***
— Гарри, — тихий голос пробивался сквозь спящее сознание. — Гарри, пора вставать. Скоро будем выдвигаться. Нежные прикосновения кончиков пальцев к щекам и шее мягко пробуждали от короткого и беспокойного сна, прогнав размытые образы искажённых лиц. Гарри открыл глаза и увидел перед собой обеспокоенное лицо Джинни. Его милая Джинни… Она была его душой. Она разделила бы с ним каждую скорбь, если бы только могла. Ему было бесконечно больно от того, что в его сердце совсем не осталось места для любви. Джинни заслуживала лучшего. И Гарри не мог ей этого дать — теперь миссия по спасению волшебного мира была целиком и полностью его ответственностью. Но почему же, чёрт побери, в его сердце осталось так много места для боли? Разве это справедливо? Разве ещё не достаточно? — Который час? — Гарри потянулся к прикроватному столику за очками. — Почти десять. Через полчаса мы должны аппарировать в Хогсмид. Гарри медленно кивнул, глядя перед собой. Мерзкий промозглый холод, зарождающийся глубоко в желудке, пробирался под кожу и поднимался к груди и лёгким. После того как стало известно, что Пожиратели покинули Хогвартс, совет профессоров принял единогласное решение провести погребальную церемонию в замке, чтобы отправить великого волшебника — Альбуса Дамблдора — в последний путь и похоронить его именно в том месте, которое являлось для него истинным домом. Сотни сов были разосланы по всему миру, чтобы оповестить как можно больше членов волшебного сообщества о грядущих похоронах. Заявляться в Хогвартс всё ещё было рискованно, однако Гарри было всё равно. Он обязан был присутствовать, чтобы отдать последний долг и не утратить шанс по-настоящему попрощаться хотя бы с одним человеком, который был ему дорог. Второй раз в жизни судьба преподнесла Гарри жестокое наказание: он снова увидел смерть близкого человека и никак не смог этому помешать. Ублюдок Снейп уничтожил Дамблдора одним взмахом волшебной палочки. И его последний взгляд… Гарри навсегда запомнит его. «Северус, прошу тебя». Возможно ли, что Дамблдор молил его не о помощи?.. «Северус. Мне нужен Северус», — всё повторял он, словно в бреду, когда Гарри тащил его на себе к выходу из пещеры. Возможно, Дамблдор надеялся принять противоядие, которое хранилось у Снейпа. А может, он и вовсе не отдавал своим словам никакого отчёта из-за адской боли, что помутила его рассудок. Гарри испытывал невероятное чувство вины из-за того, что не настоял на том, чтобы выпить зелье самому. Дамблдор чрезмерно берёг его крепкое молодое тело, которое обязательно в скором времени восстановилось бы, и всего через несколько дней Гарри бы поправился. Жертвоприношение Дамблдора было предсказуемым ещё до того, как они отправились в это проклятое путешествие, но причина, по которой он угас так скоро, теперь казалась Гарри бессмысленной. Даже если бы в котле оказался настоящий медальон. Какая чудовищная ошибка. И сколько ещё раз им суждено оступиться на пути этой проклятой войны? «Поскорее бы вернулась Гермиона», — повторяющаяся мысль поселилась в его сознании и напоминала о себе каждую минуту. Гарри был слишком раздавлен для того, чтобы рассматривать хотя бы вероятность смерти ещё одного бесконечно близкого ему человека. Он был готов простить ей всё — любую ошибку, лишь бы она была жива. Джинни и Рон точно знали, что Гермиона должна была встретиться с Малфоем. Проблема была лишь в том, что он присоединился к остальным Пожирателям на Астрономической башне, хоть и с запозданием. И ещё один, пусть и не особенно важный, но настораживающий факт не давал Гарри покоя: он слышал, как один из Пожирателей, предположительно Амикус Кэрроу, спросил, где Беллатриса. Гарри старался об этом не думать. Он всеми силами гнал прочь чудовищное предположение о том, что исчезновение Гермионы могло быть как-то связано с отсутствием Беллатрисы. Из кухни по всему дому разносились пленяющие ароматы вкуснейшей домашней еды миссис Уизли, от которых желудок Гарри свело мучительным спазмом. Возможно, он отведает немного её божественной стряпни на ужин, но только не сейчас. Хвала Мерлину, никто из домочадцев не принуждал его насыщаться в преддверии одного из самых трагических мероприятий в его жизни. В гостиной у камина на кресле ютились Тонкс и Ремус Люпин. Они сидели в обнимку и молча смотрели на чёрные угли в закопчённой топке. Уход Дамблдора для Ремуса тоже был тяжёлой потерей: Альбус был