Жребий брошен

Даррен чувствовал, как грудь сдавливает железными тисками, и каждый вдох даётся с неимоверным трудом. Кислорода катастрофически не хватало, комната кружилась перед глазами, а ранее привычные стены давили, заключая в ловушку. Томас застыл на одном месте, словно оглушённый, растерянно глядя на то, как тело его истинного колотит крупной дрожью, а сам Даррен судорожно открывает и закрывает рот, будто выброшенная на берег рыба, осоловело уставившись перед собой незрячими глазами. Желание броситься к страдающему Даррену и обнять разрывало Томаса на части, однако после того, как он сам стал катализатором ужасного приступа, Томас сцепил зубы и заставил себя оставаться на расстоянии нескольких шагов, кажущихся сейчас целой пропастью. Мозг лихорадочно пытался сообразить, как помочь бледному и трясущемуся Даррену, но любые мысли, не успев даже толком возникнуть, в ужасе расползались, оставляя после себя только болезненную пульсацию: его партнёру плохо, нужно попытаться помочь хоть чем-нибудь! — Даррен, — как можно мягче позвал Томас, — вам не нужно меня бояться, слышите? — Он умолял все высшие силы, чтобы Даррен отозвался, но тот только продолжал затравленно обхватывать себя руками и рвано глотать воздух. — Даррен, я обещал, что не сделаю вам ничего плохого. И сдержал слово, когда мы в машине пережидали бурю, и потом, во время течки… Вы же это помните? Ответа снова не последовало — только учащённое дыхание Даррена нарушало гнетущую тишину в комнате. Томас встревоженно смотрел на его побелевшие щёки, на фоне которых резко выделялись почерневшие от страха глаза, делая того похожим на привидение. Беспокойство набирало обороты. Томас напрягся, решаясь сделать шаг навстречу. — Даррен? Хрипы, с трудом вырывающиеся из его горла, становились всё громче, пока он изо всех сил пытался наполнить лёгкие кислородом. С Дарреном происходило что-то не то… Томас не выдержал и бросился к нему, умоляя саму Вселенную, чтобы Даррен не отшатнулся, и заглянул в перепуганное лицо. — Дышите… Всё будет хорошо, вы слышите меня? Дышите… — забормотал Томас, сжимая чужие холодные пальцы в своей ладони, вдруг отчётливо понимая, что у Даррена началась самая настоящая паническая атака. — Это просто приступ, он скоро пройдёт… Не бойтесь, я рядом… Слова искажались и доносились до Даррена, словно сквозь толщу воды, и он с трудом разбирал их смысл за накрывшей его сознание чернотой. Расфокусированный взгляд не видел ничего, кроме туманных очертаний, посреди которых получалось различить только голубые, как небо, глаза Томаса, полные болезненного беспокойства. Внезапно Даррен почувствовал, что твёрдая опора под ним исчезла. Одним рывком его обмякшее тело подняли вверх, прижимая к чему-то горячему и твёрдому, а затем под полуопущенными веками всё завертелось. Сначала мелькнул белый потолок, быстро сменяющийся на тусклые лампы ночного коридора и металлическую обшивку лифта, а после — мир заволокло чёрной пеленой. В лицо хлестнуло холодным уличным ветром, на секунду возвращая в реальность, прежде чем Даррен снова провалился в небытие, поглощённый пучиной собственных страхов. — Сейчас должно стать легче, — ухо обжёг успокаивающий шёпот. — Дышите. Дышите, Даррен. Медленно и глубоко… — казалось, что голос звучит всюду, и где-то на задворках сознания Даррен ощутил себя Кристианом, который впервые столкнулся с Призраком Оперы. — Давайте, вместе? Повторяйте за мной. Вдох… Выдох… Вибрации знакомого баса успокаивали, а запах морского бриза забирался в ноздри при каждом вдохе, заставляя странное тепло разливаться по оцепеневшим мышцам. — Вот так… — ласково продолжал голос, — дышите… Вы молодец. Вы такой молодец. Всё будет в порядке. Давайте. Вдох… Выдох… И Даррен дышал. Просто дышал, загипнотизированный голосом, резонирующим где-то в груди, жадно впуская студёный воздух в лёгкие. Будто в мире не осталось ничего, кроме звука этих хрипло произнесённых слов. — Вот так… Мы со всем справимся. Обязательно справимся. Вместе… Дыхание выравнивалось, хоть всё ещё было чересчур частым и шумным, а в нос проникал запах морской