***
— И он хотел, чтобы я… — Называл его папой, да, — закатила глаза ЭмДжей, подозрительно взглянув на храпящего в спальном мешке Неда. Она прошептала заговорщически. — Я тебе так скажу — у дядьки какие-то серьёзные проблемы с башкой, а потомство ему заводить противопоказано. — Я не об этом, — смутился Питер. Реакция ЭмДжей была мгновенной и беспощадной, что временами сбивало с толку. — Я не знаю, просто… Мистер Беннер, он мега крут, придумал вакцину от всех мутаций, кроме своей собственной. — Не звучит круто, — хмыкнула та. — Послушай! — шикнул Питер возмущённо. — Тони хотел, чтобы я принял эту вакцину и стал обычным человеком. Чтобы… я отказался от своих сил. Девушка моментально переменилась в лице, настороженность и строгость накинули ей пару лет и большей внушительности, из-за чего Питер вздрогнул, пожалев, что раскрыл рот. Словно она сейчас начнёт ругать именно его. — Он хотел, — начала она твёрдо, — иметь над тобой дополнительную власть и насиловать в своё удовольствие, Питер. Ему неудобно издеваться над тем, кто может дать отпор даже теоретически, — скривилась ЭмДжей. — Боже, до чего токсичная маскулинность. Нед всё ещё мирно сопел в своём углу, а Питера будто бы настигла оглушительная пощечина от реальности, он почувствовал себя настолько глупо, лёжа напротив ЭмДжей и не зная, что ответить. Точно. Зачем ему ещё?.. Тони уверял, что всё это ради них, ради Мэй, ради самого Питера, но, случись всё в самом деле так, откажись Питер от способностей… Тони бы просто убил его по неосторожности в одну из ссор. Если бы Питер позволил себе лишнюю фразу или неприязненный взгляд, Тони без раздумий поднял бы на него руку, если бы был уверен, что Питер не окажет равносильного сопротивления. Он бы избивал его? Почему Питер сомневался? Тони был способен на это, он доказал свою гнилость, не должно было быть и доли сомнений! Возненавидь его. Прокляни его. Перестань чувствовать себя брошенной игрушкой плейбоя, ради всего святого. Ты должен презирать его, а не себя. — Я так рада, — вздохнула вдруг ЭмДжей, погладив его неуверенно по лицу, тут же раскрасневшись, — что ты ушёл от него. Всё вокруг напоминало ему о Тони, все его мысли были забиты им, каждый взгляд искал его. Кошмары, наполненные насилием и унижениями, истязали Питера по ночам, не давая покоя, из-за чего он не мог сосредоточиться ни на чём днём. Питер не знал, что его тяготит. — Я тоже рад, — соврал с натянутой улыбкой Питер.***
Тони был свиньёй, когда напивался. Питер и так это знал, был вынужден познакомиться с такой версией Старка, но ещё он знал, что Тони пил, когда был зол или взвинчен. Перед важным мероприятием, вроде совета директоров, Тони обязательно должен был выпить немного белого вина. Точно так же после какого-то напряжённого, неприятного ему вечера он сразу же шёл за виски. Тони должен был выпить немного коньяка перед серьёзным разговором и после ссоры, чтобы успокоить нервы и прийти в себя, но частенько он перебирал и терял себя напрочь. Так что нечему было удивляться спустя две недели тишины. — Это же маленький ожог, я сделал это случайно, ты правда злишься? Питер правда, чёрт возьми, злился. У него не нашлось подходящих слов, чтобы объяснить Тони, что именно было не так в их связи, но он подозревал, что Тони и не нужны объяснения. Тони всегда слышал только себя. — Это не может быть конец. Ты и я, мы с тобой идеальная пара. Питер, мы с тобой маленькая команда, помнишь? Нет, нет, ты так не думаешь, тебе вбили это в голову. И по какой-то непонятной причине, Тони свято верил, что все — в частности, Питер – тоже должны слышать только его. Ведь люди подвластны чужому влиянию, слабы, неразборчивы, поэтому им и нужен Тони со своим единственно верным мнением. Питер мирился с этим долгое время, но сейчас, вспоминая леденящий кровь ужас, настигнувший его на выпускном, он не мог скрыть неприязни к мужчине. Тони не успокаивался. Его эго нуждалось в восстановлении, так Питер понял эти паузы в «любовных атаках», но он продолжал звонить ему с разных номеров, которые Питер упрямо блокировал, и каждый их разговор переходил на всё новую ступень отчаяния. — У тебя, блять, слишком много гонора для ебливого насекомого. Ты думаешь, ты решаешь, когда между нами всё кончено? Сука, решать что-то ты будешь в своей крысиной норе, а между нами всё решаю я. Ты меня слышишь, Питер? К сожалению, Питер всё-всё слышал, в три часа ночи сидя в углу своей комнаты, погруженной во мрак. В груди кипело негодование и обида, а злость давила на виски. Он хотел огрызнуться, послать Тони куда подальше, пригрозить заявлением в полицию, что казалось ему полным бредом, но он не хотел случайно разбудить Мэй, спящую в своей спальне чуть дальше по коридору, а ещё Питер был терпилой. ЭмДжей, как всегда, верно подметила. — Слышу, — глухо ответил Питер, ненавидя себя за слабость. — Ты, блять, насекомое, — неразборчиво, пьяно ругался Тони, — для меня ты самое обычное насекомое, потому что я в любой момент могу взять и разъебать тебя, твою семью и твою жизнь, и я, блять, сделаю это. С такими людьми, как я, лучше расставаться друзьями, а не врагами, мальчик, ты ещё вспомнишь мои слова. Ты, сука, вспомнишь мои слова, когда… Тони продолжал ругань, унизительную и грязную, поднимая все самые травмирующие эпизоды их совместной жизни, опуская Питера всё ниже и ниже. — Скажи спасибо, что мне было не противно к тебе прикасаться. Ты правильно понял, ублюдок, или ты надеялся, я не в курсе, чем занимаются мальчики в твоём возрасте? Сколько их было, Питер? Всё кончено, можно быть честным. Питер заблокировал его вновь, дрожа от ужаса и отвращения, в слезах. Он отходил от этого звонка всю оставшуюся ночь, не в силах сомкнуть глаза, словно Тони мог прилететь в броне, выломать его окно и напасть в любую секунду. — Я мог бы сделать что-то для тебя? Мы можем остаться хотя бы приятелями? Я хочу знать, что с тобой, где ты, с кем ты, я хочу быть рядом. Это было ужасно. — Пожалуйста, пожалуйста, Питер, я в жизни никого так не умолял, но тебя умоляю. Детка, давай останемся друзьями? Это было так неуместно. Питеру было хреново от каждого грёбаного слова Тони, потому что самая тупая его часть после пережитых издевательств и прямых угроз всё ещё верила всему. Да, абсолютно всему, что говорил его персональный бог, всему, что тот вливал в мальчишеские уши, Питер хотел верить. Когда Тони плакал, упрашивая об очередном шансе, Питер плакал вместе с ним на другом конце провода, потому что не дать этот шанс казалось преступлением. Когда Тони признавался ему в любви, жарко и отчаянно, его сердце сладко вздрагивало, полное взаимности. Но это было нездорово. И совершенно внезапно, грянул гром — гнев Тони обрушился на Питера, сбив того с толку. — Мы хотели одного и того же, но у меня хотя бы хватает духу это признать — ты нуждался в отце. Я это увидел и стал им для тебя, это так плохо? Я, твою мать, не понимаю, как ты можешь не простить меня?! Да что я тебе сделал? Что я такого сделал, Питер? Я спас тебя и Мэй, поднял вас на ноги и обеспечил лучшие условия, но нет, ты же, сука, жертва. Ты у нас такой невинный, точно младенец, неведующий, что происходит — наш малыш понятия не имеет, на что подписывался. Нет, ты, блять, отлично знал, что происходит, ты уже был достаточно взрослым, а сейчас строишь из себя сраного ангела! На этот раз Питер почему-то застопорился, в самом деле впав в шок от потока помоев, которыми его окатил Тони. Ему хотелось разбить свой телефон о стену, лишь бы избавиться от неприятных, липких ощущений, опутывающих его с ног до головы. Он не мог поверить, что Тони так ничего и не понял. — Я пытаюсь о тебе не думать, но не могу, я думаю о тебе каждый день. Хочу позвать тебя, но потом вспоминаю, что я совершенно один здесь, на нашей базе, — потухшим, совсем иным голосом заговорил Тони. — Питер, моя жизнь превратилась в ад без тебя, так что просто убей меня, как и хотел… — Я не хотел никого убивать, — терпеливо произнёс Питер, не желая отвечать на остальное, — я сказал это, потому что боялся. «Я ужасно тебя боялся, — подумал печально он. — Боялся твоего осуждения, твоего равнодушия, а сейчас и твоей власти». Тони пьяно усмехнулся, замычав что-то задумчиво, и бросил неразборчиво: — Тогда это сделаю я. Что бы это могло значить?***
Что травмировало его сильнее — отношения с Тони или всё-таки окровавленное тело дяди в переулке? Питер сказал бы, что смерть Бена его основательно подкосила, а совместная жизнь с Тони окончательно добила, слепив из его и так искалеченной личности нечто безобразное, нелицеприятное, жалкое. Ноющая, склизкая субстанция, наматывающая сопли на кулак — вот чем он был, вот что скрывалось под маской бравого супергероя. И кто бы мог подумать, что ему придётся пережить этот опыт вновь? Потерять человека, которого он любил и уважал, держать его труп в своих руках, надеясь, что это всё неправда, и молиться всем святым о спасении. Питер лучше бы умер сам, чем прошёл через это во второй раз, но жизнь не была к нему добра. — Кем вы ему приходитесь? — незнакомец в белом халате всё не отставал от Питера, раскачивающего Тони в объятиях, и безуспешно пытался оторвать его от мужчины. Он уже был тут, перевязывал Тони порезы, закрепляя всё жгутом, когда Питер прибежал, ведомый одними лишь инстинктами. Он будто бы почувствовал, что что-то не так, и был прав. Всё вокруг было залито кровью Тони: пол, разбитый кофейный столик, перевёрнутый диван, даже Питер теперь был испачкан в ней полностью. Его руки были красными и мокрыми, омерзительно воняли железом, но он гладил ими бледное лицо Тони в исступлении, в истерике, не зная, что ещё он может сделать. Он так сожалел, он так сожалел обо всём, что сказал и не сказал, он должен был вести себя иначе, он должен был быть более снисходительным. Он убил Тони. Убил дядю Бена своей беспечностью и убил Тони своей чёрствостью и эгоизмом. Вот, что Питер натворил. — Семья, — всхлипнул Питер, гладя стремительно пропитывающиеся кровью бинты, — я его семья. Лучше бы он умер. Питер провёл в медицинском крыле, куда в срочном порядке вернулись медсёстры, видимо, сразу же вызванные Пятницей, несколько часов. Доктор Грин, как представился спаситель Тони, был предельно осторожен в выражениях, как и положено по нормам, что немного раздражало, и поэтому Питер решился надавить на него: — Насколько всё плохо? — Ему повезло, — вздохнул Грин, подбирая слова, — артериальное кровотечение это очень серьёзно. Питер, он мог умереть от потери крови, если бы я не успел вовремя. Это не первый такой эпизод у Тони, но он, вроде как, ушёл в ремиссию больше года назад. Я не слышал от него ничего, как вдруг посреди ночи Пятница присылает мне кодовое сообщение, которое означает, что Тони снова сорвался. Это… Питер замер, его конечности охладели, губы задрожали. Это неправда. Это не по-настоящему. — Как — не первый?.. В-вы пытаетесь сказать, что Тони… Мистер Старк пытался убить себя? — Такие люди, как Тони, — он неловко замолчал, в поисках подходящего эпитета, — неумолимо тянутся к смерти, как бы мы ни пытались их уговорить остаться с нами. Я был удивлён тем, что он держался молодцом почти полтора года. С тех пор, как умерли его родители, за ним наблюдал мой бывший наставник, Грегори Хопкинс, — Питеру ни черта не сказало имя его наставника, — но позже он передал Тони мне под наблюдение. И в течение трёх лет, я вытаскивал его из петли четыре раза, а из наркотической комы трижды и… — Достаточно, — тихо попросил Питер, бессильно опустившись в кресло. Он повернулся к Тони, мирно лежавшему в койке, должно быть, наслаждающемуся сейчас мирными снами, и ему захотелось удавиться. Как Питер мог не заметить? Тони был болен. Стоп. Он сказал, полтора года? Тони был в ремиссии с тех пор, как встретил Питера? «Ты будто бы источаешь свет, когда я увидел тебя впервые, я так и подумал» Тони был в ремиссии из-за него. Тони хотел жить из-за него. Он правда-правда любил Питера, пытался спасти их отношения, даже когда всё стало таким безнадёжным, но Питер не дал ему возможности. Довёл его. Питер запоздало почувствовал, как слёзы хлынули из глаз, и сгорбился, обняв себя сиротливо руками. — Я позволю вам побыть наедине, — прошептал вежливо Грин, удалившись. Как только дверь за ним закрылась, Питер тут же прильнул осторожно к Тони, поцеловав того трепетно в лоб, и максимально аккуратно, как с фарфоровой статуэткой, приобнял того за плечи. — Прости, ради бога, прости меня! — зарыдал отчаянно он.***
Питер неподвижно сидел, упёршись локтями в колени и похоронив в ладонях своё лицо, до тех пор, пока не начал проваливаться в сон. Он пробыл около Тони больше четырёх часов, судя по цифрам на дисплее над койкой, и не позволял себе расслабиться. Всё это время он думал: исправлял себя в своих же мыслях, переиначивал всё, пытаясь пройтись в шкуре Тони, чтобы увидеть ситуацию со стороны, но больше, чтобы оправдать Тони. Если тот был психически нестабилен, правильно ли водружать на него ответственность за причинённый вред? Его тело тяжело, непокорно наклонилось вперёд, почти рухнув на бессознательного Тони, и он едва успел поймать самого себя, очнувшись. Питер был сам себе омерзителен. Теперь он понимал, что не один страдал в этих отношениях, и всё это время Тони было так же плохо, а может быть, даже хуже, чем ему. И всё-таки это любовь, всё-таки всё по-настоящему, иначе как объяснить то, что они сейчас здесь? Тони сделал то, что сделал, потому что любил Питера и был готов умереть за него. Питер оставался рядом с ним, потому что не мог иначе, не после того, как рискнул потерять Тони навсегда. — Это я во всём виноват, я не должен был тебе угрожать, я не должен был уходить, — прошептал Питер, и осторожно, словно боясь поранить, взял мужчину за руку. — Знай, я тогда сказал, что убью тебя, потому что побоялся, что ты обидишь ЭмДжей, но ты же никогда… Ты бы не стал, ты просто был на взводе, я должен был понять, — на глаза мигом навернулись слёзы. Питер раздражённо нахмурился, смаргивая те, и продолжил. — Ты всегда стараешься понять, что я чувствую, пусть это и кажется мне иногда лишним, ты стараешься, а я, чёртов придурок, ничего не замечаю. Питер с дрожью вспомнил, как сидел на полу гостиной, весь в крови, несколько часов назад. Его воспалённый стрессом и усталостью мозг мгновенно связал это событие со смертью Бена, ведь пока тот не умер, Питер недостаточно ценил его заботу. История могла повториться? С тем, кто так идеально заполнил дыру в его душе, с тем, кто помог ему оправиться от траура, заменив ему разом и Ричарда, и Бена, и… «Что за бред, — возмутился мысленно Питер, оборвав самого себя, — у нас всё было не так. Он никого мне не заменял!» Тони не был ему ни родителем, ни опекуном. Тони был его первой любовью, и их отношения не были построены на его проблемах с папой. Питер был абсолютно здоров психически, он не был дамой в беде или беспомощным ребёнком, ищущим в каждом взрослом опору. Он не был травмирован. Всё было в порядке. Ему не было плохо. Питер отлично справился с потерей матери и отца, он отлично справился с потерей дяди Бена, у него всё было под контролем. — Я начинаю ценить людей, только когда становится слишком поздно, — всхлипнул Питер, скривившись в рыданиях. Его плечи крупно задрожали, губы затряслись, и он совсем расклеился, уткнувшись лицом в колени Тони. — Нет, — завыл он разбито, — нет, нет, не оставляй меня, пожалуйста. Я не знаю, что могу сделать, чтобы всё исправить. Не знаю, но не оставляй меня, я не справлюсь без тебя, я… Я люблю тебя, люблю, не поступай так со мной… Питер сам не заметил, как заснул, а проснулся уже от того, что Тони пытался переложить его «правильно», при этом не задействуя пострадавшую руку, к которой была подведена капельница. Он завозился, отстранившись, и в шоке уставился на уже пришедшего в сознание Тони — бледного и ещё сонного. Питер, вне себя от стыда и радости, неверяще рассматривал его, словно привидение, и в уголках его глаз вновь заискрились слёзы. — Ну, не нужно, — хрипло проговорил Тони, усмехнувшись, и пригладил его кудри слабым, старательным движением. Будто бы очень сильно хотел сделать это, несмотря на своё состояние. Будто бы одно прикосновение к Питеру стоило таких неудобств. А Питер ничего не стоил, он так себя и чувствовал, ничтожно и гадко, глядя на живого, но болезненно слабого Тони. Он так извёл свою любовь. — Я сожалею, — еле слышно сказал Питер. — Я так сожалею, Тони, мне так, так жаль, — заплакал всё же он, и Тони поднял руку, отодвинувшись, приглашая его лечь рядом. Питер боязливо переполз на койку, устроившись у мужчины под боком, весь трепещущий от неизвестного ему самому страха. — Я сожалею, — повторил бестолково он. Тони засмеялся, и Питер, лежащий на его груди щекой, почувствовал его смех прежде, чем услышал — это напомнило ему обо всех тех замечательных вечерах, когда они просто обнимались и обсуждали всякую ерунду, в полной гармонии. Как всё зашло так далеко в Ад? —Сожалею, что ты это увидел, — вдумчиво произнёс Тони, продолжая лениво гладить юношу по голове. — Я должен был просто умереть и не приносить тебе хлопот, малыш. — Нет, — огрызнулся моментально Питер, вскинувшись. Он приподнялся на локте, повернувшись к Тони лицом к лицу, и повторил старательно строго. — Нет, Тони, никогда не говори так. — Как твоя шея? — вымученно спросил тот, и Питер не дал ему и секунды на сомнения. — Зажила к утру, — солгал он. Во всяком случае, сейчас на нём не было и следа тех шрамов, а подробности Тони знать необязательно. — Я ненавижу себя, — скрипуче, сухо ответил тот, — я и пальцем тебя тронуть не смел, но я, я… переступил черту, Питер, и поверь, я раскаиваюсь. Я умоляю тебя о прощении, — проговорил жалобно Тони, — иначе моя жизнь не имеет смысла. Питер не мог думать об этом сейчас, всё, что его волновало — состояние Старка, то, как он себя чувствует, то, как долго он будет восстанавливаться после такой рискованной демонстрации чувств. Тони хотел умереть, потому что не мог жить без него, и это казалось жутко романтичным. Тут не нужны были слова, чтобы описать силу его любви — и Питер оценил это. — Я бы никогда… — Ты бы не навредил мне всерьёз, — кивнул понятливо Питер, вновь опустившись на мужскую грудь, — я знаю. Я люблю тебя, — добавил он нетерпеливо, и застыл, вперевшись взглядом в потолок, в ожидании ответного признания. — Люблю тебя, — Тони не заставил его ждать. Ведь они, очевидно, влюблены друг в друга и не должны быть порознь. Чужие люди не стали бы так страдать, так мучиться, чтобы остаться вместе. И пусть им есть над чем работать, они не могли делать вид, что их ничего больше не связывало. Питер пытался, а толку? Он просто бесконечно злился на Тони и на себя, но его чувства никуда не исчезли, они лишь сжирали его изнутри. Питер мог чувствовать себя как угодно рядом с Тони, но без него ему было бы гораздо хуже. Он любил Тони, а тот любил его в ответ, и у них всё ещё был шанс на счастье. Вдруг Тони сказал, перебирая пальцами его локоны: — Мы не можем быть вместе, — и разорвал это минутное подобие идиллии в клочья. Питеру понадобилась пара секунд на осознание, а затем он почувствовал, как его собственное сердце подскочило, ухнув у него в горле. Питер понял, что вот-вот впадёт в самую настоящую истерику, и, сжав пальцы в кулаки, молча покачал головой. Это было нечестно. Это было нечестно, Питер только осознал, что может потерять Тони навсегда, он осознал это и не хотел, чтобы всё кончилось таким образом, так почему они не могли… — Не плачь, детка, поверь, так лучше для тебя, — попросил его мягко Тони, и Питер, в ответ на его ласковый голос, протяжно завыл, не сдержав плач. Он сорвался, рвано дыша и промачивая слезами больничную рубашку Старка, ревя, как несмышлёное дитя.***
Новое сообщение от: Мэй <3 (21:40) Повеселитесь, но только не хулиганьте, чтобы я не краснела перед миссис Лидс ;) — Всё путём? Питер рассеянно кивнул, быстро печатая ответ для тёти, и торопливо убрал телефон в карман джинс, наконец-то подняв голову. Тони стоял у открытого окна и курил, наблюдая за проливным дождём, бушующим на улице. Приятный запах мокрого асфальта и влажной свежести перебивал табачный дым, но Питер не жаловался. Впервые за последнюю неделю интенсивных попыток подобраться к Тони, он сдвинулся с мёртвой точки — до этого Тони не позволял ему оставаться на ночь, но сейчас у него, казалось, не было вариантов. — Что Мэй сказала? — поинтересовался он хрипло, и Питер подобрался, неуверенно поведя плечами. — Не хулиганить, — и мгновенно покраснел. Как глупо звучит. Тони даже усмехнулся, взглянув на него коротко, и Питер, в слепой жажде внимания, приблизился. Он случайно зацепил взором бинты, выглядывающие из-под рукава рубашки Тони, и вина неприятной горечью осела где-то на дне его желудка. — Посмотрим что-нибудь? — с надеждой предложил Питер, отвернувшись. Почти неделю они виделись, чтобы просто неловко помолчать на диване за просмотром какого-то случайного фильма и разойтись, и Питер был готов довольствоваться этим, временно. Он взял на себя ответственность за состояние Тони — он не мог спокойно есть, не думая о том, голоден ли Тони, он не мог спать, беспокоясь, как спит Тони. Он не мог даже повеселиться, мучаясь мыслями о том, не изводит ли себя тревогой Тони. Конечно, ему было обидно, что тот не удосуживался даже проведать его самостоятельно, больше не писал и не звонил первым. У Питера даже сложилось впечатление, что без него Тони, возможно, было бы лучше. — Решил, куда поступишь? — невпопад спросил мужчина. Он всё ещё курил эту тлеющую, раздражающе долгую сигарету, и Питер не мог вспомнить ни единого момента до этого, где Тони бы курил. Может, Тони тоже переживал, и это последствия стресса? — MIT, — Питер переступил с ноги на ногу, приблизившись ещё немного. Тони много рассказывал ему о своих студенческих годах: в основном о вечеринках, но ещё он хвалил парочку профессоров, называя остальных кретинами, и учебную программу, дающую ученикам некую свободу действий. — Далековато, — присвистнул тот, улыбнувшись задумчиво, а затем, словно стряхнув напряжение, добавил. — Нужна помощь? — Считаешь, сам не справлюсь? — нерешительно взглянул на того Питер. — Считаю, отношение к платникам и бюджетникам разительно отличается, и не в пользу бюджетников. Тебя не станут дёргать и будут обращаться как надо, если я заплачу им. Просто позволь мне позаботиться об этом, — на выдохе предложил он. — Я не неженка, — фыркнул Питер недовольно, готовый ринуться в бой хоть сейчас, лишь бы доказать свою готовность к трудностям. Но Тони вдруг рассмеялся и опустил свою широкую, тёплую ладонь на мальчишеский затылок, растрепав его волосы, и Питер еле удержал стон. Он так хотел обнять Тони, зарыться лицом в сгиб между его плечом и шеей, оставаясь неподвижно и мучительно близко. — Неженка, — поддразнил Старк, — мне ли не знать. Говорил ли Тони обо всех тех случаях, когда он доводил Питера до слёз злыми словами или жестокими действиями? Говорил ли он о той ночи, когда предал его доверие и не остановился, несмотря на просьбы? Говорил ли он о выпускном вечере, на котором буквально напал на Питера? Питер не знал, Питер не думал — он сосредоточился на этом ощущении поглаживающей его руки, точно собака, изголодавшаяся по ласке хозяина. Питер хотел упасть на колени и задобрить Тони, лишь бы это не прекращалось, лишь бы всё вернулось к самым истокам, к моменту, когда он только переехал на базу, и они были вместе, вдвоём против целого мира. — Тебе пора спать, — отстранился Тони, чтобы закрыть окно и, затушив окурок о пепельницу, направился в коридор. — Устраивайся в своей старой комнате. В комнате, в которой остались все подаренные Старком вещи и самые разные воспоминания? В которой столько всего произошло и осталось невысказанным. В которой Питер ночевал после особенно бурных ссор. — Я хочу с тобой, — тихо признался Питер, и Тони остановился. Это было нелепо и жалко, но он не удержался, в ожидании глядя в спину замершему мужчине. Быть может, у них была возможность помириться? Может, если Питер постарается, если сделает всё так, как Тони любит, у них всё будет в порядке? Ничего никогда не было в порядке! Но ведь может стать? Ему было так плохо, когда они ругались, мирились и снова ругались. Но иногда они были самыми счастливыми. — Спокойной ночи, — холодно ответил Тони, удалившись в коридор. Питера пробрала дрожь от этого равнодушного тона, но он заставил себя двигаться и шатко последовал за мужчиной, несмотря на тревогу. Он отставал на несколько шагов и, идя за тем по пятам, еле успел остановиться перед тем, как дверь захлопнулась у него перед носом. Застыв в удивлении, Питер не сразу осознал произошедшее, но после, он проглотил вставшую в горле обиду и решился постучать. Он чётко расслышал вздох по ту сторону стен, но стерпел и это. Знакомое чувство унижения, преследующее его ранее и ненадолго заткнувшееся, вновь ожило. Питер съёжился и сгорбился, обняв себя руками, по привычке попытавшись сделаться меньше. — Что? — резко дёрнув на себя дверь, выпалил Тони, неодобрительно сощурившись. Он смотрел на Питера сверху вниз, пригвождая взглядом к полу, казалось, снова на пределе, от чего-то тяжело дышал и слегка подрагивал, — Я сказал, иди к себе. Тони не был уверен в этом, он на самом деле не желал, чтобы он уходил — Питер слышал это в его голосе, видел в его усталом, печальном лице. И Питер не желал уходить тоже, он должен был спасти их. — Я хочу с тобой, — покачал головой Питер, упёртый, как осёл. — К себе, Питер, — не уступал ему всё же Тони. Он не оставил ему выбора. Питер не мог развернуться и послушно побежать в свою грустную, одинокую комнату, увешанную плакатами и постерами. Нет. Питер хотел лечь рядом с Тони, слушая, как бьётся его сердце. Как оно бьётся для Питера. Но он снова вынужден был доказать, что действительно хочет этого. Поэтому он опустился на колени, продолжая внимательно наблюдать за эмоциями Тони, сменяющимися одна за другой: спокойствие сменила взволнованность, вслед за взволнованностью пришло удивлённое осознание, а затем и удовлетворение. Питер заметил его и не мог упустить, он прекрасно знал этот довольный взгляд гордого родителя. Так Бен смотрел на него, когда Питер сам достал своего воздушного змея с дерева и ещё… Не смей думать о Бене в такой момент. Питер растерял свой и так небольшой запал, утонув в неутешительных мыслях о том, какой же он чёртов отброс и придурок. Он вспомнил Бена, покойного дядю Бена, как раз перед тем, как отсосать у своего бывшего. Он густо залился краской, щёки загорелись, захотелось испариться — вылететь в окно и бежать под ливнем, подальше от позора. Благо, Тони пришёл на помощь, приподняв его лицо за подбородок. — Ты не можешь предать меня, — предупредил его сдержанно Тони. Он смягчился, этот наставнический огонь, согревающий Питера в любое ненастье, вернулся, засияв в карих глазах. Бархатный голос плавно окутывал Питера с головы до ног, чаруя, — Ты не можешь бросить меня, когда тебе вздумается, не можешь поставить никого выше нас, даже себя. Ты понимаешь? «Не соглашайся» — диктовало чутьё. Да что оно понимало? Тони был слишком неординарным, слишком исключительным человеком, чтобы как-либо его характеризовать — тем более угрозой. Он не был угрозой. Тони всегда был прав, Тони всегда знал лучше. Если бы Питер просто делал так, как говорил Тони, они бы и не ссорились. — И в горе, и в радости, и в болезни, и в здравии, — закончил мужчина, — понимаешь, детка? Питер едва не расплакался в ответ на ласковое прозвище — Тони не был с ним таким нежным на протяжении этой недели, они сидели на этом тупом диване как незнакомцы! Это было неправильно! Вот сейчас, с его пальцами, поглаживающими Питера под подбородком, с этим ласковым и любящим взглядом, прожигающим его сверху, всё было верно. — Да, Тони, я понимаю, я… — Тони снова неодобрительно прищурился, в ожидании поджав губы, и Питер неуверенно исправился. — Да, папа? — Моё сокровище, — выдохнул жарко тот, помогая ему подняться, и тут же порывисто притянул к себе, сжав в объятиях. Питер с готовностью обвил его руками в ответ, жадно вдыхая чужой запах, почти срываясь на истерику. — Ты согласен, Питер? Пока смерть не разлучит нас? Питер с готовностью кивнул, не до конца понимая суть вопроса, но позволил завести себя в комнату, — Тони практически втащил его внутрь — и усадить на постель. Мужчина опустился на пол перед ним, нетерпеливо выдвинув ящик прикроватной тумбы, и нервно зашарил ладонью внутри. Питер за ним только наблюдал, тихо и безропотно, в сладком томлении. Что, в самом деле, происходило? — Мой идеальный мальчик, — обратился к нему наконец Тони, зажав что-то очень маленькое в кулаке, так и оставаясь на коленях перед кроватью, — Несмотря на то, через что мы с тобой прошли, несмотря на то, что ты узнал мою худшую сторону, ты всё равно выбираешь меня. Питер, в такие моменты, — вкрадчиво произнёс он, — я отчётливо понимаю, что ты самый особенный, что ты единственный, с кем я должен быть. И вдруг, Тони разжал руку, продемонстрировав белое, фактурное кольцо. Такое миниатюрное и аккуратное, что Тони не с первого раза смог обхватить то дрожащими пальцами. Питер оцепенел: его рот глупо приоткрылся, а глаза округлились, и он мог поспорить, что выглядел убого, однако, Тони только улыбнулся. — Я сделал его сам, — сказал он, — из белого золота. Ещё до… До всего. Я не был уверен раньше, мы с тобой часто ссорились, но сейчас, сейчас я уверен, что у нас всё получится. И ты тоже уверен, правда? «Не соглашайся!» — возопило чутьё. Все мышцы напряглись, органы чувств обострились, но он вынуждал себя оставаться на месте. Всё было прекрасно, не о чем беспокоиться! Восторг затопил Питера изнутри, с головы до пяток, и он был готов взлететь на потолок от переполняющей его радости. Его уровень эндорфина подскочил, был выкручен на все сто десять процентов, но тревога не отступила, и Питер, неумеющий скрывать эмоций, разрыдался. — Да, — глупо всхлипнул он, и Тони, расплывшись в улыбке, грубовато схватил его за руку, взволнованно пытаясь надеть на него обручальное кольцо. Разумеется, оно идеально подошло, и Питер, разглядывая колечко, сидевшее на его пальце, как влитое, не мог поверить своему счастью. Они были помолвлены, — Я люблю тебя, — прошептал он, продолжая бездумно плакать. — Пока смерть не разлучит нас, — трепетно пробормотал Тони, тяжёлой ладонью обхватив его за затылок, и притянул к себе для откровенного, жадного поцелуя. «Мы помолвлены, — осознал наконец Питер, дрожа в чужих объятиях, — мы поженимся!» Что может быть лучше?