***
Гарри возвратился в башню почти в полночь. Нудная и предельно сюрреалистичная вечеринка по случаю похорон Арагога затянулась — необходимо было дождаться самой высокой степени опьянения профессора Слизнорта, чтобы нейтрализовать все существующие предохранители его позорной тайны. После того как Гарри раздобыл долгожданное воспоминание и убедился в том, что профессор отключился, он со всех ног бросился прямиком к Дамблдору и, не теряя ни секунды, отправил воспоминание в Омут памяти. «Крестражи — вот, что является источником силы Волдеморта. Проблема лишь в том, что их очень трудно найти и уничтожить», — закончил свой рассказ Гарри, когда вернулся в гостиную. Этим же вечером он убедился, что Дамблдор всё-таки знал правду, но по непонятной причине нуждался в подтверждении чудовищных догадок. Вероятно, даже он склонялся к тому, чтобы считать их слишком конспирологическими и был бы рад найти опровержение своей гипотезе, но долгие поиски неизбежно приводили лишь к её новым доказательствам. Гермиона пыталась внимать его словам и даже смогла усвоить всю услышанную информацию, но она не вызывала у неё никаких эмоций. Нечто подобное было вполне логично, Гермиона и раньше догадывалась о том, что дневник был не единственной занимательной вещицей Тома Реддла, наделённой особыми тёмными чарами. Очевидно, он глубоко изучал запрещённую магию, если не побоялся вечного проклятия, поразившего его в ту самую секунду, когда кровь единорога коснулась его языка. Джинни, Кэти и Рон были в крайней степени взбудоражены. Гарри узнал кое-что принципиально важное, но отсутствие конкретики в том, что именно искать, где оно спрятано и как это уничтожить, сбивало с толку ещё больше, чем раньше, когда предмет поиска был нераскрытой тайной. Гермиона была благодарна за то, что друзья полностью захватили внимание Гарри. Оживлённая дискуссия отвлекала его от состояния подруги, которая почти не поддерживала разговор. Её голова раскалывалась от переизбытка тяжёлых мыслей, которые смешались в один огромный пульсирующий клубок. Гермиона не стала говорить о том, что узнала сегодня. Когда Гарри сказал, что они с Дамблдором завтра отправятся на поиски третьего крестража, она осознала, насколько бессмысленным был её порыв помешать Пожирателям проникнуть в Хогвартс. Детально проанализировав всю информацию, все наблюдения, включая общее состояние Дамблдора и его желание как можно скорее отправиться за новым крестражем, Гермионе не составило труда сложить два и два, чтобы понять, как всё обстояло на самом деле: Дамблдор знал, что Пожиратели близко. Возможно, Северус доложил ему об этом ещё много недель назад. Путешествие с Гарри — последняя дань волшебному миру. Он поможет отыскать крестраж и примет свою смерть — таков его план. Дамблдор осознанно принял решение не противостоять армии Волдеморта, а искать способ уничтожить его самого, в противном случае силы Ордена Феникса потерпят поражение и понесут огромные потери. Ещё одна причина молчания, в которой Гермиона боялась сознаться даже самой себе — ей было стыдно. Факт её невольного соучастия в захвате Хогвартса, пусть и косвенного, запятнал и разрушил суть благой миссии, которую она несла все эти годы. Гермиона понимала, что злодеяние, совершённое по незнанию, никак не могло стать в один ряд с умышленным преступлением, и тем не менее, она чувствовала себя преступницей. Не только из-за того, что помогла Малфою, но и потому, что не смогла запретить себе любить его. Эти чувства оказались ей намного дороже здравого смысла. И самым печальным являлось то, что, будь у Гермионы возможность всё исправить, повернув время вспять, она бы не стала. Не смогла бы отказаться от самого прекрасного, волшебного, чувственного и удивительного опыта в своей жизни. Безобидный на первый взгляд поступок оказался для неё роковым. Она всего лишь поделилась некоторыми знаниями с тем, кто в них нуждался. Любопытное вышло совпадение: когда-то много лет назад профессор Слизнорт поступил так же. Очередная бессонная ночь оказалась ещё тяжелее предыдущей. Нет. Она была самой худшей в жизни Гермионы, самой тёмной, её холодный мрак пронизывал всё тело до кончиков пальцев, голубой свет июньской луны был спрятан под толщей густых облаков и лишь изредка проникал в спальню девочек сквозь небольшое сводчатое окно. Джинни, наконец-то, заснула, хоть и сон её был тревожен. Гермиону разрывало от невозможности проговорить вслух терзающие её мысли, поделиться с кем-то своей болью. Кажется, лишь сейчас она по-настоящему смогла понять Драко: как он мучился весь этот год, пребывая наедине со своими тёмными тайнами, которые изничтожали его каждый день, каждую минуту его жизни. Гермиона впервые не могла дать точную оценку своим ощущениям. Как бы она ни пыталась вызвать в себе чувство ненависти и презрения к Малфою, ничего не выходило. Она злилась, ужасно злилась, стиснув зубы, чувствуя, как горячие гневные слёзы катились из уголков глаз по вискам. Она вспоминала его взгляд. Опустошённый, затем исполненный злобой, а после — боль, бесконечную, бездонную боль потери, словно сердце вырвали