В опустевшей квартире непривычно тихо. Майя сидит за обеденным столом. Рядом стоит открытая бутылка виски. Так удивительно: она не брала в рот алкоголь уже больше трёх лет, со смерти мужа. Перед глазами стоял образ Антона, тогда ещё школьника, с испуганными и тревожными зелёными глазами… как у отца.
— Мам… мам… может ты не будешь? — каждый раз настойчиво он возникал на их кухне, ещё в Воронеже, когда она откупоривала очередную бутылку. Садился рядом, не сводил с неё обеспокоенного взгляда. — Ты если будешь пить, то я буду рядом, хорошо, мам? Ладно? Ты не прогоняй меня, я тихо тут посижу.
Любимый мальчик. Ему рано пришлось стать взрослым. Она подвела его. Всегда сильная и независимая — вот так легко и просто расклеилась после смерти Андрея и Евы. Её можно было понять, но сама себя она понять и простить не могла до сих пор. Такое не прощают.
Она всегда старалась быть идеальной матерью: не осуждать, принимать, быть рядом, позволять своим детям быть собой. И ей даже казалось, что у неё это получалось. До десятого февраля того года. Майя, как верно отметил полгода назад Антон, старалась забыть об этом. Не вспоминать о годовщинах, реже пересматривать фотографии, реже думать о том дне. Это было сложно. Она просто хотела, чтобы тот день стёрся из её памяти. И остались только хорошие воспоминания. Улыбки, смех и бесценные годы, когда они были счастливы. Когда всё было так легко и просто.
Но в глубине души она понимала, что такое невозможно забыть. Когда теряешь ребёнка — это навсегда обезоруживает тебя. Это разбивает сердце, которое уже никто не сможет починить. Вьющиеся светлые волосы, большие зелёные глаза с длинными ресницами и всегда такая скромная и смущающаяся улыбка. Её девочка.
Когда у тебя есть дети, ты никогда не забудешь то, как они появились на свет. Женщине казалось, что она помнила каждый день из восьми месяцев, в течение которых она вынашивала свою девочку. Ева родилась раньше срока. Она не кричала. Майе делали операцию. В её голове снова и снова прокручиваются события родов.
— Почему она не кричит?! Почему она молчит?! — она кричала эти вопросы тогда из последних сил. Анестезия слишком ослабила женщину. Мозг не поддавался контролю. — Почему моя девочка не кричит?! — врачи, казалось, не обращали на неё внимания, они все собрались вокруг малышки, о чём-то тихо совещаясь, даже хирург отошёл от рабочего места. Рядом остался только анестезиолог.
— Все будет хорошо, — тихо прошептал ей врач, положив руку в холодной перчатке на её вспотевший лоб. — Не думай сейчас об этом, о ней позаботятся. Думай о себе. Думай о себе, — она не видела его лица из-за медицинской маски и шапки, но эти спокойные и уверенные голубые глаза запомнила на всю жизнь. Силы покидали её, женщина пыталась хвататься за обрывки сознания, только бы не отключаться, только бы узнать, что происходит с её девочкой. — Думай о себе, — голос анестезиолога убаюкивает её и Майя проваливается в пустоту.
Женщина делает ещё один глоток крепкого алкоголя и морщится. Несмотря на потерю любимого ребёнка, она всегда понимала, что нужно сосредоточиться на живом сыне. Её мальчик не должен страдать из-за её горя, ему и так тяжело — он потерял сестру и отца. Она должна была поддержать его.
Но в первые месяцы после автокатастрофы всё пошло не по плану. Она слишком расклеилась, начала пить и забросила всё на свете, в том числе и сына. Её пацану, ещё совсем юному и неопытному, пришлось взвалить на себя роль главы семьи. Он ходил по магазинам, учился оплачивать счета, убирался дома, правда, кое-как, но это было всё же лучше, чем ничего. С лица Антона пропала улыбка, он осунулся, побледнел и стал каким-то тревожным. Постоянно следил, чем она занимается, боясь что-то упустить.
Но Майя восстановилась. Бросила пить ради сына, нашла в себе силы начать всё заново. Вернулась в бизнес, сделала ремонт в их квартире и вроде как ожила. На это потребовалось долгих три месяца, в течение которых её мальчик был совсем взрослым. Ему было уже шестнадцать, но он не должен был нести на себе этот груз. Они никогда не возвращались к этой теме, и женщина просто втайне надеялась, что он понял её и простил. А Антон понял и простил её. По-другому и быть не могло.
