ID работы: 11523527

The Curse of Slytherin/Проклятие Слизерина

Гет
NC-17
В процессе
1714
автор
Lolli_Pop бета
Размер:
планируется Макси, написано 778 страниц, 49 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1714 Нравится 1410 Отзывы 1088 В сборник Скачать

Глава 31.

Настройки текста
Примечания:
      Острые иглы и разнокалиберные лезвия пронзали каждую клеточку безбожно изувеченного тела. Когда повреждаются мягкие ткани, боль перестаёт ощущаться так сильно, если предмет, которым нанесли ранение, не вынимать из раны и не проворачивать внутри. Но боль от Круциатуса не была милосердной. Иглы и лезвия безостановочно вращались вокруг своей оси, самоизвлекались и протыкали кожу заново, не оставляя на теле живого места. Но, разумеется, это не было правдой. Это была проделка разума под влиянием Непростительного заклятия.        Драко не слышал собственного крика, но чувствовал, как горло беспощадно саднит. Извиваться и корчиться на мокром каменном полу подземелья ему не впервой, но единственное, к чему он никогда не бывал готов, это сила гнева Тёмного Лорда. И сегодня он был особенно олютевшим.        — Чем ты занимаешься в Хогвартсе, Малфой? — его спокойный, размеренный голос слишком резко диссонировал с мощностью испускаемого из его палочки заклятия. — Покажи мне. Легилименс!       О да. Проклятый уёбок просто обожал это делать — безотказная и беспроигрышная схема: довести жертву до беспамятства, ослабить её силу воли, а затем внедриться в голову. Грубо, бесцеремонно, с безудержным желанием разоблачить предателя. Но ему было невдомёк, насколько у Драко развился талант не просто отгораживаться от ментального вторжения, а подменять собственные воспоминания качественными иллюзиями.        — Покажи мне! Что ты скрываешь?        — Вы ж-же в-видели, м-м-мой Лорд, — сквозь стиснутые зубы прохрипел Малфой, чувствуя, как из-за прокушенных щёк и языка рот наполнился кровью. — У м-меня не выходит. Ш-шкаф не поддаётся.       — Ложь!       Он очень много работал. Потерял в весе, был бледен, как полотно, из-за вечной бессонницы. У него не было графика: попытки удержаться между светом и тьмой забирали все его свободное время и силы. Чем больше Малфой видел того, что ему было не положено знать, тем больше времени уходило на компенсацию — скрытие жизненно важной информации.        Перед глазами вновь замелькали образы из жизни, которую он не проживал: алкогольные вечеринки в слизеринских подземельях, тренировки по квиддичу, занятия, страстные объятия и поцелуи, умышленно скрытые тьмой, и, конечно же, проклятый Исчезательный шкаф. Это воспоминание было целиком и полностью подлинным.        Руку Малфоя бьёт крупной дрожью. Он с опаской отнимает её от поверхности резного дерева, словно боясь спугнуть магию артефакта. Дверца со скрипом отпирается. Он кладёт в зияющую пустоту треугольного гроба крупное зелёное яблоко, взятое с обеденного стола в Большом зале. Шкаф закрывается. Драко зачем-то продолжает держать руку на дверце — так спокойнее. Будто он всё ещё может контролировать процесс «выздоровления».        Щелчок. Тихий, но отчётливый. Спустя секунду полной неподвижности Малфой хватается за ручку шкафа и с облегчением обнаруживает его абсолютно пустым. Закрывает дверцу. Ждёт следующего щелчка с болезненным предвкушением — сейчас настанет момент истины, от которой одновременно и тошно, и прекрасно вне зависимости от её сути. По крайней мере, сейчас ему так кажется. Оба исхода — своеобразный приговор.        Вновь раздаётся тихий щелчок. Дверца протяжно скрипнула — Драко не торопится смотреть внутрь. Яблоко прибыло на то же место, с которого отправилось в Лондон. На первый взгляд, выглядит безупречно. При детальном рассмотрении Малфой обнаруживает, что это не так. Его словно кто-то надкусил, только на кожуре нет ни единого следа от зубов. Яблоко расщепило.       — Какой же ты жалкий идиот, — прошипел Волдеморт. — Тебе известно, что станет со всеми, кто был тебе дорог, когда мы камень на камне не оставим от замка, в котором ты так любишь прятаться. Тебе не скрыться, Малфой. Ни тебе, ни твоей матери, — он обошёл сотрясающееся в судорогах тело, чтобы видеть лицо мученика, в глазах которого мерцал слабый огонёк жизни. — Ты знаешь срок. Если до конца учебного семестра задание не будет выполнено, Хогвартс падёт, и все дети его погибнут — это будет кровавая бойня. И ты умрёшь, Драко. Я убью тебя, щенок, потому что ты отказываешься исполнять волю Тёмного Лорда.        «Что-то дед сегодня не в настроении».        Малфой усмехнулся своей неозвученной мысли. Наверное, Волдеморт расценил эту эмоцию как безумие, неконтролируемую истерию на фоне страха и невыносимой боли — признак полнейшей обречённости. Но Драко уже давно был мёртв внутри. Он не испытывал тех чувств, к которым взывал его господин. Его сердце окаменело, а страх стал неведом в тот самый день, когда от его руки погибла маленькая невинная девочка. И становилось всё жёстче и холоднее с каждым новым убийством.       