось, чтобы ты утруждал себя вынужденным пребыванием в моей компании, если тебе она некомфортна, — едва слышно пробормотала она, разглядывая каменные половые плиты.       — Как-нибудь переборю себя, — слабо усмехнулся Драко. — Пойдём.       Он кивнул в сторону лестниц и направился к ним, пока Грейнджер не успела что-либо возразить. Ещё один тяжёлый вздох спустя она поплелась за Малфоем, заранее зная, куда он её ведёт.       Пробравшись сквозь жёлтую вязкую полутьму, минуя десятки каменных ступеней до места назначения, они остановились у привычной стены с секретом или, если быть точнее, с бесконечным множеством секретов. Через несколько мгновений в стене возникла простая прямоугольная деревянная дверь с металлической ручкой. Драко повернул её и шагнул внутрь, оставляя дверь открытой для Гермионы, что настороженно разглядывала предложенное Выручай-комнатой помещение.       Оно было совершенно пустое. Ни единого предмета, ни окон, ни даже стульев. Потолок, стены и пол смешивались друг с другом сплошным серым цветом, единственным выделяющимся пятном были несколько свечей, горящих бело-голубым пламенем, плавно левитирующих в воздухе. Переступив порог комнаты, Гермиона изумилась, насколько странно ощущалась поверхность пола под ногами. Он напоминал ластик для карандаша — мягкий, вбирающий в себя звуки шагов.       — Чем обоснован такой выбор? — полюбопытствовала Грейнджер.       — Усталостью, — голос Малфоя был похож на безэмоциональный полушёпот за неимением исчерпанных тембровых ресурсов. — Я ничего не выбирал. Просто пожелал, чтобы комната открылась и ничего внутри неё не отвлекало. Садись.       Он опустился на пол в позу по-турецки и жестом указал на место напротив себя. Всё происходящее давно перестало напоминать нечто привычное, поэтому Гермиона предпочла сдаться чувству неопределённости, и, остановившись на безопасном расстоянии, села напротив Малфоя, повторяя его позу. Некоторое время они безмолвно глядели друг на друга, пока Драко, наконец, не заговорил.       — Как себя чувствуешь? Есть ли что-то, что беспокоит тебя? Помимо очевидного, конечно.       — Помимо очевидного — ничего.       — Очень хорошо, — он плавным движением вынул палочку из кармана, отметив мельком, как во взгляде Грейнджер пронёсся едва уловимый намёк на страх. — А теперь закрой глаза и вспомни, что говорил Снейп.       — Я и не забывала, — огрызнулась она, сомкнув веки.       — Может, и не забывала, но ты ни черта не сделала, как он сказал.       Его тон ожесточился, а последние слова прозвучали почти агрессивно. Гермионе это совсем не понравилось. Её разрывало от слепого неведения, с Малфоем определённо происходило что-то ужасное, и всё, что ей оставалось, — лишь теряться в догадках, которые сейчас она будет вынуждена прятать, отрицать, ведь Драко не даст ей ответа.       — Я не понимаю, как, — притихшим голосом сказала Гермиона. — Не понимаю, как можно заставить себя поверить в то, что реальность — ненастоящая.       — Я тебя научу, — в той же жестокой манере произнёс Малфой. — Когда от этого будет зависеть твоя жизнь и жизнь твоих близких, ты будешь способна поверить во что угодно. Возьми себя в руки, Грейнджер. Сосредоточься на том, чего не должно быть в твоей голове. И сделай так, чтобы я этого не увидел, — его хриплый голос немного смягчился. — Услышь свои воспоминания. И заставь их замолчать. Вместо назойливого шума из голосов и звуков я должен услышать тишину. Вслед за шумом уйдут и образы.       Гермиона внимала каждому слову. В ней бушевал целый океан мыслей и эмоций, которые было просто невозможно как-либо подавить. Так много вопросов без ответов, столько переживаний и чувств от внезапной близости с человеком, о котором она беспрестанно думала и по которому безумно скучала. То, как он выглядел и как себя вёл, не давало ей покоя.       — Ты слишком часто дышишь, Грейнджер, — с осуждением изрёк Драко. — Ты думаешь не о том. Твоё поведение выдаёт твоё эмоциональное состояние, которое абсолютно неприемлемо для практики.       — Я… я стараюсь, просто…       «Просто я тоже чертовски устала. От постоянного напряжения, от надвигающейся опасности, от того, что тебя нет рядом, и я понятия не имею, что с тобой происходит».       Дабы удержать поток мыслей, рвущихся наружу, Гермиона стиснула зубы и зажмурилась ещё крепче. Ей не хотелось видеть его лицо. Его покрытые льдом серо-голубые радужки глаз, взгляд которых совсем недавно был способен растопить сердце и окутать теплотой. Сейчас же от него становилось зябко и неуютно, а тело бил колючий озноб.       — Ты не стараешься, — хладнокровно заключил Малфой. — Через минуту я применю к тебе легилименцию, найди в себе силы взять верх над своими эмоциями. Пока ты не сделаешь этого, как бы ты ни убеждала себя в неверии и отрицании, они не сработают. Окклюменция несовместима с эмоциональностью, эти понятия противоречат друг другу.       «Так и в жизни, да? Ты — окклюменция, я — эмоциональность. Невероятно смешная шутка».       Гермиона усмехнулась глупой бессмыслице. Её глаза всё ещё были закрыты. Нужно делать то, что он говорил, раз уж события приняли такой поворот. Возможно, если она постарается как следует, ей удастся поговорить с Драко. Вряд ли спонтанный урок окклюменции был вызван лишь тем, что она облажалась на уроке у Снейпа. Несмотря на обиду, охватившую её против воли, что росла, удобряясь тягостными мыслями и домыслами изо дня в день, Гермиона помнила о том, что чувства Малфоя — настоящие, и причина внезапного отчуждения — не стылое сердце, а необходимость. Пусть и мнимая.       Прислушиваясь к тишине в комнате, Гермиона сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Продолжая размеренные циклы дыхания, она отвлеклась на случайно вторгнувшуюся мысль о том, как выглядит комната. Не нужно было тратить много времени на её изучение, чтобы убедиться в её безусловной пустоте. А что если бы здесь оказался Гарри?       В углу воображаемой комнаты появился знакомый силуэт с взъерошенными чёрными волосами и с круглыми очками на носу. Постепенно обрисовавшееся лицо было покрыто испариной, промокшая от пота футболка прилипла к телу.       — Я снова видел его, — пролепетал он, часто моргая. — Там, в подземелье…       Нет. Этого никогда не было.       — Он пытал его…       Нет. Это неправда.       Образ Гарри продолжал шевелить губами, но слов было не разобрать. Чёткий абрис постепенно размывался, превращаясь в расфокусированное пятно.       — Кажется… Кажется, я поняла, — с воодушевлением произнесла Гермиона, радуясь своему маленькому достижению. — Думаю, у меня получилось.       Совсем позабыв о том, что её время ограничено, она распахнула веки и вздрогнула. От былого восторга не осталось и следа, когда её взгляд упал на направленную в неё палочку.       — Твоя первая ошибка: крошечный успех — не повод для радости, — ожесточённо прошипел Малфой. — Окклюменция не терпит отвлечений и эмоциональных всплесков. Но я дал тебе всего одну минуту, и она истекла…       — Постой, подожди, я попробую ещё раз, пожалуйста…       — Легилименс!       Словно волной ледяной воды, Гермиону затянуло в калейдоскоп из собственных воспоминаний, что с бешеной скоростью сменялись друг за другом и смешивались в один сплошной водоворот.       — …Он пытал его… Наземникуса…       — …Мистер Малфой больше не сможет выполнять требования старостата…       — …Гермиона, разве это не тот мальчик, что постоянно обижал вас с Гарри и Роном и обзывал тебя тем странным словом…       — …Мы спасём твоих родителей, но нужно действовать очень быстро…       — Нет, Грейнджер. Соберись!       