— Я буду играть за воина. Люблю прямой подход.
Себастиан кивает с такой серьезной миной, принимая выбор Джина, словно они здесь собирались империю Готоро в три рыла оккупировать, а не просто поиграть в настолку. Сэм обязательно отпустил бы какую-нибудь всратую и едкую шуточку по этому поводу, которая, вероятнее всего, была бы смешной только для него одного. Но та застряла в горле под внимательным, насмешливым взглядом фермера, который сидит напротив и самыми кончиками пальцев держит баночку пива за ее жестяной верх, пряча за ним усмешку. Вот и чего он так пялится почти весь вечер, не давая расслабиться ни на секунду?
Уши гитариста стали постепенно нагреваться, но глаза отводить он не смеет, как завороженный таращась в светло-голубые омуты напротив. Кажется, еще немного, и он увидит, как в их зеркальном отражении теневики водят хороводы.
Джин немного приподнимает лицо, прекращая его частично прятать за жестяной банкой, поднесенной ко рту. Как Сэм и предполагал, тот усмехался. Нагло и еле заметно тянул уголки своих блядских пухлых губ вверх, а потом, видимо, поняв, куда обращено все внимание мальчишки, приник к пиву, делая небольшой глоток. Так показательно, сука, с вальяжной неторопливостью и наслаждением, смыкая вишневый рот на металлическом ободке почти что нежно и при этом прикрывая глаза.
Сэм хочет стать этой баночкой.
А что оставалось?
Долговязый черт определенно решил свести его нахуй с ума. И начал он свою кампанию под сленгом «обдрочись насмерть в соло, Сэм» аккурат после тех в прямом смысле горячих обжиманий на крылечке его долбанного дома. Из ласки остались только мимолетные поглаживания по спине, из поцелуев — те быстрые, украдкой, в сени деревьев у самого дома, когда фермер вызывался проводить его. Ни на йоту больше. Нет, Сэм честно пытался проявить инициативу, но ее подрубали на корню каждый раз.
«Может, останешься?» — свистящим шепотом предлагает мальчишка, снова забравшись на колени своего вечно взъерошенного дружка и превратив его губы в вишневое влажное безобразие от поцелуев. Боги, как он любит эти губы: мягкие, шелковистые, невероятно горячие. Даже когда челюсть уже ноет, не позволяет и дальше целоваться, или когда Джин решает опять съебаться домой в самый неподходящий момент, у Сэма будет впереди целая ночь, чтобы вспоминать их, фантомно ощущать прикосновения их на теле и исступленно дрочить, сгорая от стыда.
За стеной спит младший брат, мама — все еще возится на кухне. Окружены, но не сломлены. Сэм мысленно клянется Иобе, что не издаст ни единого писка, лишь бы между ним и колхозником наконец произошло что-то большее, чем подростковая слюнявая возня.
В темноте еле различима смуглая рожа напротив, но с упавшим сердцем гитарист все же замечает, как Джин едва заметно качает головой. Будто против своей воли.
«Не могу, — необычно хрипловатый голос отзывается аж в позвоночнике дрожью. «В другой раз. Идет?»
Нет, нет, нет. Нихуя не идет! Сэм готов заскулить в полный голос. Когда будет, этот другой раз? До тихого хруста костяшек он сжимает между пальцев ворот осточертевшей серой футболки фермера, тянет ее на себя, заставляя того лбом упереться ему во взмокший лоб.
«Ты сюда посреди ночи в окошко залез, только чтобы сраный веник мне подарить?». Злющий, раздраконенный подросток выпаливает это сквозь стиснутые зубы и кусает Джина за нижнюю губу. Вот так, чтобы и ему было больно. А тому хоть бы что — улыбается, только след от укуса мельком лизнул, при виде чего у Сэма вообще в глазах потемнело от перевозбуждения.
«Ничего не сраный», легко ускользает от главной темы хитрожопый брюнет, грея ладохи на стройных мальчишеских бедрах. «Это у Пьера беспонтовые букеты. А этот я для тебя специально собирал».
«Из сада Хейли спиздил».
«Скажи еще, что тебе не нравится».
Немного успокоившийся — но это совсем ненадолго — Сэм покосился на букет подсолнухов, что лежал рядом с ними на измятой постели. Бархатистые желтые лепестки будто светились в темноте, поглотив тепло солнца, под которым они росли почти всю осень, а сердцевинки — непроглядная тьма, ни зернышка не видно. Нравится, конечно же, нравится.