одним из немногих, кто верил в него и поддерживал, а также подарил ему один незабываемый год преподавания в Хогвартсе, ведь будь на месте директора школы кто-то другой, Ремусу никогда бы не выпал такой бесценный шанс. Дамблдор узрел в нём прекрасного человека и замечательного учителя, в то время как остальные видели в Люпине лишь кровожадное чудовище, несущее опасность для окружающих. Судьба Ремуса напоминала Гарри его собственную: оба не знали родительской любви, но в то же время являлись абсолютными счастливчиками, познавшими настоящую крепкую дружбу. Ради него Джеймс, Сириус и Питер освоили анимагию — настолько глубоко они прониклись личной трагедией Ремуса и пожелали разделить её с ним. Вместе они провели бесчисленное количество полнолуний, умудрившись превратить неизлечимую болезнь в беззаботное веселье. Теперь они все мертвы. Пожалуй, во всём мире не найдётся волшебника, который желал бы смерти Петтигрю настолько же яростно, как того жаждал Ремус. Из-за него Волдеморт лишил его всего. Именно благодаря Хвосту Тёмный Лорд возродился и обрёл своё нынешнее воплощение. Тонкс была настоящим, удивительным подарком. Как бы Ремус ни противился милосердию судьбы, она была слишком настойчива. Нимфадора влюбилась в него без остатка — в него, такого… другого, не похожего на остальных в самом скверном смысле. Ремус намеревался быть верным своему аскетизму до самого конца и никогда больше никого не подпускать к себе настолько близко, но Тонкс разгромила и уничтожила его крошечный бесцветный мирок и крепко обосновалась в его руинах, заново отстроив его и насытив яркими красками. Пожалуй, это была одна из самых невероятных и трогательных историй любви, известных миру магии. — Как ты, Гарри? — тихо спросил Ремус, заметив его присутствие. — Нормально, — соврал он. — Поскорее бы покончить со всем этим. — Ты не обязан отправляться с нами, — мягко произнесла Тонкс, встав с кресла. — Мы понимаем, насколько для тебя это… — Нет, — категорично покачал головой Гарри. — Я обязан. Я обязан Дамблдору жизнью. Он пожертвовал своей ради меня и всех нас. Я должен присутствовать. Тонкс понимающе кивнула в ответ. Несмотря на её некоторую взбалмошность и неукротимую энергию, в последние дни она была непривычно тихой и очень тактичной. — Я схожу на кухню, узнаю, не нужна ли Молли моя помощь, — вежливо улыбнулась она и покинула комнату, оставив Гарри и Ремуса одних. В гостиной воцарилась неловкая тишина. Казалось, оба ожидали друг от друга инициативы начать диалог. — Если хочешь поговорить со мной о чём-то… о чём угодно, — осторожно начал Ремус, пожав плечами, — не стесняйся, Гарри. Мы лишь выглядим старше и более знающими, мудрыми, на деле же никто из нас понятия не имеет, как нужно правильно жить, — он по-доброму ухмыльнулся и облокотился на спинку кресла. — Вряд ли хоть кто-то за свою жизнь по-настоящему почувствовал момент, когда он стал взрослым. Уверен, многие до сих пор ощущают себя детьми, запертыми в увядающем теле. Гарри вяло усмехнулся и опустился в кресло напротив. Было немного странно слышать подобное от бывшего профессора, пославшего к чёрту всяческую субордицанию, но, в то же время, его слова вселяли лёгкость: Ремус — друг, а не чужак, принявший членство в Ордене из чувства долга. Последние минуты перед отправлением изводили и действовали на нервы, посему Гарри решил, что будет разумным временно перевести своё внимание на что-то другое. — Во время нашего с Дамблдором путешествия мы нашли это, — он запустил руку в карман и извлёк медальон с изображением изумрудной змеи. — Эта вещь — копия той, что принадлежала Салазару Слизерину — я видел в Омуте памяти Дамблдора тот самый момент, когда Волдеморт заполучил её много лет назад. Мы полагали, что это крестраж… А затем, когда я открыл его, то обнаружил вот это послание. Гарри протянул Ремусу раскрытый медальон, в котором находилась аккуратно сложенная записка:«Тёмному Лорду.
Я знаю, что умру задолго до того, как ты прочитаешь это, но хочу, чтобы ты знал — это я раскрыл твою тайну. Я похитил настоящий крестраж и намереваюсь уничтожить его, как только смогу. Я смотрю в лицо смерти с надеждой, что, когда ты встретишь того, кто сравним с тобою по силе, ты уже снова обратишься в простого смертного.
Р.А.Б.»
