* * *
— Привет, — Арсений заходит на кухню. Антон сидит за барной стойкой, положив щёку на мраморную столешницу и болтая ногами на высоком стуле. Напротив него стоит полупустой стакан с фантой и лежит упаковка чипсов. — Добрый вечер, — отвечает односложно. Обижается. — Дуешься? — молчит. Мужчина протягивает руку, чтобы взять ладонь мальчишки в свою, но тот только отстраняется от него. — Сегодня вы ударили стену, а завтра что? Ударите меня? — Антон поднимает голову и вызывающе смотрит в глаза брюнету. — Не ударю. — Да вы что? А где мои гарантии? Почему не ударите? По-моему, я отличный мальчик для битья. — Это не так, — Арсений вздыхает. — Не ударю. Потому что я себя контролирую. — Контролируете? В последнее время у вас очень плохо получается. — Я знаю. Это другое. — Действительно, — Антон, как и Арсений, уже успокоился. Ему не было страшно. Просто обидно. — Понимаешь, — мужчина садится напротив него. — Дело не в том, чтобы ударить кого-то или что-то. А в том, чтобы причинить боль. Себе. — Причинить боль себе? — в голове у юноши не укладывается. — Да, — Арсений сцепляет изящные пальцы в замок. — Понимаешь, когда я был подростком, — говорить тяжело. Больно. Мучительно, — у меня был очень сложный период в жизни. Мне было очень больно и тяжело морально. Думаю, ты тоже сталкивался с этим, — Антон кивает. Он прекрасно понимает, о чём идёт речь. — Иногда душевная боль бывает настолько сильной, что её невозможно терпеть. Но это не та боль, от которой можно принять таблетку. От неё невозможно избавиться. Можно только перекрыть. Другими чувствами. Например, физическими. — Что вы имеете в виду? — живот Антона начинает подозрительно потягивать от волнения и плохого предчувствия. — Я начал причинять себе физическую боль и повреждения, чтобы почувствовать себя лучше. Чтобы перестать чувствовать это всё остальное, — Арсений переводит дыхание, ощущая, как дышать становится тяжелее. — Сейчас я уже взрослый мужчина и всё прекрасно понимаю. Но иногда я делаю так же, для того чтобы успокоиться и привести себя в чувство. Например, бью стену. Или как сегодня. Я потушил о руку сигарету. Больше машинально. Я ничего не почувствовал. Губы парня дрожат. Он пытается найти подходящие слова, но не может. Непроницаемая маска Арсения рассыпается на мелкие частички. Мужчина сидит без неё такой беззащитный, уязвимый, но по-прежнему… очень любимый. — Простите, — наконец-то решается сказать Антон. — Я не знал. Почему вам было плохо? — Если коротко… — брюнет чувствует, как с каждым словом ему становится всё хуже. Но останавливаться уже поздно. — Мой отец избивал меня и унижал за то, что однажды застукал за поцелуем с мальчиком, — перед глазами Арсения снова плывут чёрные круги, он закрывает пальцами веки, словно пытаясь вдавить их в глазницы. Мальчишка встаёт со своего места, огибает барную стойку, подходит ближе и обхватывает сидящего мужчину за талию, прижимаясь щекой к его плечу. — Зато теперь у вас есть я, — тихо говорит он, поворачивая голову и целуя Попова в плечо. Затем Антон разжимает его руки, вновь касается запястья, подносит к губам и медленно целует каждый шрам, прижимаясь носом к коже. — Да, теперь у меня есть ты, — отвечает Арсений, свободной рукой обнимая парня за шею. Он закрывает глаза, прислушивается к прикосновениям мальчишки, стараясь держать себя в руках. Его губы мягкие и чуть влажные. Каждый поцелуй отражается лёгким покалыванием на зажившей коже, словно залечивая всё то, что не могло вылечиться долгие годы. — Ты знаешь… — Не знаю, — Антон поднимает глаза и преданно смотрит на него снизу вверх. — Ты первый человек, — мужчина выдыхает воздух из лёгких, чтобы решиться закончить предложение. — Ты единственный, кто прикасался к… — Я понял, понял, — парень поспешно перебивает его, словно боясь услышать что-то ещё. — Лучше бы ударили меня, Арсений Сергеевич, чем причиняли боль себе, — юноша снова целует запястье Арсения. — Не говори ерунды. Я никогда не посмею тронуть тебя, — он приземляет свой подбородок на кудрявую макушку. Они замирают в такой позе. И Арсений вдруг чувствует, что ему становится легче. Просто легче. Как будто воздух вокруг него очищается, становится более прозрачным. Боль в руке утихает, сердце начинает стучать более уверенно и спокойно. Как ты это делаешь, Антон Шастун? Как у тебя получается исцелять меня?──────── • ✤ • ────────
— Вкусно? — смеясь, спрашивает Арсений, наблюдая, как Антон с аппетитом уплетает омлет, заедает его греческим салатом и запивает чаем. — Вкусно, — юноша кивает. Он сидит в одних трусах, поёживаясь от холода. С утра слишком хотелось есть, так что он не стал тратить время на переодевания. — Иногда мне кажется, — мужчина опирается локтями на стол и помещает своё счастливое лицо в ладони, — что ты самый красивый человек на свете. — Не может быть, — мотает головой мальчишка, разбрызгивая капельки воды, осевшие на его губах. — Потому что самый красивый — вы. — По-моему, мы как-то договорились перейти на «ты». — Это невозможно, — Антон отрывается от завтрака и внимательно разглядывает Арсения. Его волосы взлохмачены, тёмная чёлка небрежно свешивается на лоб. — Вы старше меня почти в два раза! — Ты намекаешь на то, что я старый? — мужчина огибает барную стойку и