Ласковое прикосновение к щеке заставляет снова перевести взгляд на лицо Джина и замереть, разглядывая его черные из-за мрака глаза. Но никакая темнота не помешала увидеть, насколько они нежно и спокойно, без тени похоти смотрят на мальчишку.
«Потерпи еще немного. Все будет.»
«После свадьбы, что ли?», ляпает Сэм и едва ли не впервые в жизни жалеет, что вообще рот открыл. На его нижнюю губу осторожно ложится кончик большого пальца ладони, что до сих пор лежит на его теплой, по-мальчишески бархатистой скуле. Немой знак заткнуться. Но какой же нежный. Он отчаянно краснеет, хотя куда уж больше.
Каждый.
Сраный.
Раз.
— Сэм!
Витающего в облаках мелкого мгновенно возвращает к реальности немного раздраженный тон Себастиана. Его понять можно — столько стараний угрохал в сюжет игры, а тут два кретиноида совершенно за ним не следят. Один таращится на другого с рожей волка некормленого, а этот другой ищет, куда бы глазки спрятать.
— А? — гитарист встрепенулся и сел на стуле нормально, прекратив сползать с него будто в попытке залезть под стол. Подперев отчего-то розовую щеку кулаком, он раздражающе задергал ногой в нервном тике и шарящим взглядом скользнул по игровому полю. Напряженный с виду настолько, что начинало казаться, что патлы на его башке не от огромного количества лака так стоят, а чисто за счет статического электричества, которое сам же и вырабатывал. Джин осклабился еще шире и сделал живительный глоток прохладного пива, уже успевшего немного согреться при комнатной температуре. Терпения у него тоже почти не осталось, но всяко было больше, нежели у этого пиздюка.
— Ты — целитель, — терпеливо, будто ребенку, объясняет Себастиан. — Отряд скелетов преградил нам путь по коридору. Я и Джин ранены. Твои действия?
— Больно уж ты мечтательный сегодня, — внезапно отзывается со своего места Джин, насмешливо щуря глаза. — О чем задумался? Тут вообще-то серьезная игра идет.
«Нет, я это просто так не оставлю».
— Заткнись. Я размышляю. Хм… Исцеляю воина.
Скрывая за привычной для себя возней задуманное и старательно делая задумчивую рожу, Сэм стаскивает с себя один кед, наступив на его заднюю часть. Конечно, можно было и в обуви остаться, но потом неизвестно, как глубоко она окажется в мальчишке после этой выходки. Кроме того, во всех этих фильмах непотребного содержания, что крутили по телеку после полуночи, кеды не присутствовали. Там так же не присутствовали рваные на коленках джинсы, да и вообще имели место быть такие блядские черные чулки, но на это Сэм не подписывался.
«Щас ему, колхознику, чулки еще. Обойдется».
— Я кастую защиту — стену замерзших слез, — Себ аккуратно передвигает фигурку по игровому полю. Увлеченный, он не видит, что Джин рядом крупно вздрагивает и тут же застывает, ощутив в опасной близости от паха прикосновение. Баночка в его ладони тихонько затрещала от давления, и Сэм победоносно улыбается при виде того, что смазливый черт перестал ухмыляться, сосредоточившись на ощущениях под столом.
«Че, уже не так весело?».
Приходится сползти на самый край стула, чтобы повести кончики пальцев ног вперед. О, как удачно, что фермер сегодня не в своих обычных темно-синих джинсах, а в мягких и тонких на вид штанах, которые щеголевато заправлял в армейские ботинки; тугие и плотные от физической работы мышцы на ляжке прощупываются просто восхитительно. Вот бы ладонью там провести. Или укусить.
Джин жрет взглядом и играет желваками на челюсти. Шлет молчаливый сигнал. «Остановись».
«Пошел ты».
— Выдвигаюсь вперед, чтобы первым осмотреть коридор, — с небольшой паузой отвечает Джин, небрежно подталкивая указательным пальцем свою фигурку. Сэма неистово радует то, как тот подавился словом «коридор», когда он таки дотянулся подушечкой ступни до цели и нажал, ощущая твердеющую пульсацию. Встал еще не полностью, но сука, пот прошибает от осознания, насколько крупным хером обладает это чудовище, которое сейчас сидит напротив, не шелохнувшись, и делает в нем дыры немигающим взглядом.