из груди и швырнули на землю. Гермиона знала, что это было так, потому что чувствовала то же самое. Она была уверена, что в какой-то момент они с Драко оказались в одном измерении, где боль — вездесущая и единственная его составляющая. Где нет места для любви и прощения. Где тёплые касания разъедают кожу и оставляют ожоги. «Неужели таков наш конец, Драко? Неужели вот так завершится наша история?..» Гермиона закрыла глаза и сосредоточила всю свою энергию на этой ужасающей мысли. Ей хотелось направить её сквозь множество коридоров и лестничных маршей, чтобы Драко услышал. Ведь они даже не попрощались. Они со страхом в сердце ожидали момента разлуки, но были настолько уязвлены и ранены, что не смогли сказать друг другу последних слов. Разумеется, это было невозможно — сакральная связь разрушилась под натиском проклятой войны. Отвратительная реальность одержала победу над прекрасной иллюзией. «Это неправильно. Господи, как же больно…» Гермиона накрылась с головой одеялом, прижав ладонь к искривлённым губам. У неё даже не было сил протянуть руку к прикроватной тумбе за палочкой, чтобы наколдовать Муффлиато и как следует выплакаться. «Спит ли он сейчас? Или тоже проводит ночь без сна? Что занимает его мысли: наш последний разговор или предстоящее вторжение? Малфой безупречен по части избавления от всего святого, он сам говорил. Иначе он давно был бы уже мёртв. Значит ли это, что меня больше нет в его мыслях, в его душе?..» Множество вопросов, ответы на которые Гермиона уже, вероятно, никогда не узнает. И самая душераздирающая мысль, которая причиняла почти физическую боль, заглушала их все: завтра они с Драко увидятся в последний раз. Встретятся взглядом всего на секунду. Как незнакомцы.***
Apparat — Goodbye Put down your lies Придержи свою ложь. Lay down next to me Ляг рядом со мной, Don't listen when I scream Не вслушивайся в мои крики, Bury your doubts and fall asleep Похорони свои сомнения и усни. Find out, I was just a bad dream Пойми, что я лишь плохой сон. Let the bed sheet Пусть простыни Soak up my tears Впитают мои слёзы. And watch the only way out И смотри, как единственный путь к спасению Disappear Исчезает.
Гермиона приняла решение оставаться в спальне как можно дольше, притворившись спящей. Ей удалось заснуть лишь на пару часов, но чуткий сон прервался из-за тихих разговоров и неторопливых утренних сборов проснувшихся гриффиндорских девочек. Она не хотела привлекать к себе внимание друзей, которые непременно обеспокоились бы её состоянием, увидев её покрасневшие припухшие глаза. Лучше ей появиться на завтраке с опозданием, когда ребята будут смотреть в свои тарелки, изредка переговариваясь, и не обратят на неё особого внимания. Гермиона старалась передвигаться по замку быстро, устремив взгляд в пол. Она кусала сухие потрескавшиеся губы, мимолётно поймав себя на мысли о том, что обрела новую пагубную привычку. Лёгкий озноб от недосыпа и сырости вынуждал скрестить руки на груди, чтобы сохранить хоть немного тепла, но это совсем не помогало, ведь холод исходил изнутри. Сегодняшний завтрак проходил ещё тише, чем вчерашний. В этот раз Дамблдор отсутствовал — по всей видимости, он ожидал Гарри у себя в кабинете. Усевшись на скамью, Гермиона коротко поприветствовала друзей, стараясь скрыть лицо за распущенными волосами, но, как назло, Кэти сегодня сидела напротив. — Эй, ты в порядке? — осторожно поинтересовалась она, пристально рассматривая подругу. — Да. Просто плохо спала, — пробормотала Гермиона, бросив на неё мимолётный взгляд. Кэти никогда не была настойчива в своих переживаниях за других, это была одна из лучших её черт. Гермиона мысленно поблагодарила её за то, что она не стала давить, в отличие от Джинни или Рона. Благо, они были увлечены разговором с Гарри. — Думаю, нам не следует здесь оставаться, когда мы вернёмся, — Гарри по-прежнему игнорировал завтрак, на этот раз в предвкушении опасного путешествия. — Отправимся на Гриммо по каминной сети этим же вечером. — Гарри, — устало выдохнула Джинни, — уверена, нет причин для беспокойства. Наш отъезд может подождать до утра, мы спокойно соберёмся, как раз новая партия зелий будет готова… — У меня дурное предчувствие, — Гарри нервно крутил вилку в руках, вонзая зубцы в подушечку большого пальца. — Дамблдор очень торопится. Будто знает, что, если мы не сделаем это прямо сейчас, то потом будет поздно. Что, если Волдеморт каким-то образом понял, что на крестражи ведётся охота? Вдруг он нашёл способ отслеживать остальные? — Тогда его шайка бандитов с ним во главе прибудет на место преступления в ту же секунду, как сработают чары, — сказал Рон, задумчиво изучая узоры на кувшине с апельсиновым соком. — В лучшем случае, у вас будет около двух минут на то, чтобы уйти, если Пожиратели с их вождём будут достаточно далеко от этого места и не смогут аппарировать в один прыжок. — Не слушай его, Гарри, — отмахнулась Джинни, адресовав брату предупреждающий взгляд, — Волдеморт ни о чём не догадывается, ясно? Вы просто заберёте эту хреновину и благополучно вернётесь в Хогвартс. — Если мы вообще найдём