Жребий брошен

Когда у Фрейда спросили, что самое главное в жизни каждого человека, тот ответил: любовь и работа. Что он имел в виду? Любить то, что ты делаешь и делать то, что любишь? Это про работу. А что с любовью? Ответ очевиден: над отношениями тоже нужно работать, и прикладывать все усилия, чтобы чувства никогда не остывали. Томас понимал, что может в одно мгновение лишиться и работы, и, самое главное, возможности круглосуточно находиться рядом с любимым омегой. Что значит: «Собирай вещи, ты свободен»? И какой, к чертям собачьим, новый телохранитель?! Ему захотелось зарычать на Магнуса и незнакомого альфу, который якобы должен будет следить за безопасностью Даррена. Его Даррена! Томас почувствовал, как, повинуясь первобытным инстинктам, волосы на загривке становятся дыбом, а температура тела поднимается, словно от готовности броситься в драку с соперником. Сейчас он чётко осознавал лишь одно: это его омега, а своё он никому отдавать не намерен. Когда Томас уже был готов выпустить всю свою злость наружу, раздавшийся рядом голос Даррена внезапно подействовал на него как успокоительное, и Томас глубоко вдохнул, стараясь взять себя в руки. Если он сейчас начнёт драться с Магнусом, Даррен придушит его собственными руками… — Какой телохранитель? — переспросил тем временем ошарашенный Даррен. — Мы же договорились, что обсудим это позже! — И поэтому ты выключил телефон на весь день?! — прозвучал в ответ рык Босса. Даррен оцепенел, стоя в дверях гостиной и шокированно пялясь на незваных гостей. Незнакомый альфа был высоким и крепким, с мощной шеей и бицепсами, которые не скрывала даже кожаная куртка, но всё равно в голове завертелась мысль, что этот проходимец не шёл ни в какое сравнение с двухметровым бывшим военным. Малочувствительный от приёма подавителей нос омеги всё равно ощутил, как гостиную медленно стали наполнять новые запахи. К аромату Магнуса Даррен уже привык — Босс пах ледяной мятой, а вот резкий горьковатый запах имбиря, от которого Даррену невольно захотелось поморщиться, исходил от «телохранителя». Да, феромоны альф всегда были сильнее, чем у омег, но вот запах Томаса не раздражал рецепторы чрезмерной грубостью, а наоборот… При одной мысли о его возможном уходе, в груди Даррена что-то сжалось, заставляя сердце забиться чаще от странного чувства. Что это? Злость? Испуг? Отчаянье? Чёрт, он не может отпустить Томаса… Как бы Даррен раньше ни грозился уволить телохранителя, как бы ни причитал, что тот перевернул всю его жизнь с ног на голову, — Даррен был не в силах попрощаться с Томасом. Неужели он привязался к нему? Неужели позволил чувствам пустить корни в некогда каменное сердце? Когда это вообще успело произойти, и как расчётливый хитрый «бета» мог упустить такое из виду? Ну, конечно, он мог… Ведь рядом с Томасом Даррен становился… омегой? Эмоциональным, чувствительным и таким слабым. Идиот! В присутствии этого большого спокойного альфы что-то переключалось в подсознании Даррена, заставляя расслабляться и отпускать поводья. И вот результат этого самого расслабления: Даррен окончательно запутался, да так, что с каждой попыткой размотать этот клубок, застревал в нём только сильнее и сильнее. Чёрт, а ведь сбитый с толку собственными эмоциями и потерявшийся в своих чувствах он совершенно не принял во внимание очень важный момент — своего Босса. Сейчас Магнус смотрел на Даррена пристально и вдумчиво, будто ожидая, что же произойдёт дальше. Когда едкий взгляд Магнуса скользнул вбок, на мгновение задержавшись на Томасе, Даррена будто прошибло током. «Он догадывается, — панически пронеслось в голове. — Магнус подозревает…» Глава клана любил держать под контролем