А еще расставляет ноги пошире, не сводя своих сумасшедших глаз. Позволяет наглаживать, нажимать посильнее, дает ощутить, как крепнет и наливается кровью внизу то, о чем похотливый школьник не мог не думать в последнее время.
О, Иоба.
Если до этого оставались невыясненные вопросы и сомнения, кто кого нагнет, то сейчас их на ошметки разорвало и раскидало. Сэм сухо сглотнул, еще разок ощупав всю длину и остановившись на горячей даже сквозь несколько слоев ткани головке, заставив Джина угрожающе сощуриться.
Это пиздец. Это не просто ни в какие рамки, это просто вообще никуда не влезет.
А еще страшнее становится, когда Себастиана зовет мать, и тот, чертыхнувшись, все же покидает подвал, пообещав не задерживаться надолго. Потому что Сэм видит, как победоносно загораются серые глаза напротив, стоит двери отрезать их от внешнего мира.
Джин медленно, играя на нервах, опускает ладонь под стол и крепко берется за лодыжку мальчишки, сжимая так, что тот едва ли не вскрикивает. Не от боли, нет — от понимания, насколько этот черт сильный. Снова импульс по хребту, снова неопытный засранец теряет себя в нем на долю мгновения, поражаясь тому, как сильно его могут заводить такие простые и вообще далекие от секса вещи, хватает и того, что они связаны с человеком, которого он так долго и отчаянно х о ч е т.
— Джин, я… — лопочет он, мгновенно проебав куда-то всю свою наглость и смелость. Будет ли целесообразно сейчас залезть под стол и заныкаться там? Хотя, зная, ч т о там под столом имеется, лучше туда не забираться. Себе дороже.
Доигрался.
Распахнутыми, немигающими глазищами он следит за тем, как фермер поднимается во весь свой немаленький рост, наконец оставив в покое лодыжку. Теперь, когда он стоит, монументальный как гора, засунув руки в карманы, отчетливо видна крупная вздыбленность ниже живота.
— Что «Джин»? — грохочет сверху. Сэм даже глаз не поднимает, только вздрагивает слегка, то и дело косясь на чужой пах. — Может, объяснишься?
Ноль реакции. Какие тут объяснения? Вот, что он хочет услышать? «Я устал, что ты вечно сливаешься в самый не подходящий момент без объяснения причины, и мне приходится дрочить как малолетке»?. «Приходится действовать напролом, а то, видите ли, наш охуеть-взрослый-и-опытный-Джин либо тупой и намеков не понимает, либо действительно решил до свадьбы не трахаться»?
— Ты меня вынудил.
— Ах,
вынудил. Тон, с которым это было сказано, хоть и был спокоен, но отрезонировал угрозой.
Сэм и пикнуть не успевает — его вытаскивают из-за стола как собачонку, поймав за ворот джинсовки. Заплетаясь во внезапно ослабших ногах и споткнувшись об собственный снятый кед, он внезапно оказался усаженным на край столешницы, не способным сдвинуть ноги вместе, потому что между ними вполне комфортно обосновался Джин, вжавшись каменным стояком в пах мальчишки. Тот зажмурился, стыдливо ощущая, как собственное тело незамедлительно стало его подводить, реагируя на такое очень даже заинтересованно.
— Возможно, мне просто не хочется тебя напугать своими предпочтениями, или же я торопиться не хочу, — фермер не позволяет Сэму глазеть вниз, раздраженно вздергивая его подбородок вверх, подхватив парой пальцев. — Об этом ты не думал на досуге башкой своей?
— Да я так никогда о твоих предпочтениях не узнаю, если ты каждый раз в окошко будешь съебывать.
Смелости немного прибавилось, когда Сэма вынудили смотреть в глаза напротив. Было в них что-то
такое, помимо раздражения.
Джин колебался. Лихорадочно размышлял, искал очередную, блядь, отмазку, судя по всему. Его стоило бы немного подтолкнуть.