Дочитав до конца, Ремус нахмурился, его черты ощутимо напряглись, а пальцы, сжимавшие записку, едва заметно дрогнули. — Ты знаешь, кто это? — вполголоса спросил Гарри. От него не укрылись изменения в настроении Люпина, и хоть он боялся потревожить его своим вторжением, нетерпение и любопытство одержали верх. — Этого… не может быть, — пробормотал Ремус, по-прежнему вглядываясь в записку. Однажды Гарри уже слышал эти слова, сказанные Люпином с тем же выражением лица: в тот раз Гарри поведал ему о том, что увидел на карте Мародёров Питера Петтигрю. — Кто этот человек? Он ещё жив? Ремус медленно и рассеянно покачал головой. — Это Регулус, — наконец, он поднял на Гарри взгляд. — Регулус Блэк. — Брат Сириуса? — ещё тише произнёс Гарри, словно боялся, что стены поместья услышат их разговор. — Это он уничтожил настоящий крестраж? Люпин невесело ухмыльнулся, поднявшись с кресла, и подошёл к окну, чтобы лучше рассмотреть записку на свету. — Я бы не был столь оптимистичен. Регулус был Пожирателем смерти, Гарри. Он был одержим Волдемортом и его идеологией ещё с подросткового возраста настолько, что по доброй воле примкнул к нему, когда ему было всего шестнадцать. Вполне возможно, что это какая-то уловка, и Волдеморт поручил ему, например, перепрятать медальон, когда на него началась охота, чтобы сбить искателя со следа. Ремус рассуждал как настоящий аврор, не питающий ложных надежд относительно наличия человечности у патологических преступников. Тем не менее, внимание Гарри привлёк немаловажный печальный факт того, насколько юным был Регулус, когда пополнил тогда ещё немногочисленные ряды Пожирателей смерти. «По доброй воле». Невольно напрашивалась аналогия с таким же юным Драко Малфоем, который принял Метку как проклятие, а не как благодать. Но что, если и он, и Регулус пошли по одному и тому же пути свержения Волдеморта? — Но ведь Регулус исчез, не так ли? — уточнил Гарри. — Никто так и не нашёл его тело? — Верно, — подтвердил Ремус. — Тому может быть много причин. Сейчас мы уже вряд ли узнаем, что именно с ним произошло. Можно спросить у портрета Вальбурги, но, думаю, это не очень хорошая идея. Гарри согласно кивнул и опустил взгляд, сосредоточившись на мысли о том, что же могло оказаться подсказкой. Вальбурга Блэк и правда его ненавидела, оставалось лишь радоваться, что от старухи остался только гнусный портрет. — Через пять минут встречаемся у точки аппарации! — раздался крик мистера Уизли из столовой. — Я пойду переоденусь, — бросил Гарри и покинул гостиную. Он старался как можно дольше концентрировать своё внимание на мыслях об исчезнувшем крестраже, чтобы вновь не погружаться во мрак собственных переживаний. Скрип старой прогнившей лестницы навевал мнимые воспоминания о прежней жизни, царящей в этом доме, хотя Гарри мог лишь догадываться о том, какой она была. Семья Блэков — самая неоднозначная династия чистокровных волшебников. Пожиратели смерти, предатели крови, представитель Ордена Феникса — все они поднимались по этим ступеням в свои комнаты и спускались утром на завтрак. Гарри остановился на площадке третьего этажа и поднял взгляд на приоткрытую дверь, за которой находилась временная спальня Джинни. «Регулус Арктурус Блэк». Табличка с именем всё это время была на виду, и Гарри поразился тому, насколько же глубоко он был погружён в себя, что ни разу не обратил на неё внимания. Возможно, ещё есть шанс найти хоть какие-то улики, указывающие на судьбу Регулуса и крестража, если его комната захочет выдать несколько секретов… — Отвратительно, просто унизительно, — послышалось брюзжащее ворчание из-за приоткрытой двери. — Мерзкие предатели крови осквернили обитель моего благородного хозяина. Бедный Кричер всегда был преданным эльфом, он не заслужил такого наказания… Гарри на мгновение замер и прислушался, но гневное бормотание затихло. Он снова поднял взгляд на табличку, приделанную к двери. Кричер никогда бы не назвал Сириуса благородным хозяином. Он был верным эльфом и хранителем секретов Регулуса Блэка.***
