Ты можешь быть слабым

Арсений лениво потягивает мохито и прислушивается к негромкой музыке в баре. — Ну, как тебе вечер? — Павел Алексеевич поднимает взгляд на друга. — Неплохо, — кивает. Действительно, он рад, что Паша вытащил его развеяться. Вообще, он не любитель выпивки, но Воля уговорил товарища на парочку коктейлей. У Пашки есть талант: уламывать Арсения на всё что угодно. Даже на то, о чём Попов потом будет жалеть. — Как Ляйсан? — Спасибо, хорошо. Вся в делах, в работе, в детях, в хлопотах, иногда даже на меня времени не остаётся, — Павел смеётся. — Приезжай к нам в гости, Арс. Давно уже не объявлялся. — Приеду, — Арсений делает ещё один глоток мохито. То, что Павел Алексеевич — примерный семьянин уже почти десять лет, известно всему университету. С его супругой, а также двумя очаровательными детишками, у Попова прекрасные отношения. Он порой приезжает в гости к ребятам, и им всегда есть о чём поговорить и чем заняться. — Можем заехать к нам после бара, если хочешь. Ляйсан будет рада, да и дети тоже, ты же знаешь, они тебя обожают. — Не могу, Паш. Нужно домой, — мужчина лишь усмехается на эти слова. — Домой? Арсений задумывается. После того как Майя попала в больницу, он остался жить с Антоном. Так настояла женщина, а он был не против. Немного забавно, будто Шастун не способен позаботиться о себе сам. Но ей явно лучше знать. Это лучше, чем его холостяцкая берлога, в которой он почти одичал за пять лет. Несмотря на то, что его любимого человека не было рядом в этой квартире, Арсений почему-то всё равно чувствовал, что это его дом. Почему? Может быть, из-за Антона? Из-за Антона, который по утрам выползал из своей комнаты такой лохматый, заспанный и сердитый. Из-за Антона, который с удовольствием ел его стряпню, почавкивая и вытирая кончик носа, ведь его он постоянно умудрялся испачкать в чём-то. Он не любил доставки, а сам готовил ещё хуже, чем Попов, поэтому второму волей-неволей приходилось что-то стряпать, осваивая новые рецепты. Из-за Антона, который любил на всю громкость смотреть сериалы, хрустеть чипсами, оставляя после себя крошки, что очень нервировало его чистоплотного новоиспечённого соседа. Из-за Антона, который часто будил его рано утром своим смехом над каким-нибудь видосиком из ютуба, и потом выяснялось, что ему вставать через пару часов, а он ещё не ложился. Неужели это всё правда из-за тебя? — Да, домой. Кстати, мне уже пора, Паш. — Беги, друг, — Павел не задерживает его, потому что замечает в глазах друга отголоски тревоги. Он знает, что в такие моменты лучше не трогать мужчину. А если понадобится помощь — позвонит. — А ты? — А я ещё посижу. Опрокину пару рюмок и домой. Наслажусь свободным вечером, когда ещё такой шанс выпадет? — улыбается и машет другу рукой, мол, поезжай уже давай. Арсений берёт пальто и спускается на улицу. Конец декабря. Скоро Новый год. Морозный воздух ударяет ему в лицо. Этот Новый год он встретит без Майи. Врачи запретили ей спешить выписываться, так что она пока некоторое время проведёт в больнице. Самочувствие женщины улучшилось, но они решают не торопиться и не рисковать. Арсений садится за руль, закрепляет телефон на приборной панели, заводит автомобиль и набирает номер Майи. Он обещал ей позвонить вечером и поболтать. Они стараются созваниваться каждый вечер. — Привет, любимый, — женщина отвечает сразу же, будто только и ждала его звонка. — Привет, — Арсений выезжает с парковки. — У тебя грустный голос. Что-то случилось? Антон опять что-то натворил? — Не переживай, — он решает скрыть от Майи сегодняшнюю драку, подумав, что Антону и так хватает проблем, а его матери нужно беречь своё здоровье. — Он ничего не натворил, мы отлично ладим и у нас всё хорошо, — Попов вдруг чувствует, что хочет соскользнуть с этой темы. Они всю дорогу болтают обо всем и ни о чём. Арсений очень любит вот так разговаривать с ней. Майя очень умная женщина, с ней слова и темы для разговора находятся сами, и ему не приходится притворяться или как-то лицемерить. — Я уже подъехал, у подъезда, — он делает паузу. — Пойду домой, Антон может спать. — Ладно-ладно, я поняла! Не хочешь, чтобы я нарушала ваше холостяцкое пространство! — Майя смеётся. — Всё в порядке! Хорошего вечера, люблю тебя! Антона заставь мне перезвонить, он не берёт трубку! — И я тебя… Хорошо, — машинально нажимает кнопку сброса вызова. Почему Антон не отвечает? Спит? Может быть, но не весь вечер же. Он с некоторой досадой осознаёт, что волнуется. Не это сейчас хочется ему испытывать. Поднимается на лифте. Открывает дверь, включает свет, аккуратно вешает пальто, разувается. Слышит, как шумит включённый телевизор в комнате у Антона. Не спит? Тогда почему не отвечал на звонки матери? Моет руки, затем проводит влажной ладонью по волосам. Он так устал за сегодняшний день, который выдался достаточно эмоциональным. Сейчас проверит, как там Антон и отправится наконец-то на заслуженный отдых. Очень хочется спать. Попов выходит из ванной комнаты, гасит свет и направляется к комнате Шастуна. Стучит. Тишина. Ещё раз стучит. По-прежнему тишина. Он осторожно приоткрывает дверь. — О Господи, Антон! — на мгновение в растерянности замирает на пороге, а затем