***
— Стой, ты же Палыча после всего произошедшего ни разу не видел? — Сережа, сделав глоток, поставил чашку с рафом на блюдце. — Нет, говорю же, у меня бабушка той же осенью собралась и переехала в город, а дом в деревне продала, хотя он у нее там со всеми удобствами, да только ей самой надоело. Мне больше незачем было ездить на Кудыкину гору к деду Егору воровать помидоры, хотя, по сути, к деду Палычу, поэтому — нет, я после случившегося ни разу туда не наведывался. Парни сидели и разбирали всю историю с Антоном по кусочкам в хронологическом порядке, просто потому что Арсений, что ли, тварь дрожащая и прав не имеет угомонить свою подступающую волну истерики от непонимания всего происходящего разговором с другом? Нет, Арсений и сам не тварь, и в теле его больше тварей никаких не водится. — Сколько лет вы дружили? И... Вы с Димой знали вообще? — Арсений пальцем водил по ободку чашки, где ранее находился горячий, ароматный, крепкий, ну, просто хоть замуж за него выходи, кофе. Вообще кофейня сама по себе хорошая была, уютная. Арс очень часто сюда заходил по субботам, чтобы выпить чашечку рафа и накормить до той еще поры «существо» каким-нибудь чизкейком или рогаликом из слоеного теста. — Со школы, класса с восьмого. Он перевелся к нам, я сразу заметил, что что-то с этим парнем не то. Но ничего не выяснял, не давил, просто продолжал общаться, пока у него летом после десятого класса глаза не почернели. А у нас в десятом классы объединили, и Позов как раз перешел из а-шки в б-шку. Шаст мне тогда выложил всё начистоту, потому что скрывать «такое» от других людей, тем более близких, было тяжеловато. И, знаешь, я тогда еще возле подсобки, полтора месяца назад, когда ты... Ну... «Проявил себя», если это можно так назвать, почему-то сразу почувствовал, что ты в своем теле не один. Но мозг мой до конца ниточки не связал, поэтому я утешал себя тем, что вы с Антоном просто будто бы из какой-то одной группировки, секты, под воздействием одной мутации или вируса, не знаю. Верные мысли, за которые стоило зацепиться, догоняли меня, но я всегда был впереди. — Мы с тобой, получается, оба четыре года вместе с ним провели. Прикольное совпадение. — пока губы монотонным голосом проговаривали предложение, Арсений продолжал прокручивать слова Сережи в голове еще несколько раз, пытаясь уцепиться за что-то. — Он в той записке сказал, что пропадет на неопределенное время, якобы, чтобы я успел всë переварить, ты не знаешь сроки этих его пропаж? Сережа неудобно поерзал на стуле. — Арс, неужели ты не понимаешь, что это ему́ нужно время, чтобы всё переварить, хотя, возможно, не отрицаю, что и тебе тоже, но ему, извини, конечно, и не сочти за грубость, побольше досталось. Его не было в своем теле почти пять лет. Пять, твою мать, лет! Он просто поставил свою жизнь на паузу на пять. Гребаных. Лет! А ведь ни друзья и родственники, ни родители, ни преподы, ни однокурсники — никто просто даже не догадался, куда он делся. Просто как сквозь землю провалился на парочку годков. Ему теперь нужно всю жизнь заново по кирпичикам строить, а для этого, естественно, нужно время. Тебе время нужно для принятия того факта, что он банально существовал за счет тебя, но был не каким-то там паразитом, а реальным человеком, ему нужно время — чтобы начать жить по-новому. Очень разные вещи и степень ответственности, не находишь? Не сказал он этого тебе и не скажет, потому что, каким бы он, я знаю его, дурака, иногда противным не был, всё равно в первую очередь сделает так, чтобы комфортнее было сначала всем, а потом, если перепадет, можно и ему кусочек тоже. Забота для всех близких, но только не для себя. Он за родных вообще кого угодно мутузить готов... — Сережа вдохнул настолько глубоко, будто намеревался втянуть в легкие всю вселенскую тоску. Арсений поджал губы. Он вообще глубину Антоновской души еще не успел познать. Да и не для него эти глубины, не стоит даже пытаться лезть в чужие воды. Он реального человека на протяжении нескольких лет чуть ли не ленточным червем собственной души считал, куда уж хуже. И, честно говоря, даже после стольких лет совместной жизни в буквальном смысле бок о бок, рука об руку, он