Жребий брошен

Пустая бутылка из-под текилы валялась на полу, а уровень алкоголя в организме, казалось, превышал уровень воды. Но это будет потом. А сейчас — Томас сидел в кресле напротив дивана, где разместился его босс, и всеми силами пытался держать себя в руках. И врач, и даже Магнус ясно сказали этому бете: отдыхать! А тот, как всегда, послушал и сделал всё наоборот. Целый день висел на телефоне, то просто раздавая указания подчинённым, то почти крича в трубку. Но Томас только прикусывал язык и молчал, потому что — ну а что он ему скажет? «Даррен, два дня назад у вас было сотрясение мозга; да, последний рентген (он снова возил босса в больницу) показал, что всё обошлось, последствий нет, но вам необходимо отдохнуть». Томас представлял, куда его пошлют. Однако причина для радости у него была. Конечно, тоже немного сомнительная. Даррен сидел на диване в футболке и — господи, дай Томасу сил — клетчатых пижамных штанах, которые задирались, когда тот скрещивал ноги, обнажая тонкие сухощавые лодыжки. Он уже это говорил, но: Господи, дай Томасу сил! Поэтому радость и сомнительная — он уже предчувствовал сны, в которых будет наклоняться и целовать выпирающие острые косточки на щиколотках и скользить языком вверх по икроножным мышцам к таким же острым коленкам. Острым, как и весь этот человек… Ещё Томас предвкушал утренний Стояк (с большой буквы «С»), но у него есть почти сутки, чтобы полюбоваться на то, как потрясающе сидит на Даррене пижама. Хотя после того, как два дня он помогал ему принимать ванну — это пустяки. Слава богу, теперь бета приловчился «орудовать» гипсом и мог делать всё сам. Но в любом случае, господи, дай Томасу… — И что ты там читаешь? Альфа поднял голову: карие, прищуренные глаза смотрели прямо на него. — Никогда бы не подумал, что ты у нас книгочей. — Если честно, не особо, — неловко пожал плечами альфа. — Всегда хотел начать читать, но не было времени. Эта лежала у вас на журнальном столике, надеюсь, вы не против? Босс? — Томас нахмурился. — Всё в порядке? Он опустил книгу, обложку которой показывал, и уставился на побледневшее лицо. — Босс, что-то случилось? — вопрос повис в воздухе, когда Даррен со скоростью света выскочил из гостиной. В голове Томаса возник белый лист с одним несчастным знаком вопроса и небольшим постскриптумом: и что делать дальше? Наверху хлопнула дверь, сообщая, что Даррен, хоть и «покалеченный», самостоятельно осилил ступеньки. В последний раз глянув на ту самую книгу: «У. Б. Йейтс. Сборник», Томас поднялся и двинулся к лестнице. Всё-таки телохранитель не должен отходить от босса. К его, не босса, конечно, большому удовольствию. — Босс, всё в порядке? — С днём рождения, пап! Вопрос Томаса снова повис в воздухе, но в этот раз повис и камнем рухнул на пол. Потому что Даррен, нервно сжимающий в пальцах здоровой руки поднесённый к уху телефон, обернулся с этими словами на губах: «С днём рождения, пап…» Томас замер на пороге спальни, не осмеливаясь войти, и во все глаза пялился на босса. Неловко стало аж до покрасневших ушей и горящих щёк — даже учитывая плотную кожу. А когда в динамике смартфона невероятно отчётливо послышалось: «Даррен, у тебя там что, альфа?» Томас буквально проглотил язык. — Э-это… — внезапно проблеял Даррен (заикающийся Даррен!), — да так, один знакомый. «Голос был похож на альфу!» — раздалось в трубке, и Даррен тут же торопливо сбросил звонок. С минуту они просто стояли в тишине, которую нарушало только тяжёлое дыхание босса, а затем он выпалил: — Какого чёрта ты сюда ломанулся?! — Простите. — Томас даже шагнул назад, хоть и так стоял за порогом. — Но если кто-то проберётся в