Ласковые лучи утреннего солнца мягко щекотали обнажённое плечо Гермионы. Шёлковые простыни приятно ласкали бёдра, но самым восхитительным в этом тёплом и по-настоящему уютном утре было покалывающее ощущение мерного дыхания между лопаток и тяжесть ладони, что собственнически улеглась под грудью на рёбрах. Гермиона открыла глаза и лениво улыбнулась, распознав очертания давно знакомой спальни. Первой мыслью в её не до конца пробудившемся сознании была Выручай-комната — безопасный островок любви для неё и Драко, на котором они прятались от осуждения и всеобщей враждебности, и где никто и никогда бы их не нашёл. Но с каждой секундой осознание постепенно прокрадывалось сквозь туманные сновидения: это был совсем не островок, сотканный из иллюзий. Гермиона находилась в самом центре смертельной западни. Прямо за дверью этой комнаты её подстерегала опасность буквально отовсюду, если она не будет достаточно осторожна. Приятное томление обернулось ядовитой тревогой, которая отравила нежную теплоту, что расцвела внутри с первыми лучами солнца. Здесь ли сейчас Волдеморт? Как много Пожирателей находятся в стенах мэнора в данную минуту? Похоже, столь крепкий и длительный сон был ошибкой. Он притупил концентрацию и свёл весь прогресс минувших дней к минимуму. За последние трое суток Гермиона в общей сложности провела во сне не более десяти часов: после первого превращения, когда Северус убедился, что все защитные чары замка развеялись в связи со смертью Дамблдора, они с Гермионой аппарировали в Паучий тупик, где располагалось его скромное жилище. Это место едва ли обладало хоть каким-то минимальным комфортом, к тому же, отдыхать всё равно было некогда. Мозг Гермионы работал на истощение, чтобы научиться контролировать тело и сознание под действием Оборотного зелья. Гермионе было невероятно трудно найти в себе силы смириться со своим внутренним несовершенством: когда она не находилась под действием зелья, страх возвращался. Всему виной была её природная рассудительность, Гермиона привыкла глубоко анализировать каждое своё чувство, каждое действие. Она заботилась о тех, кто был ей дорог, и беспокоилась об их благополучии, испытывала вину за то, что у неё не будет возможности посвящать всё своё время Гарри и Рону. Беллатрисе же было на всё наплевать. Она не дорожила ничьей жизнью, включая собственную — её многолетнее безумие диктовало ей лишь одну установку: исполнять волю Тёмного Лорда, внимать его приказам и потакать малейшим прихотям. Они оба были одержимы одной идеей — созданием нового мира, и само достижение этой цели на деле их мало волновало. Важен был сам процесс. Волдеморт и Беллатриса были азартными игроками, имеющими неисчерпаемый запас неукротимой жестокости. И размышлять об этом Гермиона могла лишь пребывая в чужом сознании, так как её существо не было способно это постичь. Нежное касание губ отозвалось вдоль позвоночника волной мурашек. Тёплая ладонь проскользнула выше, мягко сжимая обнажённую грудь. — Ты почти не дышишь, — сонный шёпот Драко вызволил Гермиону из тягостных мыслей. — Я слышу, как вертятся твои шестерёнки. О чём ты думаешь? Гермиона вздохнула и прикрыла глаза, позволяя себе всего на мгновение расслабиться и прильнуть к его телу. Больше всего на свете она любила просыпаться с Драко, но сегодняшнее волшебное пробуждение было совсем не похожим на предыдущие. «А что, если теперь так будет всегда? Если каждое новое утро будет мрачнее предыдущего, и, в конце концов, мы утратим наше сокровенное волшебство?» — Грейнджер? — Драко отстранился и приподнялся на локте, заправив её спутанные кудри за ухо. — Посмотри на меня. Гермиона нехотя повернулась и окинула взглядом комнату, невольно отметив, что что-то в ней было не так. Подсознательно или умышленно она избегала смотреть Драко в глаза после всего, что произошло накануне. По непонятной причине ей было стыдно за то, как она с ним обошлась, хоть и понимала, что поступила наилучшим для них обоих образом. Возможно, где-то в бескрайних просторах космоса и существовала вселенная, в которой другая Гермиона Грейнджер нашла более взвешенный и разумный способ поведать Драко о пророчестве и при этом не умерла от истерического припадка. — А куда делся рояль? Который стоял вон там? — она указала на пустое место между камином и письменным столом. — Что? — в недоумении переспросил Драко, выдержав непродолжительную паузу. — Когда Выручай-комната преображалась в твою спальню, в ней был рояль, — объяснила Гермиона. — Ах, это… — он усмехнулся и снова улёгся на подушку. — Я его выдумал. Надеялся снова услышать, как ты играешь. Гермиона ошеломлённо воззрилась на Драко, одарив его удивлённой улыбкой. — Почему ты просто не попросил? Он смущённо пожал плечами, продолжая молча изучать Гермиону взглядом. — Поговори со мной. Я не хочу, чтобы между нами были недосказанности. Драко никогда не отступал, пока не добивался своего. Он видел Гермиону насквозь и не прощал ей