Кто бы мог подумать!

— Ну и чем ты хочешь меня поразить? — презрительно фыркнула Гермиона, глядя на жениха.       Гарри возвел глаза к потолку и сердито произнес: — Если я колдую здесь, а не в ритуальном зале, это отнюдь не делает заклинание более слабым.       Девушка поморщилась, но ничего не сказала. — Итак, позволь продемонстрировать тебе найденный мной шедевр. Поисковое заклинание XII-го века, для использования которого не нужны ни кровь, ни магический отпечаток. Оно опирается на образ в голове и эмоции. — Показывай, — было видно, что Гермионе очень интересно, но, злясь на Гарри, она старательно скрывала свою вовлеченность.       Парень же молча поднял палочку и прошептал: — Ego conjuro te in simplicibus verbis…       Он начертил круг в воздухе, и внутри мгновенно заблестели, замерцали разноцветные искры. — …Draco-natus calidum flamma…       Гарри резко рубанул сверху вниз, и несколько искорок исчезли, разорванные пополам. Но тут же на их месте появились другие, продолжая кружить в своем мистическом звездном хороводе — все быстрее, быстрее, быстрее!       По лицу и вискам молодого Темного Лорда скатились несколько капель пота. — …In virtute spiritus, terra et aqua, — хоть руки его и дрожали, хоть он и еле стоял на ногах, голос парня звучал куда громче, странным эхом отдаваясь в углах комнаты.       Искры, словно сумасшедшие танцоры, распаленные весельем грандиозного бала, носились друг за другом, выстраивались в чуднЫе фигуры и кружились, кружились, кружились, да так быстро, что нельзя было выцепить в их массе ни одной. Казалось, что посмотришь на них еще секунду, и пустишься в заводной пляс, забывая обо всем, словно жертва Танцевальной чумы. — …Dico: invenire inimicus quamprimum! — Гарри кричал, не стесняясь никого и ничего.       Вакханалия вспышек достигла своего пика, и они разлетелись по всей комнате: большие и маленькие, яркие и бледные, тёплые и холодные. Кружились, соединялись и разбивались, трещали и наполняли воздух вокруг душным теплом и сизым дымком.       Гермиона почувствовала, как задыхается и попыталась пробиться к окну и открыть его, но все было тщетно. Серая пелена застилала глаза, не позволяя сделать и шагу, скрывая все своими «рукавами».       Но стоило только от звучать последним звукам заклинания, как все исчезло. И искры, и дым, и шум.       Комната погрузилась в звенящую тишину, больно давящую на уши, однако молодая Тёмная Леди этого словно не заметила — она торопливо втянула все ещё пахнущий духотой воздух, боясь потерять его вновь. — Получилось, — победоносно улыбаясь просипел Гарри.       Он развернулся сторону невесты, открыл было рот, даже сделал несколько шагов в её сторону, но сказать ничего не успел: рухнул прямо там, где остановился, молчаливой грудой осев к ногам Гермионы. — Гарри? — испуганно прошептала та, падая перед ним на колени, — Гарри… Гарри, вставай!       Ответа не было. — Гарри!!!       Сердце Гермионы забилось, обгоняя привычный ритм, руки задрожали от страха, кровь отлила от лица. Все обиды отошли на второй план, когда девушка, отчаянно дрожа, попыталась нащупать пульс.       Его не было. — Гарри… ГАРРИ!!!       Крик её сорвался на истошный вопль. — Нет… Нет… Гарри… Только не это…       Шепот Гермионы был тихим, голос — безжизненно-пустым.       Гарри… Ее друг, ее жених, самый близкий ей человек…       Нет… Он не мог погибнуть! НЕ МОГ!!! Ему же всего 18, он так молод, у него столько планов! Сотни людей надеятся на него, и всех он при своей смерти утянет за собой… Кингсли не простит их. Ни за что. — Гарри…       Да плевать на Кингсли! Плевать на Азкабан и на всех остальных! Гарри, ее солнце, ее свет, не раз вытягивавший из пучин горя, не мог умереть! Не он, побеждавший смерть трижды!       