Жребий брошен

Отец Томаса часто повторял одну фразу: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Именно сейчас он вдруг вспомнил его мудрые слова. Может, в поведении Даррена был виноват не только алкоголь? Босс с таким же успехом мог напиться и начать выносить альфе мозг, но он стал… довольно приятным? Разговаривал, улыбался, совал пальцы Томасу в рот, в конце концов! Это ли не признак симпатии? А вдруг он действительно был из тех редких бет, которые не равнодушны к близким отношениям? Альфа посмотрел на Даррена. Тёмные волосы взъерошены, а губы блестят. До одури соблазнительно, до одури сексуально… Рот инстинктивно наполнился слюной, и Томас сглотнул. Пустая бутылка из-под текилы давно валяется где-то под диваном, а содержание алкоголя в организме альфы может посоревноваться с водой — по крайней мере, по ощущениям, так точно. Спиртное сносило голову, и Томас решился. Он должен переступить эту черту в их отношениях. Жребий брошен… Томас уверенно придвинулся к Даррену, прижимаясь бедром, и аккуратно положил большую руку на чужой затылок. «Хоть бы не спугнуть», — звенело в мыслях, но босс не отодвинулся, только сонно моргал, пялясь на Томаса, так нагло нарушающего его личное пространство. Даррен нахмурился, вжимаясь спиной в диван. — Чёрт, — вдруг пьяно забормотал он, — как странно… — Очень странно, — так же выдохнул Томас — настолько близко к чужому лицу, что его глаза разглядели еле заметные веснушки на носу беты. — Ты пахнешь, — Даррен нахмурился сильнее, втягивая воздух у шеи альфы, — морем?.. Томас уже был готов накрыть манящие губы поцелуем, но тут веки Даррена опустились, и он сам завалился вперёд, утыкаясь носом альфе в грудь. — Даррен? — удивился Макларен. Босс не отвечал. Полностью обмяк, прислоняясь к горячему возбуждённому телу и… спал. Томас тихо выругался. Пришлось снова нести его в спальню. Возбуждение в штанах уже приносило ощутимый дискомфорт, и Томас постарался как можно скорее уложить босса в постель (чёрт возьми, от одной этой мысли член мог порвать ткань брюк), чтобы наконец-то пойти и подрочить, избавляя себя от такой неуместной сейчас эрекции. Да, он слабак. И, наверное, извращенец, сталкер, вуайерист — или как там таких сейчас называют? А ведь там, в гостиной, они были всего в одном шаге от того, чтобы переступить черту, разделяющую отношения «босс/солдат» от отношений «Даррен/Томас». Но что случилось бы потом? Может ли быть что-то серьёзное между альфой и бетой? Хотя дело даже не в этом… Может ли быть что-то серьёзное между телохранителем и его боссом? Слишком много «может» для одного вечера. Спящий мафиози выглядел умиротворённым и непривычно нежным, и Томас накрыл его одеялом, а потом позволил себе сесть рядом на кровать. Всё заходило чересчур далеко. Томас не мог соображать, не мог дышать — он ничего не мог рядом с этим человеком. Даррен то отталкивал, то снова притягивал к себе, то посылал в известное место, то… совал палец в рот. Чёрт… Томас внезапно принюхался. В комнате почти не ощущался тот странный цветочный аромат, который он почувствовал ещё пару дней назад, и альфа придвинулся ближе, наклоняясь к самому лицу спящего Даррена. Нос прошёлся по чужой скуле, вдыхая запах — очень лёгкий, почти неразличимый. Какие-то цветы, сложно разобрать… Затем скользнул ниже, по линии челюсти, после чего спустился к шее. Запах здесь был максимально насыщенным, и Томас приник к нежной коже, полной грудью вдыхая исходивший тонкий аромат. Чем же пах этот бета? Май, ночи уже тёплые, кругом на улицах цветёт сирень… Сирень. Точно, она. Томас втянул носом воздух ещё раз и блаженно прикрыл глаза, с отчаянием понимая, что никак не насытится им сполна. Он никогда не замечал, что беты вообще имеют свой запах, как альфы и омеги, но наверное, просто ни разу в жизни не приближался к бете настолько близко и уж точно не утыкался носом прямо в шею. Даррен промычал что-то во сне, и Томас замер, боясь, что босс сейчас проснётся, но этого не произошло: тот всё ещё спал как убитый. Сейчас Томас мог рассмотреть его во всех мелочах: еле заметные веснушки, пушистые ресницы и крошечный шрамик под губой, которого сразу захотелось коснуться пальцами, а может, и языком… Томас пьян. Слишком пьян! Лучше просто уйти и оставить босса лежать в своей огромной постели одного. Пора брать себя в руки. И никогда не пить с тем, в кого ты безответно влюблён. Боже, неужели Томас и правда влюбился? Указательный палец будто сам скользнул по нижней губе беты, и Томас прошептал: — Сладких снов… Даррен… Вот бы сейчас он сонно улыбнулся в ответ, произнося: «И тебе». Но Даррен крепко спал, а Томас понимал, что пьян в стельку и влюблён. Да, он, чёрт возьми, влюблён.