никаких утаек. — Я… — она прочистила горло и опустила взгляд. — У меня есть чувство… будто я не заслуживаю твоей благосклонности. Будто я вынудила тебя смириться с моим выбором и не дала шанса принять собственное решение относительно… нас. Я даже примерно не могу представить, насколько тебе будет невыносимо видеть меня такой и постоянно находиться рядом. Всё время. — Грейнджер… — Но также понимаю, что нет ничего важнее миссии Ордена, и каких-то два разбитых сердца — ничто по сравнению с масштабом нашей ответственности… — Грейнджер, хватит, — Драко накрыл её ладонь своей, и Гермиона тотчас осеклась, впервые взглянув на него за всё время своего монолога. — Видишь это? — он развернул своё левое предплечье, заклеймённое Чёрной меткой. — Вот истинная причина, почему ты здесь. Из-за таких, как я. Мне никогда не понять твоего поступка, это правда. Но если и говорить о выборе, которого ты меня лишила, то знай: у меня никогда его не было. В жизни случаются непоправимые вещи. Я не выбирал становиться Пожирателем. Я не выбирал любить тебя. Ничто из этого я не могу отменить или перечеркнуть — это необратимо, понимаешь? Гермиона глубоко вдохнула и сглотнула подступивший к горлу ком. — Как тебе удаётся быть таким удивительным? — с дрожью в голосе спросила она. — В последнее время ты слишком часто говоришь вещи, от которых мне хочется плакать. Драко ухмыльнулся и закатил глаза — очаровательная защитная реакция, мгновенно превращавшая его в надменного засранца, который, разумеется, по чистой случайности потерял бдительность, дал слабину и продемонстрировал свои истинные чувства исключительно по ошибке. Без этого Малфой не был бы Малфоем. — Вдвоём гореть в аду гораздо веселее, — с горькой усмешкой произнёс он, отвернувшись к окну. Настенные часы показывали начало одиннадцатого. Гермиона всё ещё терялась в сомнениях: правильно ли будет появиться на похоронах Дамблдора и тем самым известить Гарри, Рона и остальных о том, что она жива. Но пропустить прощальную церемонию она никак не могла — её жизнь и так приняла слишком неожиданный поворот, который лишил её шанса следовать по пути света. Отдать последнюю дань уважения Дамблдору — меньшее, что Гермиона могла сделать. — Я должна отправиться в Хогвартс, — тихо произнесла она, привлекая внимание Драко. — Сегодня мне предстоит ещё одно большое испытание. — Поттер, — догадался Малфой. — И что же ты собираешься делать? Просто выложишь Ордену всю правду? — Если честно… — замялась Гермиона. — Понятия не имею. Северус сказал действовать очень осторожно. Скрыть от всех моё перевоплощение не выйдет, но желательно, чтобы о нём знали только те, кто будет способен хранить эту тайну до самой смерти. — И кто же? — Авроры. Люпин, Тонкс и Грозный глаз. Они надёжные хранители. Что до Гарри и Рона… — Гермиона тяжело вздохнула. — Это большая проблема. — С этим сложно поспорить, — надменно усмехнулся Драко. — Уверен, эта парочка доставит тебе куда больше хлопот, чем Волдеморт с Пожирателями вместе взятые. — Давай не будем о плохом, — нервно улыбнулась Гермиона, выбираясь из кровати. — К тому же, есть кое-что более опасное, о чём знает Гарри. Кое-что принципиально важное для победы над Волдемортом. По сравнению с этим, моя тайна и вовсе ничего не значит… — О чём ты? — нетерпеливо перебил её Драко. — То, что ему удалось вытрясти из старого придурка Слизнорта? — Я обязательно расскажу тебе, когда сама узнаю об этом немного больше. — Грейнджер! — Драко разочарованно фыркнул и развёл руками, требуя незамедлительных объяснений, но Гермиона лишь ухмыльнулась уголком губ и быстро скрылась за дверью ванной комнаты.***
Чёртово платье вечно путалось в ногах. И как только Беллатриса умудрялась его носить с её-то взрывным характером? Пребывая в её сознании, Гермиона то и дело порывалась искромсать его на лоскуты. Коридоры мэнора сегодня ощущались чуть менее враждебными главным образом потому, что ни один Пожиратель так и не повстречался Гермионе на пути. Она покинула поместье через чёрный ход и оказалась в небольшом заднем дворике, густо засаженном чайной розой и инжирными деревьями. Осталось лишь обогнуть поместье и пересечь антиаппарационный барьер… — Белла? Она на мгновение застыла, всецело сконцентрировавшись на сущности Беллатрисы и надёжно заперев свой разум, погрузив его во временную спячку. Снейп предупреждал о подобных ситуациях, и они подробно проработали каждую реакцию