sweetener
Когда жизнь раскрывает плохие карты,
И всё на вкус в ней кажется солёным.
Ты приходишь, чтобы подсластить её.
Чтобы приглушить тот горький вкус.
Она написала «Sweetener», вернувшись с их свидания в Лондоне. Когда на неё внезапно нахлынула одна ассоциация с Драко, связанная со всеми сладостями «Сладкого королевства»: от кислющих леденцов, из-за которых сводило скулы, до сладостных тянучек, противно липнущих к зубам. Он был её сладостью. Никогда не приедающимся лакомством, которое, сколько бы раз не распробовал, всегда раскрывало свой вкус всё более разнообразными вариациями. Шоколад — вкус, который впечатывался в её губы вместе с пленительными поцелуями парня. Её любимые сахарные перья — постоянное доводящее до судорог желание, от которого сосало под ложечкой. Берти Ботс — их эмоциональные качели. Да, видимо, она действительно была ненормальной, раз наслаждалась этими метаниями в их настроениях. Грейнджер словно каждый день закидывала себе в рот то самое бобовое драже и, только надкусив, определяла, с чем ей придётся мириться следующие пару секунд. Только с Драко были не секунды, а дни. Когда по настроению, которое она разглядывала в тени серых глаз, Гермиона понимала, какое послевкусие оставят эмоции Малфоя на её языке — перечная горечь от переброса язвительными фразами или всё-таки сладкая вата, обволакивающая своей тонкой паутинкой её рецепторы. Подсластителем её жизни. Вот кем был для неё Драко.raindrops
Капли дождя закапали с неба,
В тот день, когда ты ушёл от неё.
Она заплакала.
— «Raindrops» сделаем интро к альбому. Гермиона стянула наушники, прислушиваясь к речи Брэдли и звукорежиссёров по ту сторону стекла от неё. Она вышла из звукозаписывающей коморки, вмешиваясь в их обсуждение: — «Raindrops» должна завершать альбом. Я хочу разделить её и сделать кольцевание. Чтобы то, с чего начиналось прослушивание пластинки, тем же и завершалось. Брэдли отклонил её предложение. Снова настоял на своём мнении, наплевав на то, что даже звукорежиссёры посчитали её идею оригинальной. Вместо этого как всегда было: «Я не первый день родился, Гермиона. И сам знаю, что лучше, а что нет» Но она и не особо расстроилась. «Raindrops» была коротким четверостишьем, которое Гермиона написала из-за их ссоры с Драко после того матча по квиддичу. Она всегда делала что-то подобное, когда эмоциональный накал словно уже перескакивал высший показатель на спидометре. Тогда Грейнджер и садилась за песенник, выписывая в нём слово за словом, строчку за строчкой до тех пор, пока напряжение не спадало. Это было способом её личной медитации.r.e.m.
Я встретила тебя прошлой ночью
В своём сне,
Ты похож на мечту, ты словно моя заветная мечта.
Ты можешь в этот поверить, милый?
