***
— Ты даже не посмотрел на меня за всё время, ни разу, ты сел рядом и отвернулся, — выходил из себя лишь сильнее Питер. — А надо было за руку тебя держать? Ты в своём уме, мальчик? — Тони выглядел, как уставший от глупых детских вопросов родитель. Словно Питер донимал его, дёргая за рукав, и спрашивал: «Почему небо голубое?», а не был расстроен по весомой причине. — Ты мог задать мне какой-то вопрос или хотя бы поддержать, когда они шутили про отца и сына, — предположил Питер, закипая от гнева, — это же мерзко, гадко, тупо. Ты мог что угодно сделать! Я думал, мы с тобой — одна команда, а в команде важна поддержка! — Угомонись, — закатил глаза Тони, отпивая пиво. Его взгляд был мутным, движения заторможенными, хотя он хорошо держался. С его то стажем, — не надо быть таким занудой. — Почему ты можешь вести себя, как придурок, но я не могу быть занудой? — ощетинился Питер, сложив руки на груди. Он устроился удобнее в кресле напротив Старка. — Как ты меня назвал? — напрягся тот, нахмурившись, — Повтори. И снова эта глупая дрожь, охватывающая его тело, вынуждающая дёргаться, чтобы избежать судорог — Питер повёл шеей, сжал плечи, пару раз притопнул ногой. Тони бы ему не навредил. Тони никогда бы его не обидел. Чутьё часто ошибалось с ним. — Повтори, Питер. — Я никак тебя не называл, — пробубнил он. Ему, должно быть, нужно проявить терпение, дождаться утра и поговорить с мужчиной уже тогда. Тони становился очень чувствительным, когда был пьян. — Надо же было уболтать меня собрать всех тут ради тебя, — возмутился с усмешкой Тони, сосредоточенный на своих мыслях, — ради твоей капризной задницы, и всё, чтобы потом испортить вечер. Очень по-взрослому. — Ты так постарался, — поджал губы Питер, стараясь не терять самообладание, но, пока он разглядывал заполненный пустыми бутылками столик, на него всё сильнее накатывала жгучая обида, — выполнил обещание через месяц, даже не потрудившись сделать это хорошо. Очень по-взрослому. — Хватит действовать мне на нервы, — процедил Тони озлобленно, разъярённо, совсем как тогда, за ужином. И Питер, поражённый неприятными воспоминаниями, замолк, — Всё было хорошо, мы оба держались, веселились, ты был рад познакомиться с Брюсом. Ты им понравился, они были милы с тобой, но вот, наступает ночь, и ты делаешь это! — он швыряет бутылку на стеклянный стол, и та громко ударяется, чудом не разбиваясь. — Прекрасно, спасибо. Они замолчали. Питер действительно был рад знакомству с доктором Бэннером, но весь оставшийся вечер ему было не по себе, ему было некомфортно и грустно, а Тони даже не замечал этого. Или не хотел замечать. Он был сосредоточен на других людях. На людях, которые, как он утверждал, ему даже не друзья. А был ли он обязан уделять Питеру внимание? — Ты флиртовал с ней, — сказал Питер, подумав. — Что? — нахмурился непонимающе Тони. — Ты флиртовал с ней. С мисс Романофф. Тони смотрел на него, не моргая, обрабатывая полученную информацию, как старый компьютер — раздражающе медленно. А потом он засмеялся, откинувшись на спинку дивана и задрав голову, будто Питер сказал нечто невероятно забавное. Питер молча принялся раздирать кожу на большом пальце, лишь бы отвлечься от надоедливого лающего хохота. — Не к чему тебе сравнивать себя с Наташей, Пит, — посмеиваясь, сказал Тони, — только расстроишься, — может быть, Мишель была права, и они не в таких идеальных отношениях, как Питеру казалось, потому что прямо сейчас ему было ужасно больно, а Тони продолжал смеяться. — Я имею в виду, она буквально секс-символ Мстителей, конечно я… — благо, он остановился, заметив изменения в настроении Питера. — Боже, я просто шучу. Видел бы ты своё лицо, королева драмы. — Тони, это не смешно, — выдавил через «не хочу» Питер, мечтая вообще забыть об этом вечере. — Как скажешь, — фыркнул тот расслабленно. Ему сейчас, наверняка, было всё равно. Он был разморен алкоголем и весельем, и, судя по сонному зевку, хотел лечь спать. — Ты относишься ко мне снисходительно, не как к Стиву или к остальным, — пожаловался Питер, сдерживая лишние эмоции. Он не собирался рыдать и биться в истерике, это было незрело и непривлекательно. Питер должен был держать себя в узде, чтобы Тони воспринимал его, как взрослого, — даже когда я серьёзен, ты выглядишь так, словно я щенок, ловящий собственный хвост. — Так? — подтолкнул его Тони. — Это тебя задевает? Питер выдохнул устало: — Я хочу, чтобы ты относился ко мне, как к равному. Тони задумчиво обвёл