его, — вполголоса пробормотал Гарри себе под нос. — Конечно, найдёте. Дамблдор же сказал, что знает, где находится ещё один… — Он сказал, что «думает», что знает, — поправил её Гарри. — Ну, начинается, — Рон закатил глаза, уронив голову на сложенные руки. — Мерлин, Гарри, как ты вообще умудрился втянуться в это дерьмо! — Я этого не выбирал. Был бы рад отказаться, но боюсь, что уже поздно. — Не смеши, — фыркнул Рональд, — Дамблдор — тот ещё манипулятор. Сам бы он не справился, а кроме тебя на такую авантюру никто не пойдёт. Чёрт, а я-то думал, что это мы — самые отчаянные искатели неприятностей. Даже обидно, что нас с Гермионой ты в этот раз не возьмёшь. Гермиона вздрогнула от упоминания своего имени. Она просидела всё это время, ковыряя вилкой рулет из цукини, не уловив ни слова из их беседы. Она боялась поднять глаза и посмотреть за спину Кэти, хотя знала, что должна. Это было глупо, можно даже сказать, что это являлось настоящим мазохизмом, но Гермиона должна была увидеть Драко в последний раз. Здесь, в Большом зале за завтраком, как и в любой день, не отличающийся от тысяч других, проведённых в Хогвартсе. Вернуться к началу казалось самым правильным способом попрощаться, не причиняя друг другу ещё больше боли. Её неуёмное альтер-эго раздражённо приказывало быть сильной и смелой. Иногда Гермиона поражалась диссонансу настойчивости внутреннего голоса и пассивной наружности, словно в ней находились две разные личности. На самом деле она знала, что смелый и храбрый внутренний голос принадлежит настоящей Гермионе Грейнджер, но тело сейчас подводило её и не справлялось с натиском природного темперамента. Она ещё никогда в жизни не была так опустошена. «Давай же. Просто подними голову, Грейнджер, это совсем несложно. Возможно, он и вовсе не явился на завтрак. Если так, то тогда всё ещё проще, но пока не проверишь — не узнаешь. Сейчас же ты просто прячешься от неизвестности». Гермиона вздохнула и прикрыла веки. Драко и правда мог не прийти. Скорее всего, так и есть. Куда делась её гриффиндорская смелость? Почему она исчезла, когда её сердце стало настолько уязвимо? Почему любовь так сильно меняет людей, и есть ли хоть что-то положительное в этих изменениях, если при потере близкого человека можно потерять самого себя? «Никогда». Гермиона открыла глаза и, стиснув зубы, заставила себя быть храброй. Она медленно подняла взгляд и устремила его на самый дальний стол в зале. Сейчас почти никто не носил форму, без факультетских знаков отличия слизеринцы выглядели как самые простые и не очень дружелюбные на вид подростки, которые по воле случая оказались за одним столом. Но Гермиона не различала их лиц. Её взгляд остановился лишь на одном. Драко был здесь. И он смотрел прямо на неё. Сердце Гермионы сжалось в болезненном спазме. Ей захотелось отвернуться, спрятаться, прервать зрительный контакт, словно он установился по ошибке, но она не могла. Что-то во взгляде Драко парализовало её. Он сидел неподвижно, подперев ладонью подбородок. Он выглядел измученным. На костяшках пальцев виднелась кровавая корка — раньше Гермиона никогда не замечала подобного за Малфоем. Вряд ли он с кем-то подрался. Его лицо было мертвенно бледным, в особенности потрескавшиеся губы. Под глазами пролегли тёмные тени, серебристо-белые волосы были беспорядочно взъерошены, но всё это лишь подчёркивало его тонкие аристократичные черты. Устрашающая болезненная красота Драко что-то ломала внутри Гермионы, подвергала сомнению все её установки и принятые во время бессонной ночи решения. Она ошибалась, полагая, что их связь безвозвратно утеряна. Они всё ещё были крепко связаны, они были одним целым слишком долго, и никакая искусственная сепарация не могла этого изменить. «Я больна. Господи, я по-настоящему схожу с ума». Гермиона резко встала из-за стола и быстрым шагом направилась к выходу из Большого зала. Сердце бешено колотилось о грудную клетку, в глазах плясали тёмные пятна. Лишь бы не упасть в обморок. — Что это с ней? — послышался позади голос Рона, но Гермиона лишь ускорила шаг, моля Мерлина, чтобы никто из друзей за ней не увязался. Оказавшись в коридоре, она бросилась к лестнице, ведущей к главному входу в Хогвартс. Из приоткрытой массивной двери поступал тяжёлый дождливый воздух, резко контрастирующий с замковой прохладой. Низко нависшие грозовые облака вот-вот обрушатся проливным дождём, но Гермионе было всё равно. «Пожалуйста, последуй за мной, пожалуйста, пожалуйста…» Она боялась обернуться. Задыхаясь от волнения и участившегося до предела пульса, Гермиона бежала вниз по склону и, когда наконец остановилась возле Гремучей ивы, ощутила на разгорячённых щеках первые холодные капли начинающегося дождя. — Иммобилус, — прошептала она, взмахнув палочкой. Буйные ветви застыли в невесомости. Тёмный извилистый коридор навевал болезненные воспоминания о зарождавшейся дружбе, детском соперничестве, первом поцелуе — обо всей той непосредственности, которая безвозвратно канула в тёмную бездну. Гермиона не посещала Визжащую хижину целую вечность, но казалось, будто она была здесь ещё