Ты можешь быть слабым

Антон лежит на кровати, сжавшись в клубок и укутавшись в одеяло. Ему хочется исчезнуть. Арсений Сергеевич сидит рядом, закрыв лицо ладонями. — Я пойду к ней, — тихо говорит юноша, кусая ногти и всхлипывая. — Я должен ей всё объяснить. Глупая ситуация. Арсений ощущает себя ребёнком, которого застукали за поеданием сладостей. Стыдно. Глупо. И немного страшно. Ему всегда было страшно разочаровывать людей. Могут кричать в лицо гадости, оскорбления, бить или делать что угодно, но самое тяжёлое — это молчание. Когда ожидаешь увидеть в этих зелёных глазах всё, но не разочарование. — Я пойду, — жестом останавливает Попов мальчишку. — То, что произошло, это целиком и полностью моя вина. Я знаю, она рассердится, сгоряча наговорит много плохих вещей, это всё должен выслушать я, но никак не ты. Ты её сын. Ты не заслуживаешь такого. Вы можете поговорить, когда она остынет, — мужчина пытается прийти в себя и мыслить рационально. Но в голове нет ни одной догадки, как он будет оправдываться. И нужно ли? — Что я наделал! — из груди парня вырывается стон. — Это я во всём виноват! — он дышит быстрее, глаза наполняются слезами, нижняя губа дрожит. — Вы останавливали меня, вы показывали, где моё место! Но я… я не слушал! Я виноват во всем! Я! Так вот, что ты думаешь об этом, Антон Шастун? Показывал, где твоё место? — Нет, ты не виноват, Антон, не говори так. — Нет, я виноват. Я один виноват во всём! — он срывается на хрип, обхватывает худые коленки руками и монотонно раскачивается из стороны в сторону. — Я всё испортил. Я испортил вашу жизнь, испортил мамину и свою, — его влажные глаза раскрываются шире, взгляд становится стеклянным. — Я всё испортил. Я — ничтожество. Я во всём виноват. Попов неприятно вздрагивает от последних слов. Ему были слишком знакомы эти эмоции. Слишком больно. Слишком неожиданно. Он был готов к такому исходу событий, но не сейчас, не в это чёртово утро. Арсений поворачивается к Антону, наклоняется, берёт его лицо в ладони и внимательно смотрит в эти отчаянные глаза. Он говорит медленно, вкладывая усилие в каждое грёбанное слово: — Ты. Ни в чём. Не виноват, — мальчишка только сильнее сжимает губы. Мужчина вздыхает. Ошибётся ли он сейчас? Это уже не так важно. Всё, что можно сделать, он уже сделал. Он осторожно приближается к Антону, пересохшими губами касается его горячего лба и прижимается к нему. В этом поцелуе нет пошлости. Нет двойного смысла. Нет подтекста. Парень закрывает глаза. Сердце удивлённо замедляет бег. Лоб Антона чувствует тепло губ Арсения. Просто хорошо. Если всему, что произошло, нужно было случиться ради этого момента, то он был готов на всё. Иногда мелочи значат гораздо больше. — Ты мне тоже нравишься, Антон Шастун, — произносит Попов, отрываясь от поцелуя. Он пальцами приподнимает острый подбородок мальчишки, заставляя его распахнуть зажмуренные глаза. — Ты мне очень нравишься, — голубые глаза смотрят в зелёные уверенно и спокойно. — Я сам не понимаю, как так получилось. Я уже очень много лет не испытывал таких чувств. Ты столько не живёшь, сколько я прятался сам от себя, — Арсений говорит очень просто. Честно. Открыто. Впервые Антон чувствует, что ему не нужно разгадывать никакие ребусы и кроссворды, все двери раскрываются сами. — Вам когда-то нравились парни? — тихо спрашивает успокоившийся юноша. Мужчина понимает, что сейчас не самое подходящее время для таких бесед, но ему жизненно важно успокоить своего мальчика. Своего? Он не хочет больше никогда видеть его слёз. Он готов пожертвовать своим спокойствием и душевным равновесием, только бы Антон больше не был в таком отчаянии. — Да. Было дело. В пятнадцать лет у меня был… — брюнет чувствует, как смущается, — некоторый опыт со своим ровесником. Мой отец был против. Мы расстались. И больше никогда не виделись, — он знает, что Антон не готов узнать сейчас больше, поэтому выдаёт информацию дозировано. Когда тебя что-то гложет очень много лет, то освобождение приносит облегчение. Всегда. Не важно, рад ты этому или не очень. Сбросить лишние десятки килограммов стресса, мучений и переживаний — это всегда облегчение. Арсений ощущает с каждым разом, как дым рассеивается. Многие вещи встают на свои места. То, что вчера казалось непомерной ношей — сегодня уже валяется на полу, брошенное и ненужное. Даже с понимающей и опытной Майей он не чувствовал себя так легко. Ему всегда казалось, что он должен соответствовать каким-то её планкам и рамкам. Не важно, как близко это было к правде, он так чувствовал. Ещё до знакомства с Антоном. С мальчишкой всё было по-другому. Ему казалось, что он мог быть… собой? — Мне жаль, — шепчет юноша. Он садится поудобнее, чтобы была возможность разместить лохматую голову на груди преподавателя. Сердце Арсения бьётся так гулко в ушах парня. Он считает каждый удар про себя, прижимаясь сильнее, как маленький котёнок, которого спустя месяцы голодных скитаний по холодным улицам наконец-то приютили и обогрели. — Я знаю, радость моя, — пальцы Арсения ныряют в кудрявые волосы. Он пытается отвлечься, но мысли не хотят уходить, взывают к совести. Нужно просто сделать это. Иногда есть моменты в нашей жизни, которые просто нужно осуществить. Перед его глазами снова мелькает произошедшее.