Соленые слезы обжигали щеки, словно кислота, но Гермионе не было до этого дела. Весь ее мир сузился до одного человека, до его изумрудных, закрытых навсегда глаз. До посиневших губ и бледных скул, растрёпанных черных волос, которыми никогда больше не будет играть ветер.       Из-за нее.       Не устрой она этого глупого скандала, Гарри был бы сейчас жив! Не обвини она его в лености, он бы не стал ей ничего доказывать, не творил бы это мордредово заклинание! — Прости меня!       Гермиона заревела в голос, прижимаясь к груди жениха. — Я такая дура!       Девушка содрогалась от рыданий, кляня себя.       Ей нужно было забыться… Раствориться в пустоте, исчезнуть, больше никогда ни о чем не думая. Просто уснуть навсегда, и никогда больше не открывать глаза. Не видеть следы своих ошибок, ничего не знать…       Лучше бы и ей было поскорей умереть. Вечер 13 января 1999, Блэк-хаус       Драко с трудом мог представить, что бы заставило нынешнюю, пережившую войну, вечно спокойную Грейнджер так кричать. О, Мерлин, этот вопль действительно был ужасен, пробирая до костей своим леденящим звоном, напоминая о событиях прошлой зимы, о замученных насмерть врагах Темного Лорда.       Мог ли Поттер пытать Грейнджер?       Как бы это страшно ни было, но нынешний — мог.       Нет, Драко совсем не испытывал дружеских или каких либо иных чувств к однокурснице, даже напротив, был к ней равнодушен, старательно сводя их общение к минимуму, и все же…       Он не безумец, не кровопийца. Он знает истинную цену человеческой жизни и ни за что не станет ради развлечения или из-за мелочных обид убивать кого бы то ни было. Ведь Драко — не Поттер.       Перед глазами вновь встали исполосованные руки отца, его спина, с отрывающимися кусками когда-то живой плоти, обожженная уродливым узором. Слизеринец сжал зубы, чтобы, не дай Мерлин, не сказануть чего.       Правду говорят, что сближают людей неприятности. Не будь Поттера — понял бы Драко, как ценит отца?       Мордредов Поттер! Как же ненавидел Малфой те моменты, когда был вынужден преклоняться перед ним, скрывая отвращение и ненависть в глазах, клясться в своей верности…       Кровосос, ублюдок, не пощадивший даже свою любовницу… Настоящая Тварь. — Мерлин! — испуганный вскрик Уизли вырвал Драко из размышлений, заставив оглядеться по сторонам.       Они находились в неожиданно пустой и странно-простой комнате. Не было в ней ни мрачных подсвечников, ни тяжелых штор, ни вышитых портьер, царствовавших в остальном доме. Лишь голые стены, покрытые штукатуркой, да грязные окна.       И два сплетенных в скорбную фигуру тела, лежавших посреди. Поттер и Грейнджер. Неподвижные.       Гриффиндорец кинулся к друзьям, принялся нащупывать пульс. — Гарри… — голос Уизли упал, весь он как-то сжался, посерел. — Он жив, — нарочито спокойно произнес Тео. — Ты идиот?! — взревел Рон, — У него сердце не бьется! — И что? Только магглы после такого умирают.       Нотт молча подошел к распластанному на полу Поттеру и наложил легкие диагностические чары. — Как я и думал, сильное магическое истощение. Если оказать помощь сейчас — то два-три дня и он будет здоров. — Странное истощение, — заметил Блейз, — Откуда ты вообще о нем знаешь? — Лучше промолчи, — огрызнулся Тео, — Займись делом. — Хватит цапаться! — рявкнул Уизли, — Лучше спасай быстрее! Пока еще можно…       Нотт возвел очи горе, но покорно произнес: — Не переживай. Просто нужно, чтобы каждый из нас пятерых отдал примерно… — Теодор с прищуром посмотрел на Поттера, — По трети нашей магии. Этого должно хватить. Никто не против?       