бросается к парню, лежащему на полу. — Антон! — настойчиво трясёт его за плечи, легонько шлёпает по щекам. — Ты меня слышишь? — Слышу-слышу… — Шастун медленно разлепляет глаза. — Какой же ты идиот! — Испугались? — Антон слабо улыбается. — Конечно испугался, балбес! — Арсений выдыхает, удобнее усаживается на пол, кладёт лохматую голову парня к себе на колени и оглядывается по сторонам. На полу несколько пачек из-под чипсов, рассыпаны крошки и пустая бутылка из-под виски. Так вот, в чём дело. — Ты дурной, Антон? Почему ты напился? — Не скажу, — Шастун упрямо машет головой, ёрзая на коленях мужчины, от чего тот нервно сглатывает. — Не скажешь? — Арсений сам не знает, что на него нашло. То ли алкоголь ударил в голову, то ли просто хорошее настроение. Он пальцами хватает подбородок парня и сжимает его, наклоняясь ближе. Или хочет его припугнуть, или просто убедиться, что тот в порядке. — А так? — Ой, пустите-пустите! — притворно жалобно хнычет Шаст, пытаясь освободиться. Но убирать голову с коленей ему не хочется. — Тогда говори, — Попов ослабляет хватку и сам не замечает, как невольно любуется им. Большие зелёные глаза, немного детские и глупые, как он считает. Слегка оттопыренные уши и такая, как будто бы даже милая улыбка. Лохматые кудрявые волосы, в которые хочется запустить пальцы. Задумавшись, он и вправду начинает медленно перебирать волосы парня, и по телу Антона растекаются мурашки, которые забегают в каждый кусочек его опьянённого тела, расслабляют его затекшие от непродолжительной дрёмы на полу конечности. — Меня отчислят из университета! — вдруг неожиданно выдаёт он, пытаясь сбросить с себя нахлынувшие ощущения. — Что? — от неожиданности Арсений останавливается, смотрит на него и негромко хрипло смеётся. — Я сказал что-то смешное? — сверкая обиженными изумрудными глазами, Антон пытается приподняться, но Попов удерживает его. — Нет, конечно, прости. Я просто хотел сказать, что тебя не отчислят из университета, не переживай. Было бы за что. Шастун кивает, поджимает губы и плюхается обратно. Прямо на пах мужчины. — Чёрт, — Арсений закрывает глаза от неожиданной острой боли и стискивает зубы. — Простите… — Антон смущается, кончики его ушей начинают предательски розоветь, он снова ненавидит себя и всё вокруг. Господи, какой же он кретин. Если с неба когда-нибудь должен будет упасть метеорит, то пусть он упадёт прямо сейчас, прямо на него. Пожалуйста. Но поскольку на его молитвы, как обычно, никто не отвечает, ситуацию надо исправлять. Перед глазами всё расплывается, его мутит. Надо срочно как-то встать и куда-нибудь сбежать. А лучше проблеваться. Он пытается встать, ища опору руками и снова промахивается, опираясь о причинное место мужчины. Попов тихо и сипло стонет, снова сцепляет зубы и сжимает челюсть, закусывает губу. Антон находится на пике самобичевания, проклиная тот день, когда он вообще попробовал на вкус алкоголь. Как и обещала ему ранее мать, это до добра никогда не доведёт. Ему хочется обо что-нибудь разбить себе голову. Выйти в окно. Попасть под машину. Ну и по классике — просто умереть. Что угодно, только бы не находиться в этой комнате. Почему трансгрессия существует только в «Гарри Поттере»? Он бы отдал что угодно за такую возможность и трансгрессировал прямиком в ад, чтобы хоть как-то загладить свои грехи в этом слишком сложном для него мире. — Антон, ты в порядке? — хрипло интересуется мужчина, не убирая рук с помятых его — Антона — головой, брюк. И даже в такой ситуации он снова думает о нём. Боже, как же бесит. А Антон всхлипывает, вскакивает, на этот раз очень даже успешно. Стремительно ретируется в ванную комнату, хлопая дверью. Попов слышит, как закрывается замок. Мужчина выдыхает, встаёт с ковра и садится на кровать. Чувствительные мышцы всё ещё ноют от боли. Но эта другая боль. Даже немного приятная. Арсений закрывает глаза. Вновь это забытое за десятки лет чувство. Он ненавидит его. Но очень хорошо знает. Он узнает его всегда. Брюнет тяжело дышит, пытаясь прийти в себя, это чувство растекается по всему телу, заставляя его снова сглотнуть. Боже, Арсений. Он же ребёнок. Что ты творишь? Мужчина начинает дышать ещё тяжелее. Ты никчёмный! Такие, как ты, должны умереть! Не приближайся ко мне! Ты грязный и ничтожный! Убирайся! Он снова слышит эти слова у себя в голове. Чётко, ясно, будто кто-то, находящийся в этой комнате, кричит их ему. Блять. Блять. Блять. Антон тоже отвернётся от тебя. Они все отвернулись от тебя. И он ничем не лучше их. Он уничтожит тебя, как только узнает. Он растопчет твоё сердце, которое ты старательно склеивал каждый день из этих чёртовых двадцати лет. Арсений закрывает ладонями лицо. Ему снова пятнадцать лет. Он снова стоит на коленях с лезвием в руках посередине своей комнаты. Он снова жалкий, уничтоженный и разбитый ребёнок. Он заносит дрожащую руку и плачет ещё сильнее. Не делай этого, пожалуйста. Прости, мам. Я просто хочу снова увидеть тебя. Я снова хочу оказаться рядом с тобой. И чтобы всё это закончилось навсегда. Оно вернулось. Это чувство. Он так старательно прятал его двадцать лет. Бетонировал холодным взглядом, уверенной улыбкой и громким, но очень неискренним смехом. Чёрт.