и эмоцию, чтобы Гермиона в нужный момент была готова действовать правильно. — Цисси, доброе утро, — натянуто поздоровалась Беллатриса, обнаружив сестру в кресле-качалке возле одного из розовых кустов с чашкой чая в руках. — Не знала, что ты сегодня останешься у нас, — Нарцисса выглядела потерянной и опечаленной. — Не хочешь присоединиться ко мне? — она указала на крошечный столик на фигурных ножках, на котором стоял фарфоровый чайник, и в тот же миг возле него материализовалась ещё одна чашка. — Прости, дорогая, не в этот раз, — с наигранной жалостью ответила Беллатриса, словно общалась с маленьким ребёнком. — И я терпеть не могу чаепитий, ты же знаешь. — Дэйзи приготовит тебе кофе, — улыбнулась Нарцисса, а затем вновь поникла и опустила взгляд. — Я ужасно беспокоюсь за Драко, — тихо призналась она. — С тех пор как он вернулся из Хогвартса, он не сказал мне ни слова. Еда всё время остаётся нетронутой. В нём будто что-то сломалось, Белла, и я боюсь, что дальше будет становиться только хуже. — Ты слишком сильно его опекаешь, Нарцисса, — высокомерно ухмыльнулась Беллатриса. — Драко уже семнадцать, пора бы ему позволить вылезти из-под мамочкиной юбки. Да, впечатлительности ему не занимать — эту глупость он позаимствовал у тебя, сестрица. Ты всегда падала в обморок от малейшего стресса. — Ты преувеличиваешь, — нахмурилась Нарцисса. — Просто… я не знаю, сколько он ещё выдержит, Белла… Ладно, пожалуй, зря я вывалила на тебя свои переживания вот так. Извини. Мне совсем не с кем поговорить об этом. Она поднялась с кресла, поставила чашку на стол и направилась обратно в поместье. Несмотря на преимущественное равнодушие Беллатрисы по отношению к тревогам сестры, ей всё же стало немного её жаль. Хотя, возможно, всему виной была добрая сентиментальная душа Гермионы Грейнджер, которая откликалась на чужую боль даже сквозь сон и плотный щит окклюменции. — Я могу навестить тебя завтра, если хочешь, — крикнула ей вдогонку Беллатриса, раздражённо закатив глаза. — Если, конечно, Тёмный Лорд не потребует моего незамедлительного присутствия. Нарцисса обернулась в дверях, и её лицо озарилось лёгкой улыбкой. — Это было бы чудесно. Она коротко кивнула и исчезла в темноте поместья. Беллатриса выдохнула и покачала головой. Сближение с Нарциссой не входило в её планы, но это лишь к лучшему. Втереться в доверие матери Драко было неплохой идеей. Возможно, в течение беседы ей удастся выяснить некоторые важные детали, о которых не был осведомлён Снейп. Миновав ворота Малфой-мэнора, она аппарировала в развалины лондонского дома, который служил её личной тайной точкой аппарации. Однажды именно отсюда они с Драко отправились на встречу с мистером и миссис Грейнджер, чтобы увидеться с ними в последний раз. Гермиона приняла антидот, вернувшись в свой истинный облик, и переоделась в узкие чёрные джинсы и тонкую свободную хлопчатую блузку в тон — это была единственная одежда, которая отдалённо подходила по случаю. Совершив второй аппарационный прыжок, Гермиона оказалась на окраине Хогсмида. Необычайно оживлённые улицы маленькой деревушки полнились голосами людей, общающихся на разных языках — все они прибыли сюда для того, чтобы попрощаться с величайшим волшебником их времени и отдать ему последние почести. Гермиона проталкивалась сквозь толпу людей, снующих вдоль узкой улицы с чемоданами наперевес. Деревянные ставни миниатюрных окон были открыты настежь, чтобы впустить в дома и гостиничные номера слабый сквозняк — погода стояла жаркая, поистине летняя и безоблачная, что казалось чем-то неправильным в такой скорбный день. Хотя, возможно, светлая душа Дамблдора хотела бы встретить свой покой именно так — в ярких лучах летнего солнца. Ворота Хогвартса сегодня были открыты. Филч подробно досматривал каждого входящего на наличие опасных артефактов, как и в первый день учебного года, когда пребывал Хогвартс-экспресс, но в этом не было никакой необходимости: никто из врагов не посмел пересечь границу Хогсмида в этот особенный день. Казалось, будто все силы зла затаились и притихли, испугавшись столь мощного скопления светлой магии в одном месте. Гермиона неторопливо двигалась вверх по мощёной тропинке, стараясь держаться поодаль от основного потока толпы. Ей будет лучше появиться с запозданием и скрыться среди других гостей, пока внимание всех присутствующих будет приковано к каменной гробнице. Где-то вдалеке послышался