Его разум играл с ним. Забавная штука, ведь Малфой почти не помнил, как убивал отца. Его воспоминания о том дне с каждым месяцем становились всё туманнее, временами он терял уверенность, что всё это свершилось взаправду. Он помнил свои эмоции после, помнил, как бежал из Запретного леса. Наверное, всё дело было в том, что Драко не мог видеть лица под маской перед тем, как с его губ сорвалась Авада. Где-то в глубинах сознания он понимал, что делает, но внешне всё было иначе: он лишил жизни безликого Пожирателя. А труп отца с остекленевшим взглядом был фальшивкой.        Дочь Бэрка же была чрезмерно реальной. Слишком живой, она находилась непозволительно близко к пожирательской нечисти, ровно настолько, чтобы Драко успел изучить её вплоть до самых незначительных деталей: маленький вздёрнутый носик, россыпь веснушек, карие глаза. Он помнил её заплаканное лицо и крики. Помнил тот миг, когда он произнёс заклинание и когда её маленькое тельце безвольно опало наземь. Он помнил всё. Она погибла, а он ещё долго метался в агонии.        Малфой глядел в темноту, совсем не замечая, что остался один в подземелье — Тёмный Лорд, как и всегда, бросил его лежать на мокром скользком полу. Чаще всего ему удавалось подняться на ноги и самостоятельно добраться до спальни. Но не сегодня. Похоже, ему понадобится помощь.        — Дэйзи, — едва слышно прохрипел он в пустоту, но этого было достаточно, чтобы затронуть тончайшие вибрации эльфийской магии.        — Хозяин Драко… — пролепетала Дэйзи, протягивая к нему свои тонкие ручки. Её огромные круглые глаза моментально наполнились слезами от увиденной ею душераздирающей картины — как и все эльфы, она была сверхэмоциональна.        — Комната… Нарциссы… — из последних сил выдавил Малфой, морально подготавливая остатки своего самообладания, чтобы не отключиться из-за предстоящей реакции матери. Салазар, хоть бы она не впала в истерику. Драко необходима её холодная голова, ибо только она сможет сейчас ему помочь.        Дэйзи схватила его бледную дрожащую руку, и спустя всего мгновение перед глазами Малфоя заплесневелые стены подземелья сменились небесно-голубым уютом материнской спальни — эльфийка аппарировала его прямо на кровать у изножья, на случай если хозяйка в этот момент отдыхала. Нарцисса неподвижно стояла в центре комнаты, сцепив руки в замок. По колышущимся полам платья было ясно, что она не находила себе места всё это время, мечась по комнате и гадая: выдержит ли её сын очередную пытку.        — Драко! — она бросилась к нему, падая на колени, крепко сжав его руку. — Мой мальчик… Мерлин, когда же он оставит тебя в покое! — она плакала, крепко зажмурив глаза, прижавшись губами к грязным костяшкам его холодной бледной руки.       — Мам… — из последних сил прошептал Драко. — Зелье…       Нарцисса неистово закивала и поспешила к своей прикроватной тумбочке. Сняв с неё все защитные чары, она достала из кармана платья миниатюрный резной ключик и отперла им единственный ящик. Малфой не знал, сколько всё это заняло времени, возможно, несколько секунд, а может, больше минуты, но лишь когда узенькое горлышко стеклянного пузырька коснулось его губ, он догадался, что, по всей видимости, почти потерял сознание — веки бесконтрольно опустились, погрузив тело и разум в обволакивающую тьму, лишённую боли.        — Выпей, сынок, пожалуйста, — бормотала Нарцисса, крепко ухватив Драко за подбородок и приподняв его голову. — Вот так.        Приятная жидкость на вкус напоминала мятный сироп. Северус постарался. Он действительно был мастером своего дела: обычно все зелья, предназначенные для того, чтобы волшебнику стало легче, неизбежно причиняют ещё больше мучений, прежде чем избавляют от болезненных симптомов.        Как только зелье коснулось языка, Драко почувствовал, что боль отступает. Снейп готовил снадобья по просьбе Нарциссы, регулярно пополняя её тайные запасы — об этом знали лишь они двое и Драко с Дэйзи. Мать позаботилась о том, чтобы в её комнате всегда имелось достаточное количество обезболивающих и восстанавливающих зелий лучшего качества именно для Драко, ибо, узнай о них остальные Пожиратели, большинство из которых также подвергаются регулярным пыткам, запасы исцеляющих эликсиров исчерпывались бы моментально.        — Я боялась, что так будет, — причитала Нарцисса, опустившись на кровать рядом с сыном, рассеянно перебирая его влажные волосы. — Тёмный Лорд в последнее время чрезмерно вспыльчив. Он часто отлучается из поместья на несколько дней, а по возвращении рвёт и мечет, как венгерская хвосторога.        — Куда? — слабо прошептал Малфой — его голос был безнадёжно сорван.        — Никто не знает. Я бы могла предположить, что он снова ищет союзников, но сейчас он всегда уходит один. И неизменно возвращается раздражённым, жестоко наказывая любого, кто осмелится к нему подойти и, не дай Мерлин, проявить хотя бы малейшее любопытство.        