Кухонные часы тяжело отстукивают секунды. Майя чувствует, как по щекам ползут навязчивые и ненавистные ей слёзы. На телефоне пропущенные вызовы от Арсения и множество смс от сына. Она их не читает и не собирается читать. Внутри тяжело и тоскливо.
С Арсением она познакомилась случайно. Была какая-то светская вечеринка, она пришла просто развеяться, а Попова пригласил его старый друг из Воронежа. Вот так и столкнулись. Он шёл куда-то решительным шагом, не заметив женщину; они столкнулись. Майя тогда чудом успела увернуться от разливающегося шампанского из бокала мужчины.
— Боже, простите меня грешного, — он словно очнулся ото сна. Поставил бокал на стойку, схватил пачку салфеток, чтобы промокнуть несколько капель на декольте её платья, ничуть не смущаясь вида груди.
— Всё в порядке, — она неловко улыбнулась.
Эти голубые глаза. Проницательный и какой-то успокаивающий взгляд. Ей казалось, что когда-то давно она видела эти глаза, обрамлённые густыми чёрными ресницами. Взгляд, который излучал уверенность и спокойствие.
Майя прижимает пальцы к векам, пытаясь остановить льющиеся градом слёзы. Сейчас это всё казалось каким-то странным сном, вспоминать который было болезненно.
Роды. Яркий свет операционной. «Думай о себе», — и прикосновение холодной руки к её лбу. У её анестезиолога были такие же яркие голубые глаза, их забыть невозможно. Они смотрели точно так же, как и глаза Арсения два года назад.
Женщина делает ещё один судорожный глоток виски, даже не меняясь в выражении лица. Мысли скачут одна за другой. Она пытается чётче вспомнить тот день. Точно! Его фамилия была, кажется, Попов? Мозг усердно пытается различить правду и воспоминания от сладкой лжи, в которую почему-то очень хочется сейчас поверить. Арсению было тогда около двадцати. Это не он, он математик, но не врач. Взгляд Майи задерживается на фотографии в рамке, что стоит на холодильнике. Она и Арсений. Его мягкая улыбка и этот пронзающий до костей взгляд.
Кажется, он что-то рассказывал про своего отца, который работал в лучшей больнице Санкт-Петербурга. Но, может, она просто пытается всё это выдумать. Рожать Еву она поехала в Питер, там подписали контракт, так настоял Андрей. Он очень переживал за своих девочек, так что оплатил ей лучшую клинику.
Слёзы невозможно сдерживать вечно. Майя выдыхает накопившийся воздух и, кажется, всю накопившуюся боль. Она, наивная дура, думала, что её жизнь наконец-то наладилась, что рядом с ней надёжный и любящий мужчина, который будет рядом всегда. Может быть, они попробуют ещё родить ребёнка, хотелось бы девчушку. Улетят вместе на море, она уговорит Арсения бросить преподавание и, например, заняться частной практикой онлайн. Майя давно перевела свой бизнес в автономный режим, так что очень мечтала о путешествиях.
Её мечты были разбиты. Вдребезги. Растоптаны и уничтожены. Она даже не до конца понимала,
что именно произошло. В голове всплывали обрывки разговоров с Антоном. Кажется, он спрашивал её что-то про геев. Пытался признаться? Что это значило?
Она пытается разозлиться. Пытается прийти в ярость. Так ей было бы намного легче пережить очередную потерю в её жизни и новую попытку склеить разбитое сердце. Майя не была уверена в своей правоте, когда выгоняла Антона из дома. Но, зная Арсения, она была хотя бы уверена в том, что тот позаботится о её мальчике.
Позаботится? На душе было погано, мерзко и просто тяжело.
Женщина залпом допивает остатки алкоголя, ставит стакан на стол и утыкается мокрым лицом в дрожащие ладони.
Просто тяжело. Очень тяжело.
──────── • ✤ • ────────
— Наверное, она ненавидит меня, — тоскливо сообщает Антон, сидя на высоком стуле за барной стойкой и болтая ногами. Под зелёными глазами поселились синяки от недосыпов, брови устало сложились домиком.
— Её можно понять, — Арсений стоит у плиты, помешивая лопаткой пасту. Он тоже мало спал в последние дни. Они всё время проводят дома, даже не выходя за продуктами, пользуясь многочисленными доставками.
— Почему вы не поговорите с ней?
— Я пытаюсь, — мужчина потирает лоб пальцами. — Она не берёт трубки и не отвечает на сообщения.
— Давайте поедем к ней! Пожалуйста!
— Нет, — Попов грустно качает головой. — Дай ей время прийти в себя. Твоя мама такая. Она справится. Ей не нужны мои или твои оправдания. Она успокоится, и мы обязательно поговорим.
— Я скучаю по ней. Очень сильно, — парнишка тоскливо вздыхает, кладёт лохматую голову на стол, вытягивает руки по швам.
— Я понимаю, — мужчина отключает плиту, закрывает сковороду крышкой и смотрит на юношу. — Скоро учебный год, радость моя, ты помнишь об этом?
— Помнишь, — глухо передразнивает его Антон.
— Ты купил канцелярию? Я, конечно, понимаю, что это не школа, но тетрадями не мешало бы обзавестись.
— У меня нет денег, — так же, уткнувшись в стол, отвечает парень.
— Я не спрашивал, есть ли у тебя деньги, — Арсений тянется за тарелками. — Поужинаем и съездим в торговый центр. Купим тебе всё, что нужно. Тетради с зайцами и зайцев с тетрадями, — бормочет мужчина, расставляя тарелки.
Антон оживлённо поднимает голову. Пока Арсений не видит, он улыбается. Первая искренняя улыбка за последнее время. Как это классно — любить!
* * *
— Ты знаешь, что тебе нужно? — мужчина окидывает бесконечные ряды канцелярии.
— Я разберусь, — бухтит Антон, растерянно оглядываясь.
— Ты не забывай, я ведь преподаватель. Если что, могу позвонить Паше… то есть Павлу Алексеевичу, он ваш куратор как-никак, — юноша рассеянно кивает и шагает вглубь магазина.
Мужчина улыбается. Он чувствует себя родителем, который собирает своего ребёнка в школу. Это чувство не было ему знакомо, но было приятно. Он следует за юношей, который сметает с полок тетради, ручки и карандаши.
— Бери всё, что хочешь, — кивает Попов мальчишке, когда тот оборачивается к нему, чтобы спросить разрешения взять что-то ещё.
Они подходят к кассе. Воодушевлённый Антон старательно раскладывает покупки на ленте, высунув язык. Череду депрессивных августовских дней этот поход в магазин разбавил, словно лучик солнца в тёмном царстве. Мужчина обходит его, становясь впереди, чтобы оплатить, когда придёт их очередь. Внезапно он чувствует, как руки юноши обвивают его талию, а тёплый нос утыкается в шею.
— Мы ведь теперь вместе? Правда? — мужчина удивлённо поднимает брови.
— Давай не здесь, Антон, — бросает он через плечо, пытаясь сохранить спокойствие. Но мальчишка так просто не отстаёт.
— Нет, вы ответьте на вопрос, — он настойчиво тычется в шею мужчины, заставляя того нервно сглотнуть. Тяжело не признать, что прикосновения парня слишком волнуют его.
Арсений вздыхает. Прошла всего лишь неделя с того злосчастного момента. Антон живёт у него, с Майей ни у кого из них так и не получилось поговорить, новый учебный год через несколько дней, а жизнь повисла в неопределённости. Он может делать из себя героя, отталкивая от себя мальчишку до тех пор, пока не решится конфликт с Майей, но, увы, они сами не знают, когда всё станет легче. Но как тогда назвать то,
что происходит между ними?
Сложно.
Да, у них ещё не было секса, обычно мужчина не медлит с этим приятным моментом и в последнее время стал замечать за собой раздражение от воздержания, но торопить Антона ему не хочется. Просто нужно принять всё, что с ними сейчас происходит и, наконец-то, дать этому конкретное определение.
— Да, мы вместе, радость моя, — он резко поворачивается к своему мальчику, пальцами приподнимает его острый подбородок и мягко целует пухлые губы.
Похуй, что подумают остальные.
Первый раз в жизни ему действительно похуй.
Арсений просто счастлив.
