Give me your love

      Громко вздыхая и жмурясь от боли, Чуя, сидя на кровати, в очередной за день раз выливал немалую порцию перекиси на никак не затягивающуюся рану. Он успел пожалеть о том, что в порыве эмоций сделал столь серьёзный порез, уже тысячу раз, если не больше — каждый раз, меняя бинты, тот бубнил себе под нос: — Нахуя я сделал это…       Осаму не раз слышал подобное. Чуя кричал, чтобы тот не прикасался к нему, и Дадзай выполнял его просьбу, так как понимал, что пока что не стоит оказывать на певца какое-то влияние, когда тот недавно чуть ли не покончил с собой, и уж тем более не надо заниматься сексом. Пускай запирается в комнате и часами сидит на одном месте, строча текст на английском языке и вырисовывая ноты. Иногда слышались слегка приглушённые средней толщины стенами игра на гитаре и пение — проверка звучания и заодно тренировка. А когда надоедало, Чуя принимался изучать скудную библиотеку Осаму, но читать особо было нечего — пара десятков детективных книг, да и только.       Через несколько дней такой жизни он понял, что не сможет заставить себя читать скучные для него детективы. А потом ему и вовсе захотелось прочитать занудную классику или же приторные романчики, из-за чего юноша просто не узнавал себя. Если в школьные годы тот, чуть ли не плача, мучился с очередным романом, сюжет которого в основном состоит из воды, то сейчас он был готов прочитать хоть «Мелкий снег», несмотря на слишком подробно расписанные однотипные действия: нашли подходящую кандидатуру, провели кучу смотрин, готовились к свадьбе, а стоило найти в женихе хоть один изъян — так и быть, деньги за потраченное зря время и десятки дорогих блюд можете не возвращать, но с глаз долой, про существование данной девушки можете забыть.       Потом Чуя и вовсе перестал впускать Осаму в его же спальню на ночь, а когда тот стучался, кричал на него всевозможными матерными словами, посылал, куда только можно и нельзя. Но Дадзай терпел подобную наглость, даже всё так же заботливо готовил ему поесть, однако от половины или даже большей части блюд Накахара отказывался. Пока тот, чтобы как можно меньше контактировать с ненавистным ему человеком, бежал в ванную комнату по нужде или же на кухню, чтобы пополнить запас воды в бутылке, Осаму видел, что парень худеет, а кожа постепенно бледнеет. Вероятнее всего дело в потере крови, которая привела к анемии.       И правда: с каждым днём конъюнктива нижнего века бледнела, Чуя спал всё больше, становился слабее, меньше кричал на похитителя, а потом и вовсе перестал разговаривать с ним и заниматься любимым делом. Просто лежал на кровати и тупо глядел в окно. Осаму явно надоело спать на диване в зале, да и ему хотелось помочь юноше, однако когда студент стучался в дверь, принося приличную порцию обеда и пару витаминных таблеток, ответом служило молчание. Где-то целую минуту шатен докучал рыжика стуками в дверь, пока тот не говорил: — Отстань.       Это единственное слово звучало вяло, но Осаму всё слышал и, громко вздыхая, послушно уходил и ждал, пока, устав терпеть надоевшее чувство голода, Чуя сам не соизволит прийти на кухню, принять таблетки, взять тарелку и съесть хоть несколько вилок.       