дом, я должен быть рядом. — Этот дом охраняется, тупица! Здесь всюду камеры и датчики! Дверь захлопнулась прямо перед носом альфы с таким грохотом, что со стены в коридоре свалилась какая-то картина. Всю ночь Томас действительно целовал тонкие лодыжки своего босса, а проснувшись, не выдержал. Залез в душ — в кои-то веки не ледяной — и отчаянно дрочил. Разрядка пришла физически, но не морально, ведь стоило выйти в гостиную, как Томас натыкался на равнодушно-сердитый (только Даррен так умеет…) взгляд карих глаз. — Просыпайся! Мы уезжаем. Срочно. Часы показывали почти пять утра, и Томас жмурился от резко включившегося светильника на потолке. Даррен стоял прямо в дверях его спальни — ещё более бледный и недовольный, чем обычно. — Что случилось? — Томас слез с кровати, благодаря бога, что, по всей видимости, его стояк имеет свойство появляться ближе к шести. — Собирайся, — отрезал Даррен, — у тебя минута. В больнице было относительно людно для настолько раннего времени — неужели у всего Дублина какое-то пятничное обострение? Обычно оно случается под вечер, а никак не в такую рань. — Девятнадцатая палата, — сказал медбрат-омега у стойки регистрации, когда Даррен назвал имя Киллиана. — Я проведу вас. Томас хмурился, молча шествуя за боссом и работником больницы. По телефонному разговору Даррена в машине, он понял, что кого-то убили, а кого-то сильно поранили. Но одно дело «кого-то», а другое — знакомого ему человека. Киллиан лежал на больничной койке с катетером от капельницы в вене и кислородной трубкой в носу. Белое больничное покрывало было спущено до бёдер, и все синяки на плечах и груди альфы сразу бросались в глаза. И ещё кое-что — от чего даже повидавший многое Томас сглотнул. Раны на груди были настолько глубокие, что он не мог и сказать, сколько швов туда пришлось наложить. Однако все они складывались в совершенно чёткую и читабельную надпись, явно вырезанную ножом прямо поперёк груди Киллиана: «Для М и Д». — Босс… — слабо прохрипел Киллиан, увидев замершего перед кроватью Морана. — Я так рад, что вы здесь… — Тебе вкололи морфин, да? — попытался усмехнуться Даррен, но только поморщился, наблюдая за тем, как ловкие руки ещё одного медбрата скрывают жуткие раны альфы под антисептической повязкой. — И я рад тебя видеть, Килл. Живым… — Как тебе послание? — прогремело где-то в дверях, и в палату вошла плечистая тёмная фигура — Магнус. — Очевидно, Фрэнк адресовал его нам. Даррен только поджал губы, а Босс, косо глянув на телохранителя, глухо произнёс, что хотел бы поговорить с заместителем без лишних ушей. — А ты — Томас, да? — послышался совсем тихий сиплый голос, как только двое мафиози покинули палату. — Я Киллиан. Паршивый же повод, чтобы познакомиться… — Есть немного. — Томас постарался приободряющее улыбнуться. — Я бы пожал тебе руку, — Киллиан слабо растянул губы в улыбке, — да поднять не могу. — Килли! — вдруг воздух сотряс испуганный писк. — Господи, что они с тобой сделали?! В следующий миг мимо Томаса пронёсся маленький пухленький омега с шапкой очень кудрявых волос. Он бросился к больничной кровати, хватаясь за лежащую на простыне руку. — Пирожок, не надо плакать. — Киллиан с трудом погладил омегу по голове и вдруг — Томас оцепенел — положил ладонь на большой круглый живот. — А то малыш тоже занервничает. Вам это нельзя… — Я чуть с ума не сошёл, когда мне позвонили и сказали, что случилось, — хныкал омега, и Томас различил заметный английский акцент. — Думал, ты умер. Господи, Килли, как я испугался. — Но я жив, смотри. — Альфа слабо улыбнулся, вытирая влажные дорожки со щёк омеги. — Всё обошлось. Мы вместе. Томас жутко смутился