соли. — Даррен… — слышался ласковый шёпот, — вы столько прошли и столько преодолели. Вы такой сильный. Но теперь вы не один… И больше никогда не будете один, слышите? Чужие руки и негромкий голос были для него единственной реальностью в зыбком мире слепых ощущений. Широкие ладони держали крепко, не давая рухнуть вниз, и с головой окутывали запахом сильного зрелого альфы. Этот запах Даррену был знаком очень давно — слишком давно. Так пахло утро субботы, когда они с отцом отправлялись гулять по берегу Дублинского залива. Так пахли вечера четвергов, в которые они ходили в кино, а после, сидя в ближайшей пиццерии, обсуждали увиденное. Так пахло в аудитории университета, где преподавал отец, когда тринадцатилетний Даррен приходил к нему на лекции, сидя в последнем ряду и ожидая, пока отец освободится, чтобы отвести сына в музей. Так пахли их последние объятия перед тем, как отец уехал в командировку, из которой больше никогда не вернулся. — Я рядом, — звучал голос откуда-то сверху, — я всегда буду рядом… Пальцы Даррена нащупали сухую шершавую ладонь, хватаясь за неё, как утопающий за спасательный круг. Чувство знакомой крепкой руки в своей собственной придало сил, и Даррен медленно открыл зажмуренные глаза. — Томас? — голосовые связки слушались с трудом, пока он пялился в нависшее над ним лицо альфы, тускло освещаемое светом уличного фонаря. — Да, — на губах Томаса показалась неуверенная улыбка, хоть во взгляде всё ещё не погас страх. — Да, это я, — прошептал он и невесомо, будто спрашивая разрешения, коснулся взмокшего лба Даррена, убирая с него прилипшие волосы. Томас замер, сидя на скамейке балкона и прижимая Даррена к своей груди, так осторожно, будто самую большую драгоценность, которую не променял бы и на все сокровища мира. Глядя в тёмные глаза и прислушиваясь к тяжёлому дыханию, он с облегчением отметил, что оно стало глубже и ровнее. Хотелось поцеловать Даррена в нежное ушко, а затем мягко приподнять за подбородок и целомудренно коснуться его губ своими, но Томас заставил себя обуздать эти желания, боясь навредить только пришедшему в сознание омеге. Томас ожидал, что Даррен снова сонно прикроет веки и обмякнет на его руках тряпичной куклой. Тогда он опять отнесёт его в спальню и бережно уложит спать. Но, вопреки ожиданиям, Даррен заворочался в чужих объятиях, пытаясь сесть. Хоть его — Томас явно это видел — до сих пор и потряхивало мелкой дрожью. — Я предупреждал тебя, что так будет, — каким-то неживым голосом пробормотал Даррен, наконец-то устроившись на скамейке под боком Томаса, всё ещё цепляясь за его руку, чтобы сохранить равновесие. — Я говорил, что не могу иметь отношений с альфами, и у нас ничего не выйдет. — Простите. — Томас стиснул челюсти и покачал головой, ощущая жгучую вину за то, что послужил причиной страданий своего истинного. — Простите, что зашёл так далеко, я должен был держать себя в руках. — Не говори ерунды, я сам… — Даррен судорожно выдохнул, — хотел этого. Мне нужно было иметь мозги и не доводить ситуацию до такого. Подобное уже случалось. — Это началось после… — Да. — Простите, что спрашиваю. Даррен горько усмехнулся и, не глядя Томасу в глаза, неожиданно сухо произнёс: — Ну, раз судьба свела нас вместе, я бы даже сказал, столкнула лбами, сделав истинными, то ты имеешь право задавать вопросы. От тона, которым были сказаны эти слова, Томас поежился: уж слишком много холода в нём было. — Это действительно началось после университета, — вполголоса продолжал Даррен, уставившись на виднеющиеся вдалеке огни Дублина. — Через три года, в двадцать один, я попытался начать отношения с альфой, и, когда дело дошло до, — он запнулся, — петтинга… случился первый приступ. Второй был во время… Я тогда трогал себя сам. И снова началась паническая атака. Потом врач мне объяснил, что это была именно она. — Что ещё сказал вам врач? — Томас внимательно смотрел на Даррена. — Что это психосоматика или как там её, — устало ответил он. — С телом всё в порядке, проблема в голове. Советовал пройти курс психотерапии. — Вы прошли? — Нет. — Почему? — Потому что меня всё устраивало, — Даррен