Гермиона схватилась за голову, пытаясь остановить поток мыслей, но всё было тщетно.       Спальня в слизеринских тонах, пастельно-голубое платье спадает на пол, тихо шелестя тканью… Нежные касания губ на ключицах…       — Отрицай, мать твою! Не думай о том, чего не было, это всё твои фантазии!..       — Хватит! — закричала Гермиона, вцепившись ногтями в кожу головы. — Дай мне передышку, ты же видишь, я потеряла контроль!       — Ты никогда его и не обретала, — надменно выплюнул Малфой, резко опуская палочку. — Тебе настолько дороги твои воспоминания, что ты не готова расстаться с ними ни на минуту. Ведёшь себя, как ребёнок, будто не понимаешь всей серьёзности ситуации.       — Я понимаю серьёзность ситуации! — оскалилась Грейнджер. — Но ты чрезмерно давишь на меня. Я просто не успеваю…       — О, прости, что помешал своим вторжением, — ядовито процедил Драко, презрительно прищуриваясь. — Тёмный Лорд ведь обязательно спросит разрешения, прежде чем залезть в твою башку.       Они буравили друг друга яростными взглядами. Малфой чувствовал себя последней сволочью и совершенно бездарным учителем, срывающим злость на учениках, но ничего не мог с собой поделать. Он был в бешенстве лишь от одной мысли, что Грейнджер вместе с Поттером и Уизли в один прекрасный день приволокут к Волдеморту, и им не придётся даже ничего говорить. Он прочтёт их, словно открытую книгу. Но если бы она научилась закрывать свой разум, если бы показала этим придуркам, как владеть окклюменцией…       — Давай ещё раз, — решительно проговорила она, сжав руки в кулаки.       Драко хмыкнул, слегка склонив голову набок. Этот ледяной взгляд… Мерлин, как же Грейнджер его ненавидела.       «Откуда в нём столько высокомерности, столько презрения? Для чего эта броня? От чего он пытается защититься?»       — Твои страхи и всё, что тебе дорого, лежит на поверхности, — ухмыльнулся Малфой, растягивая слова. — Ты можешь сколько угодно маскировать их менее значимыми воспоминаниями, но стоит лишь немного надавить, и тебя неизбежно прорвёт. Пока ты не научишься избавляться от тайн, как от ненужного мусора, тебе не выстоять, Грейнджер. В момент атаки легилименции для тебя не должно оставаться ничего святого.       Он говорил жестокие вещи. Неужели Драко всё это время настолько безжалостно обнулял собственный разум всякий раз, когда подвергался проверке? Неужели был вынужден уверовать в ложь ради безопасности близких? Ради её безопасности?       «Выходит, окклюменция не для малодушных. Она подвластна либо отчаянным героям, либо патологическим лжецам, либо бездушным убийцам».       Это открытие не на шутку встревожило Гермиону, поскольку сейчас она не была уверена и терялась в догадках, к какой категории относится Драко. Она знала, что у него много тайн, и он умеет лгать. И что однажды с его палочки уже срывалось убивающее заклятие. Возможно ли, что баланс тьмы и света внутри него на данный момент намного более шаток, нежели могло казаться раньше?       — Постараюсь в этот раз не разочаровать тебя, — сказала она тем же пренебрежительным тоном. Малфой недоверчиво изогнул бровь и вновь направил на Гермиону палочку.       «Ты ненастоящий. Ненастоящий. Мои глаза мне лгут, а воспоминания — выдумка».       — Легилименс!       Ты ненастоящий… Я выдумала тебя и всё, что нас связывает.       — О чём ты думаешь?       — О тебе. И о том, что нам посчастливилось обладать тем, что принадлежит только нам двоим. Даже когда мы далеко друг от друга.       Этого… не было. Нет, этого нет в моей голове, это наваждение…       — Я так не думаю, Грейнджер. По-моему, ты сейчас пытаешься меня убедить в том, что всего этого не было, а не себя.       