Дошло до того, что Дадзаю перестало хватать Накахары. Во всех смыслах этих слов. Было дело, когда рыжик шёл на кухню за очередной порцией воды, но тот увидел следующую картину: шатен закидывает голову на спинку дивана, одной рукой сжимая подлокотник, а другой… охватывая свой орган и двигая по нему вверх-вниз. Его глаза были прикрыты, а с губ вперемешку с лёгкими стонами срывался еле слышимый шёпот: — Чуя…       Смущённо отвернувшись и поджав губы, Чуя всего лишь прошёл мимо, налил себе воды и тихо закрылся в комнате. Он понимал, что уже давно не позволял студенту заниматься тем, к чему тот привык, а тут такой резкий поворот событий…       Естественно он не смог смириться с отсутствием близости в течение целой недели, поэтому, не сдержавшись, занялся мастурбацией, вспоминая счастливые моменты с его кумиром. Чуе было страшно из-за осознания того, что тот понимал Осаму. Секс был их каждодневным ритуалом, который резко пришлось отложить, даже не успев отвыкнуть. Честно сказать, нередко певец тоже самоудовлетворялся, потому что, как-никак, нередко и он испытывал оргазм, к которому благополучно приучился. Да, юноша упрекал себя за это, но всё-таки ему, чёрт возьми, нравилось, когда Осаму берёт его нежно. Не в плане того, что он хотел трахаться с ним изо дня в день. Лучше бы они вообще никогда не встретились. Чуя плакал во время каждого полового акта, даже если он был нежным, но как назло это было приятно. Иногда ему даже казалось, что если насиловать, значит, насиловать так, как полагается — болезненно, а не вырывать из его губ стоны наслаждения. Уж слишком тяжело с этой жизнью.       Через некоторое время Чуя всё-таки пошёл на поправку: стал бодрым, в нём снова проснулся аппетит, с огромной охотой занимался любимым делом. Осаму знал, что тот в тайне чуть ли не загребает в себя эти таблетки, так как содержимое блистерной упаковки быстро пустело. Позже он выздоровел полностью, а в какой-то момент и вовсе пустил парня в комнату. Тот сразу же затянул его в крепкие объятия, шептал, как скучал…       Извинился. Да, чёрт возьми, он извинился. Только не за лишение свободы, а за то, что тем самым ранним утром вывел Чую из себя, из-за чего в порыве эмоций тот вскрыл вены. Вспоминая это, Осаму усмехался: рана не была глубокой. Накахара всё-таки боялся, поэтому не смог сделать приличный порез.       На тот момент оба дико хотели секса. Чуя сам встал на носки, резко обвив шею Дадзая обеими руками, и впервые взял контроль над поцелуем. В этот раз ему хотелось хотя бы просто быть сверху, но студент опять решил сделать всё по-своему. Главное — это то, что обоим понравилось. Тот раз был самым страстным, самым желанным, причём Накахара даже не сопротивлялся: он сам же начал поцелуй, надеясь повалить Осаму на кровать и оседлать, однако его снова втрахивали в постель, только не грубо, заставляя кричать от боли, а жадно, что тот чуть ли не срывал голос от громких стонов и частых выкриков чужого имени.       Вспоминая это, Чуя не заметил того, как наложил на запястье приличное количество слоёв бинтов. Завязав крепкий узел, парень вздохнул. Сзади него, заняв чуть ли не всю кровать, расположился Осаму, закинув руки за голову, болтая ногой и напевая мелодию, слова к которой он нагло подглядел и спел под аккомпанемент прекрасной игры на акустической гитаре. Рыжик раздражённо обернулся и прошипел: — Ты мне помогать-то будешь? — А? В чём?       Юноша закатил глаза, сделал пару глубоких вдохов и выдохов. Он был на грани очередного крика и всё-таки не сдержался. — Не строй из себя идиота! Стрелки, мать твою, нарисовать!       После пары секунд немых рассуждений Осаму ударил себя по лбу. — Ах, как я мог забыть! Мы же с тобой договаривались! — тот приподнялся, приняв сидячее положение. — Ты ещё никак не научился? — Я пробую, но получается у меня редко! Сам придумал мне такой образ — сам же и рисуй.       