только недавно узнал, что душа, как таковая, и у Шастуна тоже вообще имеется. Арс всë время видел Антона бездушным чертенком, которого он получил без согласия и договора, за «просто так». Анализируя собственное поведение, которым он, точно кипятком, частенько окатывал Антона, Арсений чуть ли не до побледнения сжал губы, понимая, что умудрился накатать его по своим крутым эмоциональным качелям сполна. — Слушай, я об этом даже как-то не подумал... — пробормотал Арс, явно стыдясь собственных ограниченных взглядов в отношении к живому человеку и в принципе от неловкости желая осесть на стул кучкой серого пепла. — Расслабься, Арс, у тебя пока что тупо не было на это времени. А так ты бы обязательно сам пришел к этим мыслям, ты ведь даже камень жалеешь, за то, что его пинают, что уж про людей говорить... Да и Антон — тоже хорош. Мог бы и как-нибудь намекнуть тебе, что он ни много ни мало реальный человек. В сущности, посмотрите на него, заделался... — бухтел без какой-либо особой злобы Матвиенко. Арсений нехотя пожал плечами — может быть, Серый действительно прав. — Тебе он уже прояснил произошедшее на озере? — быстро перевел он тему. Сережа кивнул. — Хорошо... — Арсений закусил губу, черт бы их побрал эти мысли, хаотично летающие по всей башке, за которые еще и хер уцепишься. — Как он вообще? Ну... после стольких лет есть разница в общении? — чтобы молчание не затянулось до следующего дня, он спросил первое, что сложилось в более-менее адекватный вопрос. Сережа неоднозначно почесал подбородок. — Ты только не пугайся, но тот, кого я увидел на данный момент, это для меня не Антон вообще. И, знаешь, что самое главное — я даже не внешний вид имею в виду. Вены, глаза, отросшие волосы, это всё цветочки, которые я сразу принял как необратимое, ибо Антона в таком теле видел уже. Меня смутило другое — его... поведение, что ли? Он более, чем просто очевидно, еще тупо ничего не понимает, находится в подвешенном состоянии, поэтому настолько отрешенный и подавленный, и если так, то я очень хочу верить, что он со всем справится, разберется, и потом в нем снова встанет всë на круги своя. Снова будет шутить, каламбурить, встревать с какими-то своими комментариями, улыбаться ярче солнца... — губы Сережи в конце тронула грустная улыбка. — А если он «прежний» не вернется? Что тогда? Сам посуди, не может он всё время находится где-то в цветочной поляне под радугой и солнцем, танцуя с пегасами. Он снова должен стать прежней личностью, да и личностью в целом. И ведь он имеет право иногда побыть подавленным, уставшим, расстроенным... Сережа коротко закивал: — Он имеет право чувствовать весь спектр чувств, тем более я видел его в любом состоянии, поэтому знаю, какой он, когда подавлен или чем-то расстроен. В каком состоянии он сейчас — это другое, это что-то больше, чем обыкновенное выгорание или что-то в этом роде. Это тотальный контроль себя, дабы не сорваться в истерику, и вместе с тем совершенное непонимание обстоятельств вокруг него. И мне очень жаль, что Шаст отказался от помощи. Но он сам ясно дал мне понять, что встревать ни мне, ни тебе, никому вообще не надо... Я точно могу тебе сказать, что он прежний еще вернется, обязательно. Ему просто нужно время. А нам нужно терпение, чтобы дождаться наступления этого времени. Сколько — сам не знаю, можешь даже не спрашивать. — на протяжении получаса терзая салфетку в руках, Серый наконец оставил ее, оттолкнув бумажку от себя, и встал. — Арс, пойдем, может, в кино сходим и Поза с собой возьмем, а то мы так совсем раскиснем. Все живы, никто не умер, траурный хардбасс отменяется. Арсений мимолетно улыбнулся и положил две купюры на стол, прежде чем встать. «Хоть месяц, хоть полгода, хоть год — я подожду» — заверил он себя в мыслях, через розовую пелену отваги еще не до конца понимая, настолько тяжело окажется исполнить данное обещание.***