голос Макгонаггал, усиленный Сонорусом, но из-за разносящегося эхо слов было не разобрать. Оказывается, все места были давно заняты, но десятки волшебников со всего мира всё прибывали и прибывали, заполонив берег Чёрного озера. По мере того, как слова постепенно приобретали чёткость, Гермиона начала узнавать знакомые силуэты и лица. Первыми, кого она заметила, были массивные, высокие фигуры Хагрида и мадам Максим, стоявших в обнимку, склонив друг к другу головы. Здесь присутствовала вся министерская элита во главе с министром Скримджером, весь преподавательский состав, облачённый в парадные мантии, за исключением, разумеется, Снейпа. Гермиона подумала о том, что, вероятно, лишь ей одной известно, насколько сейчас тяжело на душе у Северуса. Возможно, он нашёл способ незаметно проникнуть сюда молчаливым наблюдателем, но никто и никогда об этом уже не узнает. Подобравшись ближе и очутившись в гуще толпы, Гермиона, наконец-то, смогла рассмотреть остальных волшебников: студенты всех факультетов, одетые в школьную форму, были выстроены в плотную колонну. Их было не много — большинство покинуло Хогвартс после того, как их родители узнали про убийство директора и атаку на замок. Подопечных Слизерина и вовсе не было видно — единственный, кого смогла обнаружить Гермиона, был Блейз Забини, стоящий рядом с Луной. Он держал её за руку, время от времени обращая свой взгляд на её умиротворённое лицо, покрытое ссадинами и блестящими дорожками слёз. Даже когда Луна скорбела, уголки её губ словно были изогнуты в подобии улыбки. Светлая печаль ей так же шла, как и тихая радость. Луна была не единственной среди студентов, на чьём теле были заметны следы борьбы. Невилл с разбитой нижней губой стоял в компании Симуса, у которого левая рука была перевязана и зафиксирована в тканевом бандаже. Похоже, многие из Отряда Дамблдора храбро сражались той ночью, защищая замок от врага. Все ли из них остались живы?.. Гермиона отогнала горькую мысль о возможных жертвах среди своих знакомых. ОД имели отличную боевую подготовку и теперь станут тренироваться ещё упорнее. Её взгляд скользнул по скамьям и моментально отыскал огненно-рыжие шевелюры членов семейства Уизли почти в полном составе: Перси чинно восседал в первом ряду подле министра и тщательно сканировал толпу в поисках несуществующей угрозы для своего босса. Осталось ли в нём ещё хоть что-то от прежнего Перси? Значила ли для него смерть Дамблдора то же, что и для остальных присутствующих? Или же он явился для того, чтобы пособничать министру и подчиняющейся ему прессе в их грязных манипуляциях, направленных на опорочение усопшего, которого они все эти годы пытались беспощадно дискредитировать? Наконец, Гермиона остановила своё внимание на человеке, который сидел с самого края ряда, и её сердце больно сжалось. Гарри неотрывно смотрел на открытую белую гробницу. Его челюсти были плотно сжаты, со стороны могло показаться, что он совсем не дышал, словно околдованный обездвиживающими чарами. Отпечаток невообразимой душевной боли пролёг глубокими бороздками на его молодом лице, которое будто больше не принадлежало шестнадцатилетнему мальчику. Гермиона смотрела на молодого мужчину, потерявшего всё, и чувствовала себя чудовищем из-за того, что заставила его горевать ещё больше. Она одновременно и сгорала от нетерпения, чтобы как можно скорее показаться Гарри на глаза и увидеть в них огонёк облегчения, и молила всех богов, чтобы этот момент случился как можно позже, хотя быть по-настоящему готовой к их встрече у неё всё равно не выйдет. Почтить память Дамблдора пришли не только волшебники и волшебницы: на опушке леса выстроилась стая кентавров с опущенными луками в руках; гладь Чёрного озера время от времени подёргивалась рябью, когда очередная русалка присоединялась к своему племени, покинувшему водные глубины. Громкое заливистое пение птиц наполняло пространство вместо заунывной траурной музыки — казалось, сама природа принимала участие в церемонии погребения, потому что помнила, с каким уважением и любовью Дамблдор относился ко всему живому. За своими наблюдениями и мыслями Гермиона совсем не заметила, что голос Макгонагалл давно стих. Никто из присутствующих не выразил желания сказать прощальное слово — в этом не было нужды, ведь никакие слова не передали бы того, сколько Дамблдор значил для волшебного мира. Словно по какому-то неуловимому сигналу вдруг