абсолютно всё, включая личную жизнь своих подчинённых, а Даррен уже непозволительное количество раз дал Боссу повод для подозрений, тогда как мнительному и подозревающему Магнусу хватило бы даже одного-единственного намёка. Даррену тут же вспомнилась собственная реакция на ранение Томаса Найджелом. Чёрт, он кинулся к альфе, упав на колени и чуть ли не в слезах умолял того открыть глаза. Идиот… Как же это было неосмотрительно с его стороны, как глупо… А потом — взгляд Магнуса. Уже тогда в глазах Босса скользнула тень сомнения, а теперь Даррен, как последний болван, начинает защищать Томаса от увольнения — осталось разве что встать и заявить: «я омега и вчера целовался с этим альфой!» Ну что сказать, Даррен? Ты молодец! Девять лет поднимался по карьерной лестнице в мафиозном клане, просчитывая каждый шаг и бесшумно устраняя любого конкурента, чтобы потом бросить всё ради горы мышц и тестостерона? Глупый омега — повёлся на добрые голубые глаза и сильные руки, сам полез целоваться и тёк в чужих объятиях, тогда как должен был всю ночь сидеть и продумывать план действий по устранению Фрэнка. Нет, так не может продолжаться. Это нарушает все границы. А теперь Магнус… Смотрит на Даррена пристально и выжидающе, будто хищная птица, ждёт, когда мышь вылезет из норки. «Нет, Магнус, я больше не дам ни единого повода усомниться в себе». — Томас, — деревянным голосом произнёс Даррен, — ты всё слышал. Собирайся.

***

Квартира в Дублине встретила своего владельца холодной темнотой. Томас не был здесь уже несколько долгих недель, с тех самых пор, как устроился работать на мафию. Сколько воды утекло с того времени… Память учтиво подбрасывала воспоминания первой встречи с тогда ещё «бетой» — бесстрастным, красивым, недосягаемым и почему-то сразу до одури манящим. Томас вспоминал, как уже тогда странно отреагировал на вид тонких запястий с выступающей косточкой, а от взгляда на бледную шею, выглядывающую из-за воротника строгой рубашки, он ощутил, что в нём разгорается желание припасть губами к трепетно пульсирующей венке. С самого первого дня Даррен начал сводить Томаса с ума, медленно и сладко. Теперь он знал, в чём дело, хотя от того, что его босс — омега, легче не становилось, скорее, наоборот. Томас зажёг свет и вошёл в гостиную. Всё здесь казалось каким-то чужим и незнакомым, будто в квартире раньше жил не он сам, а совершенно другой человек. Простреленное плечо заныло под вечер, но Томасу было плевать. Он упал на диван и уставился в потолок пустым стеклянным взглядом. Даррен… Сколько наслаждения и страдания было для Томаса в этом имени. Только он закрывал глаза, в его голове возникал Даррен — с волнами тёмных волос, контрастирующих с нежной молочно-белой кожей, так легко краснеющей от прикосновений, и мягкими губами (о да, теперь Томасу это было известно), которые ещё вчера робко целовали его. Совсем недавно Даррен сам льнул к Томасу, смотрел на него глазами, полными волнения и желания быть любимым, а Томас мог уловить тонкий запах накатившего на Даррена возбуждения и начавшей выделяться смазки. Томас думал, что именно в тот момент Даррен, теряя свою ледяную маску, и показал себя настоящего, — когда сам неуверенно наклонялся к его шее, нервно сжимал тонкими пальцами чужую футболку и, как ему самому казалось, незаметно прижимался ближе к горячему телу. А теперь Даррен был далеко, с каким-то чёртовым альфой, которого животная сторона Томаса стремилась разорвать на части. На сердце скребли кошки, хотелось излить кому-то душу или напиться. А лучше и то, и другое. Томас вытащил телефон и набрал номер единственного человека, которому после смерти родителей мог доверить любую проблему. — Алло, Чарли? — хрипло