На улице раздавались крики мартовских котов, хотя на дворе уже разгоралось самое начало июня. Но, очевидно, у пушистых срак свои биологические времена года, поэтому брачные завывания не посмели бы отменить даже греческие боги. Арсений тоже завывал, только не для всяких соблазнений особей своего вида — он завывал, стонал, убивался, причитал, хныкал и чуть ли не рыдал, пока доделывал диплом. Защита уже завтра. Стрелка часов еле-еле плелась к полуночи, а ему нужно еще выучить весь интернет, из выученного перелопатить оставшийся текст, чтобы в итоге вышла конфетка. Хотя... Арс был бы даже не против, чтобы эта конфетка только осталась завернутой под праздничную обертку, если внутри окажется дерьмо, а не шоколад, он особо не расстроится. Но на одном этом список дел не заканчивался. Потом ему нужно было найти запись вечернего эфира новостей и, естественно, глянуть пару минут из всего эфирного времени. И нет, Арс резко за два месяца не стал ярым любителем всякой шняги с ящика, готовым с пеной у рта отстаивать какую-нибудь свою на ум пришедшую политическую позицию и целовать телевизор в пупочек, когда там идут те же политические заварухи — нет. Просто все эти мозготраханья с эфирами начались еще неделю назад, а вылились из событий, произошедших больше чем месяц назад. И вообще, с недавних пор лабиринту странных событий в его жизни, казалось, не было конца. Арсений погряз в нем с головой, не догадываясь даже, есть ли он вообще — выход из этого лабиринта?~
Всë началось в начале мая. Весь день шел по донельзя накатанному маршруту — утром в вуз, с вуза домой, до полуночи учеба, а потом по кроваткам. Арсений выполнял это всё на автомате. А Антон не давал о себе ничего знать вот уже месяц. Но Арсений до сих пор не потерял запал первых дней. Хотя уже не бил кулаком в грудь с фразой «я — девушка солдата, и я дождусь», а просто продолжал верить, что он обязательно вернется. Не сегодня, не завтра, но когда-нибудь. Тем более, что Сережа с Димой его уверяли в этом ежедневно. Когда время вновь перевалило за первый час ночи, Арс начал клевать носом на уйму разложенных тетрадей, конспектов, и справочников. Это означало, что дальнейшего смысла прожигать взглядом черные буковки, в попытке выучить хоть строчку, попросту не было. Поэтому он поплелся к постели, попутно выключая свет люстры, меняя оную на настольную лампу. Арс после того, как остался жить в доме один, хотя и до этого там явно долго не обитал второй человек, начал спать с включенным ночником. Возможно, слишком по-детски, но кому какая разница? Он даже перед Антоном позориться больше не мог, хотя временами очень хотелось и подобных извращений. Хотелось вновь разговаривать с кем-то в магазине, и если поскальзываться на льду, то только под громкие вопли смеха от «существа» внутри. К тому же, с одной стороны грустно, что способности пропали, а с другой, они ему с самого начала и не принадлежали. Он ими пользоваться почти не умел, а когда они вернулись к хозяину, всë стало, как прежде. Но с другой стороны как-то даже счастье охватывало, что теперь он мог психовать сколько влезет, а на следующий день не нужно было бежать в магазин за новой техникой и менять всю проводку в квартире. С открытыми глазами и пустой головой смотря в потолок, Арсений еще несколько мгновений, пребывая в состоянии полной прострации, даже взгляда не поднимал, чтобы глянуть в сторону лампы, резко начавшей мигать. Но когда он всё же перевел его, то лишь устало моргнул пару раз, списывая всë происходящее на сбои в электричестве. Вера в эти самые «сбои» жила в его сознании примерно дней пять, прежде чем такая периодичность не заставила мозг маленько напрячься. Интересная сторона происшествия открылась на выходных — в будние дни он укладывался спать в промежутках времени, которые сильно не отличались друг от друга, когда в очередной раз начинала мигать лампа. В субботу он лег значительно позже обычного, часа на полтора точно — лампа вновь замигала. Для чистоты эксперимента в воскресенье он лег в детское время — в десять вечера. Но после того, как лампа начала мигать, Арс понял, что сон переносится на неопределенные сроки. Его буквально начала пробирать дрожь по всему телу от этой неведомой паранормальщины — от ушей и до кончиков пальцев на ногах. У него даже промелькнула мысль, что, может, в нем от Антона осталась какая-нибудь радиоактивная частичка, которая и вызывала такую реакцию электричества, но... нет, это был бред сивой кобылы. Так как сон улетел на Карибы, или