взглядом потолок, растрепав свои волосы, и наклонился, уперевшись локтями в колени. Так, сгорбившись, он неопределённо пожал плечами, глядя на Питера: — Ну, мы не равны. Тони говорил ему иначе. Он говорил совсем другие вещи, когда пришёл в его номер в отеле, там, в Германии, когда принёс ему лёд, когда хвалил, гладя по колену, и поцеловал. Он говорил другие вещи после, оправдываясь, признаваясь в чувствах, «сильных, необъяснимых чувствах». Он называл Питера гениальным, опережающим свой возраст по уму, зрелым не по годам. Это было тогда. — В каком смысле? — заставил себя спросить Питер. Сейчас, пока Тони пьян и мучительно откровенен, он должен был спросить его. — Кто вообще может быть мне равным? — прыснул тот, сощурившись, — Знаешь таких людей, Питер? Напомню, я гений, миллиардер… — Ты можешь быть серьёзным хотя бы сейчас, когда мне плохо, Тони? Прошу тебя, — прошипел Питер, сдерживаясь из последних сил. Его переполняли непонятные эмоции — они кипели в груди, бушевали в голове, вертелись на языке. Ему было плохо. Ему было плохо. Он собирался заплакать, как тряпка, и он знал, что Тони обязательно скажет ему, что он ужасно выглядит и ведёт себя по-детски. От этого знания ему становилось лишь труднее. Он судорожно вздохнул. Почему он должен был платить за счастливые недели такими ужасными вечерами? Почему они не могли быть просто счастливы? — Снова эти слёзы, — уронил лицо в ладони Тони, будто бы спрятавшись от него, — сколько можно… Ты, очевидно, не король вечеринок, Питер. В следующий раз даже не проси тебя ни с кем знакомить. В тебе столько… — он поднялся с дивана, направившись в сторону лифта, и Питер молча наблюдал за ним, в немом разочаровании, глотая слёзы, — столько комплексов. Всем было здорово, а ты только молчал и дулся, сидел там, будто бы я мысли читаю… Тинейджеры, — Тони рассеяно продолжил свою мысль и, даже не обернувшись, вошёл в лифт, — просто ужасно драматичные. Раздуваете из мухи… — двери вскоре закрылись, не дав ему закончить, и Питер был очень рад этому. Он ненавидел себя за слабость, но расплакался, выпустив тихие, пристыжённые рыдания, просто не способный сдержать те. Это было ужасно. Почему это, эта пустяковая для Тони ситуация, виделась Питеру настоящей трагедией? Питер зарыдал с новой силой, прижав колени к груди, и уткнулся в них лицом. Его плечи крупно дрожали, пока он обнимал себя за них, стараясь оказать хоть какую-то поддержку.***
Питер даже не вспоминал об этом. На утро Тони ничего не помнил, но был очаровательно беспомощным, умоляя его принести ему аспирин с водой. Странно, что Тони отшибло память от пива, пусть в избыточном количестве, учитывая его прошлое, полное алкоголя и наркотических веществ. Но Питер не мог продолжать эту нелепую ссору, наблюдая за тем, как Тони еле передвигался, держась за больную голову. Он даже хотел подхватить его на руки и носить по базе, но Тони наотрез отказался. — Это я должен носить тебя на руках, — сказал он, притянув к себе Питера, и бережно поцеловал в лоб, — мой спаситель. Как, ради всего святого, Питер должен был продолжать с ним ругаться? И для чего? Если Тони и сказал что-то обидное, то в пьяном порыве, точно не имея ничего из сказанного в виду. Они были счастливы друг с другом, у них всё было замечательно, а расстраиваться из-за двух мелочных конфликтов мог только… Неопытный тинейджер. Конечно. Питер, в свои семнадцать лет, об отношениях знал мало, как и о взаимоотношениях людей вообще, поэтому набивал шишки на собственном опыте. Люди же ссорились постоянно, люди даже в фильмах ссорились и мирились, и это было нормально. — Мне с тобой так повезло, — прошептал Тони, опустив подбородок на его макушку, и принялся раскачивать в объятиях, — иногда кажется, что я тебя выдумал, представляешь? Питер так любил его. Он любил его всей своей душой, и совсем неважно, если Тони мог наносить этой душе увечья неосторожными фразами. Совсем неважно, если Тони не был готов признаться ему в любви прямо. Что было очевидно — они влюблены и идеальны друг для друга. — Я люблю тебя, — тихо пробормотал Питер, прижавшись к его груди. — Я знаю, — ответил со смешком Тони, и он почувствовал плавную вибрацию под своей щекой, прильнул теснее, вслушиваясь в чужое сердцебиение. Совсем не важно, если Тони делал ему больно, потому что Питер никогда не был счастливее, он никогда не смог бы стать счастливее. Боль — хорошая плата за эйфорию, затапливающую его разум, всякий раз, когда Тони был нежен. Это