Ты можешь быть слабым

— Ты понимаешь, что поступаешь неправильно, Арс? — Паша по привычке сидит на столе у Арсения в кабинете. — Я знаю, — больше всего Арсений не любит, когда указывают на его ошибки. Он и сам прекрасно понимает, что натворил. — Что ты будешь делать? Тебе нужно сказать ей. — Что сказать? Что сказать, Паш?! «Привет, Майя, я засосался с твоим сыном и между нами хуй пойми, что происходит»? Так ты себе это представляешь? — злится Попов. Он ругается очень редко и не в таком количестве, так что Воля понимает: Арсений зол, напуган и просто не знает, что ему делать. — А что ты предлагаешь? Врать? Зачем ты вообще сделал ей предложение, Арс? На тебя это не похоже. Да, Арсений не похож сам на себя. Всегда уверенный в себе, расчётливый, прямолинейный и спокойный — сейчас он совсем другой. Его мир перевернулся с ног на голову. Мужчина растерян. — Я думал, что всё кончено, — брюнет стоит около окна, скрестив руки на груди. — Предложение я и так собирался сделать летом, ничего особо не поменялось. — Просто скажи мне, — Павел соскакивает со своего места отдыха и подходит к другу. Касается плеча Попова и заглядывает в его потемневшие голубые глаза. — Ты любишь его или нет? Что у вас происходит? — тот молчит, сжимая губы, словно боясь выдать какой-то свой очень важный секрет. — Разберись в себе, Арс. Ты не можешь продолжать в таком духе, — хлопает мужчину по плечу и направляется к выходу. — Я тогда влюбился, — тихо говорит Арсений, не отворачиваясь от окна. Паша останавливается, оборачивается и удивлённо смотрит на спину товарища. — Влюбился первый раз в мальчишку, он был моего возраста, из параллельного класса. Мне было пятнадцать. Тогда я не задумывался, было ли это хорошо или плохо. И просто чувствовал. Просто любил. Паша присаживается на парту первого ряда. Он знал в общих чертах о том, как над Арсением издевался отец, как его выгнали из дома, но он никогда не спрашивал почему. Лицо Попова всегда было таким мучительно болезненным, когда он рассказывал об этом. — Я думал, что отпустил это, Паш. Я двадцать лет жил нормальной жизнью и пытался быть нормальным. Я не думал, что это может зайти так далеко, понимаешь? — Воля кивает, не отрывая взгляда от макушки друга. — Знаешь, Антон так похож на него. Очень сильно. Я заметил это в первую нашу встречу, когда он шмякнулся мне под ноги. Я тогда запомнил его и почему-то чувствовал, что мы ещё встретимся. — Ты не можешь принять… себя? — Паша не знает, что говорить в таких ситуациях, боится спугнуть откровенность друга, боится прикоснуться к его воспоминаниям и оказаться слишком близко. — Я никогда не мог, — Попов разворачивается, и взгляд его серьёзных глаз останавливается на Воле. — Мне тридцать пять, мать его, лет. А я бегал от себя, как самый жалкий трус. Я трус, Паш! «Ты не виноват», — рвётся сказать Павел, но не в силах произнести ни слова. — Рядом с ним, с этим мальчишкой, я вдруг стал чувствовать себя так… правильно. Я мог быть рядом, мог заботиться, мог просто быть собой. — А как же Майя? Ты должен сказать ей. И не важно, как это будет выглядеть. Ты понимаешь, Арс? — Между нами ничего нет, — обрывает его Арсений, нервно играя желваками. — Ты лжёшь ей! Каждый ёбанный день она проживает во лжи! — Паша встаёт, пальцами массирует виски, пытаясь осмыслить ситуацию. Попов вздрагивает от этих слов. Неприятно. Он привык считать себя хорошим человеком. Привык говорить правду и ненавидеть ложь. Поучает мальчишку, а сам? А сам не может принять реальность. Реальность, которая никогда не сможет быть прежней. — Пошли пообедаем, — прерывает его поток самобичевания Воля. — Ещё успеем поговорить. Пойдём, я не ел с утра. Арсений кивает, и мужчины вместе покидают аудиторию.