вчера. Искривлённое восприятие времени — одно из самых занимательных явлений человеческой психики. Преодолев скрипящие ступеньки шаткой лестницы, она подбежала к окну, заколоченному гнилыми досками, и вцепилась в них пальцами, игнорируя боль от вонзающихся торчащих щепок. Сквозь толстые щели виднелись намокшие крыши покосившихся домишек на окраине Хогсмида. Дождь усиливался, скрывая за своей пеленой очертания деревни. Гермиона пыталась восстановить дыхание и утихомирить сердечный ритм. — Какого чёрта я здесь делаю… — прошептала она в пустоту. Её мутило от страха, Гермиона не узнавала себя. Впервые в жизни она не была способна контролировать собственный разум. Весь путь до Визжащей хижины был словно в тумане, последнее, что она достаточно чётко помнила, — Большой зал и лицо Драко перед тем, как она сбежала. «Нужно убираться отсюда. Немедленно». Гермиона рывком обернулась и замерла. Малфой стоял возле двери, тяжело дыша. Его волосы намокли под дождём. Он небрежно провёл по ним дрожащей рукой, убирая со лба мокрую чёлку. Его мелко трясло, словно от лихорадки. — Зачем ты пришёл? — спросила Гермиона с дрожью в голосе. Она была уверена, что Драко не мог услышать её немой мольбы последовать за ней. — Я не знаю. Просто понял, что должен. Гермиона внимательно всматривалась в него и с каждой секундой всё больше убеждалась в том, что её сердце не выносит приказов. Всё её нутро трепетало от ощущения их близости, но совсем не как раньше. Ещё вчера она и не надеялась вновь оказаться с Драко наедине в одной комнате, эта мысль казалась ей абсолютно дикой. Медленно, шаг за шагом она приближалась к нему, но Малфой продолжал стоять неподвижно. Сегодня он не стал надевать ни одной из своих хладнокровных масок — его душа была обнажена. Он был растерян и напуган — таким Гермиона видела его всего лишь раз — когда попала в больничное крыло после тренировки. Ему было страшно. Страшно вновь увидеть её боль, ведь кроме неё ничего не осталось. — Нас больше нет, Драко, — с безжизненным отчаянием прошептала Гермиона, когда подошла к нему вплотную. Она не сказала того, чего он не знал. Он не понимал, зачем вновь проводить тупым лезвием вдоль свежего пореза, ещё больше углубляя его. Малфой сдвинул брови к переносице, пытаясь скрыть вновь закровоточившую рану, и обречённо кивнул. Гермиона медленно потянулась рукой к его лицу и провела кончиками пальцев по щеке. Драко болезненно зажмурился от её прикосновений, но так и не смог пошевелиться. — Что ты делаешь? — в ужасе прошептал он. Ему было физически больно чувствовать её нежные касания на своей коже. — Несмотря ни на что, — медленно проговорила она, сделав паузу, чтобы глубоко вдохнуть и помешать слезам окончательно сдавить её горло, — я всё равно люблю тебя. Это не мой выбор, Драко, поверь, я бы предпочла никогда не влюбляться в тебя, чтобы не узнать этой боли, но… Ты — часть меня. Уже навсегда. — Гермиона, пожалуйста, не нужно, — взмолился Малфой, заглядывая в любимые глаза, которые столь долгое время были его единственным источником света. Его голос неистово дрожал, в уголках серо-голубых глаз заблестели слёзы. — И это — мой единственный способ сказать тебе «прощай». Она обхватила ладонями его лицо и прильнула к его губам. Драко продолжал стоять неподвижно. Он не отвечал, но и не смел сопротивляться её отчаянным поцелуям. Гермиона целовала его щёки и скулы, мокрые от слёз, двигаясь вдоль линии челюсти, затем вернулась к губам, и в этот момент Малфой резко выдохнул, сдаваясь в плен её ласк, обхватил руками её хрупкие плечи, притянул Грейнджер к себе и впился в её губы. Это совсем не было похоже на прощальный поцелуй. Это была предсмертная агония, которая разрасталась с каждой секундой, захлёстывая их обоих волной обманчивого горького блаженства. Их руки, сотрясающиеся лихорадочной дрожью, из последних сил хватались за одежду и стягивали её, бросая на пол. Они едва различали друг друга сквозь слёзную пелену, застелившую глаза. Имели ли они право вымаливать у судьбы последнюю возможность окунуться в сладостное забытие? Им было всё равно. Возможно, они умрут на этой войне, так и не встретившись вновь — две песчинки, затерявшиеся в бескрайней вселенной, которой на них наплевать. Драко сорвал ветхое покрывало с кровати и привлёк Гермиону к себе, бережно укладывая её на смятые простыни, что всё ещё помнили ту страшную ночь. Летний ливень гремел по прогнившей черепице, просачиваясь в хижину — с потолка срывались редкие капли, с глухим звуком падая на пол. Сегодня небо плакало вместе с ними — двумя изувеченными душами, для чьей любви не нашлось места в этом проклятом мире. Лёжа лицом друг к другу, слившись в беспрерывном поцелуе, они осязали и запоминали каждый изгиб, вдыхали любимые запахи с нотками проникшего в хижину дождя. Драко гладил Гермиону по волосам и спине, притягивая её ещё ближе, стремясь соприкоснуться с ней каждой клеточкой обнажённого тела. Его руки скользили по её бёдрам, нежной коже живота и груди, мягко сжимая выпирающий сосок между пальцами, губы опускались всё ниже, лаская шею и ключицы. Рука Драко вновь опустилась