Драко хоть и был слишком слаб, но не мог не анализировать услышанное. Волдеморт никогда не вёл себя подозрительно, чётко следуя собственным правилам во имя исполнения каждого пункта своей идеологии. Он всегда был на виду, ни разу не покидал пределы мэнора в одиночку. Нужно отдать ему должное: то, что он требовал от своих верных псов, он исправно выполнял сам — оставался предельно прозрачным в своих намерениях, ничего не скрывая.        — Когда это начало происходить?        Нарцисса тяжело вздохнула и улеглась рядом, мягко сжимая плечо ослабевшего сына.       — Несколько дней назад, — её тон был пронизан ненавистью. — Он не уходит надолго. Но ежедневно отсутствует в течение нескольких часов. Мне кажется…       — Он что-то ищет, — Драко уловил её мысль, что с самого начала показалась ему очевидной. — Но его поиски ни к чему не приводят.        — Или кого-то, — предположила Нарцисса. — Что, на мой взгляд, маловероятно, иначе он бы не шёл в одиночку, без Пожирателей.        Они погрузились в молчание. Малфой чувствовал, как тело постепенно расслабляется, даруя его измученному организму долгожданный отдых. Он прислушивался к коротким вдохам матери, лежащей позади него. Казалось, она всякий раз задерживала воздух в груди, боясь выдохнуть — неозвученный вопрос вертелся на её языке, но Драко не знал, какой ответ она хочет услышать.        — Чем ты так сильно разгневал его? — наконец произнесла Нарцисса.        — Оттягиваю вторжение в Хогвартс, очевидно. Чем же ещё.        — Драко…       — Мам, — он перебил её, не желая выслушивать одно и то же из раза в раз. — Я сделаю всё, что он хочет, ясно? Пожалуйста, не нужно. Мне и так тошно.        Он крепко зажмурил нещадно пекущие глаза, поёжившись от озноба — восстанавливающее зелье провоцировало небольшое повышение температуры тела. Нарцисса аккуратно приподнялась с кровати, накрыла Драко тёплым пледом и наложила на него согревающие чары.        — Перед тем, как ты заснёшь, — в нерешительности начала она, — я бы хотела кое-что узнать… Ты медлишь из-за того, что не хочешь разлучаться со своей… подругой?        Подругой.       Малфой невесело ухмыльнулся, не размыкая глаз. Он ждал нечто подобное, мать никогда не отличалась чувством такта, непременно должна была знать обо всём, что не давало ей покоя.       — Нет, мам. Дело не в этом.        Ей вовсе необязательно знать все причины. Вовсе необязательно знать, что уже почти целый месяц Драко помогает молодым участникам Ордена Феникса в обучении навыкам профессиональной борьбы, чтобы однажды они сумели противостоять таким, как он.        — Надеюсь, так и есть, — со строгой грустью проговорила Нарцисса. — В противном случае это было бы крайне глупо с твоей стороны. Мне бесконечно жаль, что ты оказался втянут в эту западню, Драко, но я бы хотела, чтобы ты не забывал о том, что идёт война. И, к несчастью, на тебя возложена огромная ответственность. От твоих действий зависят наши с тобой жизни — то, что осталось от нашей семьи. Умоляю тебя: будь благоразумен. Не зли Тёмного Лорда, он должен тебе доверять.        Не дожидаясь ответа, она покинула комнату, тихо шелестя полами платья. Несмотря на то, что они слишком мало общались и очень многое должны были обсудить, Нарцисса сделала над собой усилие, взяв под контроль собственные эмоции и неуёмную материнскую любовь, и оставила Драко одного. Ему необходимо было отдохнуть.

***

      В воздухе стоял густой запах пота и крови. Напряжённую тишину нарушало лишь тяжёлое дыхание трёх десятков лёгких.        После первого «занятия», когда Уизли был помещён в больничное крыло с ранением и сотрясением мозга, деканы факультетов объявили экстренные сборы в Большом зале, несмотря на поздний час, с просьбой немедленно явиться каждому причастному к тайному мероприятию студенту. Разумеется, пришли не все. И это было вполне ожидаемо — каким бы ни было искренним намерение всех, кто по той или иной причине откликнулся на загадочное объявление, составленное Гарри и заполонившее стены всей школы, страх перед ведущими профессорами, а также яркие впечатления от увиденного в Выручай-комнате многих вынудили отступить от «безрассудной» затеи.       Гарри и Гермиона предполагали нечто подобное. Многие дети Хогвартса не ожидали увидеть ожесточённого насилия, ведь они привыкли к безопасности. Ничего более агрессивного, чем уроки ЗОТИ профессора Снейпа, им в своей жизни не приходилось лицезреть, а уж о том, чтобы хотя бы допустить мысль о своём собственном участии в кровавой бойне, речи и вовсе не шло.       Деканы факультетов внимательно выслушали объяснения Гарри и Гермионы. После диктаторского режима розовой соплохвостки Амбридж никому из них не хотелось ограничивать свободу и желания студентов — каждый из преподавателей понимал, что дети не готовы к войне, и их рвение обучиться боевому искусству заслуживало безоговорочной похвалы. Беда была лишь в том, что, как деканы факультетов, они не имели права поощрять насилие и позволять студентам друг друга калечить.        