Его Чёрная метка на левом предплечье. Уродливое клеймо на белоснежной коже, безобразный череп. Её поцелуи, касающиеся каждого дюйма омерзительной змеи, выползающей из костлявого рта.       — Что ты делаешь?       — Теперь это часть тебя. И я принимаю её со всеми последствиями.       — Отвратительно, тебе самой не противно хранить такие воспоминания? — брезгливый шёпот, казалось, раздавался прямо у неё в голове.       — Убирайся! Ты сам выискиваешь их и подсовываешь мне!       Драко привлёк её к себе, обнимая за талию так, будто танцевал с ней каждый день. Гермиона опустила вторую руку ему на плечо, борясь с желанием скользнуть ладонью к шее и волосам. Это было так странно — танцевать у всех на глазах, но не сметь улыбнуться друг другу…       — Ты не слышишь меня, Грейнджер, и продолжаешь плескаться в иллюзиях.       — Я не могу окрестить иллюзиями то, что было самым важным и настоящим в моей жизни!       — Это ложь. Всё, за что ты так отчаянно борешься, — фальшивка.       — Нет! Замолчи!       Он крепко обнял её, подхватил и закружил над землёй. Её заливистый смех отзывался раскатистым эхом в воспоминании.       — Эй, отпусти меня, надорвёшься ещё!       — Издеваешься? Ты лёгкая, как пёрышко.       Как поступил Гарри? Это ведь было так просто, хоть и довольно опрометчиво. Ей всего лишь нужна её палочка и одно простое заклинание…       — Как я счастлива снова целовать тебя. И вдыхать твой запах.       — Тебе необязательно озвучивать свои мысли, Грейнджер, я и так их прекрасно слышу.       Гермиона дрожащей рукой нащупала древко в заднем кармане джинсов.       — Обязательно наложи согревающие чары, если тебе будет холодно. Бал уже через несколько дней…       — Протего!       Видеоряд в её голове резко оборвался, дышать стало намного легче, но теперь перед глазами возникли другие, незнакомые картинки.       Трое людей, очевидно, семья. Все мертвы. Мужчина средних лет, маленькая девочка и беременная женщина.       — Господи… Что за…       — Это нормально, Драко, — пронизывающий до костей шипящий голос заполнил собой каждую клеточку мозга. — Скоро это пройдёт. И ты почувствуешь свободу. По-настоящему почувствуешь, что это правильно.       Грейнджер ощутила, как по венам растекается страх. Был ли он её собственным? Или это проекция легилименции? Вероятно, и то, и другое.       Раскаты грома, ослепительные вспышки молний. Потоки дождя, стекающие по лицу, шее, пробираются под одежду. Яростный крик, испепеляющий горло и разрывающий грудь. Боль, боль, повсюду боль, каждая часть тела словно испещрена многочисленными язвами от невыразимости того ужаса, что кипит и дымится внутри, разъедая плоть.       Чёрные тучи проносятся с бешеной скоростью. Где-то в нескольких дюймах ударяет молния — да разве это важно? К тому же, пока он обращён в дым, ему ничего не грозит.       Виднеется окраина Хогсмида. Уже стемнело. Благо, здесь нет дождя. Сорвав с себя Маску, Драко бежит что есть мочи к замку, несколько раз чуть не упав. Ужин в самом разгаре, все студенты и профессора в Большом зале.       Следующая локация — подземелья. Он несётся со всех ног по тёмным коридорам. Картинки сменяются каждую секунду, улавливать и осознавать происходящее приходится молниеносно, чтобы ничего не пропустить. Как чтение бегущей строки, которая движется слишком быстро, но несёт в себе очень важную информацию.       Кабинет Снейпа. Дверь едва не срывается с петель. На удивление, профессор всё ещё здесь, а может, уже отужинал. Он резко оборачивается на незваного гостя, его привычно статичное выражение лица сменяется беспокойством.       — Я убил ребёнка, — выпаливает Малфой, задыхаясь от долгого бега и паники. — Я убил маленькую девочку, я убил её!..       — Драко, успокойся, — Снейп в несколько широких шагов пересекает крошечный кабинет, приблизившись к своему подопечному, и сжимает руками его плечи. — Что за ребёнок? Ты был на задании?       — Бэрки, — хрипит он, лихорадочно оббегая невидящим взглядом пузырьки с зельями и ингредиентами для них, стол с котлом, встревоженное лицо профессора, нависающего над ним, но Драко не различает ничего. — Они все мертвы. Он заставил меня убить их ребёнка. Заставил… убить…       Он кривится, зажмурив глаза, из его груди вырывается надрывный всхлип. Гудящие от перенагрузки ноги бьёт крупная дрожь, они гнутся под весом тела. Малфой сползает по стене на пол, его трясёт, слёзы застилают глаза.       — Драко, — словно издалека зовёт его Снейп, обхватив ладонями его лицо. — Драко, посмотри на меня! У тебя сильный стресс, я дам тебе успокаивающую настойку…       — Сотрите мне память, — взмолился Малфой, наконец, встретившись взглядом с профессором. — Вы же знаете, как это сделать. Умоляю, уничтожьте этот чёртов кошмар, я не могу с этим жить.       — Разумеется, знаю, — Снейп пытается говорить как можно спокойнее, но состояние Драко от этого нисколько не улучшается. — Но я не стану этого делать. Тебе нужно прожить этот опыт. Иначе дальше ты будешь окунаться в это снова и снова, заново переживая очередное потрясение, словно впервые.       Драко лишь сокрушённо качает головой, кривясь от удушья. Будь он сейчас в здравом рассудке, согласился бы с Северусом, но в данную секунду он желает лишь одного: сбежать от ужаса, творящегося в его голове и искалеченной душе.       Он чувствует, как крепкие пальцы сжимают его подбородок, а к губам прижимается холодное стекло пузырька с зельем. Резко вдохнув, Малфой закашливается, поперхнувшись терпкой горькой жидкостью, но уже спустя несколько секунд удушье постепенно начинает отступать. Сведённые судорогой мышцы тела расслабляются, а остатки несчастного сердца будто перетягивают ветхой лентой, хотя бы на время соединяя их друг с другом.       Он открывает воспалённые глаза. Снейп всё ещё сидит перед Малфоем на корточках, внимательно изучая его лицо.       — Выслушай меня, — тихо просит профессор. — Я постараюсь сделать всё, чтобы тебе не пришлось вновь проходить через такое, но ты должен помнить, что тебе всё равно придётся убивать. Я попробую убедить Тёмного Лорда больше не сопровождать тебя на задания, Беллатриса поручится за твою добросовестность, как это и было оговорено раньше, но если ты хочешь скорее покончить со своими испытаниями, ты должен наладить… как можно быстрее, займись…       Голос Снейпа начал прерываться, хотя губы продолжали шевелиться. Неожиданно картинка вдруг размылась, погасла, и Гермиона обнаружила себя отброшенной к стене внутри серой комнаты. Выроненная из рук палочка укатилась в дальний угол. Грейнджер пыталась отдышаться, часто моргая, в попытке вернуться к реальности после ужасающего путешествия. Поясница и лопатки ныли от удара.       Когда зрение прояснилось, её взгляд проскользнул по комнате и остановился на Драко. Он лежал на полу, неловко оперевшись на локоть, и часто дышал, шумно хватая ртом воздух. Он смотрел на Гермиону совершенно диким, затравленным взглядом, крепко сжимая направленную на неё палочку в дрожащей руке. Словно очнувшись от временного помутнения, Малфой выронил древко и ползком попятился к противоположной стене, испугавшись самого себя, своих чудовищных воспоминаний и ожидаемой реакции Гермионы, которой довелось узреть собственными глазами его крах.       Она не должна была этого увидеть. Его Гермиона слишком чиста и непорочна для той зловонной грязи, в которой он вынужден тонуть, захлёбываясь, силясь урвать хоть немного воздуха, пытаясь продержаться на поверхности лишних несколько секунд. Он беспрестанно хватался за соломинку — образ, сотканный из её мелодичного голоса, тёплого взгляда и сладкого запаха, и ему почти всегда удавалось выбраться на поверхность, но соломинка всякий раз обрывалась, и он снова падал на дно.       