на её бедро, он мягко приподнял её ногу, согнутую в колене, и поместил на свой торс, слегка подаваясь вперёд. Когда его член прижался к её клитору, а губы сомкнулись на соске, Гермиона тихо застонала, не в силах вынести этой мучительной сладости. Зарывшись носом в мокрую от слёз подушку, она начала двигаться в медленном ритме, запустив пальцы в волосы Драко и прижав его голову к своей груди. Он зажал сосок между зубами и провёл по нему языком, блуждая рукой по её телу, покрытому миллионами мурашек. Отстранившись от её груди, Драко положил голову на подушку и взглянул Гермионе в глаза. Всё это время он не мог унять слёзы, его красивые глубокие глаза, которые она так сильно любила, разбивали ей сердце. Не отрывая трепетного измученного взгляда, Драко опустил руку на её ягодицу, подтягивая тело Гермионы чуть выше к изголовью, и медленно вошёл в неё, погружаясь до основания. Она тихо всхлипывала и часто дышала. Ей было больно не столько физически, сколько эмоционально — осознание того, что это их последнее таинство, последнее откровение, бесконечно ранило. Сладкая пытка так органично переплелась с адскими мучениями, что становилось дурно. Драко и Гермиону переполнял животный страх. Они замерли, не в силах пошевелиться, смотря друг на друга взглядом, исполненным паники. — Я не хочу тебя терять, — сквозь слёзы прошептал Малфой, и его признание острой болью отдалось в каждой клеточке тела Гермионы, словно удар током. — Не хочу, Грейнджер, не хочу, пожалуйста… — Драко… Их черты исказились от боли — она не умещалась в их хрупких телах, распирала грудь и лёгкие, сочилась из глаз и впитывалась в смятые простыни. Она состояла из соли, горя и смерти — множества смертей, которые уже свершились и ещё неизбежно наступят. Они держали друг друга в крепких объятиях, слившись воедино. Раньше они не делились своими сокровенными страхами, ведь каждый из них стремился быть сильным. Но сегодня их никто не осудит за проявление слабости, за озвученные горькие чувства, ведь в самом конце это совсем не имеет значения. Грань между «никогда» и «навечно» бесследно исчезла. Будущего не существовало — только здесь и сейчас. В каждом вздохе, в каждом неторопливом движении таилось так много невысказанного. Чем быстрее они начинали двигаться, тем сильнее Драко охватывала жгучая, свирепая ненависть. Его поцелуи становились всё грубее, он жадно впивался в губы Гермионы, терзая их до крови. Она стонала от боли и удовольствия, мысленно благодаря его за искренность. Наконец-то. Вовек не хватит слов, чтобы выразить глубину бездны отчаяния, в которой они оба тонули. — Прости меня, — Драко задыхался от переполнявших его эмоций, безудержно приближаясь к вершине извращённого наслаждения, — умоляю, прости меня… Он повторял это снова и снова, и ему было плевать, что Гермиона не нуждалась в его раскаяниях. На Малфое лежал неподъёмный груз вины перед всем волшебным миром, но он молил лишь о её прощении. — Я люблю тебя, — простонала Гермиона, чувствуя, как нарастало напряжение внизу живота, распространяющееся мелкими судорогами по всему телу. — И этого ничто не изменит. Исцарапанная кожа покрылась испариной, привкус крови и слёз на губах надолго запечатлеется в памяти двух влюблённых, охваченных яростным блаженством, изрывающих связки в клочья. Их души кричали от боли, но вместе — они были едины. Чёрного и белого не существовало. Света и тьмы больше не существовало, пусть и на короткий миг. Сегодня действовали другие правила — последнее желание, которое не имело положительного или отрицательного заряда. Оно было единственным и необходимым, и лишь после его исполнения будет не страшно оказаться на смертном одре. Тихие всхлипы и звук замедляющегося дыхания наполняли хижину, Драко крепко прижимал к себе горячее тело Гермионы, безмолвно утешая её. Дождь всё ещё шёл, но в комнате стало слишком тихо — шум от ударяющихся о пол капель прекратился. Никто из них не обратил бы внимания на эту мелочь в столь важную минуту, если бы взгляд Малфоя случайно не уловил странное движение в воздухе. — Смотри, — зачарованно произнёс он, глядя под потолок. Гермиона попыталась сфокусировать взгляд, протерев глаза тыльной стороной ладони. Когда она увидела то, о чём говорил Драко, у неё перехватило дыхание: капли дождя разных форм и размеров плыли по воздуху, словно в невесомости. — Наша магия, — прошептала она, протянув руку к застывшей над ними капле, и как только вода соприкоснулась с кожей, она распалась и скатилась по подушечке пальца. Гермиона много читала о различных проявлениях стихийной магии , но воочию наблюдала это явление всего несколько раз в жизни. — Наша кровь, — Драко многозначительно взглянул на Гермиону, потому что его слова были наполнены неоспоримой истиной. — Твоя и моя. Он многое хотел ей сказать: о том, что данное от рождения волшебство не бывает неправильным, о том, что их раса многогранна, и это прекрасно, но слова сейчас были излишни. Их выброс магии, вызванный самой искренней, чистой любовью и свирепой ненавистью к варварской войне, был самым красноречивым доказательством того, что жизнь