произнёс он, сам не узнавая свой голос. В трубке послышались детские визги и выделяющийся на их фоне крик взрослого человека. Марк — муж Чарли — орал что-то вроде «не разрешу вам смотреть телевизор, если не успокоитесь» и «быстро пошли и убрали игрушки, а то не получите сладкое». — У вас там весело, да? — грустно усмехнулся Томас, ощущая, как внутри всё сворачивается тугим узлом при мысли о чужой семейной жизни. Даррен бы тоже был строгим папой… А дети походили бы на него — тёмными кудряшками и карими глазами. О да, какие красивые дети получились бы у них с Дарреном. — … в общем, теперь будут сидеть дома, пока ветрянка не пройдёт, — тем временем раздавался в телефоне отчаявшийся голос Чарли. — Это недели две минимум, а я уже в таком состоянии, что хоть в петлю лезь! — Сочувствую, — тихо вздохнул Томас, стараясь прогнать из головы образ беременного Даррена. — У тебя что-то случилось или совесть замучила? Ты не отвечал на мои звонки! А между прочим, мне уже всю плешь проели папа и Оливер, говорили, что к ним вдруг заявился Томас с каким-то бетой под ручку. Не хочешь объяснить? — Ох, Чарли, — только и вздохнул Томас. — Всё сложно… Можно я приеду? — Он ещё раз окинул взглядом свою холодную квартиру, невольно прислушиваясь к детскому смеху на том конце связи. — Приедешь? Сейчас? — удивился Чарли. — Что-то случилось? Я предупреждаю сразу, у нас тут полный дурдом. — Ничего, я сейчас как раз не хочу быть в тишине. — Томми, так что вообще случилось? И твой бета тебя отпустит? Томас сжал губы в одну полоску. Бета… Сейчас он не мог поверить, что когда-то считал Даррена бетой. Мог ли он подумать, когда устраивался телохранителем к холодному мафиози, что влюбится в него, как подросток, да ещё и будет ухаживать во время течки, намотав волю на кулак и смиренно игнорируя болезненный стояк в штанах? Ну почему судьба сыграла с Томасом такую злую шутку, сделав его истинным омегу, который и слышать не хочет про любые отношения? Какая насмешка… — Томми, ты там живой?! — закричал телефон голосом Чарли, и Томас вынырнул из невесёлых мыслей. — Да, — тихо ответил он, — наверное… — Святые угодники, да что у тебя случилось в конце концов?! — Меня уволили. — Тебя? За что? Ты же самый ответственный зануда на свете. Томас усмехнулся. — Расскажу при встрече. Так я приеду? — Ладно. Я предупрежу Марка, надеюсь, он успокоит детей к твоему приходу. Только один вопрос — ты болел ветрянкой? — Болел. У меня тоже вопрос — у вас дома есть алкоголь?

***

— Дядя Томас! — завопили два маленьких альфы, выбегая в усеянный игрушками коридор. За ними, смешно топая короткими ножками, бежал трёхлетний омега. — Привет, — Томас не мог не улыбнуться этим мальцам, которые росли так быстро. Старшему сыну Чарли и Марка уже исполнилось восемь лет, он был вылитой копией отца, таким же темноволосым и зеленоглазым. А вот младший альфа, которому только исполнилось шесть, как и совсем крохотный омега, взяли себе лучшие черты Марка — рыжие волосы и яркие веснушки. — У дяди Томаса ко мне важный взрослый разговор. — В дверном проёме появился замученный Чарли в розовом переднике и с каким-то плюшевым крокодилом в руках, отчего даже понурый Томас невольно усмехнулся. — Поэтому вы сейчас идёте к папе. Марк! Ты заберёшь детей? Марк! — Я здесь, нечего так орать. Привет, Томас. — В коридоре показался довольно высокий рыжеволосый омега и, взяв младшего сына на руки, окинул Томаса дотошным взглядом. — Выглядишь паршиво… Что-то случилось? — Его уволили, — пояснил Чарли, наконец швыряя плюшевого крокодила на комод. — Тебя?! — удивился Марк. — За что? Ты же самый… — Ответственный зануда, — устало перебил Томас. — Да, я знаю, Чарли