еще куда подальше, лишь бы сбежать от этой загадочной лампы, к сожалению, не Джина; Арсений выдернул ее вилку из розетки к хренам — за одну темную ночь с ним ничего не могло случиться. А потом лег пластом на диван и написал Серому, чтобы завтра они пошли прогуляться — Арсению вотпрямщас приспичило купить новую лампу, ну, или светильник хотя бы. Вплоть до того, как уснул, Арс думал, что следующую неделю, кажется, придется питаться святым духом, сесть на пост, или на питьевую диету, в меню которой будет исключительно одна вода, потому что на всë остальное денег будет «нема», он ведь их уже на лампу потратить собрался. Благо незапланированное истощение отменилось сразу после встречи с Матвиенко. Арсений аж опешил, когда тот невзначай бросил, что это ФСБ ему послания таким образом отправляют. Нет, Арс не подумал всерьез, что это реально ФСБ, еще чего. Не слишком ли много чести для бедного и коротающего свои невзрачные деньки студента? А вот то, что эти мигания можно прогнать по азбуке Морзе — подумал. Поэтому, сказав Сереже, что тот гений, прямо-таки реинкарнация самого Ломоносова, Арсений не стал в тот день разоряться на лампу. Вместо этого он пришел домой, дождался вечера, открыл ноутбук с расшифровкой нужного алфавита, положил блокнот рядом с подушкой и сделал вид, что улегся спать. План по выманиванию мигающего электричества сработал на «отлично». Арсений вскочил, как ужаленный в зад. Но период этих мельканий для первого опыта перевода оказался слишком резким, а незнающий от слова «совсем» алфавита Арсений, у которого один глаз в лампу, другой в ноутбук, третий на вас, четвертый на Кавказ, был слишком медленным, поэтому получилось у него в первый раз что-то вроде «писйко». Арс ради интереса даже потом загуглил получившуюся неразбериху, хотя заранее знал, что пропустил половину миганий, и, само собой, даже поисковые серверы охуели в скрепочку, выдавая какую-то японскую психоделию. И вообще слово больше на «письку» какую-то смахивало, чем на послание, причем в прямом и переносном смысле. В итоге он так и забросил попытку расшифровки, если бы в течение недели до сознания маленькими шагами не стало доходить, что все мигания цикличны и по своему содержанию... Одинаковы? Из раза в раз мигание начиналось с трех коротких «ти, ти, ти», а завершалось продолжительными — «та, та, та». К концу третьей недели чудо-шифр был разгадан. Арсений гордился так, будто собственноручно взломал Пентагон. «Спи спокойно» — вещала каждый вечер ему лампа. После данного открытия Арс уже не покрывался табуном мурашек. У него не возникло ни одной левой мысли о маньяках, подглядывающих за ним в окна, или о тех же ФСБ-шниках — он лишь еще крепче убедился в том, что Антон обязательно вернется.~
Арсений вплоть до сегодняшнего вечера никогда не ложился спать, прежде чем лампа не промигает свое пожелание. Одними губами вслух он тоже желал «доброй ночи», зная, что слова с огромной вероятностью улетят в пустоту. Арс снова убрал всë со стола, дабы расчистить место для ноутбука, а потом встал и открыл форточку, потому что уже вечер — вечером можно впускать свежий воздух, а днем — нет, ибо в городе целую неделю стояла ужасная духота, дышать и без того почти нечем, тогда о каких открытых форточках могла идти речь? Гроза вот-вот должна была где-то вылезти, как прыщ на жопе. Вечерний эфир аккурат вышел около двух часов назад. Рука по привычке уже взяла карандаш и блокнот. Вкладка с азбукой Морзе, кажется, еще со времен рождения Иисуса была открыта параллельным окошком. Арсений был уверен как никогда раньше, что сегодня тайна новых посланий откроется ему, и он наконец преисполнится в своем познании.~