каждого волшебника бесценна. Минуты незаметно ускользали одна за другой. Гермиона и Драко не наблюдали часов, ход времени для них приостановился. Они лежали на кровати, слушая дыхание друг друга, лаская и утешая. Когда Гермиона коснулась его изувеченных костяшек, Драко признался, что разбил их о деревянную резьбу Исчезательного шкафа, когда она ушла. Он не стал их залечивать, чтобы хоть немного заглушить душевные мучения физической болью. Он целовал любимое лицо, усыпанное золотыми веснушками, прижимал к сердцу хрупкое тело и наслаждался нежными прикосновениями Гермионы — единственной девушки, которую он желал, самой необыкновенной, о которой только мог мечтать. Драко смотрел в глаза своей мечте, чтобы навсегда запомнить её. Чтобы никогда не забывать, за что он должен продолжать бороться, и тогда, кто знает, возможно, они ещё встретятся. Единственной его гордостью являлось то, что его мечта была чистой. Этого Волдеморт никогда не сможет опорочить, даже если однажды от Драко ничего не останется, кроме пустой оболочки и отравленного смертью нутра. Дождь прекратился. Тёмное небо за целый день так и не посветлело, казалось, что вечер тянулся с самого утра. Гермиона лежала на груди Драко и слушала биение его сердца. Он рассеянно перебирал её локоны и смотрел перед собой. Внутри зарождалось тошнотворное чувство тревоги — их время подходило к концу. За окном разбушевался ураганный ветер. Сквозь щели из заколоченных досок комнату обдало сквозняком, заунывный свист гулял где-то высоко под крышей. Малфой внезапно вздрогнул и схватился за предплечье левой руки. Гермиона резко поднялась, оперевшись на локоть. Чёрная метка проступила набухшим рельефом на белоснежной коже: отвратительная змея, скрученная символом бесконечности, сейчас казалась живой. — Чёрт, — прошипел Драко, хватая одежду. — Они скоро будут здесь. Мне нужно открыть Выручай-комнату и снять чары со шкафа… — Драко… — Грейнджер, — он на мгновение остановился и метнулся к Гермионе, схватив её за плечи, — быстро возвращайся в башню. Скажи всем, что нужно уходить, найди Макгонагалл, пусть она поможет вам выбраться через каминную сеть. Пожирателей будет не много, но действовать они будут быстро. — Но… — Как только я открою комнату, — поспешно говорил Малфой, пристально глядя Гермионе в глаза, — у меня будет очень мало времени. Встретимся в заброшенном коридоре на третьем этаже, где старый гобелен. Через пятнадцать минут. Он не дал ей вставить ни слова и быстро покинул хижину. Гермиона несколько секунд не могла прийти в себя — всё произошло так внезапно, что её вновь охватила паника. Она судорожно схватила вещи и начала одеваться на ходу. Мысли путались, она пыталась выстроить последовательность своих действий, чтобы всё успеть и нигде не оступиться. «Сначала в башню. Нужно предупредить Гарри и остальных, пусть сразу идут к Макгонагалл». Гермиона бежала в Хогвартс со всех ног, сердце бешено колотилось, волосы спутались на ветру. Взбираться вверх по склону было куда сложнее, чем спускаться вниз. Наконец, достигнув замка, она понеслась по лестницам, едва успев соскочить с последней, что поменяла направление как раз в тот момент, когда Гермионе оставалось перепрыгнуть две последние ступеньки. Когда она ворвалась в башню Гриффиндора, Кэти, Рон и Джинни испуганно подскочили с дивана, бросившись навстречу подруге. — Где Гарри? — выпалила Гермиона, согнувшись пополам и оперевшись руками на колени. — Он не вернулся. Что случилось, Гермиона? — Джинни была бледна, как полотно, она стояла между Кэти и Роном, которые придерживали её за плечи — похоже, всё это время они пытались её успокоить, убеждая в том, что с Гарри не произойдёт никакой беды и он в безопасности. Конечно же, это было не так. — Нужно уходить, немедленно! — скомандовала Гермиона, рванув к перепуганной Джинни и снимая с неё свою зачарованную сумочку, которая всё время была под рукой у кого-то из них. — Собирайте вещи, книги, все зелья, которые готовы на данный момент, и сразу бегите в кабинет к Макгонагалл… — Да что на тебя нашло? — вмешался Рон, с тревогой оглядывая её с ног до головы. Гермиона сделала паузу, чтобы набрать в лёгкие воздух, и… в этот момент в глубине замка прогремел первый взрыв. Она обречённо прикрыла глаза в попытке подавить поднимающийся к горлу страх. — Что за чёрт? — испуганно прошептала Кэти, прислушиваясь к звукам снаружи. — Они уже здесь, — пробормотала Гермиона, открыв глаза. — Сделайте всё, что я вам сказала. Встретимся в кабинете Макгонагалл. Постарайтесь как можно быстрее отыскать Гарри, возможно, он уже в замке. — А ты куда? — спросила Джинни, когда Гермиона попятилась обратно к портрету. — Я хочу в последний раз увидеть Драко. Она не стала уходить от ответа и лгать друзьям сейчас. Не было смысла скрывать от них своих чувств и намерений. Гермиона знала: у них много вопросов. Возможно, они уже догадались, что Малфой причастен к вторжению Пожирателей, но у неё не было времени объясняться. Она обязательно им расскажет обо всём позже, выслушает множество обидных слов и обвинений, раскается перед ними и признает, что