Энергетика группы на сцене просто зашкаливала. Солист уже сорвал голос, но всё равно продолжал петь, вкладывая чувства в каждую строчку. Последнее гитарное соло, и музыка полностью стихла, а сцена погрузилась во мрак. Люди вокруг громко хлопали, продолжая пропевать финальные строчки, скандировали имя артистов, кто-то даже рыдал от нахлынувших чувств, а она громко и счастливо смеялась и сжимала руку Малфоя своей. Они смотрели друг на друга несколько секунд, а потом он всё же не смог сдержать порыва эйфории и наклонился к её губам. Их с Драко зажимали со всех сторон телами, но это только создавало полное погружение в сумасшедшую атмосферу концерта. Концерты славились своей способностью заряжать энергией и возбуждать. Им было плевать, что они находились в окружении людей, которые ждали заключительного выхода группы. Плевать на то, что кто-то мог крикнуть им что-то неприятное. Они просто стояли почти у самой сцены и целовались, жадно сталкиваясь языками и покусывая губы друг друга. До отпечатков. Гермиона проснулась с глупой улыбкой на лице и ощущением лёгкой тяжести от его руки, перекинутой через её талию. Кровать под ней заскрипела, когда она стала поворачиваться лицом к Драко, так близко прижимающему её к себе, что грудную клетку сдавливало от невозможности делать глубокие вдохи. Звуки тихого посапывания разносились по комнате. Дыхание трепетало спадающую на лоб светлую прядку. Она перекинула её и морщинка, залёгшая между бровей, мгновенно разгладилась. Он был таким красивым... Грейнджер подглядывала за его сном в полумраке, окутавшем пространство, куда луна отбрасывала свой тусклый свет. Быть настолько привлекательным незаконно — особенно в сонном состоянии, когда, казалось, никто априори не может быть привлекательным. Его лицо расслаблялось и линии вытачивали идеальную форму скул. Чаще поджатый днём рот — она давно заметила то, как Малфой часто сминал свои губы, мысленно отдаваясь процессу рисования — приоткрывался каждый раз в ровном вдохе. Длинные ресницы подрагивали от лёгкого трепетания. А его тело… Мерлин, иногда у неё как будто действительно текли слюни по этим его мускулистым линия, что выгодно подчёркивали разворот широких плеч. Или по едва прикрытым резинкой пижамных штанов косым мышцам, по которым Грейнджер не раз проводила за сегодняшнюю ночь до момента, когда «последний раунд» подарка Драко в конце концов свалил их в нокаут глубокого сна. О, а ещё его чёртова задница. Теперь она понимала, почему все девчонки так обожали вид квиддичной формы на парнях — те штаны должны быть упразднены на законодательном уровне, если игроки желали, чтобы женская половина, посещающая матчи, действительно была заинтересована матчами, а не посадкой брюк и впечатляющим видом крепкой мужской задницы в них. И, конечно, Гермиона не перестанет себе повторять раз за разом то, что его татуировки каждый раз пробуждали в ней безумное желание запечатлеть их вкус на своём языке. Бабочки в её животе порхали в моменты осознания, что таким его теперь могла видеть только она. В его БДГ-фазе. В фазе сна, когда она не хотела просыпаться. Ведь часто боялась, что всё происходящее было тем самым красочным сном, выдуманным её мозгом для приукрашения рутинности дней.blazed
Между нами что-то происходит, я вижу это,
Твои манеры притягивают,
Не могу поверить, что ты здесь, наяву,
Каковы были шансы на то, что ты появишься?
Ты мог бы быть где угодно, но ты здесь.
Ты со мной.
«Bad liar» вовсе не была первой песней, которую она написала о Драко, а вот «Blazed» как раз была. Когда она сама ещё не понимала чувств, от которых сердце начинало биться учащённее, Гермиона, вместо выписывания каллиграфическим почерком его имени на полях тетради, сочиняла стихи. Он улыбался. Пускай даже не ей, а в её песеннике уже писалась строчка о прищуре веселящихся глаз. Он ухмылялся и этот изгиб губ порождал строки, которые ей раньше было противно писать. Ненавистно. Раньше это опошляло её песни, теперь делало интимнее. Всё становилось прелюдией до щелчка: прожигающие до глубины серые темнеющие глаза; дразнящие, поглощающие её всю и сбивающие под своей властностью поцелуи. — Любуюсь тобой, мой милый, ты не такой, как все, — губы Малфоя растянулись в издевательской улыбочке, когда он всё-таки выхватил из её рук песенник. Гермиона всё пыталась допрыгнуть до тетради, но с