Драко застыл, как громом пораженный.       Как это… Он — да помогать выжить Поттеру?! Мучителю семьи Малфой?! Нет уж! Никогда!       Парень уже хотел было яро высказать свое негодование, как вдруг его осенило догадкой.       Темного Лорда вылечат и без него, но вряд ли когда-либо еще представится такой шанс убить Поттера. Просто в нужный момент сказать не «Socius virtutis», а «Авада Кедавра», и все. Зеленый луч сорвется с кончика палочки, оставив навсегда закрытыми мордредовы изумрудные глаза. Люциус Малфой будет отомщен.       «Справедливо ли это?», — тихо спросил внутренний голос. — «Совсем недавно ты боялся и ненавидел своего отца, так что же случилось теперь?»       Действительно, что же такое произошло?       Драко плохо понимал это, и все еще злился на отца за его властолюбие и чрезмерную амбициозность, но все же постоянно видел его, лежащего с перебинтованной спиной и руками, неспособного внятно говорить, бледного, измученного. Мать с красными глазами и дрожащими руками, которая не могла больше терпеть постоянные удары судьбы, но все так же любящая мужа и сына.       О, Мерлин, да. Решение Драко справедливо — Поттер заслужил наказание смертью. И если будет надо, Малфой и десять, и пятнадцать раз использует аваду, и даже замарает руки в крови, лично пронзив сердце безжалостного ублюдка.       Чтобы никому больше не пришлось так страдать.       Чтобы он стал последним. — Разумеется, нет, — произнес Драко, и все внутри него замерло в предвкушении. — Великолепно! Тогда встаньте кругом, оставьте Его в центре. По моей команде делитесь магией.       Время замерло.       Малфой стоял, направив палочку прямо в голову своему врагу. Ещё пара секунд, и он умрет! Поплатится!       Обидно, конечно, что Драко не увидит его мольбы, его глаз, полных предсмертного ужаса, но что поделаешь — удовольствия не всегда доступны. Сейчас месть намного важнее, чем желание потешить свое самолюбие.       Слизеринец вытянул руку, и навел кончик палочки на тело Поттера. Совсем немного осталось! И в этот раз рука Драко не дрогнет, как тогда, на астрономической башне, он точно нанесет роковой удар!       Ведь теперь перед ним — настоящий враг. Не навязанный Темным Лордом или отцом, а признанный самостоятельно. Личный. Кровный. — Раз… — произнес Тео.       Драко крепче сжал палочку. Совсем чуть-чуть, и Поттер умрет.       Малфой уже все решил, он точно не отступит, но почему тогда ему страшно? Почему дрожат руки, сворачивает живот от ужаса?       Нет, это все глупости. Это нужно отбросить.       Ведь Драко — взрослый парень, прошедший войну. Он бывал на рейдах, видел самые жестокие и извращённые пытки. Неужели он не сможет убить одного-единственного человека? Да и еще и быстро, не слыша чужих криков, стонов, мольбы… Без сожалений, лишь парой резких движений?       Взгляд Малфоя прошёлся по его руке, палочке, доскам паркета и достиг двух фигур, сплетённых между собой ледяным танцем: широко раскинув руки, лежал Поттер, а Грейнджер сжалась в комочек у него на груди. Он — спокоен, словно камень, она — символ настоящей боли.       Драко вздрогнул.       Грейнджер любит Поттера, и это бесспорно… Она готова отдать жизнь за него, но вот он… Мог ли он поступить так же?       Да нет! Темный Лорд — на то и Темный Лорд, что никогда не испытывает добрых чувств… Принимая этот титул, нужно отречься от всего человечного, от жалости, дружбы, любви, милосердия. Нужно стать демоном, мыслить лишь о своих желаниях, и исполнять их, не думая ни о ком другом!!!       Но Поттер любит Грейнджер… — …Два… — голос Нотта раздался словно сквозь толщу воды.       