***

— Почему у меня так болит голова? — сидя на кухне, Даррен прикладывал к виску ледяную стеклянную банку из-под кетчупа, только что милостиво вытащенную Томасом из холодильника. — Господи, я умираю. — Вот, босс. — Теперь Томас поставил перед ним стакан с неизвестной жидкостью ядовито-красного цвета, и Даррен тут же окинул её подозрительным взглядом. — Хочешь сократить мои мучения? Отравить сразу? — Это против похмелья. Дедушкин рецепт. — Точно какая-то отрава. — Он опасливо взял стакан и понюхал. — Я не буду это пить. — Если хотите, чтобы полегчало, нужно выпить. Это не так страшно. — Что ты со мной как с маленьким? — простонал Даррен, но боль в голове была слишком весомым аргументом. Набрав в лёгкие воздух, он сделал большой глоток. — Отец божий, вот так дрянь! — Вы молодец. Думаю, скоро должно помочь. Даррен скривился, недовольно зыркая на вполне себе бодрого альфу. — А ты почему свежий, как утренняя заря? Нет, это была какая-то странная текила… Надо перестать общаться с тем моим другом-мексиканцем, он точно хотел меня отравить. Чёрт, в голове грёбаный туман…. Томас сжал челюсти. Даррен ничего не помнит? А может, сказать? Ну конечно. И как это будет звучать? «Знаете, босс, вчера вы приказали мне пососать ваш палец, а потом я чуть вас не поцеловал. Но всё в полном порядке, это никак не повлияет на наши с вами деловые отношения». И Томас молчал, стараясь даже не смотреть в сторону Даррена, который развалился за столом, широко расставив стройные ноги. — Я приготовлю завтрак, — тихо сказал альфа. — Время обеда, вообще-то… А хотя, без разницы. Умираю с голоду. Всё-таки пьянки очень выматывают, и снился мне ночью какой-то дикий бред… Монотонно кивая на все его слова, Томас принялся мыть овощи. Когда Даррен наконец-то умолк, а альфа стал резать помидор, нож случайно соскочил с гладкой красной кожицы, и острое лезвие полоснуло прямо по пальцу. — Вот чёрт, — выругался Томас, машинально засовывая порезанный палец в рот. — Что, солдат, руки кривые? — Даррен повернулся на звук и тут же замер, будто что-то неожиданно вспыхнуло в мозгу. Огромными, распахнутыми глазами он смотрел на телохранителя — вернее, на палец, который тот обхватывал губами. Томас не шевелился. По выражению застывшего лица было видно: Даррен вспомнил. На кухне воцарилась полная тишина, которая, казалось, тянулась вечность, хотя на самом деле длилась всего несколько секунд. — Отвечай, что вчера было, — сквозь зубы жёстко процедил бета. Наконец вытащив злополучный палец изо рта, Томас только виновато потупил взгляд. — Я спросил, что между нами произошло, — снова послышалось шипение Даррена и в следующий миг он резко подорвался со стула, отлетая к дальней стене и тут же вмазывая по ней кулаком. — Чёрт возьми! — Босс… — Заткнись, иначе я тебе врежу! Позвоночник Даррена будто прострелило током, а всё тело затрясло от мелкой дрожи омерзения. Неужели он действительно лизался с этим альфой? Целых четырнадцать лет на подавителях, и тут, на тебе — появляется какой-то громила-морпех, и Даррен уже течёт как… как… как грёбаный омега! Господи, а ведь он и правда течёт. Прямо сейчас. С полнейшим ужасом и отчаянием Даррен почувствовал, как между ягодиц стало влажно. Что это за странная реакция