Антон уверенным шагом идёт по корпусу университета. За ним еле-еле поспевают Серёжа с Димой.
— Мне кажется, — умудряется на ходу поправить очки Позов, — ты совершаешь большую ошибку.
— А мне кажется, — бросает парень, не оборачиваясь, — сейчас совершишь ошибку ты, если не заткнёшься, — Серёжа только пожимает плечами, мол, что есть, то есть.
Антон злится. Сегодня утром он вспылил, накричал на Арсения. И до сих пор, если честно, считает себя правым. Перед глазами стоял виноватый вид мужчины, растерянное лицо и то, как тот пытался обнять парня, чтобы успокоить.
«Какая же я скотина», — сердито думает юноша. — «Ещё неизвестно, кто из нас б
ольший эгоист».
С Поповым ссориться не хочется. Он всегда такой мягкий, спокойный и уверенный в себе. Он точно знает, что сказать и сделать, и всегда рассчитывает всё до мелочей. Если не брать моменты, когда он в ярости, а так, всегда невозмутим как удав. Смотрит пристально и внимательно, словно пытаясь изучить тебя всего целиком и полностью.
Антон злится, потому что испортил сегодняшнее утро своим поведением. Несмотря на свою, по его мнению, правоту, он считает себя последним ослом. Хочется позвонить Арсению, извиниться, вернуть всё, как было. Но не сейчас. У него есть неоконченные дела, с которыми ему необходимо разобраться самому.
Они на втором этаже. Димка что-то недовольно бурчит себе под нос, план ему совершенно не нравится. Он считает его варварским и возмутимым.
— Ну тогда, может быть, ты пойдёшь нахуй? — сердится Серёжа, которому уже порядком осточертело нытьё парня.
— На хуй твоя жопа хороша, — огрызается Дима. Шастун с Матвиенко переглядываются и смеются.
— Не знал, что ты и так умеешь, — толкает друга Антон.
— Если будете меня доводить, и не такое услышите, — сквозь улыбку притворно сурово отвечает Позов.
— Меня это заводит, — подхватывает Серёжка.
— А ну заткнулись оба! — замахивается на друзей Антон. Они подходят к женскому туалету. — Стойте на стрёме, если что, маякните. Я понятно объясняю?
— Ой, иди уже. Не маленькие, разберёмся, — фыркает Матвиенко, жестами отгоняя от себя Шастуна.
Антон заходит в туалет. Пальцами оттягивает ворот толстовки, пытаясь успокоиться.
— Ну, привет.
Кто бы сомневался. Кто бы сомневался, что она придёт. Прибежит как миленькая. Он знал это, поэтому воспользовался ситуацией.
— Может объяснишь?
— Объяснить что? — невозмутимо интересуется девушка, стоя перед зеркалом, припудриваясь. — Ты заявляешься в женский туалет и хочешь, чтобы я тебе что-то ещё объяснила?
— А, по-моему, тебе нужно очень многое мне объяснить, — он смотрит на неё исподлобья, сжимая за спиной кулаки, чтобы хоть как-то отвлечься.
— Ты либо говори прямо, Антон Шастун, либо иди отсюда с глаз моих, — она вздыхает и снова разворачивается к зеркалу, на этот раз с тушью в руках. Её и без того короткое платье топорщится, обнажая стройные ножки. Юноша отводит глаза.
— Я последний раз повторяю… — начинает он было.
— Нет, зайчик мой, это я даю тебе последний шанс сказать, чего ты хочешь, но более членораздельно, — невозмутимо парирует Ира.
— Ты мне даёшь
шанс? — злость начинает закипать в нём, вырываясь наружу, словно огненная лава извергается из вулкана. — Ты серьёзно сейчас?
Антон понимает. Понимает, что совершит сейчас ошибку. Но ему так больно и обидно, что Ира вертит им и Арсением так, как хочет. Стоит ей только щёлкнуть пальцами, как её папочка сорвётся как Цербер и разорвёт их на куски. Самое унизительное — быть настолько зависимым от кого-то. Это начинает ему надоедать не на шутку.