Рука Драко дрожала, глаза бегали, надеясь увидеть поддержку в лицах друзей, но никто его не видел: все трое слизеринцев были слишком сосредоточены, в их мыслях нет ничего, кроме цели, и пусть их палочки тоже дрожали, но это от напряжения, а не страха.       А вот Уизли…       Он смотрел на Поттера со смесью дикой боли и еле теплящейся надежды, и все же его руки держали волшебную палочку железной хваткой.       Рон верил, и готов был идти до конца, не смотря ни на какие преграды.       Ради дружбы.       Драко сжался — в который раз он не знал, как ему правильно поступить. Ведь месть за отца заставит страдать и Грейнджер, и Уизли, как тогда взглянуть им в глаза? Видеть немой укор в их боли, смотреть на осиротевшее трио…       Принятое решение больше не казалось таким правильным.       Малфой ещё раз взглянул на свою руку — практически руку убийцы. В глазах замелькали алые точки. — Нет… — прошептал парень пересохшими губами.       Он не сможет. Не убьет. Он слишком слаб, слишком жалок.       Драко — не убийца. Он никогда не заставит страдать другого, что бы себе не говорил. Как бы не убеждал.       И в тот самый миг, когда Теодор крикнул «три», Малфой отшвырнул палочку и рухнул на колени, зарывшись руками в волосы; из горла его вырвался болезненный крик.       «Ничтожество!!!» — голос в голове говорил с интонациями отца, и Драко сжался, словно побитая собака.       «Ничтожество» — эхом отдавалось в голове парня. — Простите… — прошептал он.       По щекам Малфоя-младшего текли горячие слезы, словно огнем выжигавшие на мягкой коже все пережитое. То же время, Блэк-хаус — …Три!!! — рявкнул Тео, и тут же услышал хор голосов, к которому мгновенно присоединился, — Socius virtutis!!!       На секунду Нотту показалось, что все удалось, но уже в следующий миг сил стало не хватать. Парень в панике заозирался и тут же заметил источник проблем: Драко, отбросивший палочку и сжавший голову руками. — Б***! — выругался слизеринец, — Малфой, ублюдок, что ты творишь? Подбери слюни и встань!       Но однокурсник его словно не слышал, что-то бормоча себе под нос. — Б***, что за п*** х*** этот п*** здесь устроил?!       Не было времени — нужно было спасать ситуацию. Разорвёшь контакт — Поттер умрет, а если влить больше сил, чем планировалось, то уже у них будет истощение.       Мордред!       Нет, вариантов не было. — Добавляйте! Эта п*** нас предал! — проревел Нотт.       Никто ничего не сказал — слишком напряжены они были, но все же Тео почувствовал облегчение. У них все получалось.       Однако спустя минуту парень ощутил, как вспотела его спина, намокла рубашка под мантией, и скатилась теплая капелька по виску — его руки дрожали, как, впрочем, и у остальных.       Они отдавали частичку себя, каждый, но не сожалели — они верили, что их жертва не будет напрасной. — Медленно прервите поток!!! — из последних сил выкрикнул Тео.       Еще немного, и все закончится. Еще минута!       Палочка затанцевала в руках Нотта, как безумная, но парень лишь крепче сжал пальцы. Он должен был выстоять.       20 секунд.       10.       У Пэнси подогнулись колени, и она упала, но не отпустила. Девушка была бледна, как полотно, и тяжело дышала, но держалась.       7 секунд. 7 коротких мгновений.       Тео тяжело сглотнул. Горло болело неимоверно, и даже воздух, вдыхаемый парнем, ощущался словно раскаленное до красна лезвие.       Держаться.       3.       Терпеть.       2.       Чуть-чуть.       1.       Ноги его больше не держали, и Теодор рухнул на пол. Рядом тяжело осел Забини, стонала Пэнси, сипел Уизли.       И все же, помимо их тяжелого дыхания и всхлипов Малфоя едва различим был и третий звук.       Сердце Гарри Поттера билось вновь. — Справились, — прошептал Тео, - Мы это сделали!