их-то разницей в росте попытки больше напоминали тот вид игривого флирта между парочками. — Однажды я встретила тебя и уже никогда не отпущу, — продолжал читать он стихи, наблюдая как румянец расползался по её щекам. Грейнджер накрыла лицо ладошками, скрывая краснеющее смущение от того, что он читал вслух. Вслух о всех её чувствах к нему. Но разве она могла иначе? Она привыкла каждое своё переживание, эмоцию, чувство, полыхающее в ней подобно разгорающемуся от спички огню, переносить на созвучно срифмованные строчки. Гермиона не могла по-другому, ведь тогда всё копилось бы в голове мыслями, вечно повторяющимися на повторе, как заевшая виниловая пластинка в проигрывателе. Кому-то советуют в таких случаях писать дневники. Она пыталась, но всё обрывалось на половине страницы, ведь девушка, даже будучи ребёнком буквально поглощавшим книгу за книгой, начинала придираться к каждому суждению, что писалось выше, и часто сравнивала свой слог с писательским. Пробовала рисовать, но искусство правильного ведения кисти по холсту так и осталось брошенным когда-то единственным делом, к которому буквально не было предрасположенности. Обычно, вспоминая свои горе работы, она с некоторой завистью смотрела на небольшие зарисовки Драко, которые он рисовал от балды, а выходило так, словно парень потратил как минимум день, чтобы рисунок карандашом выглядел как целая иллюстрация. Так и перепробовав всевозможные формы выражения мыслей искусством, она поняла, что стихотворство было тем самым, что помогало ей восстанавливать баланс в самой себе. — О! Подожди, тут ещё кое-что, — вытянул Малфой указательный палец вперёд. — Я думала, что спала, пока любовь не появилась в моей жизни. Его самодовольный прищур заскользил по ней. Драко закусил губу, но это нисколько не скрывало расползающейся всё шире ухмылки. Какой же он… Напыщенный. Самовлюблённый. Засранец. — Так ты влюблена в меня, Грейнджер? — кончик его носа полоснул по её скуле, когда он склонился к ней. Её взгляд бегал по стенам, потолку, окнам — по всем местам, за которые он мог зацепиться, но только не за два темнеющих омута перед ней. — Это просто рифма. Не выдумывай, — поджала Гермиона губы, смотря на носочки своих кроссовок. Брайан придушит её. Она снова опаздывала. Из-за него. Она шла в зал хореографии, и будто сам чёрт её дёрнул зайти в мастерскую, где весь день пробыл Драко из-за приближающегося просмотра перед зачётной неделей. Они почти не виделись все эти дни и это нагоняло тоску. Но всё же Грейнджер старательно заглушала в себе это чувство, ведь знала, как разрывался сейчас Малфоя в период перед рождественскими каникулами — отведённый специально под полугодовые экзамены — между двумя факультетами, учёбу на которых каким-то магическим для неё образом парень совмещал. Она и сама проводила последние дни, не вылезая из библиотеки, как и большинство студентов, буквально штурмовавших стеллажи с книгами. Только там они с Драко и пересекались украдкой, когда парень затягивал её в скрытый тенью уголок. — Ты поэтому так смущена? — короткими поцелуями он протаптывал себе тропы вниз к её ключицам, выглядывающим из-под спортивного топа. — Блядство... Я уже говорил, как мне нравится, когда ты одеваешь эти свои майки? — Пару раз, кажется. А что ещё? — Ты, Гермиона-хитрая-лиса-Грейнджер, комплименты выпрашиваешь? Руки, сжимающие её талию, заскользили выше. Каждое сказанное им слово сопровождалось касанием его губ по тонкой шее. — Может, — улыбнулась Гермиона куда-то ему в скулу, — совсем чуть-чуть. — Юбки. Когда ты в них, не могу перестать думать о твоих ногах. — Только о ногах? — Салазар, Грейнджер, — он крепко ухватил её за шею, направляя взгляд на себя. — Ты идеальна. Во всех понятиях этого слова. Я с ума схожу от того, какая ты, чёрт возьми, красивая. И эти слова рушили все её комплексы, вокруг которых она за столько-то лет жизни с ними успела взрастить бетонные стены, делая неприступными в голове. Но Драко сносил эти стены. Крошил в щепки своим… — Невероятно красивая. …будто проходился бульдозером. А она верила. Верила, глядя на себя в зеркало с его словами, звучащими на повторе в голосе разума. Красивая. Она. Драко считал красивой именно её. А не Гермиону Грейнджер.successful
Я главная в этой игре,
Ощущаю это всеми фибрами,
Так хорошо быть молодой,
Красивой и весёлой,
А главное успешной.