организма? И главное — на что?! Словно специально события вчерашнего вечера тут же замелькали в памяти, как кадры кинофильма. Слава богу Даррен уже выпил сегодня подавители, и Томас не почувствует его призывный запах. Ведь, если бы почувствовал, то наверняка бы прижал к стене всем своим грёбаным огромным телом. Господи, в трусах стало ещё мокрее… Стоп! Ну уж нет! Даррен не поддастся этому наваждению. Чёртова омежья природа. Не для того он столько лет травил свой организм гормональными препаратами, чтобы течь от каких-то там морпехов (пусть даже с такой широкой спиной и сильными жилистыми руками). Чёрт, надо контролировать свои мысли, а то великий и ужасный мафиози сейчас зальёт смазкой пол кухни. Тем временем Томас напряжённо следил за то бледнеющим, то краснеющим боссом. Его плечи дрожали, а колени тряслись. Казалось, он сейчас или заплачет, или кого-то убьёт. Ага, смешно — заплачет, конечно. Убьёт, и глазом не моргнув. Девяносто девять процентов, что он прикончит Томаса прямо на этой кухне в ближайшие пять минут, если альфа не предпримет немедленных действий. — Послушайте, Даррен, — мягко начал Томас, молясь, чтобы тот успокоился. — Вчера мы просто выпили лишнего… — Какой я тебе Даррен?! — моментально зарычал он, начиная угрожающе медленно двигаться вперёд. — Знай свое место, а то вылетишь отсюда раньше, чем успеешь ещё раз повторить моё имя! — За что? — За что? — оскалился бета. — Да ты хоть понимаешь, кто я? Он продолжал идти на Томаса, а тот только пятился назад, уже вжимаясь спиной в холодильник: — Пожалуйста, давайте успокоимся и обсудим всё, как взрослые люди. — Что ещё вчера было? Отвечай! Мы делали что-то, о чём я не помню? — Я не знаю, что именно вы помните, босс. Неожиданный звонок в дверь отвлёк уже открывшего рот для ответа Даррена. Тихо выругавшись под нос, он выскочил в коридор, и Томасу не оставалось больше ничего, кроме как покорно потопать следом. Кто бы там ни пришёл, похоже он спас его от неминуемой гибели под дулом пистолета не на шутку разгневавшегося начальника. И пусть разговор очевидно был отложен на несколько минут или часов — перед смертью всё же можно надышаться. Да и на будущее Томас выучил свой урок: босса лучше лишний раз не провоцировать. На висящем рядом с дверью экране домофона отображалось всё, что происходит на улице, и альфа нахмурился, заметив, что Даррен просто буравит взглядом небольшой монитор. Томас приблизился и заглянул туда же. Видео с камеры наблюдения неожиданно показало лицо пожилого, но красивого омеги — как вдруг у Даррена в кармане зазвонил телефон. — Алло? — прозвучало настолько мрачно, но Томас тут же уставился на босса, удивляясь тому, какое обречённое выражение приобрели его тонкие черты. — Сынок, ты дома? — раздался голос одновременно и из телефона, и из домофона. — Я у тебя под дверью. Сынок? Под дверью? Челюсть Томаса только чудом не отвисла, пока Даррен стоял как парализованный, судорожно сжимая гаджет, и не мог выдавить ни слова. — Сын, ты дома или нет? — ещё раз повторил голос уже с явным недовольством. — Дома, — единственное, что Моран осилил произнести. — Тогда, может, всё-таки впустишь человека, который рожал тебя четырнадцать часов подряд?! — одновременно взвизгнули все динамики, и