— Не решай за меня. Я взрослый, — Сэм видит, как еще чуть-чуть — и Джин улыбнется в ответ на это забавное заявление. Хороший знак. Решаясь, мальчишка увиливает от пальцев, что лежали на его подбородке и пускает в ход чуть подрагивающие и вспотевшие ладошки, цепляясь за край штанов фермера. — И я тебе словами через рот сообщу, если мне не понравится то, что ты делаешь со мной.
Морщинка между густыми бровями Джина разгладилась, и взгляд перестал быть таким тяжелым, пригвождающим гитариста. Но не успел он расслабиться окончательно, как тихо зашипел сквозь зубы, стоило пронырливому Сэму таки добраться до сокровенного и немного чересчур крепко сжать член через оковы белья.
— Нихуя себе. Да я закомплексую сейчас, — шелестит едва ли не восхищенно мальчишка, нервно поджав коленки на мощных бедрах фермера, чтобы тот даже и не подумал вырваться. Не то чтобы Джин хотел это сделать. Однако он снова играет напряженно скулами и крепко цепляется за край стола пальцами.
— Не лучшее место для такого, чучело.
Он все же попытался увильнуть от прикосновения, не дать похотливому засранцу и дальше себя лапать, крепко оглаживая ствол по всей длине, но тот заскулил и вжался в его грудь, просяще заглядывая в глаза.
— Нет, нет, прошу! — сбивчиво взмолился Сэм, напряженно кусая губы, и Джина повело окончательно от этого вида: мелкий ухитрялся быть в один момент и похотливым до невозможности, жадно ищущим удовлетворение своему подростковому пылу, и абсолютно невинным в своем желании почувствовать ласку, хоть какую-нибудь, и плевать на неудобные обстоятельства. — Я сделаю все, что ты хочешь, только… Только не отталкивай меня больше.
«Все, что хочешь».
Такие искренние слова. Звенящие в ушах Джина, они окончательно помутили его рассудок, заставив окончательно забить на то, что Себастиан может вернуться в любой момент. Хорошо, что лестница к подвалу приятно поскрипывает деревом, если по ней идти — это будет верным знаком, что пора очень технично сворачивать весь этот траходром.
Фигурки вкупе с игровыми костями брызнули во все стороны, как только спущенная с поводков парочка валится на стол, едва не вынеся зубы друг другу, столкнувшись в горячном и мокром поцелуе. Сэм скулит в чужой рот, задыхаясь от напористости фермера и от того, что не может нормально дышать, но это длится недолго (к сожалению): экономя время на ласках, Джин напоследок мажет своими невыносимо по-блядски яркими губами по скуле мальчишки и темной куницей сползает вниз. Следующий поцелуй, постепенно переходящий в укус — уже в чувствительный и нежный живот, отчего лихорадочно следящий за тем, что вытворяет старший, гитарист дернулся и зажмурился. И за что только эта скотина смогла ухватиться своими зубами? Будучи достаточно худым по природе, пусть и подтянутым благодаря постоянной беготне или езде на скейте, он порой стеснялся своей тушки, с завистью поглядывая на Алекса: того природа мозгами не особо наградила, зато шмотки на нем сидели великолепно, выгодно обтягивая налитые мышцы.
«Джин все равно пизже».
Пизже хотя бы потому, что с нескрываемым восхищением и страстью, вдумчиво, словно им не следует торопиться, ведет сейчас ладонью по подрагивающим под горячим прикосновением мышцам живота вверх, забираясь ею под футболку. Отвлекающий, сука, маневр, потому что второй рукой Джин разбирается с ремнем на бедрах мальчишки и довольно улыбается, замечая, что не ему одному не терпится.
— Невероятно, правда? Такой же член, как и у вас, мужчина, — острит Сэм, скрывая за подколкой сильное смущение и мгновенно затыкается, выгибаясь дугой в спине: красноречиво подавая знак захлопнуться, фермер удивительно незаметно и ловко поднырнул ладонью под тонкое белье и сжал ствол под сочащейся нежной головкой, растирая прозрачную смазку большим пальцем. В глазах тут же потухло, и гитарист бесстыдно приподнимает бедра навстречу, тихо поскуливая и зажимая себе рот ладонью.
— Ну, не такой же, как у нас. Немного поменьше, — тихо возражает Джин, жадно, почти что не мигая, следя за переливом эмоций на розовощеком лице мальчишки, расхристанном на столе. Черт, жалко, конечно, что у них совсем немного времени. Поиграться бы, оттянуть бы момент оргазма явно неопытного любовника, заставив того слезно умолять о нем… Мельком облизнув губы, фермер взглянул на дверь.