тихо фыркнул. — Я не собирался тратить по четыре часа в неделю на какое-то там самокопание в кабинете психиатра, а потом целыми днями ходить и думать о своих гештальтах. Нет уж, спасибо. А то, что я не могу выносить прикосновений к… в общем, ты понял. Меня это не сильно беспокоило — я поставил жирный крест на альфах ещё в двадцать лет. Кто же знал, что ты свалишься на мою голову. — Томас увидел, как Даррен сжал зубы, а потом тихо выговорил: — Мне жаль, что у тебя так получилось с истинным… Томас опешил. — Жаль? Вы это серьёзно? — А кто будет рад от того, что его омега впадает в психоз, когда альфа стаскивает с него брюки? — Даррен, да я каждый день благодарю Бога, что вы мой омега! — горячо выпалил Томас. — Я и мечтать не мог, что вы обратите на меня внимание и согласитесь быть со мной. И заверяю вас, даже если мы никогда не сможем заняться любовью, то это пустяки, поверьте. Губы Даррена растянулись в вымученной улыбке. — Ты сейчас так говоришь, а потом у тебя начнётся гон, и твоё мнение изменится… Подожди, не перебивай меня! Тебе тридцать пять лет… Чёрт, да уже почти тридцать шесть исполнилось, когда там у тебя день рождения? Через три дня? Так вот, я же прекрасно понимаю, что тебе недостаточно будет подросткового держания за ручку и поцелуйчиков в губы. Тебе захочется большего, а я не смогу тебе этого дать… — Даррен сжал пальцы на коленях в замок так сильно, что суставы тихо хрустнули. — Томас, ты хороший парень, найдешь себе славного омежку, будет у вас полный дом детишек и членожопная идиллия, а я… я всегда знал, что проведу жизнь в одиночестве. Даррен встал на слабые ноги и подошёл к перилам большого балкона, вынуждая Томаса хмуро уставиться в чужую узкую спину, борясь с желанием схватить омегу за острые плечи и хорошенько встряхнуть. Как он может такое говорить?! — Даррен, кажется, я уже доказал, что секс для меня не главное, — стараясь не показать, как его задели эти слова, сказал Томас. — Зачем вы пытаетесь убедить себя в том, чего нет? — Он тоже поднялся, делая осторожные шаги навстречу к поникшему Даррену. — Я люблю вас. Вас, а не ваше тело. Пусть мы даже никогда и не будем близки физически — я всё равно ни на кого вас не променяю. Томас приблизился к Даррену, намереваясь опустить ладонь ему на плечо, но тот резко повернулся, чуть было не потеряв равновесие. — Томас, как ты собираешься жить с человеком, который падает в обморок от того, что ты трогаешь его за задницу?! — Даррен выдернул руку из его хватки, уберёгшей от падения, и запрокинул голову, чтобы пристально посмотреть в голубые глаза. — Вы действительно такого мнения обо мне? — вопрос Томаса прозвучал тихо и печально. — Думаете, что я хочу только одного? — Да я понятия не имею, чего ты хочешь! — Почему вы злитесь на меня? — Я злюсь не на тебя! Я… — Даррен задохнулся от неожиданно появившегося гнева. — Не знаю… Я злюсь на всех! На себя, на тех ублюдков из универа, на весь этот долбаный мир! Он снова вернулся к виду простиравшегося перед ним города, до побеления костяшек сжимая пальцами металлический поручень балкона. Томас не отрывал глаз от чужого профиля, выражающего сейчас целый спектр эмоций, от раздражения и гнева до боли и тоски. Затаив дыхание, он опустил ладонь на руку Даррена, чувствуя, как та дёрнулась, но всё же осталась на месте. — Я даже не могу представить, через что вы прошли, — тихо произнёс Томас. — Но я хочу заверить вас… Хоть меня и не было в вашем прошлом, теперь я всегда буду рядом. Всегда, Даррен. И мы со всем справимся, слышите? — Он мягко отлепил пальцы Даррена от перил и переплёл со своими. — Что бы ни случилось, мы справимся с любыми проблемами. Вместе. — На сердце Томаса потеплело, когда Даррен повернулся, глядя на него вполоборота. — А насчёт близости… Я могу трогать вас за руку, могу смотреть в ваши глаза — для меня это бесценно, большего и не надо. Почему вы смеётесь? Плечи Даррена затряслись, и он опустил голову, пряча появившуюся улыбку. — Тебе нужно писать романы для омег. Малолетки за автографами толпами бегать будут. — Зачем они мне нужны? — Томас улыбнулся в ответ. — Вот