Ты можешь быть слабым

— Я хочу умереть и домой, — хнычет Дима, вороша вилкой недоеденную котлету. — Выбор невелик, — философски отвечает Серёжа, с аппетитом доедая обед. — Ты жестокий человек, Сергей Матвиенко — вздыхает Позов и отодвигает тарелку. — Я доем? — кажется, Матвиенко невозможно чем-то задеть. — Господи, да доедай, — Дима пожимает плечами и аккуратно вытирает рот салфеткой. — Ты как, Тох? Антон сидит, не притронувшись к еде. Его взгляд устремлён на учительский стол, за которым не спеша беседуют преподаватели, завершая перекус. Павел Алексеевич улыбается, кивая пышной даме в белой блузке, которая с энтузиазмом рассказывает ему что-то. Арсения Сергеевича рядом с ним нет. Воля поднимает голову и глазами встречается с Шастуном. Мужчина смотрит с интересом и с сочувствием, будто догадываясь, что творится на душе у парня. Он был свидетелем драмы, которая разыгралась перед его кабинетом. — Всё будет хорошо. Дай ему время, — Антон не понимает, говорит ли Павел Алексеевич вслух, или он просто читает это по его губам. Сколько времени? Времени на что? — Мы идём? — юноша возвращает своё внимание к друзьям. — Ты не поел, — сообщает Дима, обеспокоено разглядывая парня. — Ну не хочет, значит. Не стой над душой, — отмахивается Серёжа, поднимаясь из-за стола. — Всё у тебя просто, — ворчит Дима, складывая тарелки. — Я вас догоню, идите. Уберу посуду. — Убирай, — беззаботно машет ему рукой Серёжа и подхватывает вставшего со стула Антона под руку. — Пойдём, дорогуша. — Пойдём. Ребята направляются к кабинету Павла Алексеевича, где им предстоит провести несколько часов, наслаждаясь шутками и подколами преподавателя. — А теперь разворачиваемся, — как из ниоткуда вырастает перед ними Воля, — и дуем в противоположную сторону. Пара будет в двести первой аудитории. У вас есть ноль минут, — он подмигивает ребятам и бесшумно исчезает, так же внезапно, как и появился. — Ох бля, — недовольно кряхтит Серёжа. — Я прошёл столько ради того, чтобы возвратиться обратно? — Вы далеко? — ребят догоняет запыхавшийся Дима. — Пара у Попова в аудитории. — Что? — Антон удивлённо поднимает брови. — Что? — комично передразнивает его Матвиенко. — Я думал, ты в курсе, что это за кабинет. — Его, кажется, нет сегодня в универе, — встревает Дима. — Похуй. Пойдём, а то Воля нас выебет за опоздание, — Серёжа вздыхает и направляется в другое крыло университета, друзья следуют за ним. Антон и рад, что Арсения Сергеевича нет на работе, и не рад одновременно. Он рад, что не придётся встречаться с ним и объяснять что-либо, но, с другой стороны, он понимает, как всё равно волнуется за мужчину, ведь выходных в будние дни у Арсения не бывало. Что-то случилось? Что-то серьёзное? Нет, Павел Алексеевич был слишком расслабленным и беззаботным в столовой. Значит, ничего не произошло. А может быть он просто не в курсе? Вряд ли. Они же лучшие друзья. Осторожно спросить его? А если сольёт всё Арсению Сергеевичу? Конечно сольёт, они же лучшие друзья. Сделать вид, что похуй? Пожалуй, это единственный адекватный вариант. Пусть всё останется так, как есть. — Привет, — мимо проходит Ира. — Пока, — отрезает Серёжа, всем своим видом показывая девушке, что ей здесь не рады. — А я не с тобой разговариваю. Привет, Антон. — Не разговаривай с ней, а то ещё трахнет тебя на виду у всей группы, — не унимается Матвиенко, Дима недовольно хмурится. — А вот хамить было необязательно! — Ира обиженно всхлипывает и, обгоняя ребят, бежит в аудиторию. — Опять ты за своё, — шипит Дима. — Ой, вот давай здесь без твоих нотаций! — Серёжа морщится, затем, помедлив, звонко чмокает рассерженного Позова в щёку, чем вызывает его смущённую улыбку. — Во дела! — мимо проплывает Павел Алексеевич, округляя глаза. — И вам здравствуйте, — нагло отвечает Серёжа, ничуть не смущаясь, в отличие от уже пунцового Димы. Антон никак не комментирует ситуацию. Ему просто хочется, чтобы этот бесконечный день закончился. Чтобы эта бесконечная жизнь дала ему паузу после всего произошедшего. Ему нужна передышка. Парни садятся за свой излюбленный второй ряд. — Концентрат любвеобильных мужчин вокруг меня растёт, — громко говорит Воля, привлекая к себе внимание студентов. — С