Было бы очень кстати, реши Робин именно сейчас хорошенько прополоскать мозги своему юному отпрыску. Подольше.
Длинные, испещренные мелкими белесыми шрамиками пальцы оттягивают нежнейшую кожицу ниже, замерев так на пару мгновений, а потом задают неторопливый темп, при каждом движении растирая по невероятно твердому члену поскуливающего юноши влагу: Джин налюбоваться не мог тем, как Сэм быстро растерял всю свою напускную выебистость и храбрость и полностью растворился в удовольствии. Дрожащие колени, так и оставшаяся задранной почти до груди футболка после поглаживаний, потерянный и расфокусированный взгляд и то и дело пробивающийся сквозь прижатые ко рту пальцы стон — картина, мать твою, произведение искусства. А сотворенное всего-то при помощи нехитрого движения руки.
— Хороший мальчик, — рокочет Джин, и Сэма под ним прямо-таки ведет. Будто испугавшись собственной реакции, он попытался было сдвинуть ноги вместе, да куда там — брюнет моментально с долей небрежности пихает того в колено, разводя их снова пошире и одновременно коротким ногтем большого пальца нажимая аккурат под уздечку. Мальчишка дернулся в который раз и заскулил с новой силой, да так громко, что Джину пришлось еще и ладошки от его лица оттолкнуть, чтобы прикрыть тому рот собственной ладонью. Надежнее.
— Тише-тише, — склонившись к приглушенно всхлипывающему подростку, он оставляет легкий поцелуй на ярко-розовой скуле и издевательски останавливает руку внизу, оглаживая в теплой и влажной ладони головку, позволяя иногда пропустить ее между пальцев. — Никто не должен услышать, что ты тут как потаскушка скулишь. Это только для меня. И весь ты — только мой. Верно? На тебе и метка есть.
Хороший, милый мальчик.
Вырвавшийся из омута похоти Сэм судорожно переводит дыхание и с легким, смазанным из-за перевозбуждения непониманием смотрит на своего мучителя: о какой метке тот говорит?
— Подними майку.
Выше.
Тот беспрекословно слушается. Путаясь в дрожащих собственных пальцах, гитарист кое-как смог подцепить ткань и задрать ее до самого подбородка, жмурясь и отворачивая лицо; казалось, что если он еще раз посмотрит в эти хищные серые глаза, которые сейчас с откровенным наслаждением разглядывали его хуево набитую татуировку на левой стороне трепещущей груди, то либо умрет от стыда, либо кончит и, скорее всего, вырубится.
Но Джин, подлая, наглая и похотливая скотина, решает добить его, словно всего этого зрелища с развратно стонущим мальчишкой на столе ему категорически не хватает: бесстыдно вылизав немного неровные и зажившие буквы ловким языком, он опять соскальзывает вниз, к бедрам любовника, в который раз оттягивает кулак к напряженному низу живота и…
Становится невероятно поебать на то, что их могут потревожить.
Чужой рот охуенно горячий внутри, мягкий и обволакивающе горячий. Сэм горит нахуй заживо, мечется по столу и кусает затыкающую ему рот ладонь изнутри, борясь с желанием подбросить бедра вверх, в этот затягивающий вакуум: отстраненной, беглой мыслью на задворках сознания проносится понимание, что Джин делает это точно не в первый раз — не то, чтобы у Сэма было с чем сравнивать, но не может, сука, якобы неопытный парень так смело взять в рот и теперь с явным наслаждением отсасывать.
Подросток кое-как приподнимается на локтях, заставив себя взглянуть вниз — явное ли наслаждение? От вида того, какое мокрое безобразие фермер там развел, стирая и без того припухшие губы об член, не стыдясь откровенного хлюпанья, Сэм жмурится, переживая невероятно сильное желание кончить, но у сукиного сына совсем другие планы на этот счет. Внезапно отстранившись, с мокрым звуком выпуская из распаленного рта подрагивающий член, тут же прильнувший к лобку, Джин нахально улыбается, наблюдая за тем, как обиженно хнычет мальчишка и мотает головой, избавляясь от ладони, прикрывавшей ему рот.