Еще неделю назад Арсению в голову ни за что бы не взбрело, что он будет ждать новостей, прямо как стипендию в конце каждого месяца. А началось всë тоже довольно сумбурно — резкое и непреодолимое желание включить что-то для фона, пока он сел оформлять таблицы в экселе, заставило его в прошлое воскресенье наткнуться на вечерний эфир. Темноволосая дама с приятными чертами лица вещала что-то об удачно сложившихся обстоятельствах, благодаря которым за последнюю пару дней в поисковых компаниях были найдены около сотни без вести пропавших. Несмотря на чужое приятное удивление и восторг, Арсений значения сводкам не придал... Как всегда, до одного момента. Отвлекшись, как это чаще всего с ним было и бывает, на телевизор, он нахмурился — девушка стояла в главном офисе нашумевшей поисковой компании, а за ее спиной на протяжении долгих десяти секунд неоднократно мигала лампа за круглым плафоном. Арс смотрел в экран неотрывно около минуты, прежде чем быстро отвернулся и снова уставился в ноутбук, только в этот раз с другой целью — найти знакомый алфавит. Комбинация продолжала повторяться вплоть до перестановки кадров, поэтому у Арсения хватило времени на то, чтобы написать пока еще ничего не объясняющее «для». И вообще, данное открытие изначально показалось ему самым обыкновенным совпадением. Но он готов был отказаться от собственных слов уже на следующий день, во время того же повторного просмотра новостей. В этот раз уже какой-то мужчина вещал об огромной сумме перевода на благотворительность в детские дома от нескольких высокопоставленных лиц за одни сутки. Тоже, своего рода, «бум», как и в ситуации с поисковыми группами. А еще то же мигание света на заднем фоне. Это не могло быть «простым совпадением» — место другое, обстоятельства другие, даже корреспондент другой, а избитая неисправность лампы на заднем плане, видимо, засела там как заноза в правой булке. К тому же пазл-то потихоньку начинал складываться — следующим словом было «нас». До мозга Арсения мало-помалу, крошечными шажочками, чуть ли не на цыпочках начало доходить, что, походу, одному его «очень хорошему знакомому» снова необходимо что-то сообщить. Причем выбрал он весьма достойный и оригинальный метод — через некие геройства. Каждое приятное событие, о котором в дальнейшем вещали СМИ — было дело тех самых рук с черными венами. Арсений до сих пор помнил слова Антона о его тревоге по поводу собственного безделья с такими-то(!!!) способностями. Видимо, Шаст все-таки нашел выход. А у Арсения от одной только мысли о таком счастливом умозаключении Антона теплело в груди, а сердце, напротив, охватывала вязкая тоска — он без него как-то вообще уже не мог. И это даже не симбиотизм, или как данный процесс должен называться нормальным языком? Для него это давно уже стало понятно, что это намного больше, глубже и серьезней. Это гребаная привязанность. А привязанность значит в отношении к человеку слишком и слишком многое. Арс словно стал тем самым медвежонком из советского мультфильма, а Антон — его ежик в густющем тумане абсолютного исчезновения: — Ты только представь себе: меня нет, ты сидишь один и поговорить не с кем. — А ты где? — А меня нет. — Так не бывает, — сказал Медвежонок. — Я тоже так думаю, — сказал Ежик. — Но вдруг вот — меня совсем нет. Ты один. Ну что ты будешь делать?.. — Переверну все вверх дном, и ты отыщешься! — Нет меня, нигде нет! — Тогда, тогда… Тогда я выбегу в поле, — сказал Медвежонок. — И закричу: «Е-е-е-жи-и-и-к! », и ты услышишь и закричишь: «Медвежоно-о-ок!». Вот. — Нет, — сказал Ежик. — Меня ни капельки нет. Понимаешь? — Что ты ко мне пристал? — рассердился Медвежонок. — Если тебя нет, то и меня нет. Понял?… Так вот, Арсения сейчас, фактически, н е т. Как некстати он на днях вспомнил и зачем-то порефлексировал на тему влюбленности в Антона на первом курсе. Это же... Ну, кошмар, если без мата. Потом он поставил себе в заметки спросить одну до зуда под кожей интригующую вещь. Дело в том, что он сказал о собственной влюбленности в Шастуна же, твою мать, который в этот момент жил, на секундочку, в его же теле, примерно за два или три дня до того, как у него сорвалось первое свидание, и прежде чем началась месячная череда сорванных попыток склеить кого-нибудь. Интересное обстоятельство, Эркюль Пуаро взялся бы расследовать без лишних вопросов. Могло ли это быть банальной... Ревностью? С этим придется разобраться позже, пока что — шарады, которые Шастун умудрился запрятать даже в обыкновенных новостях. Очевидно, всё-таки случайности не случайны, ибо Арсений, находясь в здравом уме, новости бы смотреть точно не сел. А тут просто так совпали звезды. Третий день, третий выпуск, третье «счастливое