от того, что стал свидетелем настолько интимной сцены. Он неловко кашлянул, дабы привлечь к себе внимание. — Ой, Томас, — тут же посмотрел на него Киллиан, — знакомься, это Найджел — мой муж. Найдж, это Томас, он работает телохранителем Даррена. — Ой, — Найджел испуганно прикрыл рот пухленькой ладошкой, — вы правда охраняете Даррена? — Да, — Томас кивнул. — Сочувствую, — искренне сказал омега. — Держитесь. Киллиан заметил слегка озадаченное лицо альфы и улыбнулся: — Найджел — повар по образованию. Очень давно, когда я только вступил в клан, нам нужны были деньги, и я сумел пропихнуть его на работу к Даррену. Найдж готовил ему еду, а ещё убирал в доме, — объяснил Киллиан, а потом заржал. — В итоге наш босс довёл Найджела до нервного срыва, гастрита, гайморита, а потом выгнал со скандалом. — Ничего подобного! — обиделся омежка. — Не было у меня никакого гастрита, гайморита. Просто я довольно ранимый человек, а Даррен частенько называл меня… ну, не очень приятными словами. Он это умеет! Ударить в самое больное. — Омега гневно сжал маленькие кулачки. — И ещё он придирался абсолютно ко всему, что я делал. Нет, правда, ему не нравилось буквально всё! Я не представляю, как человек может быть настолько недовольным своей жизнью, чтобы так яростно пытаться испортить её всем вокруг. Он что, не понимает, что умрёт старым, одиноким, озлобленным на весь мир бетой? У него нет друзей, любовников, а про семью я вообще молчу. Да у него нет вообще ничего, кроме возможности запугивать людей и денег, которые даже не с кем потратить! — Найдж, ты бы поаккуратней со словами, — тут же предостерёг Киллиан. — Мы тут не одни. — Ой, да, извините. — Омежка снова испуганно прикрыл рот. — Но я уверен, что Томас не станет доносить на меня Даррену. Вы наверняка сами прекрасно понимаете, как трудно на него работать. Альфа кивнул. Найджел выжидающе уставился на него большими глазами, будто ожидая, что сейчас новоиспеченный телохранитель тоже начнёт поливать босса грязью. Томас пожал массивными плечами: — Даррен — очень сильная личность. А сильные личности часто имеют сложный характер. Он столько всего тащит на себе. И ведь Даррен даже не альфа, просто бета. — Ого, брат. — Киллиан открыл рот от удивления. — Вот это ты сказанул. — Плевать мне, альфа он или бета! — Найджел сморщил вздёрнутый нос. — Ведёт себя как омега перед течкой. На всех срывается и злится. — Кто злится? — раздался голос со стороны двери, и все, кто находился в палате, вздрогнули. Даррен стоял за ними, вальяжно облокотившись о косяк. Однако, судя по выражению его лица, он не слышал весь разговор, только конец. Найджел стремительно побледнел и пролепетал: — Это я про одного своего друга. — Нельзя так за спиной о друзьях говорить, — фыркнул Даррен и посмотрел на замершего в ожидании Томаса. — Солдат, вставай, мы уезжаем. Киллиан, поправляйся. Мне правда жаль, что так вышло. — Да ладно вам, босс, — слабо улыбнулся альфа, — вы не виноваты. К тому же я человек завистливый, так что не позволю вам быть единственным красавчиком с боевыми ранами. — Какой же ты идиот, — усмехнулся Даррен и вышел из палаты. После больницы он был ещё более молчаливым, чем обычно. Весь день почти ничего не говорил и даже не огрызнулся на Томаса, когда тот взял его за талию, помогая спуститься по лестнице. Альфа начал волноваться из-за такого нехарактерного для босса поведения. Он хотел бы спросить Даррена, о чём они говорили с Магнусом, всё ли в порядке, не угрожает ли боссу опасность… Но Томас был уверен, что ему как всегда ответят «не твоё дело, солдат» — и будут правы! Он не имел никакого права лезть в дела Даррена. К сожалению… Но