Томас испытал некое подобие дежавю, разобрав интонацию, которую частенько слышал в речи босса. — Ты был крупным ребёнком! Знаешь, как я намучился?! А потом все эти крики и плач по ночам! И вот сейчас, пожалуйста! Родной сын держит меня на улице и не впускает в дом! Всё. Теперь Томас понял, в кого пошёл характером его начальник. Правду люди говорят: яблоко от яблони, а кровь — не вода… — Прости, папа, — отозвался Даррен абсолютно деревянным голосом и таким же несгибающимся пальцем нажал на кнопку, открывающую главные ворота. — Заходи. — Так бы сразу! — фыркнул пожилой омега в точности, как это делал его сын. — Слушай, солдат, — тихо вздохнул Даррен, выключая телефон. — Есть тут одно дело… — он закусил губу, и Томас еле нашёл в себе силы отвести глаза. — В общем, мой отец не знает, что я… как бы это сказать… ну… по ту сторону закона. — В смысле? — Папа думает, что я — копирайтер. И поэтому не должен узнать, что ты мой телохранитель. Будет немного странно, если у обычного фрилансера окажется личная охрана… — То есть ваш папа правда верит, что копирайтер мог заработать на огромный дом в Боллсбридже? И повесить в спальне картину за двадцать пять миллионов? — Родители часто считают своих детей самыми одарёнными на свете… — Даррен! — стук в дверь заставил того подскочить. — Ты имеешь совесть?! Глубоко вздохнув, Томас уже было потянулся к ручке, но вдруг тонкие пальцы впились в его предплечье. — Босс? — альфа уставился в непривычно перепуганное лицо. — Стой, — прошептал Даррен, — не открывай. — Даррен, ты что, издеваешься надо мной?! — звучало за дверью. — Босс, в чём дело? — Я должен тебе кое о чём сказать, — онемевшими губами выговорил бета. — О чём? — Даррен, открой дверь! Неблагодарный избалованный ребёнок! — О чём сказать, босс? Голова Даррена взрывалась от переполнявших её мыслей, а сердце принялось барабанить по рёбрам так, словно хотело вырваться наружу. Сказать. Лучше уж сказать всё сразу, чем объясняться, когда этот солдат узнает всё с лёгкой подачи слишком болтливого папиного языка. Хотя, какого чёрта Даррен вообще должен объясняться перед ним? «Дело в том, что я омега. А мой папа ни сном ни духом не знает, что я уже четырнадцать лет сижу на подавителях и притворяюсь бетой. Как мне это удалось? Сам удивляюсь». Проклятье, ситуация похуже, чем когда люди Лукаса О’Брайана прижали Даррена к стенке четыре года назад… Тогда у него хоть был пистолет. А против папы это оружие бессильно. — Даррен! — гремело за дверью. — Босс? — Томас смотрел на него обеспокоенным взглядом. А вдруг пронесёт? Вдруг боги сжалятся над Дарреном, и папа не ляпнет ничего такого, что могло бы натолкнуть Томаса на мысль об истинной природе так называемого беты? Рискнуть или нет? Рискнуть или… Стук в дверь становился всё настойчивей, а голубые глаза Томаса смотрели всё пронзительней. Если тот узнает, что Даррен омега, будет ли относиться к нему, как прежде? Не станет ли считать босса обыкновенной дыркой, объектом для спаривания, а не расчётливым и умным мафиози? — Босс, что вы должны мне сказать? Была не была. Даррен привык рисковать. Жребий брошен. — Мой отец абсолютно невыносимый человек, вот что, — ответил бета (всё-таки бета) и открыл входную дверь. — Извини, пап, заходи.