Вполне закономерно от профессора Макгонагалл прозвучал вопрос о виновнике тяжёлого состояния бедного гриффиндорца, которого пришлось подвергнуть госпитализации. Гермиона нисколько не сомневалась, что ответ не заставит себя долго ждать, однако… никто так и не подал голоса. Возможно, дело было в том, что Забини, по понятным причинам, проигнорировал внеплановое собрание, и обвинять отсутствующего слизеринца в том, что он заявился на занятия Гарри Поттера, никто не осмелился — в это было слишком сложно поверить.       Тем не менее, воспрещать студентам совершенствовать своё боевое мастерство профессора не стали, но убедительно попросили воздержаться от нанесения серьёзных увечий. Гермиона видела в глазах Макгонагалл неистовое желание помочь, направить, подсказать, но понимала: профессору преклонного возраста не подобает прививать студентам жестокость, в особенности по отношению друг к другу. Минерва вряд ли когда-то произнесёт это вслух, но было видно, что она одобряет порыв Гарри помочь своим сверстникам окунуться во взрослую жизнь, которая вскоре настанет слишком резко и несвоевременно. Ведь в любой момент каждый из них может оказаться совсем один лицом к лицу с опасностью.        С тех пор занятия ОД стали проходить на регулярной основе, с каждым разом их посещаемость сокращалась. Вполне возможно, не будь там Малфоя, изначальный состав не поредел бы почти на половину. Гермиона до сих пор в полной мере не верила в то, что Гарри пошёл на такое безумие — попросить Драко Малфоя о помощи. Он всё ещё ему не доверял, они по-прежнему обзывали друг друга последними словами и всячески пытались друг друга дискредитировать, но, несмотря на вечные склоки, тренировки проходили более чем плодотворно.        В конце каждого занятия многострадальная Выручай-комната напоминала помещение, уничтоженное стихийным бедствием, причём, включающим в себя все природные катаклизмы одновременно. В маггловском мире подобный урон не подлежал бы восстановлению, пришлось бы снести здание и отстроить новое с нуля. Успех тренировки измерялся количеством телесных увечий: если при небольшом потопе с пожаром и обвалами молодые воины отделывались неглубоким ранением и ушибами, значит, прогресс налицо: их магия крепчала, а реакция становилась быстрее.        Малфой требовал от них жестокости. И не отставал, пока не видел её во взгляде всех без исключения. Он всматривался в каждое лицо до тех пор, пока в глазах не вспыхивало намерение прикончить гипотетического врага. Драко почти безостановочно говорил — оказывал хладнокровное психологическое давление на всех, с кем работал. Вынуждал представлять пытки и смерть их близких, обнажённые ухмыляющиеся лица, не скрытые под металлическими масками. Нередко доводил до слёз даже парней, и ему не составляло это ни малейшего труда. Ведь он сам умел быть жестоким.        Гермионе было тяжело на это смотреть. Более неоднозначных чувств она ещё ни разу не испытывала. С ней наедине Драко был совсем другим. Увидев его во время занятий ОД, она осознала, как много Малфой от неё прячет, как искусно скрывает свою тёмную сущность. Был ли он всегда таким? Вероятно, нет. Это объясняло, почему с каждым разом им было всё сложнее находиться вместе. Они много молчали, разговоры совсем не клеились. Драко по-прежнему был нежен с ней и старался хотя бы иногда улыбаться, словно в попытке сказать: «Всё хорошо. Всё так же, как и раньше, просто я немного устал», но Гермиона понимала, что «как раньше» уже не будет, скорее всего, никогда.        Она оглянулась на свой отряд. Они с Роном, Джинни, Луной, Лавандой, Дином, Симусом, Джастином и Найджелом образовали плотный круг. Все остальные участники ОД находились напротив, обступив со всех сторон — неравенство сил было принципиально важным условием. Каждого студента без исключения украшали свежие и подлеченные зельями затянувшиеся раны, их тела были сплошь усеяны гематомами. Тренировки ОД являлись единственным мероприятием в Хогвартсе, где можно было себе позволить не применять маскирующих чар — синяками и ссадинами здесь никого не напугаешь.        Гарри стоял поодаль возле стены, сложив руки на груди, и наблюдал. Он стал слишком тихим и задумчивым с тех пор, как осознал, насколько ещё не готов к поединку с таким могущественным волшебником как Том Реддл. Да, он был Избранным, но этого слишком мало для победы. Ему не хватало навыков выживания и борьбы, не хватало знаний. И помимо этого всего ему предстояло разгадать загадку силы Волдеморта, к которой Дамблдор его подталкивал уже очень давно.        От одной только мысли о безрезультатных попытках вывести Слизнорта на разговор ему становилось противно: старик не собирался выдавать свою тайну. И Гарри решил действовать в обход, чтобы не терять времени, которое и так на исходе. Зная, что матчей по квиддичу у Гриффиндора в этом году больше не предвидится, он уговорил Макгонагалл освободить его от должности капитана команды, передав полномочия Джинни, и теперь его досуг занимали не полёты на метле, а ежедневные отработки боевых заклинаний и долгие часы, посвящённые чтению сложной литературы, к которой он совсем не привык. Таким образом, они с Гермионой стали проводить больше времени вместе, засиживаясь в библиотеке допоздна. Давление Малфоя было вечным стрессом для психики, но в одном он был прав: не стоит уповать на долголетие своих друзей и всех, кто оказывает тебе поддержку. Их в любой момент может не стать, и ты окажешься совсем один.        — Начали! — крикнул Гарри, и со всех сторон полетели разноцветные вспышки. Сегодня он тренировал отряд один — Драко так и не явился спустя почти полтора часа. Кто-то выкрикивал заклинания, но в основном почти все освоили невербальную магию в той или иной степени. — Джастин! Оглушающее!        — Но ведь она уже обезоружена!       — Я сказал: оглушающее! — заорал Гарри, оттолкнувшись от стены и направившись к образовавшейся потасовке. — Пусть уворачивается, она всё ещё может призвать палочку!       Гермиона виртуозно отражала летящие со всех сторон проклятия, успев параллельно завладеть двумя палочками противников. Парвати была растеряна и дезориентирована, и как только она метнулась за палочкой, напрочь позабыв про Акцио, Грейнджер запустила в неё Ступефаем.        — Прости! — крикнула она обездвиженной однокурснице, мельком бросив взгляд на её безвольное тело.        — Молодец, Гермиона, — похвалил Гарри. — Джастин, это была твоя задача, Гермиона снова спасла твою задницу, соберись! Найджел, осторожно, справа!        Но было поздно: Колин Криви, добрая душа, атаковал одного из самых младших борцов безобидным, но весьма скверным заклинанием Мимбл Вимбл и тем самым вывел Уолперта из строя. Найджел безуспешно пытался дать отпор, но собственный язык ни в какую его не слушался, выдавая вместо проклятий какую-то невнятицу. Спустя секунду нелепого позора Колин обездвижил его Инкарцеро.        Наиболее жестоко и беспорядочно бились Кормак, Ханна и Блейз. Они не церемонились с товарищами и применяли к ним самые болезненные и неприятные заклинания, что обычно всегда поощрялось Малфоем. Не то чтобы Маклагген стремился угодить слизеринцу — напротив, он всячески надрывался, дабы продемонстрировать своё превосходство над «сынком Пожирателя». По правде говоря, с его сверхбыстрой реакцией вратаря и импульсивным характером он был поистине опасным противником.        Луна сражалась деликатно и эффективно: почти все заклинания ей удавалось обратить против нападающего. А однажды она умудрилась атаковать противника Патронусом. Как она сказала, это был эксперимент, но эффект неожиданности сработал на «ура», ибо когда гигантский заяц прыгает прямо тебе в лицо, последнее, о чём ты думаешь — это как покрепче ухватиться за палочку. Малфой сдержанно похвалил Лавгуд за смекалку, но впредь запретил ей «заниматься этой ерундой».        Вторым вышел из строя Невилл — в него угодил Орбис Энтони Голдстейна, из-за которого пол под ногами Лонгботтома разверзся, и его затянуло синим смерчем под землю, привалив сверху остатками колотых камней. Джинни и Рон обезвредили пятерых противников, отбросив их к стене парным Эверте Статум — ещё один славный приём от находчивых Пожирателей, но не очень практичный: во-первых, согласованная магия работает не со всеми заклятиями и, во-вторых, заклинание должно быть произнесено абсолютно синхронно — только в этом случае энергия двух волшебных палочек объединялась в мощный столп магии, способный вывести из строя сразу нескольких противников.       — Томас, какого чёрта ты стоишь, прячешься за спиной у девчонки? Если Браун успешно отбивается, это не значит, что ты не должен нападать! Вы в меньшинстве, выводи из строя врагов!       Уставший охрипший голос разнёсся по Выручай-комнате, заставив Гермиону внутренне содрогнуться. Совсем позабыв о том, что со всех сторон в неё летят проклятия и в любую секунду её могут ранить, она обернулась. С щемящим ужасом она смотрела на Драко, стоящего возле двери. Гермиона была не в силах оторвать взгляда от бледного болезненного лица, потрескавшихся губ и худых плеч, выпирающих из-под тонкой чёрной рубашки.       — О Господи… — пробормотала она, прежде чем всё оборвалось под натиском острой боли от мощного удара.       Перед глазами всё расплывалось, в ушах словно стояла вода: все звуки были приглушены, кто-то кричал. Где-то в груди было нестерпимо больно, а при попытке вдохнуть из горла вырывался надсадный кашель с привкусом крови.       — Я не хотел! — глухо прорезался чей-то мужской голос. — Она потеряла бдительность — я атаковал, но я не думал, что заклинание так сильно…       — Завали своё ебало, Макмиллан, — о, этот голос Гермиона узнала. И с каждым словом он раздавался всё ближе. — Грейнджер, — всё тот же голос, но звучащий совсем иначе. Она почувствовала робкое касание прохладных пальцев на своих щеках. — Чёрт побери, ты вся в крови. Ты меня слышишь?       Она хотела ответить, но как только набрала воздух в лёгкие, новый приступ кашля свёл тело судорогами, и на этот раз Гермиона почувствовала отчётливый вкус крови и пыли от разрушенной ею стены.       