Разве может быть ещё хуже?
Парень хватает её за плечо и резко разворачивает к себе. Тушь вылетает из её рук, падает на кафель. Глаза смотрят удивлённо и испуганно. Антон хватает девушку за шею, ударяя её затылком о зеркало, которое, нужно отдать ему должное, стойко выдерживает нападение. Он сжимает пальцы сильнее, внимательно следя разъярённым взглядом, как она ловит губами воздух, пытаясь отдышаться. Но он не переборщит. Он научился этому у Арсения.
— Зачем ты лезешь в мою жизнь, Ира? Что ты, блять, хочешь от меня?
— Отпусти, — она цепляется за его руки, на которых набухли тонкие бледные вены.
— Сначала ты ответишь на мой вопрос. А потом я, может быть, подумаю, отпускать тебя или нет, — цедит сквозь зубы юноша.
— Я просто хотела… чтобы ты обратил на меня внимание! Ты не понимаешь ничего, Антон…
— Что я должен понимать, мать твою?! — уже почти в отчаянии кричит Антон, понимая, что отступать он уже никак не может.
— Я просто люблю тебя… — её голос становится тише капающей из крана воды. В этот момент она кажется парню такой беззащитной и невинной, словно не было ничего до этого, словно это просто всё чья-то злая шутка. Он отпускает её шею. Ира морщится и ладошками растирает покрасневшую кожу.
Они смотрят друг на друга минуту. Девушка хлопает ресницами, боясь пошевелиться и разозлить его ещё сильнее. Но, с другой стороны, она понимает, что он ничего не может ей сделать. Если ему дорого место в этом университете. И если ему дорог Арсений Сергеевич. Правда, она пока не может понять почему.
— Что ты прицепился к этому Арсению Сергеевичу? Он просто препод. А мы с тобой идеальная пара, мы бы могли начать всё заново… — она пытается взять его ладонь в свою, но Антон отдёргивает руку.
— Если любишь меня, — подаёт голос юноша. Он говорит тихо и вкрадчиво, чувствуя, как его трясёт, — тогда какого хера делаешь мне больно? Хуйня твоя любовь, получается, — он снова надвигается на Иру.
— Как я тебе делаю больно?
— Оставь в покое Арсения Сергеевича, ты меня слышишь или нет?
— Да на что он тебе сдался? — выкрикивает ему в лицо девушка, не понимая, какую роль в жизни Шастуна играет Попов, что он так печётся о нём. — Влюбился что ли? — последний вопрос она задаёт скорее в шутку, стараясь задеть его побольнее.
— Да, влюбился.
— Что, прости? Этого не может быть… — Ира растерянно улыбается, понимая, что пазл в её голове начинает складываться. Она пытается удержать детали, потому что не хочет знать полную картину.
— Да, блять, мы с ним вместе и что? Ты пиздишь мне уже который месяц о своей поганой любви, а что толку?
— Антон… — она пытается подобрать слова.
— Заткнись, — бормочет парень. Поняв, что она не собирается останавливаться, он только сильнее злится. — Заткнись, блять, просто заткнись, слышишь? — парень закрывает лицо дрожащими ладонями. — Исчезни из моей ебанной жизни, понятно? Когда ты уже исчезнешь? — говорит глухо, тяжело дыша. — Мне не нужна твоя проклятая любовь, как ты не можешь понять? Я хочу, чтобы ты съебалась из моей жизни навсегда, — он медленно сползает по стене на пол. — Я никогда не был так счастлив, как сейчас. А ты всё портишь. Ты всегда всё портишь. Я ненавижу тебя, понимаешь? Я, блять, так ненавижу тебя, ты бы знала.
Она не отвечает. Где-то капает вода. За дверью в холле переговариваются изредка проходящие мимо студенты. Тишина.
В туалет забегают парни, хлопая дверью.
— Тох, ты как? — Димка подлетает к другу, плюхаясь рядом с ним на колени.