подходит ближе. — Нет! Но это же… правда? — Правда? — Попов ловит запястья парня, сцепляя их, удерживая в одной ладони и поднимает его руки вверх, прижимая к стене. — А ну-ка повтори ещё раз! — Не повторю, спасибо большое за предложение, — поспешно отвечает юноша и мотает головой. Он чувствует, как его заводит эта ситуация. Подчинение это как будто не его конёк, но почему-то на языке так сладко. — Тогда давай я тебя научу, — Арсений двигается ещё ближе, заставляя Антона отодвинуться, садится на край его стула, не отводя взгляда и не отпуская запястья мальчишки. Дыхание парня сбивается, а мысли разбегаются в разные стороны. Он чувствует, как футболка мужчины касается низа его живота, заставляя вздрогнуть, слышит, как сердце брюнета бьётся: спокойно и уверенно. — Давай повторим, — Арсений наклоняется, касается губами мочки Антона, обжигая нежную кожу тёплым дыханием. Он усмехается, наблюдая за тем, как тот начинает нетерпеливо ёрзать. — Меня зовут Арсений. Это понятно? — Понятно. — А ещё мне не девяносто восемь, чтобы ты «выкал» мне. Я доходчиво объясняю? — он касается кончиком языка обнажённой шеи и специально дышит медленнее, чтобы воздух, выходящий из его губ, был как можно горячее. — Доходчиво, — место, которое сжимает в своих пальцах Арсений, начинает саднить от боли, но это… даже немного приятно. Что с ним? Он сходит с ума? — Тогда давай повторим, — мужчина прижимается лбом к виску Антона, трётся носом о его шею. — Что мне повторить? — ему определённо нравится эта игра. Всё тело немеет, не смея даже шелохнуться, дабы не потревожить Попова. — Скажи мне что-нибудь. — Отпусти меня, пожалуйста, Арсений, — дрожащим голосом лепечет мальчишка, беря слишком высокие ноты для такой обычной фразы. — Хорошо, — брюнет отпускает его, встаёт и заводит свои руки за спину, словно опасаясь мести. Его зрачки сужены, глаза прищурены, сам он смотрит голодным взглядом, как будто готовясь разорвать Антона на части. — Я могу идти? — ему срочно нужно куда-то уйти. Нужно как-то прийти в себя. — Можешь, — мужчина пожимает плечами. Он провожает мальчишку взглядом и улыбается. Какой он классный. С каждым днём он становится ещё прекраснее.* * *
Горячий душ. Огненные струи воды рассыпаются на голые плечи Арсения. Он сидит на полу в душевой, подставив себя кипятку. Он ощущает, как его кожа получает один ожог за другим, клубы пара заполняют пространство ванной комнаты, дышать становится тяжелее и больнее. Но это всё же лучше, чем чувствовать то, что он чувствует. Физическая боль для него всегда была менее травматической, чем душевная. Ему тридцать шесть. Не пятнадцать. Он не может просто свести счёты с жизнью и сбежать от всего. Он знает. Он нужен. Он любим. Он необходим. У него есть друзья. Есть близкие люди. Ему нужно просто как-то всё преодолеть. Нужно как-то выжить. Выиграть в схватке с жизнью своё счастье. Отвоевать его и забрать назад. Арсений старательно прячет лицо от воды, чтобы не повредить его, закрывает ладонями, которые горят от боли. На всё остальное ему плевать. Он никогда не отличался желанием завести детей. Никогда не мечтал иметь семью, как Паша, почти как любой человек на земле. Но сейчас ему кажется, что он потерял что-то. Что-то очень важное и ценное. Жизненное необходимое. Или кого-то? Больно. Ему опять больно. Когда это закончится? Когда отпадёт необходимость быть всегда сильным? Когда станет легче? Арсений не считает себя безвольным и слабаком. Он сильный. Он всегда был сильным. Ему пришлось стать сильным. Но сейчас было особенно тяжело. Напряжение достигло максимального уровня. Леска не может тянуться вечность. Она когда-нибудь да лопнет. И тогда всё. Конец. — Арсений! — мальчишка ищет его по всей квартире. Мужчина понимает, что нужно выбираться, дабы не испугать парня и успеть привести себя в порядок. — Арсений? Антон осторожно приоткрывает дверь в ванную, которую брюнет забыл запереть. Кашляет от горячего пара, который ударяет ему в лицо. — Арсений! — Попов пытается встать, пытается отключить воду, но сил слишком мало. Он поскальзывается и глухо падает на плитку. — Боже мой! Юноша подбегает к нему. Он уже успел натянуть футболку и шорты. Сейчас же лезет в одежде к крану, морщась от боли и пытаясь выключить воду, которая в считанные секунды мочит его с головы до ног. — Куда ты полез, дурак, — сердито хрипит Арсений, Антон помогает ему встать и подаёт полотенце. Мужчина снова садится на, в этот раз, сухой пол, предварительно обернув талию полотенцем. Мальчишка взволновано разглядывает брюнета, затем плюхается рядом с ним на колени, ладонями обхватывает его ещё влажное лицо. — Это всё из-за мамы? Из-за всего, что случилось? Арсений молчит. Ему нечего ответить. Он зол на себя. Зол, что снова сорвался. Что Антон увидел его в таком состоянии. Это его проблемы. И он должен решить их сам. — Пожалуйста, — юноша хватает его за покрасневшие руки, осыпает их поцелуями, с каждым разом всё сильнее и сильнее дрожа всем телом. — Пожалуйста, не делай больше так. Я прошу тебя. Хочешь, сделай что-нибудь со мной. Пожалуйста! — Иди ко мне, — Попов притягивает его к себе, обнимает за худые плечи. Зарывается лицом в мокрые спутанные волосы и тяжело дышит. Прости меня. Пожалуйста, прости меня, если сможешь.