этого, пожалуй, начнём пару, — он, склонив голову, внимательно рассматривает троицу ребят, которые лишь хихикают над его словами. — Это он про нас, — довольно шепчет Серёжа. — Каминг-аут, блять, — тихо отвечает ему недовольный Дима. — Да ладно вам, — вступает в беседу до сих пор молчавший Антон. — Воля нормальный мужик. — Я сейчас уничтожу вас и ваши семьи, если не заткнётесь сию же секунду! — повышает голос Павел Алексеевич. — Имейте в виду, я не шучу! — В прошлый раз вы обещали отрезать уши! — раздаётся голос с задних рядов. — А я бездельников с Камчатки не спрашивал, — моментально реагирует преподаватель. — Всем особо одарённым лучше живётся без их лопоухих ушей, поверьте мне, а я дольше вас живу, — аудитория несмело смеётся. — Открывайте ваши тетради, или что у вас там от них осталось, и поехали! Как вы сессию сдавать будете, я ума не приложу! — А можно натурой?! — выкрикивает Серёжа. Студенты уже не сдерживают смех, в кабинете становится очень шумно. — А с тобой мы после пар поговорим, Матвиенко, — Павел Алексеевич целится в парня указкой и грозит ею. — Надеюсь, по поводу сессии, — широко улыбается Серёжа, вызывая восторженное ржание одногруппников. — И по поводу неё тоже, — кивает Воля, ничуть не смущаясь. — Я заставлю тебя просить пощады, Матвиенко, — глаза мужчины смеются, а лицо остаётся притворно сердитым. Антон тоже смеётся вместе со всеми. Он без понятия, как Серёжа это делает, но парень умеет поднять настроение буквально за считанные минуты. Всегда такой похуистичный и невозмутимый Серёжа Матвиенко вдруг в нужные моменты оказывается тем, кто разгоняет нависшие тучи. За это его можно любить. Можно и нужно. Дверь аудитории распахивается. Группа быстро вскакивает со своих мест, приветствуя вошедшего. Парни тоже машинально встают вместе со всеми. Блять. Сердце Антона от напряжения готово вырваться из груди и разбиться на мелкие кусочки, которые невозможно будет собрать, склеить или как-то починить. Арсений Сергеевич. Не такой, как обычно. Чёрные волосы слегка взлохмачены, будто ветер потрепал его макушку. Рукава чёрной рубашки подвёрнуты, руки по привычке скрещены на груди. Рассерженный взгляд голубых глаз без труда находит того, кто ему нужен. Антон Шастун. Почему ты делаешь вид, что ничего не произошло? Почему ты смотришь так испуганно и отчуждённо? Что с тобой, глупый мальчишка? Где ты шлялся этой ночью? — Ох, — Павел Алексеевич от неожиданности не может найти подходящих слов. Он понимает, что от него требуется, но всё происходящее застаёт врасплох. — Арсений Сергеевич, вы, наверное… — Да, — обрывает его мужчина. — Тогда, пожалуйста… — Воля разводит руками. Он не успел придумать внятную причину для того, чтобы отпустить Антона со своей пары, но Попова это не сильно беспокоит. — Антон Шастун! Антон вздрагивает. — Папочка пришёл за тобой, — шепчет на ухо парню Серёжа. — Ты задерживаешь всю группу! — недовольно прикрикивает на парня Павел. Но в глубине души он рад. Ему нравится этот смешной смазливый мальчишка с кудряшками; ему нравится, что Арсений меняется в лучшую сторону. Он не уверен, как именно относится к их отношениям, но ему определённо нравится Антон Шастун. А если быть предельно честным, то Воля надеется, что однажды Попов познакомит их поближе, и он, Павел, наконец-то узнает, что же в этом мальчишке притягивает его друга как магнит. Антон подавленно закидывает тетради обратно в рюкзак, злясь на всё вокруг. Почему Арсений Сергеевич может вот так прийти на пару, бесцеремонно заставить его уйти с занятий, словно он какая-то вещь, с которой можно делать всё что угодно? Если Антон попробовал бы вот так заявиться на пару к Попову, то его просто выставили бы за дверь. Несправедливо. Одногруппники провожают своего товарища с плохо скрываемой завистью и любопытством. Шастун ловит взгляд Иры, которая смотрит внимательно и слишком серьёзно, прищурив глаза. Что у неё в голове? О чём она думает? Что-то подозревает? Впрочем, какая уже разница? — Арсений Сергеевич… — они сталкиваются в коридоре. Всё это было зря. Абсолютно всё, каждое действие. Антон это осознаёт, стоит ему снова оказаться так близко к Попову. Он чувствует, как не может отвести