было справедливо. Так было у всех. — Как тебе Мстители? Всё прошло хорошо? — Всё прошло нормально, — соврал Питер, — но ты был прав, — он прикрыл блаженно глаза, — это было ни к чему. Мне не нужен никто, кроме тебя, Тони. Тони снова бархатно рассмеялся над ним, зарывшись пальцами в его волосы, и Питер молился всем знакомым ему Богам, чтобы это трогательное мгновение не заканчивалось. Питер не собирался повторять свою ошибку и рассказывать обо всём ЭмДжей, но, когда он приехал в Квинс на выходные, она уже ждала его там. То есть, прямо в его комнате, на его кровати. Питер затормозил у порога, недоумённо наклонив голову, и вперился в подругу изучающим взглядом. Мишель невозмутимо смотрела в ответ, отведя руки за спину и расслабленно оперевшись о те. — Привет? — Питер осторожно прикрыл за собой дверь, — Как дела? Её, очевидно, впустила Мэй, и всё же Питер почувствовал себя внезапно неуютно в собственной спальне. Нет, они и раньше проводили время вместе, но с ними обычно был ещё и Нед, а Питер заранее знал о том, что у них запланирована встреча. — Избегаешь меня? — в лоб спросила ЭмДжей, и Питер тут же заинтересовался своими голыми стенами, не имевшими ничего, за что можно зацепиться взором. — Не говори «нет», Питер, ты даже не предупреждаешь больше о том, что собираешься в Квинс. И ты не звонишь. — Я был занят, — неубедительно проговорил Питер, — правда, — добавил он, когда она сузила подозрительно глаза, как строгая преподавательница, выискивающая шпаргалки. — Будни Человека-Паука, да ещё и работа Мстителем… — И что это за работа? — когда Питер не нашёл, что ответить, замерев у порога, Мишель вздохнула, поднявшись с постели, — Это из-за него? Он всё-таки сделал что-то? — Нет, ЭмДжей, — нахмурился Питер, — не нужно так о нём думать. — Но он ведь против нашего общения. «Поклянись, что больше не предашь моё доверие» «Ты сам знаешь — мы можем доверять только друг другу» «Мишель не понимает» — Вовсе нет, — отмахнулся Питер. Тони не запрещал ему общаться с ЭмДжей, Питер сам сделал выводы и решил не откровенничать, — я был занят, но я рад тебя видеть. Как у тебя?.. — Ты не читал те статьи, которые я присылала, правда же, Питер? — сложила руки на груди Мишель, — Про то, как распознать домашнего тирана на первых тревожных звоночках. Про признаки нездоровых отношений. На начальных стадиях, они ограничивают твой круг общения… — Господи, — Питер обошёл её, сбросив рюкзак со сменной одеждой на пол, и рухнул на кровать, — у нас здоровые отношения. Тебе просто не нравится Тони. — Мне не нравится, что ты даёшь манипулировать собой взрослому мужику, — вспылила та. — Ты не глуп, Питер, но в упор не видишь, как всё запущено. — Потому что он старше? — Питер опустился спиной на постель, угрюмо уставившись в потолок, — Я не глуп, как ты и сказала, я не… — Не по годам умён? — вскинула бровь Мишель, заставив Питера возмущённо подавиться собственными словами. Да, Тони так и… — Они все так говорят. Ты бы знал об этом, если бы прочитал статьи, — она не спеша подошла к нему, присев на край, и проговорила вкрадчиво. — Питер, ты очень наивен, несмотря на одарённость. И это нормально, быть наивным, когда тебе семнадцать. Но если из-за своей наивности ты попадаешь в отношения с потенциальной угрозой, — она легла рядом, и Питер неуверенно повернулся к ней, всё ещё хмурый, — то это отстой. Почему она не хотела его понять? Почему она не могла принять Тони, раз Тони делал Питера таким счастливым? Это нечестно. — Отстой, что меня никто не воспринимает всерьёз, Мишель, — ответил тихо Питер, отвернувшись, — даже ты. Она, так и лёжа рядом, молчала, но спустя несколько мгновений опустила ладонь на его плечо, сжав. Утешающе. Любяще. С ЭмДжей было так хорошо, даже когда они ссорились, и она совершенно не давила на него. Питер не чувствовал себя плохо из-за неё, он чувствовал себя плохо из-за того, что избегал её. Питер знал её с начальной школы, они сразу же сошлись и пронесли эту дружбу бережно, точно священный Грааль, через года. ЭмДжей была ему, как старшая сестра, и волновалась за него. ЭмДжей защищала его от нападок Томпсона, когда Питер был слишком подавлен, чтобы постоять за себя. Она делилась с ним обедом, когда он забывал карманные деньги, ЭмДжей всегда была готова с ним поговорить, даже если Питер вёл себя, как размазня. Она всегда была на его стороне. А теперь Питер игнорировал её, обрывая связи, будто бы это ничего не значило. — Прости, — прошептали они в унисон.