Уже несколько дней Чуя втирал Осаму, что хочет провести прямой эфир, так как все фанаты ждут от него хоть какого-то выхода в свет, пусть даже дистанционного. С того момента, как он появился в новом образе на сцене, никто больше не то чтобы на публике, даже в общественных местах его не видел. Певец также отказывался от всяких интервью — всё равно информации, полученной звёздами во время разговоров перед Накахаровским выступлением, было достаточно. Да и теории от поклонников лились так быстро, что как сядешь читать одну, за это время опубликуют две новые. Кто-то говорил, что всё это — желание кардинально измениться, кто-то упоминал о том, что, возможно, у Чуи появилась девушка. И вряд ли кто-то догадывался о том, что ранее терпел сексуальное насилие от своего ассистента, о существовании которого никто не знал, а теперь и вовсе трахается с ним по своей воле.       В какой-то момент Дадзай всё-таки не выдержал и согласился на проведение прямого эфира с телефона «детектива», но только с условием того, что Чуя не будет вытворять какие-либо глупости, а каждое его действие и слово будут контролироваться — Осаму подключится к эфиру со своего компьютера и будет просматривать его, находясь в коридоре.       Подготовка к прямой трансляции заняла немало времени: для начала парню пришлось нацепить на себя одежду из того образа, который не носил уже довольно долго, и даже не забыл про лёгкую куртку — длинные рукава помогли скрыть глубокий след негодования. Затем оба снова провозились с рисованием стрелок. Каждый раз, когда певец дёргался, или же рука студента случайно вздрагивала, оба громко раздражённо вздыхали, а иногда Чуя даже говорил себе под нос: — Блять, когда уже это закончится?       Через долгие минуты мучения обе стрелки всё-таки получились идеально ровными и одинаковыми. Облегчённо выдохнув, они подготовили место: убрали всё лишнее, нашли идеальный ракурс для телефона. И вот, поцеловав мягкие губы, парень желает удачи, машет рукой, выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Собравшись с силами, Чуя ещё раз глянул в камеру, чтобы проверить, нет ли чего-то того, что могло бы подпортить его внешний вид. Но нет. В юноше не было ни одного изъяна. Он просто и-де-а-лен.       Пару секунд помедлив, Чуя нажал на кнопку начала и принялся ждать. Буквально через несколько мигов количество зрителей стало возрастать с бешеной скоростью. Все в первую очередь приветствовали их любимого кумира, а потом заваливали его кучей сообщений о том, что скучали. — Ох, вас так много, я не смогу всем ответить! Так… — парень читал попадающиеся ему на глаза вопросы или же простые сообщения. — Ох, я тоже скучал по всем вам! Но мне нужен был перерыв. Звёзды ведь тоже люди, они устают, хотят побыть наедине, забыть про этот мир хоть на недельку-другую.       На него сыпалось целое море вопросов: начиная с «Что произошло в твоей жизни, если ты почти целый месяц даже истории редко выкладывал?» и заканчивая «У тебя есть девушка? Ты посветил ту песню ей?». — Да не волнуйтесь! Просто на меня резко нахлынуло вдохновение, занимался сочинением новых песен. А насчёт второй половинки… — Чуя непринуждённо улыбнулся, заправив упавшую на глаз прядь рыжих волос за ухо, — а это — мой секрет! Многие звёзды любят наводить интрижку, вот и я решил.       «А следы на шее? Ты их рисуешь, или же они настоящие?». — Рисую конечно! Я бы никому не позволил сделать подобное с моим телом.       На сердце лёг камень. Если бы он не был знаком с Осаму, он бы так и не позволил оставить на его бледной коже хоть один такой яркий укус, но Накахаре ничего не оставалось кроме подчинения этому, как он считал, психу.       «Ты упоминал про вдохновение. Можешь что-нибудь сыграть и спеть из нового?».       Чуя чисто случайно заметил имя пользователя, который написал этот вопрос. Им был самый ненавистный певцом человек. Тяжело сглотнув, тот мотнул головой и выдавил из себя непринуждённую улыбку. — Ох, у меня есть пара песен. Вернее, отрывок к одной, а другая — полная. Думаю, играть отрывок — неинтересно. Лучше будет дописать её полностью. А законченную я могу.       