— Мне не нравится это, Брэдли, — пыталась выдержать Гермиона его взгляд. — Я не буду петь чужую песню. — Но она твоя! Мы просто выкупили стихи у другого автора. — Вот именно! — подскочила она с кресла. — Другого автора! Я буду петь только свои песни. Это было единственным условием, которое ты обещал не нарушать. — Ты уже спела «Bad liar», когда я послушал тебя, и это стало твоим самым слабым синглом. Поэтому сейчас ты будешь петь то, что я тебе говорю, Гермиона. И это снова происходило. Внушение. Давление. Он снова пытался заткнуть её, продвигая собственные идеи. — Нет. Если бы ты хотела сказать «нет», ты бы сказала. — Я не притронусь к этой песне, мистер Уэбстер. Дядя пошатнулся от обращения к нему, покрытого коркой льда её холодного тона, совершенно противоположного горящему огню в глазах. Она словно ходила на цыпочках у самого обрыва. Один неверный шаг и она бы полетела вниз в пропасть, в которую так настойчиво пытался затянуть её лейбл своими склизкими щупальцами. Щупальцами, которые уже едва ощутимо обвивали её конечности. Но она всё ещё у обрыва. И теперь сзади её держал Драко. Теперь она была не одна.breathin
Ты напоминаешь мне о тех временах,
Когда всё было проще.
Увидеть твоё лицо достаточно,
Чтобы снова задышать.
— Включи ещё раз. — Драко, мы послушали её уже пять раз, — закрыв экран макбука, она залезла на его бёдра. Мужские мозолистые руки сразу же поползли по её оголённым ногам, едва прикрытым его слишком длинной для её миниатюрного тела футболкой. — Думаю, она теперь моя любимая, — от уровня приторности, звучащего в его тоне, можно было заработать диабет. — Ты так говоришь про все мои новые песни. — Конечно, — закинул он руку себе под голову, возвращая напыщенное выражение лица. — Они ведь все обо мне. Она громко цокнула, вызвав в нём смешок. — Нет, на самом деле, — серьёзно начал он. Гермиону всегда поражала то, как настроение парня менялось с той же быстротой, что и взмах крылышек у колибри. — Ты ведь и сама понимаешь, что она очень отличается от того, что ты писала раньше. — Боюсь, что люди могут не принять, — отвечала она, водя ноготками по рисованным надписям на груди парня. — Наоборот. Она отзовётся во многих сердцах. — Звучишь очень поэтично, — усмехнулась Грейнджер в манере его же ухмылки. — Учусь у лучших. Она понимала, о чём говорил Драко. Раньше её песни напоминали сборник девчачьих сплетен о тусовках с друзьями или ночах с парнями, объединённых под звучание какой-нибудь незатейливой, попсовой мелодии. В «Breathin» она прямым текстом описала свои случавшиеся не раз панические атаки. С которыми не раз также могли столкнуться её слушатели. Эта песня была способна вызвать как шквал положительных эмоций, так и обозлить многих на подобные откровения, ведь это что-то настолько личное и индивидуальное, что не каждый готов поделиться причиной своих переживаний. Причиной вечной тревоги, нагнетающей, как словно сдвигающиеся стены в узкой комнате, что мешала просто жить. И всё же она это сделала. Она распахнула свою душу нараспашку, давая людям поковыряться в ней собственноручно.the light is coming
Тебе дают столько шансов, но ты никогда их не используешь,
Тебя хлебом не корми, дай кого-нибудь поддеть.
Специально так стараешься выделить себя среди остальных,
А на деле просто завистница.