уже сказал мне. — Иди к детям, я сам с ним поговорю, — шепнул озадаченному омеге муж, прежде чем скрыться с Томасом на кухне. — Ну что, Томми, — он вздохнул, снимая с себя фартук и после плюхаясь на стул, — выкладывай. — Ты сказал, у вас есть пиво и скотч. — Надеюсь, начнём не со скотча. — Чарли нахмурился, глядя на вконец поникшего друга, и встал, чтобы взять из холодильника две стеклянные бутылки. — Держи. Раз разговор стартует с алкоголя, значит, всё серьёзно? Я, конечно, периодически общаюсь с Магнусом по поводу всякой бюрократической волокиты, но он же не посвящает меня ни в какие подробности… Тебе угрожает мафия? — Если бы… — Томас сразу сделал большой глоток прямо из горла, вскоре ощущая, как хмель хоть немного расслабляет напряжённое тело. Провёл рукой по лицу, он тихо произнёс: — Всё так сложно, что я даже не знаю с чего начать… — Начни с начала, — кивнул Чарли, отпив пива. — Почему тебя уволили? — Мне прострелили плечо, и Даррен взял себе нового телохранителя. Вернее, это Магнус настоял. — Прострелили?! Что-то серьёзное? — Нет, мне повезло. — Слушай, ты меня прости, но чего так убиваться из-за этой работы? — Чарли внимательно посмотрел на товарища. — Найдёшь новую. К тому же, мафия платит щедро, денег тебе на первых порах хватит: и на себя, и на Уилла. Или я не прав? — Прав. — Тогда какого ляда ты заваливаешься ко мне домой со скорбной рожей и пьёшь моё пиво? На тебя это не похоже. — Я влюбился, — на одном дыхании выпалил Томас, а Чарли замер с зависшей на полпути ко рту бутылкой. — Чего? — Он округлил глаза, вытаращившись на друга. — Вернее, в кого? — В Даррена, — почти шёпотом ответил Томас, опуская голову. — В Даррена Морана… — Вот блять! — вскрикнул Чарли, но тут же зажал рот ладонью, вспоминая, что в доме дети. — Вот блять, значит, бета всё-таки оказался горячим? — уже тише произнёс он, на что Томас только поджал губы и сделал ещё два больших глотка. По мере того, как пиво убывало в холодильнике, Томас всё глубже посвящал друга в свою драму. Он рассказал всё, кроме того, что Даррен был омегой, ведь он знал: тот не простит, если кто-то ещё узнает его секрет. Когда часы на микроволновке стали показывать время, в которое приличные гости уже не засиживаются у гостеприимных хозяев, а лучшие друзья наоборот только начинают разливать по стаканам виски, в кухню вошёл наконец уложивший детей Марк. Тогда Томасу пришлось во второй раз пересказывать историю своей несчастной любви, однако теперь ему активно (даже слишком) помогал Чарли. — И этот бета первый поцеловал Томаса, представляешь?! — возмущался захмелевший Чарли, эмоционально махая руками перед носом мужа. — А потом сам же и отшил! Ну что за омежьи повадки? Всё-таки беты больше похожи на вас, чем на нас… — Только не нужно тут обвинять омег и бет во всех бедах, — отрезал Марк, задумчиво крутя в руках стакан с виски. — Томас сам не признался ему в чувствах — вот и получайте. — Что получайте? — насупился Томас. — А то! Что этот твой Даррен понятия не имеет, как ты к нему относишься и что тебе от него нужно. Может, он думает, что ты намерен переспать с ним и всё? — Но это не так! — Вот ему об этом и скажи. Томас горько покачал головой. — Ничего не выйдет. Он и слушать не станет о моих чувствах. — Томас положил локти на стол и запустил пальцы в волосы. — Чёрт, раньше я хотя бы мог постоянно быть рядом, а теперь… — Блять, Томас, — Чарли закатил глаза, — если тебя уволили, это не значит, что ты больше не можешь к нему приближаться. — Вот именно, — кивнул Марк, — тебе нужно поговорить со своим бетой и всё разъяснить. Тем более, если ты уже смог добиться от него поцелуя… Следующие несколько часов супруги уверяли