Ты можешь быть слабым

— Арсений Сергеевич! Арсений Сергеевич! — мужчина резко просыпается, вскакивает. — Вам нужно уходить. Он оглядывается. Взгляд привыкает к полумраку помещения. Воспоминания, кажется, понемногу возвращаются. Палата. Больница. Он уснул вместе с Антоном в обнимку. — Ты как, радость моя? — спокойствие снова с ним. — Нормально, — юноша морщится от боли, которая именно в этот момент решает нагрянуть новой волной. — Вам нужно уходить. Моя мама обещала приехать утром, понимаете? — Возвращайся ко мне, — Арсений резко нагибается к парню и губами почти касается его губ, когда шепчет эти слова. — Тош, возвращайся, пожалуйста. Антон часто вспоминал всё, что происходило между ними в квартире Арсения. Эти воспоминания всегда сладко сводили низ живота, заставляя на секунду замирать, чтобы лучше почувствовать вкус того, что было. — Мне не хватает тебя. Нас… — кажется, в голосе брюнета еле уловимая дрожь. Каждый раз, когда мужчина распахивается, как книга, Антону становится страшно. Страшно прикоснуться, страшно прочесть всё то, что написано, страшно узнать всё то, что предлагается содержанием. — Мне тоже не хватает вас, — он руками обвивает шею Арсения, прижимаясь своим носом к носу мужчины. Как давно его жизнь стала такой сложной? Как давно всё вот так завертелось и закружилось? Антон никогда не считал себя особенным. Он не особо умный, не сильно-то смешной, не шибко красивый и вообще… какой-то всегда не такой. Что в нём нашёл такой, как Арсений Сергеевич Попов? — Тогда возвращайся, — брюнет отстраняется, встаёт, стараясь не задеть юношу. — Вы думаете, всё так просто? Вы думаете после всего, что было, я так просто возьму и вернусь? — А что? — Арсений оборачивается с невозмутимым видом. — Ты хочешь, чтобы я побегал за тобой? — Нет, я… — Тогда и нечего начинать, — отрезает Попов. — Я схожу умыться и вернусь. Антон снова начинает злиться. Это с ним что-то не так, или Арсений снова строит из себя неприступного короля. Почему он просто не может быть… другим? Почему не может просто извиниться, признаться, что был не прав, что сожалеет? Да, он тоже отличился. Но, как считает парень, у него хотя бы было оправдание. Не он первый начал поцелуй. Но с другой стороны, он же продолжил, не так ли? А ведь Арсения тогда можно понять? Кто прав, а кто виноват? Антон совсем запутался. И это злило его ещё сильнее. — Когда мама приедет? — мужчина уже вернулся; стоит перед зеркалом, пытаясь привести в порядок волосы и рубашку. — Не знаю, — юноша снова, кажется, поссорился с Арсением без участия мужчины. — Утром приезжает и всё, — ему хочется, чтобы всё было не так… как есть. Чтобы брюнет уговаривал его вернуться, чтобы извинялся и просил простить его, а в итоге всё как обычно. Попов улыбается, манит его рукой, а он, Антон, бежит без оглядки. Но ведь ему не на кого оглядываться. Разве не так? — Я приеду забрать тебя. Ты не против? — Арсений разворачивается к нему, смотрит, склонив голову. Он выглядит таким невероятно милым и уютным, что юноша понимает: его не нужно уговаривать. Он сам очень хочет вернуться. — Не против. — Хорошо, — он кивает, всё-таки осторожно берёт цветы со стола, ставит в вазу, которую откуда-то раздобыла для Антона медсестра. — Я пойду, — Арсений направляется к выходу из палаты. — Арсений! Сергеевич… — Да, радость моя? Он такой красивый! Он невероятно красивый! Антон не подозревал, что мужчины бывают такими красивыми! Ему хочется посвящать стихи, поэмы, только бы уметь писать! Изгибать рифмованные строчки так, как только он пожелает! Голубые глаза смотрят проникновенно, заглядывая в каждый уголок души, раскрывая каждую мысль, угадывая каждое желание. — Я люблю вас. Эти слова всегда говорить почему-то намного приятнее, чем слышать. Парень стал замечать в последнее время, когда действительно любишь человека, то приятнее всегда отдавать, чем получать. Нестрашно не получить взаимности, потому что важнее сделать счастливым того, кто тебе дорог. — А я люблю тебя, маленький, глупый, прекрасный мальчишка.