— О Боги! — глаза Дафны залил озорной блеск. — Пожалуйста, скажи, что эти строчки о моей чёртовой сестре. Они с Пэнси захохотали над бурной реакцией подруги. — Наконец-то ты поставишь эту стерву на место, — с ухмылкой протянула Пэнси. — Серьёзно, давно пора, Грейнджер. Да, она действительно поставит. Гермиона никогда не проявляла откровенно враждебное отношение к сестре Гринграсс. Только когда Астория переходила границы, Грейнджер не отмалчивалась: когда она задевала Дафну в её присутствии, крутила своим крысиным хвостом, обивая им Малфоя. Тогда когда она переходила границы допустимого, Гермиона напоминала блондинке, что её коготки порой бывали заточены поострее. Но она не стала бы опускаться до уровня Астории, поэтому Грейнджер сделала то, что должно было остановить нападки девушки, так, как умела только она. Правда, приправленная звучанием весёленького мотива из повторяющегося сэмпла, твердящего о грядущем свете, который успела отнять тьма. Правда, оставляющая своим звучанием почти инфантильное послевкусие на губах. Правда, которую даже не все поймут. Но Астория… Она точно поймёт. И Гермиона уже чувствовала, как искорки безумного, даже греховного удовольствия вспыхивали в ней, подобно бенгальским огонькам, распыляющим свой блеск, предвещая горечь унижения в глазах Гринграсс. Грейнджер не знала, когда это началось. Может, когда они впервые словесно столкнулись на сентябрьской вечеринке, где пьяный трёп Гринграсс возможно всё-таки задел её. Породил снова те сомнения о двойственности её личности, которую начали замечать окружающие. Может, первая претензия, брошенная в её адрес о незаслуженности её места на лейбле. Астория постоянно поддевала беспокойство, которое Гермиона упорно топила в глубинах своей растерзанной собственными сомнениями души. И как же её всегда поражало то, как чётко Гринграсс метила именно по тем уже вросшим занозам, боль от которых только переставала мучить. Как будто был кто-то, кто нашёптывал Гринграсс о наболевших ранах Гермионы. Подсказывал, куда целиться.goodnight n go
В какой-нибудь из таких паршивых дней,
Я хочу оказаться в твоей постели.
Где мы будем болтать о том о сём,
А я буду искать любой повод, чтобы не ложиться спать и дольше быть с тобой.
Скрежет остро наточенного карандаша наполнял звуками комнату, мешая Гермионе сосредоточиться. Её пальцы соскользнули с клавиш, сменяясь на упавшую на них с раздражённым вздохом голову и мгновенно отскочившими звуками нот. — Прекрати это, — глухо пробурчала она из-за уткнувшихся губ в клавиши между малой и большой октавой. Шуршание карандаша по бумаге замедлилось. — Прекратить что? — Меня раздражает этот звук. Ты мешаешь мне сосредоточиться. — Мне уйти? — ответил в том же подобном её возмущённом тоне Драко. Она обернулась, стреляя взглядом в парня, смявшего покрывало на постели. — Я прошу лишь быть потише. — Ты весь день такая, — непонятным движением руки указал Малфой на неё. Драко поднялся с кровати, подходя к ней, и опустился у пуфика, на котором она сидела вот уже битый час, борясь с мелодией, которая всё никак не желала ровным тоном ложиться на строки. Его руки легли на её бедра и развернули тело девушки ближе к себе. Острый подбородок упал на её колени, а глаза встретились с её собственными, когда она запустила пальцы в нежном жесте, взлохмачивая его волосы. — Что случилось? — перехватил он её ладошки, пряча в своих и оставляя на тонких пальчиках лёгкие касания покрытыми трещинками губ. — Ничего, — Грейнджер утомлённо протёрла глаза и тут же заметила на руке отпечаток осыпавшейся туши. — Лишь немного устала. Я плохо спала сегодня. — Из-за чего? Она тяжело вздохнула и по взгляду напротив определила, что теперь Драко хватало лишь одного её вздоха, чтобы понимать причину её резко переменившегося настроения. — Разговаривала с Брэдли вчера. — Так