Он видел, как её сковало парализующим ужасом. Как она вжалась в стену, отброшенная заклинанием. Она боялась его, она наверняка считала его бессердечным монстром, не отдающим себе отчёта в своих действиях.       Им было до одури душно и страшно. Эта встреча была большой ошибкой.       — Прости, — шёпотом пролепетал Драко, нервно сглатывая. — Прости…       Гермиона медленно покачала головой, зажав рот рукой, а второй сминая рубашку на груди. По её щекам катились слёзы, сквозь пальцы просачивались рваные выдохи. Видеть её такой было ещё невыносимее, чем не видеть вовсе.       — Прости, — снова сорвалось с дрожащих губ Малфоя. Он упёрся спиной в стену, притянув колени к груди. Эмоции Грейнджер лишь сдабривали его боль, но он упорно изводил себя, отчаянно вглядываясь в её глаза в поисках ненависти и осуждения.       Он должен уйти. Сейчас же. Просто встать и сбежать, потратив последние крупицы сил. Неважно, куда. Лишь бы не находиться здесь, не осквернять своим присутствием место, где находится она.       «Ты чёртов эгоист, Малфой. Смотри, что ты наделал, не в состоянии прожить своё дерьмо самостоятельно. Соверши хотя бы один благородный поступок за сегодня — съебись к чёртовой матери и оставь её одну».       Но он так и не смог сдвинуться с места. Ему хотелось взвыть от бессилия и собственной грёбаной беспомощности. Почему она ещё здесь? Пусть перестанет смотреть на него, пусть не дышит так громко. Он зажмурился, стиснув зубы, и закрыл уши ладонями.       «Давай, Грейнджер, сейчас самое время убраться отсюда. Надеюсь, ты догадалась, что у меня не выходит сделать это. Уходи, умоляю. Просто. Уходи».       Он будет сидеть так до тех пор, пока не почувствует вибрацию запирающейся двери. Шумопоглощающий пол не даст услышать удаляющихся шагов. Ну почему секунды тянутся так медленно? В темноте и тишине время, как жвачка, растягивалось, будто издеваясь.       Его лица коснулся едва уловимый поток воздуха.       Ледяные ладони оказались во власти тёплых рук, смело сжимающих окоченевшие пальцы. Драко открыл глаза, сильнее вдавившись в стену, когда осознал, что происходит. Грейнджер упала перед ним на колени, обнимая его лицо, и с горечью сожаления всматривалась в его глаза.       — Почему ты не ушла? — в недоумении прошептал Драко, едва шевеля губами.       — Почему ты не сказал мне? — с надрывом вопрошала она. — Неужели ты и вправду намеревался пережить это в одиночку?!       «Что она несёт? Какого хрена… Чёрт, Грейнджер».       И Малфой сдался. Потому что силы покинули его и продолжать держать в заключении душу, разрывающую грудь, ломая рёбра, уже не представлялось возможным. Он никогда никому не показывал своих слёз. Но сейчас пусть она заберёт их — это дано только ей.       Гермиона порывисто притянула его к себе, прижав его голову к груди, и запустила пальцы в белокурые волосы. Тело Драко сотрясалось от высвобождающихся эмоций, наконец-то, он может оплакать свой вопиющий, бесчеловечный поступок, породивший напрасную смерть невинной души. Бессознательно, вслепую его руки обессиленно потянулись к тонкой талии Гермионы, заключая её в слабые объятия. Он чувствовал, как она плачет, тихо разделяя его боль, по кусочкам забирая её себе вместе со слезами Драко, намочившими её рубашку. Её исцеляющая любовь была не чем иным, как магией, сильнейшей магией, недоступной большинству чистокровных волшебников. И он чувствовал это, плавно, постепенно избавляясь от неподъёмного груза скорби и тяжести учинённого злодеяния.       — Ты не хотел этого, — утвердительно сказала Гермиона, хоть голос её не на шутку подводил. — Господи, как же страшно, Драко!.. Теперь я ненавижу его ещё больше. За то, что принуждает тебя исполнять его извращённые прихоти, рвать душу на куски, забирая жизни детей.       «Я тоже ненавижу его, Грейнджер. Ты даже не представляешь, насколько сильна и всеобъемлюща эта ненависть. И моё бессилие меня убивает. Если бы я только знал, как убить эту тварь. Но это, блять, настолько же непостижимо, как и найти способ быть с тобой, не рискуя нашими жизнями».       С каждой пролитой слезой Драко ощущал, как постепенно наступает освобождение. Как охвативший его тело и душу мрак просачивается сквозь глаза, кожные поры и растворяется в воздухе. Если бы его слёзы оказались чёрной смолой, он бы не удивился. С недавних пор ему казалось, что он покрыт ею с ног до головы, а люди, встречающиеся ему на пути, просто слишком вежливы, чтобы поинтересоваться, как он умудрился так выпачкаться.       Но Грейнджер прижимала его к себе всё сильнее, будто не замечая, как сама покрывается грязью. Ей всегда было плевать на душевные и духовные нечистоты. И если нужно было нырнуть в них с головой, чтобы в очередной раз вытащить Драко на поверхность, она без раздумий делала это. Потому что кроме неё больше некому.       — Скоро тебе станет легче, — приговаривала она, целуя его в макушку. — Исцелиться, конечно, не выйдет. Но если моё присутствие тебе поможет, я буду рядом столько, сколько потребуется…       Она осеклась, вздрогнув от резкого движения. Малфой выпутался из её объятий, обхватил ладонями лицо Гермионы и прильнул к её губам. Он целовал её неистово, донельзя искренне, заходясь безысходной дикостью, словно делал это в последний раз.       У Гермионы перехватило дыхание от вкуса отчаяния и соли на губах, от жара, исходившего от Драко из-за прилившей к лицу крови и влаги на щеках. Мечтая об этом моменте с ним, она и помыслить не могла, что их поцелуи могут быть несладкими. Но оттого не менее прекрасными. Болезненно-необходимыми.       Драко бесконечно жалел, что не сказал ей раньше о том, как любит её. Слова, которые пугали, которые значили слишком много — и были теми самыми, что она заслуживала услышать. Но не сейчас. Теперь уже нет. Он не посмеет причинить ей ещё больше боли после того, что она увидела. Убийца имеет право на чувства, но говорить о любви — не его прерогатива. Как и вслушиваться в искренние признания — оскорбительно по отношению к Грейнджер.       — Пожалуйста, не говори мне больше, что любишь меня, — сдавленно прохрипел он, соприкасаясь с ней лбом.       — Хорошо, — без колебаний ответила она, будто признавая свою ошибку. — Не буду. Тебе ведь и так это известно.       — Как и тебе.       «Я знаю, тебе известно о моих чувствах, Грейнджер».       Прежде чем она успела осознать, что сейчас произошло, Драко снова накрыл её губы своими. Не потому, что это было приятно, или из-за того, что им двигало вожделение, а потому, что её поцелуи были глотком прохладной воды, её неисчерпаемым источником. А он чертовски хотел пить, его замучила жажда, порождённая адским пламенем, разгоревшимся внутри, превращая внутренности в испепелённое пожарище.       — Я знаю, что тебе нужно, — прошептала Гермиона, лаская дыханием его ухо. — Тебе необходимо смыть с себя тяготы прошедшего дня.       «Одного из худших дней в моей жизни», — хотел добавить Малфой, но у него не было сил произнести это вслух. Как и не было ни малейшего ресурса размышлять над словами Грейнджер. Он просто ухватился за её протянутую руку, с трудом опираясь на ноги, и с ощущением запредельного изнеможения последовал за девушкой, которой так же, как и ему, не терпелось поскорее покинуть проклятое царство серого цвета.