облажалась. Но только не сейчас. Как только Гермиона оказалась снаружи, её прошиб леденящий ужас. Со всех сторон доносились звуки борьбы, из коридоров виднелись отсветы от вспышек заклинаний. Отовсюду раздавался глубинный низкочастотный гул и неразборчивый шёпот — прямо как в ту жуткую ночь после чемпионата по квиддичу, когда она впервые увидела в небе Чёрную метку. Это было так страшно. Хогвартс, охваченный тёмной магией — кошмар, ставший явью. Храм чародейства и волшебства был осквернён войной. Всюду сновали перепуганные студенты, по всей видимости, старосты и профессора пытались сдержать врага, но безуспешно. Гермиону разрывало от желания вступить в борьбу, но она должна была держаться намеченного плана. Перед ней и её друзьями стояла более важная задача, и она понимала, что в подобных случаях необходимо действовать с холодной головой. Главное — выбраться из Хогвартса живыми и невредимыми. Когда Гермиона добежала до коридора с винтовой лестницей и гобеленом на стене, она облегчённо вздохнула. Драко ждал её, как и обещал. Она бросилась к нему в объятия, расплакавшись от страха и горя. Взрывы Бомбарды раздавались всё ближе — Пожиратели рушили стены и потолки коридоров, чтобы перекрыть все проходы и тем самым обеспечить минимальное сопротивление. — Не задерживайтесь здесь, слышишь? — он старался говорить как можно спокойнее, но дрожь в голосе выдавала его волнение. — Вы должны выбраться, во что бы то ни стало. Они не должны увидеть Поттера. — Ты сделал то, о чём тебя просили, выполнил приказ, — взволнованно произнесла Гермиона, вглядываясь в его лицо. — Пожалуйста, пойдём с нами, Драко, давай сбежим вместе! — Ты же знаешь, я не могу, — Малфой обречённо покачал головой, обхватив ладонями её лицо. — Я должен быть там. Должен быть рядом с ним, узнать о его слабостях, быть в курсе его планов, чтобы в решающий момент оказаться полезным. Должен защитить маму. Если он поймёт, что я сбежал, он избавится от неё. Гермиону била крупная дрожь. Она до последнего хранила призрачную надежду на то, что им удастся избежать разлуки, что им не придётся вновь становиться «чёрным» и «белым». Она надеялась обмануть судьбу, послать к чёрту Волдеморта и уговорить Драко отправиться вместе с ней на площадь Гриммо. Вероломная уловка трещала по швам, но Гермиона ещё не разучилась быть наивной, для неё по-прежнему не было ничего невозможного. То, что сейчас творилось с Хогвартсом, для неё было непостижимым ужасом. Но Малфой уже знал, что такое война. Она пришла в его дом ещё тогда, когда о ней почти никто не помышлял. — Почему ты так спокоен? — опустив голову, процедила Гермиона сквозь зубы. — Как ты можешь так спокойно говорить об этом? Он ведь убьёт тебя, как только заподозрит неладное, а это непременно рано или поздно случится. Она изо всех сил сжимала в кулаке ткань его пиджака, словно пытаясь удержать, остановить, хоть этот жест и был по-детски глупым. — Посмотри на меня, — попросил Драко, приподняв указательным пальцем её подбородок. Гермиона повиновалась и устремила свой взгляд на него. Ей было безумно тяжело смотреть в эти серо-голубые глаза с мыслью о том, что, возможно, она их видит в последний раз. — Ты сегодня такая красивая, — с нежностью в голосе произнёс он, склонив голову набок. — Я буду помнить тебя именно такой. Она до боли закусила губу и отвернулась. Драко прощался с ней. — Не плачь, Гермиона, — вполголоса проговорил он, соприкоснувшись с ней лбом. — Ты спасла меня. Ещё тогда. На втором курсе, — она взглянула на него в недоумении. — Я помню твой подарок на своё первое Рождество. Я бережно храню его до сих пор. Ты не знала об этом, но лишь благодаря тебе я научился слушать своё сердце. Гермиона была потрясена. Они никогда не говорили об этом. На глаза Драко навернулись слёзы, его лицо озарилось горькой улыбкой. — Ты помнишь, — только и смогла вымолвить она, и от этой важной детали стало ещё больнее. — Каждый день своей жизни. Ты многому научила меня, Грейнджер. Ты показала мне ту сторону жизни, которую без тебя я бы никогда не узнал. — Я бы хотела, чтобы ты никогда не узнал войны, — с горечью произнесла Гермиона. — Я не спасла тебя, Драко. Оглянись вокруг, весь мир в огне! — В этом нет твоей вины. — Неправда!.. — Ты просто была рядом, Грейнджер, как и всегда, когда я нуждался в тебе, ясно? — он держал в ладонях её лицо, впившись яростным взглядом в её глаза. — Ты столько раз спасала мне жизнь, ничего не требуя взамен. А я так и не смог набраться смелости и сказать, как же чертовски сильно я люблю тебя. Гермионе показалось, что сейчас её сердце разорвётся на части. Для неё это было слишком. Должно быть, это всё какой-то дурной сон. — Почему ты говоришь мне об этом сейчас? — неуёмные всхлипы сдавливали её горло, бесконечный поток слёз струился по щекам — наверное, она никогда не сможет перестать плакать. Она понятия не имела, что Драко может быть настолько жестоким, и жестокость его не знала границ. — Если не сейчас… — он осёкся, нежно коснувшись подушечками пальцев её щёк, утирая слёзы. — То когда? Драко ласково провёл рукой по её волосам, погрузившись