— Она выбежала пулей из туалета, — довольно ухмыляется Серёжа, облокачиваясь на дверцу туалета.
— Почему ты молчишь? — Позов обеспокоено стучит по плечу Антона.
— Да не молчу я, — наконец-то появляется лицо юноши.
— Только не говори, что ты её отпиздил, — с плохо скрываемым удовлетворением говорит Матвиенко.
— Да упаси Боже, — он поднимается и помогает встать Димке, который сгорает от любопытства.
— Так ты нам не расскажешь?
— Не сейчас, — отмахивается Шастун. Ребята выходят из туалета. Они плетутся на пару, по пути умудряясь наткнуться на Волю.
— Я сейчас выдеру вас троих. Почему не на паре? — преподаватель выпучивает глаза, пытаясь запугать студентов и грозит им кулаком.
— Знакомы? — невозмутимо интересуется Серёжа, попутно уворачиваясь от подзатыльника Павла Алексеевича.
— Мы уже идём! Идём! — Антон тащит друзей за собой.
— Весь кайф обломал, — хмурится Серёжа.
— Просто признайся, — тихо шепчет ему Шастун, когда они немного отстают от Димы, — тебе же нравится Воля.
— Только если чуть-чуть, — бурчит Матвиенко и мотает головой, нагоняет Позова.
Они с Антоном совсем не близки, так что ему странно видеть от него такую проницательность. Некомфортно.
* * *
Арсений стоит перед дверью. Он нервно дёргает ворот белой рубашки, пытаясь успокоиться. Кажется, этот жест Антон подсмотрел именно у него. Попов закатывает рукава рубашки, чтобы не было так жарко и облизывает пересохшие губы.
Ему не страшно. Ему почти никогда не страшно. Он даже не волнуется. У этой ситуации есть несколько возможных исходов. И они зависят от трёх вещей: что именно рассказала Кузнецову Ира, в каком настроении Кузнецов и как будет вести себя он сам. На первые два момента он никак не может повлиять. Два против одного. Ему нужно постараться, чтобы всё было хорошо.
Арсений вспоминает слова Антона о том, что ему нужно думать и о себе тоже. Но не получается. Не получается. Кудрявый глупый мальчишка волнует его намного больше и сильнее. Ему кажется, что он просто не переживёт, если что-то пойдёт не так.
Толкает дверь. Заходит. Оглядывается. Он был в этом кабинете несколько раз. И сейчас здесь подозрительно прохладно и тихо. Слышится тихий шум.
— О, Попов, — на встречу из другой комнаты ему выходит тучный декан. — Рад видеть, — он тянется к мужчине, пожимая руку. — Какими судьбами?
— Так вы же вызывали, — мягко улыбается Кузнецову Арсений, слыша за его спиной возню.
— Я? Тебя? — из-за его спины выглядывает заплаканное личико Иры.
— Да, — они встречаются взглядами. Попов смотрит недоуменно и удивленно, девушка — со злостью.
«Я ненавижу вас», — читает он по её губам. Она снова исчезает в глубине помещения.
— Видимо, ошибся, прости, — Кузнецов вытирает платком вспотевшую шею и откашливается. — Прости, дочка тут с очередным мудаком поссорилась. Не до этого, потом поговорим, — Попов понимающе кивает.
Он выходит в холл, чувствуя, как дыхание постепенно выравнивается. Оглядывается, словно надеясь, что сейчас кто-то выскочит, скажет ему, что это всё розыгрыш. Никого. Ни души.
Брюнет спускается по лестнице вниз. Задумчиво дёргает дверь автомобиля, прежде чем сообразить, что забыл открыть её. Садится в салон, закидывает голову назад и некоторое время молча сидит, пытаясь осознать произошедшее.
Ему не хочется думать ни о чём. Хочется приехать уже домой. Обнять Антона. И чтобы всё снова было хорошо.
* * *
Мужчина заходит в квартиру. Не слышно ни единого звука. Антон наверняка уже дома. Пары закончились достаточно давно.