одно дело — видеть сны, где обнажённый Даррен садится к нему на колени и обвивает руками шею, и совершенно другое — переходить личные границы босса в реальной жизни. Вспомнилось то, как в больнице муж Киллиана шептал тому ласковые слова, вынуждая сердце Томаса предательски сжаться. Способен ли Даррен вообще сказать альфе что-то приятное? Наверное, Томасу нужен как раз такой омега, как этот Найджел. Нежный и тёплый. А не этот вечно насупленный и недовольный бета, что сейчас сидит напротив на своём любимом месте на диване. Хотя он и выглядит так красиво при мягком вечернем освещении дорогого торшера. А как беззащитно и трепетно он смотрелся в ванной: обнажённый, раскрасневшийся, с влажными волосами и румянцем на вечно бледных щеках. — Я слышал всё, что говорил Найджел в больнице, — вдруг сказал Даррен, и Томас похолодел. — Знаешь, я привык, что люди называют меня засранцем за спиной. Правда, привык. — Он умолк, а Томас боялся дышать, чтобы не нарушить этот момент между ними. — И ещё я слышал, что ты ответил Найджелу. — Даррен нервно теребил рукав, и Томас подумал было о том, чтобы положить свою ладонь на его руку, успокаивая… Но побоялся. Тем временем Даррен продолжал: — Никто ещё не пытался защитить меня перед остальными. Поэтому… спасибо. Мне правда было приятно это услышать. Я не думал, что ты обо мне такого мнения. Если ты, конечно, правда так считаешь. Он сильно запинался и, казалось, говорил с огромным усилием. — Этот Найджел не прав, — Томас тщательно подбирал каждое слово. — Уверен, вы совсем другой человек. Вы не чёрствый и совсем не холодный. — Нет, он всё сказал верно, — горько усмехнулся Даррен. — Он абсолютно прав. Томасу хотелось дотронуться до чужого лица и разгладить пальцем морщинку между бровей. Господи, как же он хотел разгладить эту морщинку. — Найджел сказал, что вас никто не любит, — хриплым голосом начал Томас. — Но это не так… У вас есть папа. Даррен горько улыбнулся: — Мы не так часто общаемся. Да и я паршивый сын. — Я уверен, что вы слишком строги к себе. Во всём, не только касательно папы. — Спасибо, — тихо поблагодарил Даррен. — Ты, конечно, ошибаешься, но… всё равно спасибо тебе. Томас… Томас… Даррен назвал его Томасом. — Я… — Карие глаза вдруг опустились, но через секунду поднялись, вспыхнув решимостью. — Ай, гори оно всё огнём! Там на полке есть текила, — тонкая рука, которая гладила Томаса по щеке во сне считанные часы назад, махнула куда-то в сторону, — вон там, на самой верхней. Достань. Ноги сами понесли альфу к стеклянному бару, куда указал Даррен. — И стопки принеси, — продолжал отдавать команды босс, — и лайм с солью… А почему стопка только одна? Томас замер, держа в руках маленькую рюмку, солонку, лайм и короткий нож. — Ну так… Вы же… — Солдат, — Даррен скривился, обрывая его бормотания, — пить одному — моветон. Неси вторую. Тяжёлый сегодня день. — Он вдруг усмехнулся, и по позвоночнику Томаса пробежала стайка мурашек. — Считай, что это приказ. У мексиканцев есть пословица: хотя они из той же глины, но ночной горшок и ваза — не одно и то же. И, глотая обжигающий горло напиток, Томас был абсолютно согласен с этим народом. Рядом с Дарреном Мораном он чувствовал себя… ну, если не ночным горшком, то простой кофейной кружкой уж точно. Слишком обычной, слишком рядовой, слишком примитивной. С толстыми краями и круглой ручкой. Которой пользуются каждый день. Тогда как по праздникам достают его — бокал на длинной ножке, сделанный из тончайшего стекла. Так, наверное, он слишком много выпил… Чёрт, но ведь всё было именно так! На Даррена Томас поглядывал украдкой, словно боясь, что если задержит на нём взгляд