если вы обещаете прийти за автографом, то я напишу сколько угодно романов. Специально для вас. Даррен ехидно выгнул бровь, поднимая взгляд на Томаса. — Ты же в курсе, что я не переношу подобное чтиво? — Догадывался. Значит, у меня нет шансов? — Нужно подумать, — прищурился Даррен. — Подумайте, Даррен, — Томас накрыл их сцепленные пальцы второй рукой и сжал, — подумайте и поймите, что мне не нужны никакие, как вы выразились, славные омежки. Вы — самый славный из всех, и никого другого я не хочу. — Я ненормальный. — Даррен отвернулся. — Зачем тебе больной на голову омега? — Не говорите так о себе, — упрямо заявил Томас. — Вы не больной. — Но и не здоровый. — Полностью здоровых людей вообще не бывает. Все имеют слабости. Для этого нам и нужны партнёры — чтобы поддерживать нас там, где мы слабы. И я хочу вас поддержать, Даррен. Просто дайте мне такую возможность, а не отталкивайте каждый раз, когда вам становится плохо. — Я тебя не отталкиваю. — Он поморщился, словно от боли. — Просто здраво оцениваю ситуацию… Ты устанешь от такого проблемного омеги как я. — Если бы вы здраво оценили ситуацию, то увидели бы, что я схожу по вам с ума. — Значит, мы оба психи, — съязвил Даррен. — Значит, оба, — Томас тихо засмеялся. — Идеальная пара, вы сами это только что сказали. Нам суждено быть вместе, ваше подсознание это прекрасно понимает, но вы почему-то продолжаете отрицать. — Какой же ты назойливый, — зашипел Даррен, тыча пальцем в каменную грудь Томаса. — Вроде бы внешне — молчун молчуном, а ведь не переспоришь! Будешь продолжать бубнить, пока я не соглашусь? — Вы раскусили мою тактику. — Томас перехватил его руку и поднёс к губам, чтобы оставить невесомый поцелуй. — Даррен, я просто хочу быть рядом. Хочу готовить вам завтрак каждое утро, приносить кофе в постель, наблюдать, как мило и смешно вы зеваете. Да, — улыбка Томаса стала шире, едва он увидел, как недовольно скривился Даррен. — Я без ума от того, как забавно вы зеваете… Разве всё это не важнее секса? Для меня — важнее. — Томас перевернул ладонь Даррена и осторожно приник к коже на внутренней стороне запястья, прямо над тонкой венкой. Внезапно сбоку раздался оглушительный грохот, и альфа с омегой синхронно вздрогнули, поворачиваясь на шум. — Блять… — Томас услышал, как Даррен выругался, пока они оба пялились на замершего в дверях долговязого альфу, у ног которого валялась небольшая металлическая урна, которую он, явно, перевернул, заходя на балкон. — Босс? — только и выдавил огорошенный Киллиан, растерянно сжимая в руке пачку сигарет, пока его взгляд бешено прыгал с Даррена на Томаса и обратно. Вмиг оправившись от удивления, Даррен отскочил от Томаса на добрых полтора метра, но всё ещё не вернувшаяся в норму координация подвела, и он чуть не шмякнулся вниз, вовремя ухватившись за перила. Альфы незамедлительно метнулись к нему, подхватив с двух сторон. — Чёрт, как же я задолбался падать! — прорычал Даррен, стряхивая с себя чужие руки и, наконец, приняв вертикальное положение, гневно вперил взгляд в Киллиана, который выглядел таким обалдевшим, что Даррену его стало даже чуточку жалко. — Б-босс, я… — тот заикался. — Я не понял… Т-то есть вы… В-вы с ним… Ничего себе… Охуеть! — Блять, хватит мямлить! — рявкнул Даррен, теряя терпение, пока подчинённый таращился то на него, то на стоявшего рядом телохранителя. — Босс, вы обнимались с альфой?! — Киллиан перевёл с Даррена на Томаса такой удивлённый взгляд, будто перед ним находилась ожившая статуя, а не человек. — Слушай меня внимательно, — зашипел Даррен. — Если твой сраный язык разболтает об этом хоть одной живой душе, ты и моргнуть не успеешь, как его лишишься, тебе понятно? И я даже не подумаю о том, что Найджелу через две недели рожать! Киллиан, ау, харе хлопать глазами! Услышал меня или нет?! От крика Киллиан вздрогнул и спустя полсекунды ошалелого разглядывания босса, наконец испуганно опустил глаза и затряс головой. — Вот так бы сразу, — фыркнул Даррен и настолько быстро, насколько позволяло его состояние, ретировался со злополучного балкона. Томас было преданно рванул следом, но