──────── • ✤ • ────────

— Что, прости? — Дима поднимает брови и пялится на экран телефона. Ребята созвонились по фейстайму. — Нормально, — одобрительно кивает Серёжа. — Нормально? Ты понимаешь хоть, что происходит?! Нормально ему! — возмущается Позов. — Ну а что. Что случилось, то случилось, — Серёжа пожимает плечами. — Тох, ты как? — Как можно было, мать твою, Антон Шастун, поцеловать преподавателя и по совместительству почти твоего отчима, который старше тебя на семнадцать лет! — кажется, Дима сейчас взорвётся от негодования. Сердито поправляет очки и хмурится в камеру. — Я не знаю, ребят, — Антон виновато вздыхает. Он лежит на кровати в своей комнате, задрав ноги на стену. Мозг до сих пор отказывается верить в то, что произошло. — Если Арсений Сергеевич сейчас находится, извините, в заднице, — пускается в рассуждения Дима, — то ты вообще, я считаю, в пизде. Ты попал перед своей мамой и Ирой! — Серёжа довольно присвистывает после услышанного мата от Позова. — Серёг, не беси, а! — Да, жизнь — хуйня, — спокойно резюмирует Матвиенко. — Ну тебе хоть понравилось? — Серёжа! — глаза Димы горят искренним возмущением. — Понравилось, — признаётся Антон. Но вот сама ситуация ему совсем не нравится. Если он и представляет себе, как можно увести девушку у друга, например, то понять то, что происходит сейчас… просто выше его разума. — Блять, ребят, но я же не гей! — Во-первых, — Серёжа делает пару глотков коктейля. Он сейчас нежится под тёплыми лучами Балийского солнца. — Не гей, а бисексуал. — А во-вторых? — убито интересуется Шастун. — А во-вторых, тебе придётся смириться с этим фактом. Я сначала тоже охуел, а потом привык. Трахаться с парнями тоже занимательно, знаешь ли… — Дима демонстративно закатывает глаза. — О Боже! Ради всего святого просто заткнись! — стонет Антон и бросает телефон на кровать, тот падает экраном вверх. — Но хочу тебя успокоить, — Серёжа меняет тон на более дружелюбный. — Успокаивай, — парень нависает над камерой телефона. — Парни сосут круче девчонок… — Пошёл, блять, нахуй! Просто иди нахуй! — кричит Антон, и снова швыряет телефон на простынь. Серёжа весело и довольно смеётся. — Боже, какая ты падла, — бормочет Дима, наблюдающий за всем происходящим. — Что будешь делать, Антон? — Не знаю. Честно. А как бы вы поступили на моём месте? — Послал бы нахуй твою Ирину и отправился на поиски Арсения Сергеевича для страстной ебли в жопу, — Дима округляет глаза до невероятных размеров, а Матвиенко только довольно хохочет от своего остроумия. — Надеюсь, ты там утонешь, гейская сучка! — ругается Антон и крутит пальцем у виска. — Я не собираюсь ни с кем трахаться! — Я тоже так говорил, не переживай, — не может остановиться Серёжа. — Ну хватит уже! — Дима грозит пальцем в объектив. — Я думаю, Тош, что нужно поговорить с Арсением Сергеевичем и понять, что он думает об этом. — Думаешь, он отменит свою свадьбу ради Антона? Не обнадёживай его, — хмыкает Серёжа. — По-моему, всё уже решено. Прямолинейность и равнодушие Серёжи иногда удивляет не только Диму. Антон выдыхает, нажимает на кнопку сброса вызова и плюхается носом в одеяло. Не так было бы обидно, если бы не осознание того, что Матвиенко чертовски прав. Всё уже решено. И опять же, не им, а Арсением Сергеевичем.

* * *

— Уже вернулись? — Антон тихо садится на кухонное кресло, наблюдая, как мужчина что-то готовит. Приятно пахнет. — Не заметил, как ты вошёл, — Арсений оборачивается к юноше. — Привет. Я вот решил пожарить нам стейки, если ты не против, — он кивает на сковороду. — Не против, — Антон располагает на столе локти и утыкается носом в ладони. Опять он делает вид, что всё в порядке. Почему он не может рассердиться на него? Почему не может накричать? Сказать, что он, Антон, всё испортил? Почему он просто делает вид, что всё, сука, идёт, как надо? Это было парню непонятно. Но он боится спрашивать первым, потому что понимает, что может услышать ответ, который разобьёт ему сердце. Попов моет руки, вытирает их о полотенце и садится рядом с парнем. — Ты как? — Нормально, — бурчит парень себе в ладони. — Посмотри на меня, Антон, — мягко просит мужчина. Шастун послушно поднимает на него взгляд. Опять эти глаза. У Арсения глаза такие добрые. Они светлее первого снега и теплее самого жаркого летнего солнца. В них можно утопиться. В них можно пропасть. Пропасть навсегда. — Что ты думаешь? — Думаю о чём? — если косить под дурачка, может быть, он отстанет? Антону просто страшно продолжать этот разговор, хотя, казалось, именно этого он и хотел больше всего на свете. — Обо мне, — Арсений наклоняет голову, его чёлка падает на лоб. — Обо всём. Что ты думаешь? — Вы мне нравитесь, — голос Шастуна можно расслышать, кажется, только со слуховым аппаратом, но брюнет слышит его прекрасно. Читает по губам. — Я старше тебя на семнадцать лет, Антон. — И что? — Мы с тобой очень разные люди. У меня есть невеста, а у тебя девушка. Ты понимаешь, о чём я? — Нет, — Антон начинает злиться. — Что, прости? — Нет, я не понимаю! Я ничего уже не понимаю! Я понимаю только то, что вы такой… вы такой… — он запинается, не имея возможности грамотно подобрать слова. — И вы мне нравитесь! — со слезами в голосе выкрикивает юноша в лицо Арсению и снова утыкается хлюпающим носом в ладони. Он так долго жаждал это сказать преподавателю, что сейчас просто напуган и растерян. — Тише-тише, — мужчина успокаивающе протягивает руку к парню и гладит его по щеке. — Всё хорошо. Глупый мальчишка. Ты совсем глупый. Ты просто не понимаешь, что ты творишь. — А я… — юноша поднимает мокрое лицо. — Я… вам нравлюсь? Я вам нравлюсь? — снова спрашивает он, с каждым разом всё более уверенно. Арсений смотрит на него, склонив голову. Внимательно рассматривает его всклоченные волосы, вызывающие зелёные глаза с длинными ресницами и задранный нос. Он не может ему ничего ответить. Ему просто нечего ответить. Глупый мальчишка. Ты же совсем ещё ребёнок. Ты такой глупый. Арсений набирает побольше воздуха в лёгкие. Кажется, он сделал свой выбор.