— Ну… — нечленораздельно мычит Сэм, но его любовник качает головой, лихо сощурившись.
— Не отводи взгляд, — издевательски близко произнося это у паха, чтобы от ощущения прохладного дыхания на мокрой коже подростка перетрясло еще разок, Джин вновь принимается ласкать член ладонью, нарочито слабо сжимая пальцы. — Полчаса назад так на меня пялился, а теперь не можешь? Смотри внимательно, Сэмми.
Смотри, как ты имеешь меня в рот. Не об этом ли ты думал, когда так смотрел на мои губы? Ты испорченный, грязный мальчишка.
Казалось, что стыд уже дошел до предела, но Джин ухитряется смутить еще больше: своим взъерошенным видом, улыбчивым и паскудным ртом, из которого сыплются непристойности без остановки, хитрыми глазами, которые пробирают до дрожи и, казалось, смотрят в самое нутро подростковой душонки, сильной хваткой на бедрах, не позволяющей даже дернуться, не то что кого-то там сейчас в рот отыметь. Но этот ебучий сконцентрированный грех во плоти и сам прекрасно справляется, вновь направляя ствол себе в рот и загоняя его сразу же до тугой глотки. Пауза, долгая и мучительная пауза, и не менее долгий взгляд друг на друга — тесное горло постепенно растягивается под давлением, и Джин медленно опускается ниже, заполошно сглатывая и задерживая дыхание, но, блять, ни на одно мгновение не сводя взгляда из-под трепещущих бархатных ресниц. Даже тогда, когда его внезапно ловят за кудри на затылке и вжимают посильнее, и даже когда под протяжный скулеж невольно приходится сглатывать сперму и ожидать, что мальчишка выдоит себя до конца и наконец его отпустит, парень не отвлекается ни на что, и прикрывает глаза только как появляется возможность осторожно отстраниться, вытирая тыльной стороной ладони рот от вспененной слюны и смазки.
Между ног пекло и тянуло. Страшно хочется прикоснуться к себе, однако Джин стойко терпит. Сейчас собственное удовольствие казалось совершенно неважным. Куда большее наслаждение приносил вид совсем потерянного, загнанного Сэма, который дрожащими руками пытался вернуть свое белье на место и который так умильно прятал взгляд.
«То ли еще будет, мелкий. Ты даже не представляешь, ч т о я еще с тобой хочу сделать».
— Ты… — он прокашливается, все же робко покосившись на Джина. — Ты что, проглотил?
— Ну да, — просто отвечает тот и еле слышно смеется, чуть поморщившись. Горло от непривычки немного саднило. — Улика, все-таки. Нельзя тут ничего запачкать.
***
К сожалению, ни один из них не обладал хорошей фотографической памятью и не помнил в точности, как конкретно стояли фигурки на столе до тех пор, пока им не приспичило потрахаться. Приведя себя в порядок на скорую руку, они общими усилиями постарались восстановить то, что так эпически похерили на игровой карте, однако получалось из рук вон плохо.
В конце концов, первым на это забивает Джин. Все не переставая украдкой поглядывать на розовые щечки гитариста, хищником он круто огибает того со спины и ловит в ловушку из цепких рук, целуя куда-то под ухо. Может, возбуждение и поутихло, но особо далеко не ушло. Хотелось помацать этого мелкого еще чуть-чуть, пока у них есть свободное время…
— Ну нет, Джин! Скоро Себ вернется, — протестует Сэм, но из объятий не вырывается, а просто предупреждающе кладет ладони на крепкие загорелые предплечья, смущенно фыркая от телячьих нежностей и зажимаясь, чтобы спрятать шею от щекотных прикосновений губ. — Давай, отъебись от меня.
— Это не самое шокирующее, что он мог бы увидеть, — Джин возражает, однако под почти свирепыми зелеными глазами все же отпускает юношу, возвращаясь на свое место. — Ладно-ладно. Оставим хрупкую психику твоего дружочка в целости и сохранности. Если от нее еще что-то осталось после такого длинного разговора с матерью.
***
Джин как в воду глядел — Себастиан совсем скоро вернулся в комнату крайне затравленным и нервозным на вид. О игре больше не было и речи: понимающе покивав головами и не сговариваясь решив дать приятелю передохнуть после, очевидно, тяжелого разговора сверху, они уже собрались покинуть пределы подвала, но выйти успел только фермер. Сэма же технично поймали за низ джинсовки прямо на пороге и прямо-таки пригвоздили пристальным и темным взглядом из-под челки.