я и знал, — закатил глаза Драко и поднялся с колен, потянув её за собой на кровать. Он легко толкнул её спиной на матрас и сам лёг рядом, обвивая своей рукой её талию. Их носы потёрлись друг о друга в невинном, даже детском проявлении ласки, когда она подвинулась ближе, наполняя лёгкие ароматом свежести его тела после душа. — И что он говорил? — Всё то же, — шёпотом отвечала она, сохраняя эту минуту уединения между ними. — Ругался, что я не укладываюсь в сроки. Как будто я сама этого не знаю. — Иногда мне кажется, что рано или поздно они заставят тебя писать по песне в день. Она хмыкнула на его ворчание: — Тебе не одному так кажется. — Тебе надо поспать. Нельзя лишать себя сна, только потому что они снова упрекают тебя в том, что ты делаешь недостаточно. — Но я действительно делаю недостаточно, Драко. Гораздо меньше, чем во время записи первого альбома. Я ночевала в студии, ела в перерывах между съёмками… — И к чему это привело? — перебил он её. — Успешная карьера, но угробленная к чертям менталка? Он хоть в курсе, что с тобой каждый раз происходит на публике? — Со мной всё в порядке. Срывы случаются со всеми. Прядка её волос колыхнулась, когда её обдуло его раздражённым выдохом. — Поспи, пожалуйста. Тебе нужно отдохнуть, Гермиона. — Ты же останешься со мной? — спросила Грейнджер так, словно говорила вовсе не о сне. — Куда я от тебя денусь, — ответил Драко, прижимаясь тёплыми губами к её лбу и оставляя там целомудренный поцелуй. Шёпот тихого «сладких снов» убаюкивал. Тепло, что отдавало его тело, согревало лучше одеяла. Потяжелевшие веки слиплись и уже в полудрёме, когда разум блуждал у грани сна, но всё ещё цеплялся за остатки реальности, она услышала то, что, вероятно, на следующий день показалось бы ей сном: — Я никогда не оставлю тебя. Никогда. Уже утром, когда первые солнечные зайчики запрыгали по её комнате, она проснулась одна, определяя по остывшей и пустующей половине кровати, что он ушёл ночью, всё-таки оставляя её. Снова. Сказал своё «спокойной ночи» и ушёл.borderline
Ты притворяешься неприступным,
Но я-то знаю, что ты желаешь того же.
Мне не нужен никто другой,
Я только хочу, чтобы ты принадлежал мне одной.
Она целовала его в челюсть, поднимаясь вверх по линиями выступающих скул. Её дыхание опалило кончик его ушка, где сверкал камешек новой серьги и дрожь мгновенно пробежала по его шее, спускаясь по телу ниже. Её прядки, с которыми так часто любил играть парень, закручивались на его пальцах и тут же отпрыгивали пружинками, возвращая себе форму. Гермиона приподнялась и уже почти стянула с него футболку, когда он вдруг снова, так же как и все её предыдущие попытки зайти за границу поцелуев, резко отпрянул, метнувшись по ней стеклянными взглядом. — Почему? — прохрипела она, поднимаясь на локтях следом за ним и поправляя задравшийся от его блужданий по её телу топ. — Почему ты остановился? Я сделала что-то не так? Кадык Малфоя дёрнулся, пока он поправлял свои волосы, что растрёпано торчали в разные стороны из-за привычки Грейнджер зарываться в них пальцами. — Нет-нет. Ты не причём. Мне нужно… Мне… — говорил он так, будто пытался подобрать правдоподобный ответ. — Я вспомнил, что обещал помочь Тео подготовиться к тесту по финансовой математике. Он получил неут прошлый раз. — Разве он уже не исправил? Брайан говорил… — Это другой предмет, — оборвал её Драко и на ходу начал натягивать на ноги кеды. — Ты же знаешь, Тео. Забивать на учёбу, а потом бегать закрывать долги — его стиль жизнь. Малфой пытался разбавить издёвкой накалившуюся атмосферу, что можно было разрезать остриём ножа, от её непонимания подобного поведения парня. Каждый раз. Каждый раз, когда она пыталась вывести их отношения на новый уровень, Малфой, чёрт его подери, начинал строить из себя чёртову недотрогу. Гермиона чувствовала себя парнем