Драко забыл обо всём. Обо всех. Ему было плевать, что именно он склонился над раненой Грейнджер внутри образовавшегося круга из остальных бойцов. Гарри, Рон, Джинни и Кэти держались ближе, их лица выражали подлинный ужас от того, в каком состоянии пребывала их подруга.       — Гермиона, мне ужасно жаль, умоляю прости, — бесцветно, монотонно лепетал Эрни с явным пониманием, что в данной ситуации никакие слова не в состоянии помочь исправить содеянное.       — Я же сказал. Завали. Своё. Ебало, — процедил Малфой через плечо, не глядя на бледно-зелёного Макмиллана. — Продолжайте работать. Лавгуд, ты идёшь со мной в Больничное крыло.       — Мы не будем продолжать тренировку… — начал Гарри, но Драко грубо его оборвал:       — Нет, вы продолжите. Вы должны пахать ежедневно. Пока есть такая возможность.       Вероятно, нечто в его тоне убедило ребят не перечить. Видимо, его слова прозвучали слишком отчаянно. Возможно, кто-то догадался, что Малфою стали известны некоторые подробности событий ближайшего будущего. Тема его причастности к делам Волдеморта никогда не поднималась, у каждого члена ОД были свои примерные представления и домыслы. Кто-то однажды проговорился, что Люциуса много месяцев не видели в магическом Лондоне. Но, как и предполагалось, заявляться в дом к Пожирателю и справляться о его здоровье весомых причин ни у кого не было.       Драко осторожно приподнял Гермиону на руки, пачкая руки кровью и пылью. Сколько раз ещё ему доведётся прикасаться к чужой крови? И сколько раз именно по его вине она прольётся? Он всегда с лёгкостью переносил вид всевозможных ран и даже открытых переломов с торчащими наружу костями, но окровавленные губы Грейнджер и тонкая бордовая струйка, стекающая по её подбородку… От этой картины подкашивались колени и тошнотворно кружилась голова, лёгким не хватало воздуха. Это было настолько неправильно, настолько больно.       — Держись, ты быстро выкарабкаешься, слышишь? — прошептал Драко ей на ухо так, чтобы никто не услышал, когда с её губ сорвался хриплый стон. — Сейчас Помфри тебя подлатает. Лавгуд, скорее, помоги открыть дверь!       Отряд Дамблдора расступился, пропуская Драко, бережно несущего Гермиону на руках. Луна вприпрыжку подбежала к двери, отперев её размашистым движением, и протянула руку в приглашающем жесте. Малфой практически слышал, как буквально каждый в Выручай-комнате еле сдерживался, чтобы не обозвать Лавгуд чудилой, но пока Забини находился в комнате вместе с ними, озвучить свои мысли вслух никто не осмелился. За время знакомства с этой девушкой Драко недостаточно хорошо её понимал, но в одном был уверен точно: она надёжна, как исправный маховик.       — Если тебе тяжело, мы могли бы её отлевитировать, — беззаботно предложила Луна.       — Что? — огрызнулся Малфой. — Не неси херни. Будешь заниматься левитацией на уроках у Флитвика.       — О, я люблю занятия профессора Флитвика, — мечтательно протянула она, приоткрыв массивные двери в другое крыло замка. — Он похож на пожилого ребёнка. Наверное, мадам Помфри уже спит. Как думаешь, она будет ругаться?       — Я в этом даже не сомневаюсь.       Глупая болтовня ни о чём здорово отвлекала Малфоя от ужасающей мысли, что в бивших нервной дрожью руках лежит искалеченное тело его Гермионы, время от времени заходящейся кровавым кашлем, чьё хриплое дыхание неумолимо приближало его к состоянию панического безумия. В тот момент, когда её тело рывком подбросило заклятие Эрни Макмиллана, Драко осознал одну вещь: как бы он ни вдалбливал в головы Отряда Дамблдора, что они не готовы к войне, каждый раз психологически напирая и доводя студентов до слёз, сам он был ничуть не лучше них. Увидеть смерть любимого человека или хотя бы нечто напоминающее предсмертные муки… К этому невозможно быть готовым. Никогда.       И лишь сейчас он понял, что требовал от них невозможного. Но сама мысль о невосполнимом горе пробуждает тот самый первобытный животный инстинкт, который необходим в бою: стремление бороться, отомстить. О, как же он жаждал прикончить блядского Эрни Макмиллана. Заставить чувствовать его то же, что ощутила Гермиона, и даже больше. Он хотел переломать ему все кости и выпустить кишки наружу. Не просто убить — уничтожить, стереть с лица земли.       — Мы пришли, — возвестила Луна, отперев массивные высокие двери больничного крыла — мадам Помфри перестала запирать их на ночь, чтобы каждый раз не хвататься за сердце, когда кто-то из Отряда будет яростно в них колотить. Стабильно около трёх раз в неделю ей приходилось то зашивать глубокие раны, то спасать от кровопотери. — Мадам Помфри, можно вас на секундочку?       Поппи, ещё не успев переодеться ко сну, выбежала из своих покоев, в привычной манере всплеснув руками и покачав головой.       — Бедное дитя! Скорее же, кладите её сюда, — она подбежала к первой больничной койке.       — Лавгуд, помоги мне, — Драко старался как можно осторожнее опустить Гермиону на кровать, Луна поддерживала её за ноги, но всё равно при смене положения острая боль пронзила каждый нерв, как в самый первый раз. Грейнджер вскрикнула и вновь закашлялась, сплёвывая кровь.       — Мерлин всемогущий, — с некоторым раздражением воскликнула Помфри. — Какому заклинанию её подвергли?       — Эрни Макмиллан…       — У неё сломано ребро, и, по всей видимости, оно задело внутренние органы, — скороговоркой объяснил Малфой, пока медсестра медленно проводила палочкой вдоль тела Гермионы. — Её отбросило к стене после Депульсо. Наверняка у неё сотрясение.       — О да, сотрясение у неё, разумеется, есть, — недовольно проворчала Поппи, внимательно проводя вдоль каждого дюйма грудной клетки. Диагностирующее заклинание просвечивало внутренности, это одновременно и завораживало, и пугало. Малфоя часто «просвечивали» после тренировок в мэноре, но в том состоянии и положении, в котором он находился, наблюдение сего процесса ему было недоступно. — Трещины на двух рёбрах и ещё два сломаны. Скажите спасибо, что сердце не задело. Так, вы оба, — обратилась она к Драко и Луне, — на выход. Живо!       — Я никуда не пойду, — отрезал Малфой.       — Вы своём уме, молодой человек? — возмутилась Помфри. — Мисс Грейнджер нужен покой и срочная медицинская помощь, вы видите, как она мучается?       — Так какого чёрта вы медлите! Делайте то, что должны!       — Мистер Малфой, — чуть понизив тон, произнесла мадам Помфри. — Мне необходимо раздеть мисс Грейнджер, чтобы волшебная палочка соприкасалась с кожей напрямую, когда я буду исцелять переломы. Это абсолютно неприемлемо, если Вы будете продолжать стоять здесь и смотреть. Я понимаю, это Ваша подруга…       — Я уже сказал, что черта с два я свалю отсюда, пока собственными глазами не увижу, что она в порядке, — сквозь зубы прошипел Малфой, глядя медсестре прямо в глаза. — Пока Вы со мной спорите, Грейнджер лучше не становится. Если Вы и дальше будете тратить время на бессмысленную болтовню, я наложу на Вас Империус.       — Это просто возмутительно! Что Вы себе позволяете?!       — Мадам Помфри, — слабый голос с трудом пробивался сквозь тяжёлое хриплое дыхание, прерывая их перебранку. — Пусть останется. Пожалуйста.       Негодование на лице медсестры сменилось озабоченностью и пониманием.       «Дошло, наконец. И ты ещё училась на Когтевране».       — А я, пожалуй, пойду, — провозгласила Луна с интонацией «и жили они долго и счастливо». — Доброй ночи. Выздоравливай, Гермиона.       Нелепое пожелание для человека с окровавленным лицом, корчащегося в агонии от боли и удушья, впрочем, ничего другого от Лавгуд ожидать и не приходилось.       — Мисс Грейнджер, я право не рассчитывала на такой тяжёлый случай, — строго произнесла мадам Помфри, невербально призывая пузырёк с зельем из своих запасов. — Вам требуется значительно большая дозировка обезболивающего, но, к сожалению, новая партия будет лишь завтра. Так что, готовьтесь: придётся потерпеть.       Гермиона медленно повернула голову к Драко, обратив на него измученный взгляд. Ей было страшно. Она страдала от адской боли всё это время, неужели может стать ещё больнее?       — А как же Напиток живой смерти? — возмутился Малфой. — Почему нельзя ввести её в состояние наркоза?       — Потому что последние капли зелья ушли на операцию мистера Томаса, — с видимым недовольством отозвалась мадам Помфри. — Поставка дремоносных бобов ожидается только в следующем месяце, сейчас ведь не сезон!       Малфой опустился на край кровати, заключив в свои ладони дрожащую руку Гермионы.       — Давай, Грейнджер, так нужно, — уговаривал он её, чувствуя, как к его горлу подбирается тошнота. Он знал, что ещё вчера ему было в десятки раз больнее, чем ей сейчас — уж ему-то была известна разница между эффектами Круциатуса и обычного перелома. Но видеть её мучения было тяжело. Намного, блять, тяжелее, чем испытывать свои собственные. — Это будет очень быстро. И пиздец как больно.       — Мистер Малфой! Прекратите немедленно!       Драко нервно усмехнулся, тысячу раз проклиная себя за никудышную поддержку. Ему было дико не видеть её укоризненной улыбки в качестве реакции на глупые шутки. Промозглая мысль о том, что ей не хватает сил на самые привычные реакции, присущие лишь ей одной, делала его несчастным.       Грейнджер обессиленно опустила веки, покрытые испариной, и медленно кивнула.       — Давай, дитя, чуть приподними голову, — попросила Помфри, прикладывая пузырёк с зельем к её губам. — Вот так, маленькими глоточками, чтобы не закашляться. Нам важна каждая капля, чтобы зелье дало хоть какой-то эффект.       Гермиона послушно выполнила просьбу медсестры, болезненно поморщившись от отвратительного вкуса мерзкого снадобья.       Драко стиснул зубы от злости. Какого чёрта она вынуждена так мучиться? Да ещё и пить горькую дрянь, которая ей не поможет. Больше всего на свете он сейчас жалел, что не взял из дому зелье Северуса. Разумеется, он не мог знать, что оно окажется настолько необходимым именно сегодня. В грёбаном Хогвартсе, где было абсолютно всё, и никто ни в чём не нуждался.       — Что ж, приступим, — проговорила мадам Помфри, взмахнув палочкой вдоль линии пуговиц на рубашке. Они выскользнули из петель. Гермиона ухватилась покрепче за руку Драко. Во избежание дальнейшей неловкости, он отвёл взгляд, сосредоточив внимание на их переплетённых пальцах. — Вдохните поглубже, мисс Грейнджер. Только не слишком резко, чтобы не спровоцировать кашель.       Малфой видел боковым зрением, как кончик волшебной палочки коснулся обнаженной кожи.       Отвратительный хруст. Душераздирающий крик его бедной девушки.       Нет ничего хуже этого звука. Он крепко зажмурился, до боли закусив губу.       Её ногти больно впивались в его кожу, но это было не важно. Она извивалась на койке, билась в судорогах, надрывая связки, и Драко понятия не имел, как ему вынести это.       — Мистер Малфой! Мистер Малфой, зафиксируйте её ноги! — крикнула мадам Помфри.       Он высвободил одну руку и обхватил колени Гермионы. Драко знал, что в таких случаях противопоказано использовать Обездвиживающие чары, ибо для психики человека, страдающего от невыносимой боли, атрофирование мышц тела усугубляет положение, и он начинает паниковать. Грейнджер плакала и стонала, цепляясь за его кисть и предплечье в попытке притянуть ближе, но Малфой не поддавался, хотя и сам с трудом сдерживался, чтобы не броситься к ней и не заключить в крепкие объятия. Как можно было держать человека за руку, но ощущать его настолько далёким?       — Мы срастили вам одно ребро, мисс Грейнджер, осталось немного, — пыталась её успокоить мадам Помфри в своей прагматичной манере. — Пожалуйста, постарайтесь не дёргаться.       Гермиона надрывно всхлипывала, захлёбываясь кровью. Скорее всего, второе сломанное ребро впилось в лёгкое, но медсестра об этом тактично умолчала, уповая на неосведомлённость студентов, дабы не вводить их в состояние ещё большей паники. Невербальное Эпискеи вновь разлетелось тошнотворным эхом хруста кости, тотчас же заглушаясь громким воплем.       Где-то на задворках сознания Малфой услышал тихий отрывистый звук — пуговица от манжеты его рубашки укатилась по каменному полу. Видимо, Гермиона настолько отчаянно вцепилась в его рукав, пытаясь притянуть ближе. Сейчас было важно как можно крепче держать её ноги, пока мадам Помфри выполняла свою работу, а это было задачей не из лёгких, учитывая то, что Драко и сам был не в лучшей форме.       — Почти закончили, — объявила медсестра, призвав палочкой ещё один пузырёк и затем наколдовала тугую бинтовую повязку на всю грудную клетку. — Вам нужно принять экстракт бадьяна. Всего восемь капель.       У Гермионы всё плыло перед глазами. Звуки с трудом пробивались сквозь шум в ушах. Единственное, что она ощущала предельно чётко — это то, что ей по-прежнему безумно больно дышать, хоть и стало значительно легче. И приятные утешающие прикосновения вдоль бёдер. Ледяные кончики её пальцев обволакивало тепло ладони, и в воспалённый разум прокралась мысль, что если бы смерть всё-таки настигла сегодня, то Гермионе было бы намного легче принять её, держа любимого человека за руку.       «Но ведь это эгоистично. Заставлять страдать тех, кому ты дорог, наблюдать, как ты покидаешь этот мир навсегда. И сам момент осознания: всё. Это тело больше не является сосудом для души. Оно бесполезно, там нет человека».       Драко по-прежнему крепко сжимал челюсти, но больше не отводил взгляда от лица Гермионы. Он наблюдал, как магия волшебной палочки мадам Помфри поглощала кровавые разводы, очищая бледные губы, щёки и подбородок, как тонкое горлышко пузырька зависло над приоткрытым ртом, дрогнув ровно восемь раз. Он подался вперёд и бережно приподнял кончиками пальцев её подборок, помогая Грейнджер проглотить настойку.       — Давай же, это всего лишь бадьян, — отстранённо бормотал он, не слыша собственного голоса, будто он звучал где-то вдалеке. — Не тыквенный сок, но вполне сносная гадость.       Гермиона с усилием сглотнула и вновь закашлялась, но в этот раз уже без крови. Бадьян был поистине чудодейственным снадобьем, исцеляющим любую рану. Однажды Нарцисса рассказывала Драко, что когда экстракт бадьяна вступает в реакцию с кровью, она обогащается его свойствами и сама излечивает любую внутреннюю язву, циркулируя по организму.       Малфой придвинулся чуть ближе, рассеянно поглаживая большим пальцем скулу Гермионы, залившуюся болезненным румянцем. Её лихорадило — естественная реакция на воспалительный процесс.       — Вам необходимо принимать настойку каждый час, — глухо произнесла мадам Помфри странным, несвойственным ей тоном. — И спустя несколько дней… будете как новенькая.       Малфой повернулся к медсестре, намереваясь выяснить, в чём её проблема и почему бы ей просто не отправиться баиньки, если её смущают отношения двух подростков, но он ошибся: дело было вовсе не в этом. Мадам Помфри уставилась в одну точку, часто моргая. Проследив за её взглядом, Драко нервно сглотнул и почувствовал, как каждая клеточка его тела покрылась зябкой изморозью.       Из-под расстёгнутой манжеты слегка задравшегося рукава проглядывала чёрная змеиная голова и основание уродливого черепа.       Чёрт. Побери.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.