Незаконченной была та самая, текст которой Осаму якобы случайно увидел. После этого подлого поступка у него пропала мотивация на сочинение данной песни про желание искренной любви, но ничего страшного — быть может, появится когда-нибудь.       Чуя потянулся за своей излюбленной гитарой. Настраивать примочки не нужно было — в последнее время он только и делал, что играл мелодию именно к этой песне. Юноша начал одной рукой перебирать струны, другой щёлкая через каждые несколько исполненных нот, а через десяток секунд тот уже начал петь: — I think I'm drowning, asphyxiated. I wanna break this spell that you've created.       Он тонул в боли, криках, своих слезах. Захлёбывался плачем, задыхался от сильных рук, душивших его во время каждого раза, направленного на цель «воспитания». Хотел только одного — сбежать из этой долбанной квартиры, внушающей ужас даже в состоянии покоя.       И только музыка помогала ему отвлечься. В момент пения и игры, даже сейчас, он забывал обо всём. Жил только этим моментом. Не замечал ничего вокруг себя. — I wanted freedom! Bound and restricted. I tried to give you up, but I'm addicted!       Чуя хочет былой свободы. Но в то же время он зависим от Осаму. От его нежных, заботливых прикосновений, от его бархатного голоса, мягкой улыбки…       В конце концов, тела. Да, Накахара уж слишком увлёкся этой половой жизнью, что теперь не представлял своей жизни без секса. Порой он чуть ли не плакал, стоя на коленях и умоляя Дадзая взять его. Стоило ему хорошенько попросить или вообще возбудить — пожалуйста: громкие стоны и оргазм обеспечены. — Now that you know I'm trapped, sense of elation. You'd never dream of breaking this fixation.       Чуя находится в ловушке, некой мышеловке, составляющей из себя сам механизм — квартиру, и приманку, сыр — Осаму. С одной стороны хочется действительно убежать, но с другой… он толком может ничего не делать. Дадзай готовит еду на двоих, не просит помощи в уборке, сам ходит по магазинам и покупает всё, что нужно… ублажает, вырывает даже не десятки, а сотни стонов, звучащие в такт быстрым толчкам, за один лишь половой акт. — You will squeeze the life out of me…       Из него высасывали сладкие соки жизни, питаясь ими, словно паразит. Хотя так и было. Осаму — сущий паразит: вырученные Чуей деньги забирает себе, мол: «Кто платит за воду, электричество? Кто платит за еду и прочие нужды? Кто, в конце концов, здесь главный? Я. Тебе ничего не нужно. А если будет нужно — попросишь. Я подумаю насчёт приобретения этой вещи», в угоду себе иногда «наказывает», порою даже ни за что — просто из-за плохого настроения по необъяснимой причине. Наверное, встал не с той ноги, или вообще звёзды сошлись против него. — Bury it… I won't let you bury it, I won't let you smother it, I won't let you murder it… — его голос пошёл на более громкий, оптимистичный настрой, как и сама мелодия, — And our time is running out, and our time is running out! You can't push it underground, you can't stop it screaming out! How did it come to this?       Чуя правда не понимал, как так получилось: он ненавидит, хочет задушить человека, от которого зависит, под которым часто самовольно раздвигает ноги, с которым жадно и искренне целуется. От которого разум говорит сбежать, а сердце просит остаться. И что же юноша делает? Конечно повинуется порыву эмоций, часто даже забывая про побег. Но почему он всё ещё сочиняет песни с замысловатым текстом? Это вошло в его привычку. Он воспринимает это действие как должное, будто стиль его песен изначально был таким.       Когда Накахара закончил исполнение, заглянул в чат. Там были тысячи сообщений восторга. На его лице снова мелькнула улыбка, только теперь искренняя, показывающая, что парень доволен собой.