Томаса, что он обязан провести откровенную беседу с боссом, а сам Томас всеми силами старался объяснить им, почему из этого не получится ничего путного. Однако, то ли Чарли и Марк умели убеждать, то ли бутылка виски, распитая на троих, нашептала Томасу, что разговор — всегда хорошая идея, — но к четырём часам утра, когда Марк ушёл спать, и на кухне остались только альфы, уже успевший протрезветь Томас был настроен самым решительным образом — нужно ехать к Даррену. Чарли уговорил его подождать до более-менее божеского времени, и, дотерпев до половины шестого, Томас рванул в Смитфилд, приехав под дом, где ещё недавно они жили с Дарреном — подумать только, а ведь накануне тот сам предложил ему спать в одной постели — ровно в шесть утра. Томас еле сдержал злой рык, когда дверь квартиры открыл вчерашний незнакомый альфа, но увидев за его плечом сонного и полностью сбитого с толку внезапным появлением незваного гостя Даррена, чуть не расплылся в самой глупейшей на свете улыбке. — Мне срочно нужно с вами поговорить, это… — дыхание Томаса сбилось, будто от долгого бега, — это очень важно. — Шесть утра, ты сдурел? — зашипел Даррен, протискиваясь мимо нового телохранителя и выталкивая Томаса из квартиры на лестничную клетку. — Какого чёрта ты сюда припёрся? Даррен захлопнул за ними дверь, отрезая от уже навострившего уши безымянного альфы. — Я хотел увидеть вас, — отчаянно произнёс Томас, глядя прямо в карие глаза. — Ты что, с ума сошёл?! Тише! — Даррен буквально подскочил от его слов, испуганно оглядываясь на запертую квартиру. — Если этот бугай услышит, то мне кранты! Магнус и так уже что-то подозревает. — Подозревает? — нахмурился Томас. — Да, поэтому не приходи сюда больше. — Я понимаю, — виновато кивнул вмиг сникший Томас. — Это всё очень глупо, простите, но я… — Он сжал руки в кулаки и сделал шаг навстречу. — Я не мог не приехать. — Интересно услышать, какое такое неотложное дело заставило тебя припереться сюда в шесть утра, — недовольно фыркнул Даррен, инстинктивно шагая назад, дабы сохранить прежнюю дистанцию. — Я хотел поговорить. — Поговорить?! Чёрт, я иду спать дальше… У меня было время до семи! Он уже было развернулся, но вдруг сильная ладонь схватила его за предплечье. — Умоляю, не уходите, — почти взмолился Томас. — Отпусти меня, сейчас же, — прохрипел Даррен, выдёргивая руку. — Пожалуйста, выслушайте, — Томас с сожалением ощутил, как Даррен выскальзывает из его пальцев — в прямом и переносном смысле… — Вчера вы сказали, что я уволен, но… но значит ли это, что вы больше не хотите меня видеть? — Я всё ещё не спустил тебя с лестницы, так что, видимо, нет. Преисполненный надежды Томас сделал ещё один шаг навстречу, заставив Даррена попятиться назад и вжаться спиной в дверь. — Эй, ты чего? — севшим голосом прошептал он, запрокидывая голову, чтобы посмотреть в глаза слишком высокому альфе. — Я должен поговорить с вами. — Ты это уже десять раз сказал, — буркнул Даррен, пялясь в грудь Томаса, что как раз находилась на уровне его глаз. — Может, наконец-то начнёшь? От близости этого альфы Даррен снова ощущал себя до ужаса странно… — Знаете, — тихо произнёс Томас, не сводя глаз с лёгкого смущённого румянца на впалых щеках, — мой папа всегда любил повторять, что лучше жалеть о содеянном, чем сокрушаться об упущенном. — Это цитата Толстого. — Неважно. Я хочу сказать… — Томас снова запнулся. — Ну? — Что я никогда не прощу себе, если не сделаю это сейчас. Вдруг руки Томаса упёрлись в дверь по обе стороны от Даррена, заключая того в ловушку. — Томас, какого чёрта… — начал тот, но Томас не дал ему договорить. В одну секунду он отчаянно накрыл губы Даррена, сминая их трепетным поцелуем.