обстоятельство» и третье слово. Хотя, по правде говоря, обстоятельство это предстало не таким радужным, по сравнению с первыми двумя — серийный маньяк, объявленный в розыск вот уже около шести лет, был найден повешенным в убежище, где скрывался всё то время. Лампа мигала в этом самом убежище. Слово — «двоих». День четвертый — в этот раз снова можно было выдохнуть от облегчения. Никаких смертей и маньяков, только очередной громадный перевод от генерального директора какой-то кампании в фонд бездомных животных. Счастливые лица работников приюта, улыбающийся корреспондент, визги и писки животных, и, куда без этого, мигающая лампа. Слово — «так». День пятый, Арсений уже даже угадал, что же за слово там окажется. Для того, чтобы прийти к данному умозаключению, достаточно было просто прочитать те слова, которые у него уже имелись. Пятый «подвиг Геракла-Антона» — очередная поимка преступников по особо тяжкими преступлениями — два убийцы, один насильник и три живодера. Такой себе букет. Да и слово тоже такое себе, слишком предсказуемое — «будет». Вчера прошел шестой день, и вчера Арсений впервые пропустил эфир из-за того, что по элементарным причинам от усталости вырубился. Пришлось смотреть на следующий день утром за завтраком. Благо никакие тюремные отбросы ему аппетит не испортили, как он опасался, потому что новое «приятное обстоятельство» вновь оказалось благотворительным переводом от трех губернаторов разных областей на лечение больных раком детей. Больничный коридор освещала слегка мерцающая лампа, говорившая «лучше». За все эти шесть дней и шесть подвигов, Арсения с ног до головы заполнила гордость Антоном, который не просто сказал, что загоняется, а пошел в бой буквально на кулаках с теми самыми загонами. И, кажется, этот самый комплекс теперь сидит донельзя побитый где-то в углу. Последнее событие сегодняшнего дня должно выгнать эту чепуху из этого уголка Антоновской головы окончательно, и в бонус к этому выгнать последнюю интригу фразы, которую Арс собирал, как кубик Рубика, уже почти неделю. Вот уж этот «последний выстрел» точно прогремел на всю северную столицу. Арсений понял это, только когда случайно смахнул вправо новостную сводку — все СМИ кричали о каком-то предотвращении катастрофы. Из самого выпуска стало ясно, что ранним утром в службы безопасности поступил сигнал от личности, решившей остаться в анонимном неведении, что понятно — жаль, для одного только Арсения. Суть послания была такова: на одну из основных веток метро ни в коем случае нельзя пускать пассажиров, потому что несколько прицепов после вчерашнего пробега неисправны. Если движение начнется, это приведет к неизбежной катастрофе особо тяжкого характера. Вагоны прошли проверку без отлагательств, к всеобщему шоку, та самая поломка во всех четырех вагонах действительно была найдена. Если бы транспорт снова пустили на прогон — могло произойти либо столкновение с другими сцеплениями, либо вообще самовозгорание. Арсений хватал воздух ртом, как выкинутая на сушу рыбка, и таращил глаза на экран так, будто корреспонденты прямо через экран обратились лично к нему с предложением выпить баночку соплей — ошарашенно, в общем. А потом руки обуял легкий, но весьма ощутимый тремор — лампа на заднем фоне этого самого метро уже начала мигать. У Арсения, пока он переводил все те мигания, пот градом катился по лицу и по спине, стекая, кажется, даже в трусы. «Прости». Тело точно окаменело. Арс в голове собрал всё предложение воедино. «Для нас двоих так будет лучше, прости». Рука безвольно шарахнула об стол, нечаянно задевая пустую фарфоровую чашку, внутри которой осели пара темных кругов от кофе. Очевидно, она ударилась об само основание стола, потому что звонкий треск стекла ясно дал понять — разбилась любимая чашечка. Арсений на автомате пошел на кухню за совком и так же запрограммировано прямо руками собрал осколки с пола, пару раз почти безболезненно уколовшись. Но руки в итоге остались в полном порядке, потому что природная аккуратность сделала свое дело. Несмотря на это, на самом деле Арсений ужасно поранился. Настолько ужасно, что не смог от боли даже руки поднять, чтобы утереть влажную дорожку на щеке.