***

— Чу-у-уя!       С заметной радостью Осаму заглянул в комнату, в которой сидел Чуя, откладывая чужой телефон. Тот повернулся, глядя на студента и заправляя прядь волос за ухо. — А?       Дадзай мигом подхватил рыжика на руки, вовлекая в полный страсти, жадности поцелуй. Певец сразу же обвил его шею, зарывшись в каштановые волосы на затылке и покорно открыв рот. Их языки сплетались, ласкали и в то же время дразнили друг друга. Совсем скоро парень повалил партнёра на кровать, нависая над ним, а ловкие пальцы принялись стягивать кожаные брюки. Сценарий был всегда один и тот же: стоит им ненадолго — хоть на полчаса, просидеть в разных комнатах и не разговаривать, так они дико целуются, словно не виделись год, а затем дело доходит до секса, и не обязательно на кровати. Где будет ближе, там и займутся этим, пусть хоть на полу. Они даже вместе принимали душ, и каждый помыв естественно оборачивался очередным для обоих оргазмом за день — они трахались по несколько раз за одни сутки, а им было всё мало и мало.       Но всё-таки Осаму решил перевернуть этот момент. Вместо того, чтобы ввести в Чую сразу три, а то и четыре пальца — теперь он занимался этим, чтобы дразнить его, вырывать из него просьбы не откладывать желанное, иногда даже заставлять плакать, а не в целях растянуть, так как это уже не требовалось: слишком частое занятие подобными грязными, но приятными вещами давало о себе знать — шатен принялся оставлять яркие засосы на внутренней части бёдер, а затем и вовсе провёл языком по всей длине уже успевшего встать органа. Такого поворота Накахара явно не ожидал. Если тот свыкся со своим положением и даже ни чуточки не краснел в постели, то сейчас румянец на его щеках вспыхнул с былой яркостью. — Дадзай, — Чуя смущённо смотрел на парня. Тот до сих пор продолжал обращаться к нему по фамилии, так и назвав его по имени всего лишь один раз за всё время, — ты что творишь? — Делаю тебе приятно, потому что ты отлично сыграл и спел. — Осаму склонился над покрасневшим лицом. — Песня чудесна. Мне понравилась.       Честно сказать, он настолько увлёкся прекрасной музыкой и великолепным голосом, возбуждающим его, опьяняющим, сводившим с ума, что даже не уловил смысл текста. Не похоже на такого умного и внимательного детектива.       Тот снова расположился между ног партнёра, почти сразу принявшись посасывать головку его органа, часто водя по ней языком. Чуя громко вздохнул, отбросив голову на мягкую подушку. Одна его рука почти сразу легла на макушку, пропуская между пальцами слегка волнистые пряди волос, а тыльная сторона другой ладони расположилась на залившемся яркой краской лице. Он не хотел, чтобы Осаму видел, как тот смущается. Это заставляло его конфузиться ещё больше.       Каждое лёгкое движение языком заставляла тело низкого парня вздрагивать. Чуя даже не думал сдерживать свои стоны. В первые разы ему попросту запрещали так делать, и он повиновался, а потом потеря контроля над действиями вошла в привычку. Накахара не сдерживал себя, позволял языку своего тела и инстинктов говорить за него и затыкать разум. Вскоре студент принялся постепенно заглатывать вставшую плоть, не прекращая двигать языком, только теперь по стволу. С тонких губ один за другим лились стоны, по лицу текли едва заметные капельки пота.       «Это слишком пошло. Я не могу смотреть на лицо Дадзая в такой ситуации…» — крутилось в голове юноши, но довольно часто эти мысли прерывались несдержанными выкриками, особенно когда пальцы принялись скользить по бёдрам, талии, иногда сквозь ткань майки нарочно задевали твёрдые соски рыжика. Осаму, когда понимал, что партнёр близится к пику, а сам он ещё долго продержится, нередко оттягивал оргазм при помощи сжатия органа по самое основание, заставляя Чую в прямом смысле плакать, умолять его дать кончить, но сейчас он даже не упрекал его за то, что тот закрывает лицо.       Нередко Накахара сам слегка надавливал на голову партнёра, не сдерживаясь. Тот лишь усмехался и покорно ускорял свои действия, беря орган всё глубже и глубже. Стоны и рваные вздохи наполняли комнату, левая рука всё так же закрывала покрасневшее лицо, а пальцы правой руки двигали чужой головой в угоду себе. Как всегда Чуя предупредил о приближающемся оргазме, в ответ на что последовало очередное ускорение темпа. Поняв, что можно не сдерживаться, певец вскоре излился в рот партнёра, который быстро, безо всякого отвращения проглотил всё, затем приподнялся, мягко улыбнувшись и вытерев тыльной стороной ладони свои губы, заглянул в глубоко-голубые глаза, предварительно убрав чужую руку с лица. — Твои стоны такие чудесные. Я так рад, что самые пошлые слова, льющиеся из твоих уст, слышу только я. Это — такое прекрасное чувство.       Потом тот плюхнулся рядом с любовником и обнял, накручивая рыжие пряди на свои пальцы и вдыхая их приятный аромат. Как же хорошо, когда кумир, как Осаму думал, по-настоящему любит его.