в период пубертата, который пытался совратить свою девственную девушку. — Мне, правда, пора, детка, — склонился он к ней, коротко целуя в щёку. — Увидимся завтра. У тебя ведь первые зелья? — Сольфеджио, — тихо ответила Гермиона, поднимаясь следом за парнем, чтобы закрыть дверь комнаты. Ещё чуть-чуть и её губа отвиснет так же, как у обиженных из-за накупленной игрушки детей. — Прости, — провёл он большим пальцем по её губам, видя очевидные признаки обиды. — Но я обещал ему. — Всё в порядке, — совсем наоборот. — Я понимаю, — она не понимала. Малфой скрылся за дверью, снова оставляя после себя множество вопросов. Она чувствовала, что он хотел того же. Желание между ними заполняло пространство, вытесняя кислород. Оно скользило в каждом его прочитанном Гермионой взгляде, в каждом движении их губ. Его губ, которые она бы узнала даже из сотни по одному едва уловимому касанию. Но Драко словно очертил грань, которую запретил себе переходить. А она… Как же она хотела стереть её к чертям между ними и впечатать его в себя на каждом уровне, зародившейся связи. Физической, духовной — любой другой, которая только могла существовать между ними. Он был ей необходим.better off
Клянусь, моя любовь словно проклятие,
От неё у тебя будет столько проблем.
Поверь, что будет лучше мне быть без тебя,
Быть одинокой и необузданной.
Кем она была для него? Она постоянно думала о нём. О них. О всей этой идее держать отношения в тайне. Больше это не казалось правильным решением. Сомнения, как надоедливые мошки, постоянно кружили вокруг и порождали самокопание. Опасения. Тревогу. Всё не должно быть так… Она не должна была каждый раз оглядываться в тёмных коридорах, где они уединялись во время перерывов. Драко не должен был выжидать время, прежде чем входить следом за ней в класс или Большой Зал. Она не должна была накладывать на них отводящие чары, когда вечером они возвращались в блок общежитий. Он не должен был каждый раз одёргивать свою руку в случайных порывах потянуться к ней в многолюдных местах. Всё было сложно. Почему он так желал связать себя с ней? Статус парня Гермионы Грейнджер? Возможно, если бы их отношения были публичными. Но он сам… Сам, вот в чём загвоздка, настоял на утаивании завязавшегося романа. Даже от друзей. Что-то было. Причина точно была. И была спрятана в глубине вязаного клубка, за нитку полную секретов которой она зацепилась, но боялась потянуть. Почему она так легко поддалась? С ним она чувствовала себя обычной девчонкой. А с момента, как она самолично вынесла свою жизнь на всеобщее обозрение, Гермиона только этого и желала. Стать простой. Чтобы всё было как раньше. Вот она причина. Рядом с ним, в стенах скрытого ото всех Хогвартса, жизнь напомнила ей те годы, когда она могла себе позволить быть самой собой, зная, что за поворотом её не встретят репортёры, что начнут распространять снимки, будоражащие весь Интернет. Их отношения с Драко напоминали прохождение игры. Как первый уровень, когда ты часто агришься из-за неудачных попыток — так было и с ними, когда каждое столкновение порождало саркастичные перебранки. Как переход на следующий уровень, когда тактика ведения игры прояснялась — всё поменяла отработка. С неё всё и началось. Там и должно было закончиться… И финальный уровень. Поцелуй, что поставил точку прохождения. Драко словно распылил токсины, которые передал ей в касании губами, а она вдохнула и уже не могла вывести из себя эту инфекцию, именовавшуюся людьми влюблённостью. Их отношения были бомбой замедленного действия, над которой мигала красная лампочка. А они стояли у краёв, поджигая с обеих сторон фитили. Ей бы остановиться. Она для него буквально ходячая проблема. Поломанная девчонка, которую ему захотелось починить — вот, кем она была для Драко.get well soon
Они говорят, что мой организм перегружен.