всё переменилось: кентавры выпустили в воздух стрелы из луков, и те магическим образом растворились в голубом небосводе; русалки поочерёдно погрузились обратно под воду; пение птиц прекратилось. Министр Скримджер поднялся со своего места и, подойдя к гробнице, взмахнул волшебной палочкой, наколдовав венок из белых роз. Вслед за ним начали подтягиваться профессора, мадам Помфри, мадам Пинс, Хагрид и остальные хранители Хогвартса, проделывая тот же самый ритуал. Постепенно пьедестал гробницы обрастал всё новыми венками и букетами разных цветов и размеров. Некоторые волшебники задерживались у гробницы, чтобы в последний раз взглянуть на Альбуса Дамблдора, что теперь мирно спал вечным сном. Гермиона обошла толпу и подобралась чуть ближе к гробнице, когда заметила, как Гарри с Джинни поднялись со своих мест. Отсюда она увидела его — бездыханное тело профессора Дамблдора, напоминавшее восковую фигуру — настолько противоестественно и жутко было видеть его таким. Непроизвольные рыдания сдавили горло Гермионы, и она зажала рот рукой, чувствуя, как по побелевшим пальцам потекли горячие слёзы. Пусть она не знала его так же хорошо, как Гарри, но осознавать, что самый яркий источник света, мудрости и доброты безвозвратно погашен, было невыносимо. Дамблдор был той самой гармонией, без которой всё вокруг неизбежно погрузится в хаос. Мир рушился, и Гермиона играла в этом не последнюю роль. Единственным, что облегчало её душевные муки, была осведомлённость о том, что именно Северус убил Дамблдора, а не кто-то другой. Если бы она узнала, что Дамблдор погиб от руки другого Пожирателя, который пробрался в Хогвартс через Исчезательный шкаф, Гермиона не смогла бы этого пережить — чувство вины за невольную причастность к убийству просто её бы уничтожило. Когда Гарри и Джинни остановились у гробницы, все вокруг обратили на них свои взгляды, но, казалось, они никого не замечали. Как только Гарри подошёл достаточно близко, жёсткие черты его сосредоточенного лица мгновенно смягчились, тонкие губы слегка приоткрылись, а глаза наполнились слезами. И вот сейчас он был олицетворением детской уязвимости — такой раненый и хрупкий. Его плечи затряслись, и он отвернулся, окинув пространство растерянным взглядом, словно в поиске помощи. Джинни тихо звала Гарри и гладила его по щеке, пытаясь утешить. Она обнимала его, сжимала его руку, но он почти задыхался и всё не мог перестать в неверии смотреть на мёртвое тело своего дорогого наставника. И когда лицо Гарри исказила гримаса боли, он отшатнулся, едва не потеряв равновесие. Джинни притянула его к себе, заключила в крепкие объятия и позволила ему, уронив голову ей на плечо, выплакать свою боль, что так неудержимо рвалась наружу. Гермиона ни разу не видела его таким. Никогда, даже после смерти Сириуса. Она горько плакала, внимая страданиям лучшего друга, словно они были её собственными. Ей так хотелось защитить Гарри от всех этих хищных взглядов, министерских колдокамер и мерлиномерзкой Риты Скитер, алчно пишущей что-то в своём паршивом блокноте. Ей бесконечно сильно хотелось повернуть время вспять и спасти его семью, чтобы Гарри имел шанс узнать, каково это — быть счастливым. Но всё, что ему предстояло узнать в ближайшие месяцы, сводилось лишь к новым потерям и скорбям. Гарри отстранился от плеча Джинни и отшагнул в сторону от гробницы, чтобы дать возможность другим попрощаться с Дамблдором. Небрежно утерев слёзы, он рассеянно оглядел толпу и остановил взгляд своих зелёных глаз на Гермионе. Будто сомневаясь, не мираж ли это, Гарри заозирался по сторонам, обращаясь к окружающим с немым вопросом: видят ли они то же, что и он? Ни минуты не теряя на раздумья, он сорвался с места и ринулся в гущу толпы, грубо расталкивая всех, кто попадался ему на пути. Гермиона устремилась ему навстречу и, как только они достигли друг друга, Гарри порывисто обнял её, прижав к груди так сильно, что было сложно дышать. — Где ты была? — глухо выдавил он сквозь слёзы, дрожа всем телом. — Я думал… думал, что ты… — накатившие эмоции мешали говорить, но Гермиона догадалась, что он имел в виду. И от этого ей стало ещё больнее. — Я расскажу тебе позже, — сокрушённо прошептала Гермиона, уткнувшись носом в его шею. — Самое главное, что со мной всё хорошо, и я в безопасности. Как же ей было совестно, что пришлось так безбожно солгать лучшему другу в самую первую минуту их долгожданной встречи.