чужая рука схватила его за плечо. — Скажи мне, что я не сошёл с ума! — возбуждённо зашептал Киллиан, будто опасаясь, что скрывшийся за дверью босс ещё может его услышать. — Вы что… того… серьёзно?! — Я должен идти, — отмахнулся Томас, но Киллиан не отступал, сильнее сжимая пальцы. — Блять, ты заарканил Даррена! Думаешь, я просто так от тебя отстану?! — Киллиан, прости, но я не собираюсь обсуждать личную жизнь Даррена с кем-либо. — Я знаю его четыре года, и он за это время в сторону альф ни разу носом не повёл! И давно это у вас? — Я должен идти, — твёрдо повторил Томас и бросился к выходу, оставляя ошарашенного Киллиана одного на балконе. Как Томас и ожидал, Даррен не успел дотопать слишком далеко. — Его там удар не хватил? — равнодушно спросил он, когда Томас приблизился, даже не отрывая взгляд от мигающего табло над дверью лифта. Цифры показывали, что он находится уже в трёх этажах от нужного — верхнего. — Боюсь, в скором времени может и хватить. Лифт звякнул и двери разъехались, впуская пассажиров внутрь. — Чёрт, хоть бы он не разболтал об этом всему клану… — тихо простонал Даррен, прислоняясь всё ещё слишком горячим лбом к прохладной металлической стене, когда они поехали вниз. — Надо будет поговорить с ним ещё раз. Боже, да когда же эти бесконечные проблемы перестанут сыпаться на мою голову? — К сожалению, проблемы — это неотъемлемая часть нашей жизни… — Утешил! — …но теперь вам необязательно справляться с ними в одиночку. — И как ты мне поможешь? — недовольно фыркнул Даррен. — Давай, поймай Фрэнка и сделай так, чтоб все альфы на свете перестали быть таким ублюдками и сексистами — вот тогда это будет помощь! — Вы снова срываетесь на мне. — Томас потупил взгляд, и Даррен тяжело вздохнул, наконец отлипая от спасительно холодящей стены. — Прости, — он секунду поразмыслил, прежде чем положить руку на плечо Томаса, тут же ощущая, как чужие напряжённые мышцы расслабляются от его прикосновения. — Прости, я просто устал. Слишком много всего навалилось… — Я понимаю, — кивнул Томас, рассматривая сонное лицо Даррена. — Вам нужно отдохнуть. Хотя бы выспаться. Потерпите минутку, уже скоро ляжете в постель. — На диван. — Что? — Я буду спать на диване, — Даррен недовольно поджал губы, — как и должен был с самого начала. — Ах да… — Томас смутился, вспомнив их борьбу за тот несчастный диван. — Конечно, я не спорю. Даррен фыркнул. — Сразу бы так. Комната встретила их всё тем же светом торшера. Даррену показалось, что прошло несколько дней с тех пор, как он пришёл сюда после долгого рабочего дня с намерением сразу лечь спать. Он настолько обессилел, что упал на диван прямо в рубашке и брюках, даже не озаботившись, где сейчас находится отброшенное впопыхах одеяло. Однако спустя несколько мгновений Даррен ощутил, как его заботливо накрыли плотной тёплой материей, обдавая при этом терпким солёным запахом, отчего тут же захотелось замурлыкать, словно кот, которому почесали за ухом. «Ну какого чёрта этот алабай такой милый?» — пронеслось в голове прежде, чем он провалился в темноту. Сон был недолгим и не сказать чтобы тревожным, но Даррен проснулся около четырёх часов утра со взмокшей спиной. Смутные видения ускользали, и вспомнить, что снилось, становилось сложнее с каждой попыткой. Он боялся, что всю ночь будет видеть своих насильников, однако опасения не оправдались, хоть лицо, возникшее в мутных грёзах, и удивило Даррена до глубины души. Он не сразу узнал его, но затем грудь кольнуло от странного щемящего чувства — это был Оливер. Его образ непрестанно вырисовался во сне, то возникая рядом с Томасом, то просто смотря на Даррена открытым и каким-то насмешливо-сочувствующим взглядом. Почему этот омега ему снился, отвечать было слишком больно, хоть он и прекрасно знал ответ. Оливер будто воплощал собой лучшую версию Даррена — с такими же чёрными волосами, карими глазами и бледной кожей, но при этом совершенно другим прошлым. Конечно, в постели Оливер уж точно не падал в обморок, не бился в приступе паники и не рыдал от страха. Какой позор… Неужели Томас и правда видел Даррена в том состоянии? