Ты можешь быть слабым

— Доброе утро, — сонный Антон выходит из своей комнаты и вздрагивает от неожиданности. — Доброе утро, — бормочет парень, старательно продирая глаза и заходя в столовую. Арсений стоит у плиты, спиной к юноше. На нём вчерашние джинсы с дырками на коленях и… кажется, больше ничего. Мужчина что-то жарит, на сковороде потрескивает масло и чем-то вкусно пахнет. Этот момент волнительно непривычный, даже уютный, он словно выводит грань между ними на новый, более близкий уровень. — Не стал тебя будить и решил приготовить завтрак, — поворачивается к парню, в руках силиконовая лопатка. Антон краснеет. Арсений без верхней одежды, так что юноша может лицезреть его обнажённый торс, на котором, кажется, осталось несколько капелек молока. Мускулистые руки, стройная талия и родинки, созвездиями рассыпанные по плечам мужчины. — Футболка вчера испачкалась, — как ни в чём не бывало продолжает он, выключая газ и вытирая руки о полотенце. — Не хотел тебя оставлять одного, а одежду с собой не взял, уж извини. — Вы можете… взять у меня в шкафу, — смущённо лепечет Антон, отворачиваясь. — Футболку… — Если на тебя такой фурор производит полуобнажённое мужское тело, то боюсь представить, что у тебя с девушками… — ухмыляется Арсений Сергеевич, проходя мимо парня. — Или…? — он вопросительно поднимает брови и криво усмехается. — О Господи, нет! — всплескивает руками и спешит пройти вглубь столовой, чтобы включить чайник. Эти разговоры слишком смущают его. Особенно странно слышать подобное от преподавателя и, к тому же, маминого ухажёра. — Что с тобой было вчера? — спрашивает Арсений, когда они завершают завтрак. Антон складывает посуду в посудомойку и выдыхает. Меньше всего ему хочется возвращаться к этой теме. По многим причинам. Потому что это просто больно и неприятно. Потому что он банально не любит ворошить прошлое. Потому что, в конце концов, точно не Арсению Сергеевичу выспрашивать у него о таком. Эти вопросы раздражают. Хочется просто отцепиться от его любопытства, оградить себя от необходимости лишний раз вспоминать то, что так тоскливо хочется забыть и не помнить столь ярко и эмоционально. — Вам-то что? Решили в «папочки» заделаться? — грубо бросает ему юноша и сразу же закусывает губу. Переборщил. Он ощущает слишком много негативных переживаний, спектр которых для него, кажется, непосилен. — Я просто волнуюсь. За тебя и за твою маму. Она сейчас в больнице, ей нужна наша поддержка. И самое худшее, что ты можешь сделать для неё — это испортить своё здоровье, — мужчина хмурит брови и сцепляет длинные пальцы в замок. — Нет никаких «мы» и «нас»! — Шастун встаёт из-за стола, раздражительно морщась. — Есть только я и моя мать! А вы….вы… — не находит никакого достаточно подходящего и обидного эпитета и стремительно выходит из столовой, сердито хлопает дверью. Арсений вопросительно поднимает брови и тихо выдыхает накопившийся воздух. Будет тяжело.

* * *

Антон нервно расхаживает по своей комнате, грызя ногти, иногда останавливаясь и прислушиваясь к тишине. Почему так тихо? Что делает Арсений? Уснул? Ушёл? Сидит в столовой и мысленно проклинает его на чём свет стоит? Он уже успел пожалеть, что вспылил, что накричал. Но выйти на примирение или банальный разговор ему не позволяет гордость. Арсений ему всё сообщил. Мама попала в ДТП. Машина немного помята, говорят, что всё должна покрыть дорогущая страховка, которую когда-то заставил оформить отец. Так она её и оплачивала каждый год, потому что не было времени, да и желания, оформить что-то подешевле. Спасибо, пап. Лёгкое сотрясение мозга и перелом ребра. Врачи сказали, что она легко отделалась. Пассажиры из другой машины тоже не очень сильно пострадали, но Антон уже не вслушивался в ненужные ему подробности. В глубине души его чертовски расстроило и задело, что не ему первому позвонили, не он первый узнал о случившемся, не он первый оказался около мамы в больнице. Хотя он её сын! Рациональная часть его осознаёт, что вряд ли он сильно смог бы помочь маме, как будто ещё не созрел для решения таких проблем. Но всё равно где-то в глубине души словно ревнует маму к Попову. Сейчас не он, Антон, оказался ей ближе и… нужнее. Пока к матери не попасть, только через несколько дней. Она в реанимации. Но Арсений Сергеевич уверил его, что сам проводил её туда на каталке со скорой, держал за руку, пока не увезли её в операционную, и прогнозы врачей после операции были хорошими. Он так же отпросил Шастуна у декана. Парень теперь может несколько дней поваляться дома и прийти в себя, что особенно кстати перед приближающейся сессией. Пар на неделе поставили немного, можно и передохнуть. Сам Арсений Сергеевич отменил несколько лекций и сообщил Антону, что будет с ним, пока тот не оправится. И они вместе навестят маму. Несмотря на то что Шасту не очень симпатизирует Арсений, особенно после последних событий, он благодарен ему. За всё. За маму и за поддержку. Это навевает некую оттепель в его душе по отношению к Попову. Совсем небольшую. — Остыл? — улыбается, когда Антон великодушно выходит из своего убежища на обед. — Остыл, — смущённо отводит взгляд. Ему всё ещё неловко за своё поведение. Арсений уже переоделся. Надел клетчатые пижамные штаны с новогодним принтом и белую футболку. «Откопал же», — хмыкает про себя Антон. Надо же было из всех его вещей найти именно белую футболку! У него точно какая-то ментальная привязанность к этой части гардероба. — Я выгляжу смешно? — Нет, — Антон улыбается. — То есть да. Немного. Мило. По-новогоднему, — он путается в мыслях и снова смущённо умолкает, понимая, что выглядит как идиот. — Так это же прекрасно! — Арсений неожиданно тянется к нему, лохматит и без того лохматые волосы и возвращается к плите. — Я не особо силён в готовке, если честно, но сбегал в магазин, купил готовые котлеты и макароны. Макароны сварил, котлеты пожарил, — резюмирует он. — Одобряешь? — Одобряю, — Шастун кивает и машинально повторяет за Арсением, проводит рукой по взлохмаченным волосам. Зачем он это сделал? Пытается подружиться? Что это значит? Они обедают, расслабленно общаются о всякой ерунде. Это и вправду отвлекает от негативных и навязчивых мыслей. Арсений немного больше рассказывает об университете, о преподавании. Оказывается, он родился в Омске, долгое время жил в Санкт-Петербурге, а пять лет назад переехал в Москву: позвали работать в МГУ. Увлечённо рассказывая о своей жизни, он успевает наблюдать за Антоном. Кудрявые, лохматые и непослушные волосы, цвета спелой пшеницы, удивительные большие зелёные глаза, чуть оттопыренные уши и такая милая и добрая улыбка. У него, у Арсения, когда-то была такая же, лет двадцать назад.