дольше, чем на несколько секунд, тот сразу же почувствует. На тонкую шею, когда босс запрокидывал голову, заливая в себя очередную стопку текилы, на ещё более тонкие пальцы, подливающие прозрачный алкоголь. И на ямочки, появляющиеся на бледных щеках от какой-то робкой, будто неуверенной улыбки. Неуверенной, потому что складывалось ощущение, будто Даррен вообще забыл, как надо улыбаться. Он вечно фыркал и язвил, усмехался и ехидничал, но чтоб улыбнуться — искренне и открыто — никогда. Кроме сегодняшнего вечера. — Я всегда ужасно жалел альф, загремевших в армию, — язык Даррена слегка заплетался, пока он крутил в руках пустую чарку. — А тех, кто сунулся туда по своей воле — так вообще презирал! Сплошные увальни без собственных мозгов… — Почему без мозгов? — покачал головой Томас, нарезая уже второй лайм на аккуратные ровные дольки. — И кто-то же должен служить в войсках… — Ну и какого чёрта конкретно тебя занесло в морскую пехоту? — Это долгая история… — Отец военный? Томас закусил губу: — Да. — Короткая история. — Комнату залил смех, посылающий по телу альфы странные импульсы. Даррен смеялся — и плевать, рядом с Томасом, над Томасом или вместе с ним. Он сидел напротив и пьяно хихикал. — А ты неправильно пьёшь, кстати, — наконец успокоившись, вздохнул бета и закатил глаза. — Сначала соль, потом текила, а после этого лайм. А ты сначала пьёшь, и потом кусаешь этот долбаный лайм! Не помню, как он вообще появился у меня в холодильнике… — У вас есть братья? — вдруг вырвалось у Томаса, прежде чем успел осмыслить сказанное. — Нет, — Даррен потупил взгляд, — я один. А у тебя в досье написано, что брат имеется… Тоже военный? — Он омега. — Сочувствую, — вдруг хмыкнул босс. — Чёрт, неправильно! Томас замер, так и не отняв от губ стопку, которую только что опустошил. — Соль! — недовольно скривился Даррен. — Соль забыл! Ну болван болваном, что с тебя взять… Все мысли испарились, когда Даррен, облизав свой палец и сыпанув на него добрую горсть соли из солонки, сунул его прямо Томасу под нос: — Давай, пока с языка вкус не ушёл, чтоб тебя! Альфа сглотнул. Давай? Что давай? Палец настойчиво потрясся перед носом, и Томас удивлённо уставился на босса пьяными глазами. Он предлагает ему… облизать? Это не померещилось в пьяном бреду? — Ну! — не унимался Даррен. — Скорее! Томас сглотнул и, приоткрыв покрасневшие губы, аккуратно взялся за чужую руку, чтобы та не тряслась, смыкая свои длинные пальцы на его тонком запястье. Даррен выжидающе смотрел на телохранителя, и его взгляд был абсолютно пьяным. Томас открыл рот и накрыл им палец Даррена, плотно обхватив губами. Язык сразу ощутил солёный вкус, но Томас не хотел заканчивать этот момент. Осмелев, он начал посасывать палец, слегка лаская его горячим языком. — А теперь лайм, давай. — Даррен быстро вытащил палец из чужого рта и вместо этого сунул туда дольку цитруса. — Ну как? Так же лучше… Томас опешил. О чём Даррен сейчас вообще спрашивает? О текиле или о том, понравилось ли альфе сосать его палец? Казалось, в хлам пьяный Даррен даже не понял, насколько двусмысленный инцидент произошёл секунду назад. — Отлично, — хрипло ответил Томас на все возможные вопросы одновременно. — Вот, я же говорил, текила без соли — не то. Не то, совершенно не то… А ещё соль для текилы обычно слизывают с шеи, Даррен… Почему бы вам не предложить ещё и это… Налившийся в штанах член мешал сидеть ровно, а уже несколько недель как воспалившийся от постоянного присутствия этого беты мозг вопил о том, что этот самый бета — пьян в стельку, и если обхватить его лицо ладонями и поцеловать — он и сопротивляться толком не сможет. А может, даже ответит…