* * *

Мужчина лежит на кровати. Антон сидит на нём, наклонившись к самому лицу Арсения. Как сейчас он чувствует его горячее дыхание, напряжённое и возбуждённое тело. Хочет ли он его? Боже! Не спрашивай, просто не спрашивай! Не заставляй меня отвечать на этот вопрос! Майя заходит неожиданно. Чуткий слух Арсения в этот раз подвёл. Он не слышал ни черта. Ни телефон, который, как потом оказалось, разрывался от звонков, ни скрежет ключа в замке, ни других звуков, свидетельствующих о том, что они больше в этой квартире не одни. Но когда дверь открывается, Арсений уже знает всё. Ему не нужно оборачиваться в её сторону. Он просто знает, что она там стоит. И смотрит. Смотрит на них. Мужчине не стыдно за свои чувства, за своё влечение, ему стыдно, что она узнала вот так. У неё не было возможности быть подготовленной для такого. Её просто поставили перед фактом. — Мам? — Антон вскакивает, цепляется за бортик кровати, чуть ли не падает к её ногам. Жестоко. Больно. Почему ты так смотришь, Майя? Скажи мне, какой я гандон. Не молчи. Просто не молчи. Я всё вытерплю. Я всё выдержу. Я сильный. Но не трогай мальчишку. Не уничтожай меня в его глазах. Пожалуйста. Её глаза широко открыты, губы плотно сжаты. Смесь ужаса, удивления и… разочарования? Тушь немного потекла, видимо, что-то случилось ещё до её приезда. То, что Антон в трусах, ещё больше усугубляет ситуацию. Если в мире есть слова, которые нужно было бы сказать в этот момент, то они точно не находятся в голове Арсения. В его голове тысячи кубов информации. Но в этот раз ничего не подходит. Поиск даёт нулевой результат. Арсений встаёт с кровати следом за юношей. Майя, безмолвно наблюдающая за всем этим зрелищем, медленно отступает назад. На ощупь ищет ручку двери. Открывает. И выбегает прочь. Дверь хлопает. Следом хлопает входная дверь. Тишина.