— А ты задержись.
— Себ, ну что еще? Меня мать ждет, — страдальчески изломил брови гитарист. Ждала его в основном не мать, а хороший душ, чтобы наконец смыть все это липкое безобразие, что сейчас стягивало кожу в таком нежном месте, но друг был непреклонен — удивительно крепко перехватив его за локоть, Себастиан затащил его обратно в свою берлогу и не особо вежливо хлопнул дверью перед носом у растерянного Джина.
— Я на улице подожду! — крикнул тот уже за деревянным полотном.
— А один-то до фермы своей никак не допиздует, — пробормотал подросток. Сэм, который наконец вывернулся из хватки, удивленно заулыбался.
— Ого, какие слова, Себ! Выпороть тебя мало.
В ответ на это Себастиан как-то затравленно передернул худыми плечами и вытащил из-под своей кровати большую пачку с влажными салфетками. И, прежде чем Сэм успел придумать подъебку на этот счет, мол, а какого, собственно, хера делает такой интересный предмет гигиены под кроватью у человека, вроде как не заинтересованного в плотских развлечениях, бросил ее тому в руки.
— Вытирай, — буркнул компьютерный гений и стал щепетильно собирать фигурки обратно в железную коробочку от печенья.
— Что вытирать-то?
— Ну не себя же, блять!
«Так-то следовало бы, но мы не настолько близкие друзья, чтобы я стал при тебе это делать».
Откровенно недоумевающее лицо Сэма, кажется, взбесило Себастиана еще больше. А еще и придало уверенности. Он прекратил складывать игровую карту напополам и выпрямился, с напряжением в черных глазах глядя на друга. Уши на контрасте с бледным цветом кожи и иссиня-черным цветом волос пунцовели как маки.
— Я слышал, что вы тут делали, — тихо произнес он, с ноткой сварливости в голосе, однако стараясь оставаться спокойным. — Просьба за собой убраться. И больше так не делать.
— Вообще не делать, или не делать только в твоей комнате?
Терпение разорвалось как ебучая сверхновая.
— Просто вытри стол, кретин!
Сэм предусмотрительно сделал шаг вбок, боясь, как бы его голова не познакомилась поближе с брошенной в нее фигуркой «воина», а еще закусил нижнюю губу, чтобы не засмеяться. Вот так драконить Себастиана было своеобразным спортом для гитариста, но все же на душе оставался осадочек вины. И в правду, не очень красиво вышло по отношению к другу. Зато было приятно, что тот не высказал ничего по поводу того, что Сэм обжимался здесь с фермером, а не какой-нибудь девчонкой. Девчонка ли, или же драный смазливый черт, пахнущий сеном и белозубо скалящийся по поводу и без — Себастиана волновала только чистота стола, а не ориентация друга. С души будто камешек упал.
С невероятным рвением Сэм стал натирать и без того чистую поверхность стола. В светлую головушку невольно полезли воспоминания, как он валялся на этом же месте и мог разве что скулить и толкаться навстречу ласке, полностью потеряв и без того хуево развитую способность мыслить. Стыдоба. Засопев и поведя бедрами, между которыми кожа была все еще фантомно распаленной возбуждением, он усмехнулся. Что ж, урок усвоен — не играть на тонких нервах фермера.
— Дыру в столе не обязательно протирать, — заметил Себастиан, уже успевший убрать материалы для игры на полку. Теперь он просто стоял рядом, скрестив руки на груди и задумчиво разглядывая Сэма. Тот перестал тщательно скоблить уже лишенной влаги салфеткой деревянную поверхность и поднял голову, будто бы ощутив на себе взгляд.
— В свое оправдание могу сказать, что это не моя идея была, да и в целом, до этого момента мы ни разу-
— Избавь от подробностей, пожалуйста, — Себастиан устало потер переносицу. — Кто, кому и что там делал.
И, видимо, решив немного разбавить напряженную обстановку, он еле слышно шепнул в поднесенный к губам кулачок, скрывая улыбку, да еще и отвернувшись для пущей скрытности:
— И так очевидно, кто кого.
Сэма вместе с его праведным возмущением пришлось в срочном порядке выдворять из дома.