* * *

— Как это произошло? — Майя садится на стул около кровати Антона. — Как ты? — Нормально, — кивает ей парень. Ему нечего ответить. А что говорить? Что он был в отчаянии? Что поссорился с Арсением? Что банально забывал поесть? Или просто не хотел? Что дни тянулись бесконечно долго? Что он утопал в собственной безнадёжности? Что из этого готова услышать мать от собственного сына? Удивительно. Сначала родители пытаются уберечь детей от правды жизни, что-то скрывая и не договаривая, а потом дети родителей. — Врачи сказали, гемоглобин низкий. Потерял сознание и неудачно упал, — не соврал. Хотя бы сказал правду. А то, что не договорил, это разве так важно? Антон с тоской думает о том, что всё испортил. О том, что его отношения с матерью никогда не будут прежними. Это страшно и грустно одновременно. Можно ли назвать сепарацией? Или предательством? — Антон, нам нужно поговорить. Чёрт. Юноша чувствует, как внутри у него всё обрывается. Он как будто где-то подсознательно знал, что она приехала не просто так. Приехала не потому, что переживала за него и беспокоилась. Она приехала, чтобы забрать своё. Она приехала не ради него. — О чём? Как можно дольше делать вид, что он не понимает, что к чему. Как можно дольше верить, что нужен ей, а не кто-то другой. Но разве живя во лжи, можно быть счастливым? — Ты знаешь, о чём, Антон. Именно в этот момент, именно сейчас, очень хотелось, чтобы она исчезла. Не находилась рядом с ним, а была как можно дальше. Не говорила того, что хотела сказать, не разбивала его сердце тем, что у неё на душе. — Что ты хочешь от меня, мам? — Так не может больше продолжаться. — Как так? — Так, как это происходит. Заканчивай со всем этим, просто возвращайся домой. Пусть всё будет как раньше. В такие моменты Антон ловил себя на мысли, что раньше действительно всё было проще. — Я не вернусь, мам. — А где ты будешь жить? С Арсением? — её глаза смотрят вызывающе и с тоской. Мам! Хочется броситься к твоим ногам, хочется молить тебя о прощении, умолять всё простить и забыть! Стереть с лица земли всех, кто посмел делать тебе больно! Даже если это буду я сам. Не спрашивай меня. Просто не спрашивай. Не заставляй меня отвечать тебе и делать больно. Слёзы подкатывают к горлу. Почему когда очень надо, он всегда становится слабым? Арсений всегда сильный, а он всегда слабый? — Давай не будем об этом, пожалуйста, мам, — Антон чувствует, как голос предательски дрожит. Хочется куда-то спрятаться, потеряться так, чтобы никто не нашёл. Только Арсений Сергеевич. Как ты смеешь делать своей матери так больно, Антон Шастун? Ты ничтожество. Ты жалкий и незаслуживающий жизни человек. Ты мерзок. — Ты не можешь находиться в этих отношениях, Антон. Это неправильно. Ему хочется, чтобы она отругала его. Оскорбила. Накричала. Так будет легче. Будет легче нести эту ношу. Будет легче воспротивиться ей. Будет легче отстоять своё. — Мам, чего ты хочешь, скажи? Не говори. Просто уйди, мам. Слишком больно видеть твои драгоценные глаза, наполненные болью и страданиями. Хочется причинить эту боль себе, только бы ты вспомнила снова, каково это, улыбаться и быть счастливой. — Хочу, чтобы вы расстались. — Мам, — Антон привстаёт, старательно держась обеими руками за поручни кровати, чтобы не упасть. — Мам, он тебя не любит, пойми. Не нужно пытаться вернуть его, мам. Не нужно пытаться вернуть Арсения Сергеевича, пожалуйста. Будь отец жив, он бы давно ударил его за такие слова. Наверное, Антон заслуживает смерти или чего похуже. Хотя, что может быть хуже, чем ненависть собственной матери? Антону как будто снова пятнадцать. Они снова вчетвером. Он, мама, папа и Ева. Мир снова такой простой и понятный. Антон ходит в школу, играет после уроков с сестрой, помогает маме приготовить ужин и разложить посуду. В сердце покой. Вот они сидят за столом. Мама с папой о чём-то общаются, смеются, перебивают друг друга. Словно в этом мире нет никого кроме них. Антон улыбается Еве, смотря, как девочка пытается намотать спагетти на вилку. — Когда я вырасту, — обращается к нему сестра с набитым ртом. — Я стану такой же большой, сильной и умной как ты? — Конечно станешь, птенчик, — он протягивает салфетку, чтобы та смогла вытереть соус, в котором перепачкала всю свою милую мордочку. — И ты научишь меня кататься на роликах? — Конечно научу, малышка. — И на двухколёсном велосипеде? — И на двухколёсном велосипеде. — Обещаешь? — Обещаю. Их глаза встречаются взглядами. У неё были такие большие выразительные зелёные глаза с оттенком свежескошенной травы и деревенского лета. Длинные ресницы и маленький детский носик. Этим обещаниям не суждено было сбыться. Он солгал ей. Каждый раз, когда Антон думает об этом, дыхание перехватывает от боли и злости. Дышать становится почти невозможно. Да и нужно ли? В такие моменты всегда хочется умереть. Антон предатель. Он предал свою сестру, своего отца и свою мать. — Хорошо, поправляйся, — Майя встаёт, возвращая его в реальность. — Мам, — он хватает её за руку. — Мам, прости меня! — женщина вырывает руку из пальцев сына, встряхивает волосами и выходит прочь. — Мама! — голос Антона срывается на хрип. Он в бешенстве вырывает капельницу из вены, пытается встать с больничной койки, чтобы догнать мать, чтобы извиниться, вымолить её прощение. Но только обессилено валится на спину. Блять! Блять, блять, блять, блять, блять. Парень молотит изо всех сил по металлическим ручкам кровати, ощущая, как с каждым ударом его кулаки покрываются ссадинами. Он снова пытается встать и снова падает. Больше не сдерживает слёзы, которые катятся одна за другой по его щекам, мерзко заползая за ворот. Антон вытаскивает из-под головы подушку, больно плюхаясь на простыню головой и прижимает её к своему лицу, пытаясь заглушить свои стоны, плач и просто закрыться от всего, что сейчас происходит с ним. Очень хочется перестать существовать. Отключить себя от аппарата жизнедеятельности. Просто исчезнуть. Антон задыхается от собственного плача. Слишком больно. Он не знал, что будет так больно. Его никто не предупреждал.