Я запуталась в своих мыслях, разве никто этого не видит?
Моё тело на Земле, но сама я где-то витаю.
Я оторвала от реальности, поэтому бываю скованной и слегка потерянной.
— Ещё раз с третьей связки! — процедил сквозь зубы Брайан, прожигая своим взглядом сетчатку её глаз. — Не будем показывать пальцами из-за кого, но, видимо, сегодня, парни, — обратился он к группе танцоров, с которых из-за бешенной нагрузки, которую задали близнецы, тёк пот по спинам, — мы здесь до ночи. Хлопок Скотта в ладошки отвлёк Брайана от гневной отчитывающей тирады. — Возьмём перерыв, — бросил многозначительный взгляд Скотт брату. — Брайан, прогуляйтесь с парнями до автоматов, купите воды. Скотт снова вступился за неё. Знал, что они с Брайаном вот-вот могли сорваться друг на друга. В глазах Николсона уже сверкали молнии от ярости из-за её несобранности. Как будто бы она делала это нарочно… Они третий день подряд репетировали хореографию для рождественского концерта и всё бы ничего, если бы её не валила с ног температура, которую она скрывала ото всех. Грейнджер постоянно путала движения, вступала раньше начавшейся музыки, сбивала других танцоров неправильными шагами. Говоря одним словом — катастрофа. Она превратила их репетиции в настоящую катастрофу. Двери репетиционной закрылись и взгляд Скотта мгновенно обратился к ней. — Ты сама не своя. — Мы репетируем четыре часа, Скотт. — Раньше тебя это не смущало, — подошёл он к ней. Она даже не успела среагировать, когда её лоб, полыхающий жаром, от резкого порыва уткнулся куда-то в руку друга. — Мерлин, Гермиона! Ты же вся горишь! — Это переутомление, — начала она оправдываться, но резко пошатнулась на месте, теряя координацию. Скотт обхватил её за плечи, сажаясь вместе с ней на паркет. Всё гудело. Озноб пробирал до костей. Она не понимала, причина крылась в открытых окнах, проветривающих комнату, или всё же дело было только в ней. Судя по тому, каким ледяным казался ей близнец, дело было в ней. — Ничего подобного! Ты заболела, — констатировал Скотт очевидное. — Не говори Брайану, пожалуйста. Он же… — Хватит делать из него изверга. Брайан та ещё заноза в заднице, но он беспокоится за тебя. — Не похоже, — хмыкнула Гермиона, закатывая глаза. — Иногда он становится буквально одержим этими постановками. — Мы ведь стараемся для тебя. Всегда это делаем. И если бы ты только сказала, что плохо себя чувствуешь, то не стали бы так мучать хореографиями. — Я лишь хотела, чтобы все остались довольны. Вы, Брэдли. Зрители… — Прекрати себя мучать, Гермиона. Единственная, кто вне обстоятельств всегда должна оставаться довольной, это ты.happy
Мои мечты о тебе стали реальностью.
Вероятно, в этот раз Вселенная оказалась на моей стороне.
Ты будто был подарен мне самими небесами,
И иногда мне кажется, что ты моя родственная душа и всё такое.
Словно жизнь готовила меня к встрече с тобой.
Ты сделал меня такой счастливой.
Такой счастливой…
Она дописала последнюю строчку, абсолютно уверенная в том, что поставит эту песню в конце, завершая всю концепцию приторности альбома. Эта песня словно объединяла в себе все чувства к Малфою, которые ей хотелось бы выразить на словах. Однако Гермиона знала себя достаточно хорошо и понимала, что признания даже самой себе доводились ей не легко, не говоря уже о ком-то. Поэтому, пока она будет продолжать выписывать строчку за строчкой о Драко, зная, как много чувств признала на самом деле. И зная, как много чувств рядом с ним ей ещё предстояло испытать. Только рядом с ним.