Ты можешь быть слабым

Антон осторожно заходит в кухню. У него внутри дрожит буквально всё, в горле пересохло. Страшно. — Привет, — Арсений не оборачивается. Юноша решается сказать «привет» и прекрасно помнит, что Попов просил его не «выкать». Внутри себя Антон просто надеется, что мужчина отметит этот самоотверженный шаг с его стороны и хотя бы немного сжалится. — Как день прошёл? Внимание, премию за самый тупой вопрос дня получает Антон Шастун! Антон морщится от самого себя. Ему неприятно. Неприятно молчание Арсения, неприятно своё поведение. Он сам себе сейчас очень неприятен. Если бы у него была возможность сменить личность, то он обязательно бы воспользовался этим шансом. Он уже миллиард раз раскаялся, что вообще дышал рядом с Ирой, видимо, провоцируя какие-то её фантазии. В голове сотни раз прокручивает извинения, которые планирует произнести, но всё не то и всё не так. — Ты хочешь узнать, как прошёл мой день? Серьёзно? — резко разворачивается Арсений, его голубые глаза горят недобрым огнём. — Я хотел бы извиниться… — тихо лепечет Антон, чувствуя, как брюнет одним только своим взглядом втаптывает его в пол, уничтожая и без того шаткую самооценку; разрушает весь мост, который парень так тщательно выстраивал, чтобы подобраться ближе к Попову. — Не стоит, — лицо мужчины приобретает уже вроде бы забытое для Антона выражение. Выражение безразличия. Непричастности. Равнодушия. — Я всё понял, Антон. Но не могу понять одного: зачем было делать это таким образом? — Делать что? — Ты не можешь простить мне отношения с Майей. То есть… — он запинается, — с твоей мамой. И решаешь мне таким образом отомстить, я правильно понимаю? Хочешь, чтобы я ревновал, чтобы понял, каково это. Так, Антон Шастун? — Что? Нет! — парень сам себе, если честно, не может объяснить, почему он ответил на поцелуй Иры. Почему он не оттолкнул её, почему не закончил всё это сразу же, а позволил ей его целовать? Был ли Арсений прав? Антон не может ответить на этот вопрос. — Хорошо, — брюнет опускает взгляд, пытаясь держать себя в руках. Он старается контролировать каждую мышцу своего организма, но получается очень плохо. Мальчишка срывает с тормозов все его защитные реакции и механизмы, которые он выстраивал в себе десятилетиями. — Если хочешь знать, то у тебя получилось. У тебя очень хорошо получилось сделать мне больно. Поздравляю. Антон молчит. Его руки, сжатые в кулаки, дрожат, а глаза с каждой секундой наполняются слезами. Он пытается не расплакаться, понимая, как глупо и по-детски это будет выглядеть. Зачем Арсений так поступает с ним? Он же точно знает, Антон уверен, как привязан к нему парень и как больно отдаётся каждое слово в его сердце. Но так же юноша понимает, как сильно не прав. Ему нельзя плакать. Ему нужно поднять голову и принять на себя удар, принять злость и обиду Арсения, хотя, если честно, всё происходящее больше похоже на казнь. На суровый разбор полётов, который устроил ему мужчина. — Мне очень жаль, — снова пытается всё исправить Антон, успев быстро вытереть мокрые щёки. — Мне, правда, очень жаль… — Было намного проще, — медленно чеканит каждое слово Попов, — когда всё было нормальным. Нормальным? То есть Арсений считает то, что происходит с ними сейчас, ненормальным? То есть они, по его мнению, ненормальные? — Вы жалеете о том, что случилось между нами? Вы считаете это ошибкой? — из-за волнения Антон снова забыл о просьбе Арсения обращаться к нему на ты. — Да, я так считаю, — мужчина поднимает взгляд. — А ты нет? — А я… — юноша хлопает ресницами, его глаза, кажется, сейчас выпрыгнут из орбит. Он качает головой и делает несколько шагов назад, словно наощупь пытаясь выбраться из ловушки, которую ему устроили. — А я… я не считаю так! — выкрикивает со слезами в голосе парень и выбегает из кухни. Арсений устало садится на стул, закрывает лицо руками. Ошибка? Всё это было ошибкой? Антон злится. Он готов сколько угодно нести наказание за свой проступок, но такое даже по его шкале самобичевания перебор. Парень забирается под одеяло. Он заперся в своей комнате. Ситуация была такова, что квартира принадлежит Арсению. А он, Антон, был снова в западне. Дома его не ждут, здесь ему тоже не рады. И Антон вдруг ощущает себя таким одиноким. Уже давно со дня смерти папы он не чувствовал такой тоски, которая как туман обволакивает его сознание. Сердце сжимает от боли воспоминаний, которые, на самом деле, никогда не забывались, просто впадали в спячку, ожидая своей очереди. Больно. Какой бы была его жизнь, если бы папа и Ева были живы? Об этом думать не хочется, но разум невольно рисует одну картину за другой. Наверняка, после окончания школы он бы всё-таки переехал в Москву, но один. Родители сняли бы ему квартиру, либо он решил бы поселиться в общежитии. Они бы познакомились с Димой и Серёжей. Обязательно. Но познакомился ли бы он с Арсением Сергеевичем? Не стал бы он для парня просто очередным преподом, который иногда мелькает под ручку с куратором их группы. Антон бы слушал восторженные сплетни одногруппниц о красивом преподавателе и просто усмехался. И это не имело бы к нему никакого отношения. Никакого. Страшно? Грустно? Антон утыкается носом в подушку. Может быть, Арсений Сергеевич был прав? Всё было намного проще.