в них пальцами, и прильнул к её дрожащим губам. Он с жаром и невыразимым трепетом целовал Гермиону в последний раз, и она отвечала ему с не меньшей страстью, на которую только было способно её разбитое сердце. Крики и взрывы разносились по замку и становились всё ближе, сквозь сомкнутые веки пробивались вспышки заклинаний, но Драко и Гермиона боролись за ускользающий момент их близости до последнего. — Я должен идти, — прошептал Малфой и отстранился, отшагнув назад. Его губы изогнулись в печальной улыбке. — Береги себя, Грейнджер. Скоро увидимся. Бросив последний взгляд на прощание, Драко взбежал вверх по лестнице и, спустя всего мгновение, скрылся за поворотом в темноте. Гермиона продолжала стоять в пустом коридоре, безуспешно пытаясь унять рвущиеся из груди рыдания. Она была совершенно разбита. Уничтожена. Её тело ослабло и было охвачено нервным ознобом. Она осела на пол, беспомощно разглядывая свои трясущиеся руки. Страх, боль и усталость окончательно её одолели. — Это было та-а-ак трогательно, — насмешливый и до боли знакомый омерзительный голос раздался совсем рядом. Гермиона резко обернулась и ползком попятилась к лестнице. В другом конце коридора возвышалась фигура в чёрных лохмотьях, чьи буйные чёрные кудри обрамляли бледное лицо, беспорядочно спадая на тёмные и совершенно безумные глаза. Беллатриса. Это было немыслимо. Она не могла знать про их место встречи, Драко всегда был предельно осторожен и продумывал всё до мелочей. Этот коридор был заброшен уже много лет, о нём вообще почти никто не знал, если только… Ответ на мучающий вопрос не заставил себя долго ждать, когда взгляд Гермионы скользнул в сторону и уловил движение ещё одной фигуры, скрывшейся в тени за спиной Беллатрисы. — Ты свободна, малышка, дальше тётя разберётся сама, — со сладкой игривостью распорядилась она, не отрывая взгляда от Гермионы и медленно двигаясь прямо на неё. Вытянутая рука с длинными грязными ногтями сжимала уродливую искривлённую палочку, будто сломанную и неаккуратно склеенную пополам, и когда обзор позади Беллатрисы открылся, стоявшая поодаль фигура приобрела очертания в слабом освещении далёкого факела. — Пэнси, — одними губами проговорила Гермиона, в полнейшем неверии глядя на Паркинсон, что по всем признакам была смертельно напугана собственным необдуманным поступком. Она судорожно сглотнула и поспешно ретировалась. У Гермионы не осталось никаких ресурсов для того, чтобы в полной мере осознать происходящее. У неё даже не было сил ненавидеть Пэнси за то, что она выследила их с Драко и сдала Пожирательнице смерти. — Я всегда говорила, что моя дорогая сестрица вырастила предателя, — властно провозгласила Беллатриса, подобравшись к Гермионе вплотную. — Но Тёмный Лорд упрям, он никогда не желает меня слушать. Видит Салазар, я пыталась перевоспитать мальчишку, но он упорно продолжал сопротивляться. Она нависла над Гермионой, постучав кончиком палочки по своему подбородку, и кокетливо склонила голову набок. — Знаешь, что я собираюсь сделать? — заговорщически прошептала Беллатриса. — Я с большим удовольствием поведаю Тёмному Лорду о том, что его обожаемое приёмное чадо, которому он всецело доверяет, спаривается с грязнокровкой. Как думаешь, Драко отделается быстрой смертью или до-о-олгой и мучительной? Она оглушительно захохотала, облизнув языком почерневшие зубы. Гермиона бросила мимолётный безнадёжный взгляд на лестницу, по которой ушёл Малфой, и поняла, что ей ни за что не выбраться — её ноги налились свинцом и совсем не двигались. Шоковое состояние парализовало её тело, и в решающий момент оно подвело. Гермиона нащупала рукоятку палочки, но не торопилась её доставать, чтобы Беллатриса её не обезоружила. — О, о! Я знаю! — по-детски воскликнула Лестрейндж, ошалело усмехаясь. — Тёмный Лорд определённо захочет, чтобы перед смертью Драко увидел, как насилуют и убивают его мамочку. Рыба ведь гниёт с головы, верно? Ох, бедная Цисси, — она озабоченно покачала головой, не сокрушаясь ни на йоту. Беллатриса говорила все эти чудовищные вещи с таким небывалым азартом, что у Гермионы к горлу подступила желчь. Она должна что-то сделать. Безумная ведьма не оставит её в живых, это совершенно очевидно. Ей необходимо её оглушить, сделать хоть что-то, чтобы выиграть время и скрыться. Гермиона резко вскинула палочку, направив на Беллатрису, но Лестрейндж оказалась быстрее и, с силой ударив свою жертву подошвой обуви в грудь, придавила её ногой к каменному полу. Гермиона продолжала крепко держать палочку в руке, но от мощного удара воздух покинул лёгкие, и она закашлялась, не имея возможности вдохнуть. В глазах потемнело, искажённое гневом лицо Беллатрисы расплывалось бесформенным пятном. — Попрощайся с жизнью, мерзкая грязнокровка, — остервенело прошипела Беллатриса, ещё сильнее вонзаясь каблуком в её грудь. — Знаешь, почему я не ношу маску? Я хочу, чтобы ты и тебе подобные перед смертью видели моё лицо! — она по-звериному осклабилась, но всего через мгновение её лицо исказилось гримасой гнева. — Авада Кедавра! Ярко-зелёная вспышка света. Последний удар сердца. И темнота.