загипнотизированного взгляда от нахмуренных бровей, голубых глаз, потемневших от злости, и этих губ с опущенными уголками, плотно сжатых, словно поклявшихся не произносить более ни звука. Я так скучал по вам. Вы знаете об этом? Я скучал каждую минуту. Я тоже скучал по тебе, Антон Шастун. — Пойдём, — коротко бросает Арсений, он резко срывается с места, разбив всю прелесть момента встречи. Антону ничего не остаётся кроме как последовать за преподавателем. Парень искренне не понимает, почему его пустой желудок так сжимается от страха, словно он натворил что-то невообразимое. Может быть, так и есть. Но что может сделать ему Арсений? Не важно, что сделает Антон, он уверен — Попов не тронет его и пальцем. Дверь пустой аудитории захлопывается, мужчина запирает её на ключ. Впервые в жизни Антон готов признаться, что сейчас он бы хотел оказаться как можно дальше от Арсения. — Где ты был? — брюнет бросает ключи на учительский стол. Он ощущает, как злость и раздражение подкатывают к горлу. Хочется выплюнуть всё, что раздирает его изнутри, выплеснуть это на мальчишку, обжечь его, порезать, покалечить. Арсений делает глубокий вдох. Нужно успокоиться. — Какая вам разница? — Антон нарочно делает ударение. Вам. Подчёркивает расстояние, которое увеличилось между ними. Парень подходит к окну, забирается на подоконник и изучает спортивную площадку университета, что расположилась аккурат под кабинетом, в котором они находятся. — Какая мне разница? — Арсений подходит к юноше. Его губы складываются в какую-то страдальческую улыбку, на лбу прорезаются морщины, которые Антон раньше никогда не замечал. — Чего ты пытаешься добиться своим поведением, Антон Шастун? — А чего хотите добиться вы? — Я? — Да, вы! Вы думаете, я не знаю ничего? Вы думаете, я глупый ребёнок, который ничего не может понять и осознать? — О чём ты? — взгляд мужчины смягчается, становясь более обеспокоенным. — Вы считаете меня ребёнком, так? — Потому что ты ребёнок, Антон, — Арсений пока не может понять, к чему именно ведёт юноша. — Думаете, вы можете делать что угодно, а я буду бегать за вами как преданная собачка? Вы думаете, я настолько глупый и буду терпеть что угодно? Откуда? Не может быть… — Нет, я так не думаю, Антон, — Попов подходит ближе к парню, протягивая руки, чтобы взять его дрожащие ладони в свои. — Нет, — мальчишка отталкивает его от себя, отстраняясь. — Я всё знаю, понимаете? Я же всё, блять, знаю, я не дурак! Мама позвонила мне вечером! Звала домой, сказала, что всё осталось в прошлом, что вы помирились и мы можем жить как раньше! Чёрт. Антон чувствует, как его сердце снова разбивается на сотни, нет, пожалуй, на тысячи осколков. В тайне он надеялся, что всё это неправда. Он так желал, нет, так мечтал и жаждал, что Арсений Сергеевич скажет сейчас, что всё это ложь, что мать Антона просто манипулировала своим сыном, пытаясь рассорить их. Он так хотел, чтобы Попов сказал эти слова ему, так хотел услышать их и поверить. Мечты не сбываются. — Что между вами было? Нет, он не хочет знать. Правда не исцеляет. Правда ранит. Очень сильно. Вспарывает на коже все шрамы, которые только-только успели зажить, проникает глубже в раны, которые уже было начали покрываться новым слоем эпидермиса. Ещё никогда Антон не ненавидел правду так сильно. — Мы просто поцеловались. Это ничего не значит, — Арсений чувствует себя отвратительно. Он оправдывается, в глубине души понимая, что такое понять нельзя. Простить, наверное, можно. Но, понять?.. — Если это ничего не значило, тогда почему вы не дали мне сказать и слова про поцелуй с Ирой? — мальчишка вызывающе задирает голову. Зелёные глаза смотрят с разочарованием и, кажется, слезами. Справедливо. Но почему-то всё равно больно. Боль, которую ты заслуживаешь, не становится менее разрушающей. — Прости, — мужчина поднимает руки, словно сдаваясь в этой войне. — Прости. Я просто очень боюсь потерять тебя. — Боитесь потерять меня? — юноша встаёт, берёт свой рюкзак, ключ от аудитории и направляется к выходу. — Если бы вы боялись меня потерять, Арсений Сергеевич, то никогда не позволили бы мне уйти. Дверь хлопает. Почему вы позволили мне снова уйти, грёбанный Арсений Сергеевич?