──────── • ✤ • ────────

— Привет, — Арсений стоит на пороге уже такой знакомой и родной квартиры. — Привет, — зелёные глаза Майи смотрят тревожно и с тоской. — Впустишь? — Ах, да, прости, проходи, — женщина приглашает брюнета внутрь. Попов снимает пальто, разувается. — Пойдём на кухню, там руки помоешь. Арсений заходит на кухню. Открывает кран, медленно и тщательно моет руки, словно пытаясь оттянуть момент разговора. — Зачем приехал? — подаёт ему полотенце. Действительно, зачем? — К тебе, — мужчина садится за стол, пальцами трёт виски. — Ко мне не надо было приезжать, Арсений. — Прости меня, — он протягивает руки, берёт её ладони в свои, подносит к лицу, прижимается губами, вдыхает родной запах. — Я поступил гадко, отвратительно, неправильно. Прости, что обманул тебя. Ничего уже не будет как прежде. Майя слишком хорошо осознаёт это, и осознание ранит её еще сильнее. Её жизнь перевёрнута с ног на голову, она просто не знает, что нужно предпринять, чтобы вернуть всё на круги своя. — Мне нужно учиться жить без тебя. Ты мог извиниться по телефону. — Не мог. Ты заслуживаешь большего. — Если я заслуживаю большего, то почему ты так со мной поступил? — Арсений молчит. Она слишком права, чтобы пытаться сказать что-то ещё. — Антон? Ты серьёзно? Мне иногда кажется, что это была какая-то шутка, ваш глупый розыгрыш. Что ты вернёшься, скажешь, что пошутил и всё будет как раньше. — Ничего не будет как раньше. — Я знаю! Я знаю, Арсений! Майя слишком мудрая женщина. Наверное, Попову было бы легче и проще, если бы она скандалила, кричала, ругалась, обзывала его. Но она слишком хорошо всё понимает. От этого груз на душе становится только тяжелее. — Просто скажи, что у вас? — Я люблю его. — А он? — А он любит меня. — Боже! — Майя закрывает дрожащими руками лицо. Слёзы бесконтрольно стекают по её щекам, как бы ни хотела она подавить свою слабость, засунуть свою боль куда подальше. Почему это невозможно? Почему Арсений сидит перед ней с непроницаемым лицом, ни один мускул не дрогнет, ни одна морщинка не подаст виду, что что-то внутри него бушует. — Это какое-то безумие, Арсений! — Прости, — мужчина подаётся вперёд, обнимает женщину за плечи и прижимает к себе, словно пытаясь забрать всю её боль и все её слёзы. — Прости меня. Прости, если сможешь. Майя расслабляется в его объятиях. Буквально на этот момент всё словно становится как прежде. Они снова вместе, он обнимает её, и у них впереди целая жизнь, которую они проведут вдвоём. Женщина поднимает заплаканное лицо, их носы сталкиваются. Слишком близко. Такие знакомые и такие родные до разрывающей боли в груди голубые глаза. Сказать ему? Стоит? Арсений чувствует, что не может больше сопротивляться, его ладонь ложится на шею Майи, притягивая её ещё ближе. Он впивается в неё, вовлекая в поцелуй. Что ты делаешь, Арсений? Ты мстишь ему? — Арсений… — Замолчи. Просто замолчи, прошу тебя.