* * *

— Что ты делаешь? — Попов стоит у двери, облокотившись на косяк. Вещи вокруг раскиданы в страшном беспорядке. — Собираю твои вещи, — по её лицу растёкся макияж, губы дрожат, словно она пытается не расплакаться. — Ты не даёшь мне поговорить с тобой, — голос Арсения спокоен и безучастен, но внутри разгорается огонь, обжигающий его лёгкие. — Нам не о чём разговаривать, Арсений. У меня просто нет ни малейшего желания выносить твоё присутствие. Дальше сам справишься, — она кивает на одежду, лежащую на полу их спальни. Встаёт, направляется к выходу. — Ах да, забыла. Забирай, — она снимает с безымянного пальца кольцо, берёт ладонь мужчины и кладёт драгоценность, сгибая его пальцы. Выходит. Заслужил. Попов выдыхает. Стоило признать, он ожидал любой реакции, но не такой. Его внимание привлекает шум в прихожей. — Ты не можешь меня выгнать из дома! Я твой сын! — Арсений выходит в коридор. Антон стоит в шортах и в футболке, которую он впопыхах надел задом наперёд. — Где ты мне предлагаешь жить, мам?! — Я думаю, о тебе есть кому позаботиться, — женщина высокомерно окидывает их обоим взглядом. — У вас есть полчаса. Я очень надеюсь вернуться в свою тихую, уютную и пустую квартиру. Удачи. — Ты не можешь так поступить, мама! — кричит ей вслед Антон, дверь захлопывается перед его носом. — Мама! — в его голосе слёзы, трясущиеся руки пытаются нащупать ручку двери, чтобы открыть её. Мужчина подходит, ловит его за локоть. — Успокойся, — он притягивает мальчишку к себе. — Я должен ей объяснить! Я должен поговорить с ней! — юноша пытается вырваться из цепких рук Арсения Сергеевича, но тот не даёт ему сдвинуться с места. — Почему вы не даёте мне сделать то, что я должен?! — Антон колотит ладонями по груди Попова, тот незаметно для него морщится от ударов. — Ты сделаешь только хуже. Успокойся, — мальчишка утыкается мокрым носом в его грудь, поминутно всхлипывая. Доигрались.

* * *

Арсений лежит на кровати. Мокрые после душа волосы прилипли ко лбу. Голая грудь вздымается спокойно и, казалось бы, безмятежно. Но на душе у него совсем не безмятежно. Тревога. Грусть. На самом деле им обуревает намного больше чувств, просто он выделяет для себя эти два. У них на факультете были пары по психологии, которые он особенно любил. Через чьи-то рассуждения понять себя. Мужчина всю жизнь пытался понять себя. Но, как оказалось, он затыкал уши и закрывал глаза именно в тот момент, когда его душа раскрывалась. Пару часов назад они приехали к нему в квартиру. Арсений сразу включил робот-пылесос, чтобы хоть как-то прибраться в одичавшей без него холостяцкой берлоге. Показал Антону, где его комната, попросил не затягивать с разбором вещей и отправился в душ. Нужно прийти в себя. И понять, что делать дальше. Его гордость была задета. Он чувствовал себя виноватым, уязвлённым и растерянным. Ни одно из этих чувств ему категорически не нравилось. Майя не стала даже слушать его. Просто выгнала. Выгнала, как мальчишку. Взмах её руки — и он должен был исчезнуть. Как унизительно. Попов не осуждал её. В этом была его вина. Но своё самолюбие отключить на раз два не получалось. Больше всего, если честно, он переживал за пацана — он был совсем никаким, когда они ехали в машине. Глаза безучастные, губы сжаты, щёки мокрые, а пальцы растерянно теребили салфетку, которую ему дал Арсений, чтобы тот высморкался. Дверь приоткрывается. Мужчина привстает на локтях. Антон. Его маленький славный и бесконечно любимый мальчишка. Волосы юноши тоже были взлохмачены после душа, тонкая футболка прилипла к влажной груди. — Привет, радость моя, — мужчина хлопает несколько раз рукой по кровати рядом с собой. — Иди ко мне. Антон послушно подходит, забирается на кровать, скрещивая ноги. — Нет, иди ближе, — Арсений улыбается, приподнимается ещё выше, хватает мальчишку за руку и утягивает за собой. Юноша неуклюже падает на простынь и утыкается носом в обнажённую грудь брюнета. — Извините, — тихо бормочет Антон, но не спешит исправить положение. Он устраивается поудобнее, прижимается щекой к грудной клетке Попова, одну ногу закидывает на него, рукой обнимает мужчину за талию. — Ты как? — спрашивает Арсений, пытаясь не выдать своё волнение: его тело покрывается мелкими мурашками от прикосновений Антона. — Не знаю, — шепчет юноша. — Обнимите меня. Мужчина обнимает его за плечо, касается губами мокрых волос. И закрывает глаза. Хорошо. Просто хорошо. Если не брать в расчёт, что их с Антоном выгнали из дома, парня — собственная мать, а его — бывшая невеста, то всё действительно хорошо. Что делать дальше — об этом думать не хотелось. — Арсений Сергеевич? — Да, радость моя? — Мне кажется… — Антон зевает. Бессонная ночь и утро дают о себе знать. — Что тебе кажется? — Мне кажется, я люблю вас, — мальчишка затихает. И Попов чувствует, как тело юноши расслабляется, дыхание становится размеренным и спокойным. Я тоже тебя люблю, Антон Шастун.