Он идёт в комнату, успев только скинуть с себя пальто и обувь.
— Привет, — мальчишка сидит на кровати, укутанный в одеяло, усиленно моргая сонными глазами.
— Спал?
— Спал.
— Радость моя, — Арсений присаживается рядом с ним, кладёт на простынь руку ладонью вверх. Юноша доверчиво вкладывает свою ладонь в его. — Прости меня, — свободной рукой он поправляет чёлку, съехавшую на влажный лоб. — Я ждал весь день этого момента, чтобы сказать тебе.
— Я тоже…
— Подожди. Не сбивай меня, — он волнуется перед Антоном как школьник. Попову каждый раз кажется, что он рядом с Антоном открывает в себе всё новое и новое, чему не перестаёт удивляться. Он пока не очень понимает, как ему нужно относиться к своей уязвимости. — Я много думал о словах, которые ты сказал утром.
— Я погорячился, — успевает вставить парень, который, на самом деле, очень надеялся, что мужчина забыть забыл о том, что Шастун наговорил ему в сердцах.
— Ты сказал правду, — он перебирает тонкие пальцы мальчишки своими пальцами. — Я и вправду слишком забочусь о тебе. Пока не знаю, как могу повлиять на это. Просто хочу, чтобы ты понял, как сильно дорог мне. Я никогда… — брюнет растерянно сглатывает, чувствуя, как краска подступает к его щекам. — Я никогда ещё не любил никого так сильно, мне так кажется. Ты для меня — всё, — он поднимает взгляд.
Глаза Антона смотрят в его глаза. Он светится изнутри. Он такой изумительный и прекрасный, что у Арсения захватывает дух. Его хочется касаться, прижимать к себе и никогда не отпускать. Его нельзя воспринимать буквально. Его нужно изучать, исследовать и разглядывать часами каждую его частичку.
Ты — центр этой Вселенной, Антон Шастун. Ты — центр моей Вселенной.
— Я тоже тебя люблю.
— Я ещё не придумал, как я смогу сдерживать свою слишком опекающую любовь, — продолжает мужчина, — но я очень хочу, чтобы ты мне помог в этом. Я безумно хочу, чтобы рядом со мной ты чувствовал себя комфортно. Я хотел бы попросить тебя: как только почувствуешь моё давление, дай знать. А я очень постараюсь слышать и слушать тебя. Обещай мне.
Но юноша больше не слушает его. Он примагничивается к голубым глазам. Думает, что ещё никогда в жизни никто не относился к нему так бережно. Он как будто фарфоровая кукла, которую Попов осторожно и нежно держит в руках и оберегает, защищая от всего на свете.
Ему так не хватало именно этого.
И ему было страшно. Страшно, что сейчас всё станет хорошо. Что ему станет хорошо. Всё хорошее всегда заканчивалось. И Антону было страшно касаться счастья, очень сильно боясь его потерять.
— Прости меня, — он тянется к Арсению, утыкаясь тёплым носом в его шею. — Почему я тебя никогда не ценю, почему?
— Потому что ты глупый маленький мальчишка, — шутит мужчина, усмехаясь.
— Ах так?
Одно движение и брюнет оказывается опрокинутым на спину; задирает руки, словно заранее сдаваясь в этот сладкий и приятный плен.
— Ты как будто чего-то хочешь? — его губы ухмыляются, маня к себе Антона.
— Может быть, и так? И что ты мне сделаешь? — он прижимается пухлыми губами к губам Попова, растворяясь в поцелуе, пытаясь почувствовать каждую нотку своего любимого человека. Пальцы ловко расстёгивают пуговицы примятой рубашки, а другая рука блуждает в густых волосах Арсения.
Любовь удивительная. Она сбивает с ног, настигает всегда так неожиданно и внезапно. Она складывает в пазл сердца, которые в каких-нибудь других, более логичных, мирах никогда не были бы вместе.
Но это случилось.
И я так тебя люблю, Антон Шастун.
А я люблю тебя, Арсений Сергеевич Попов. 
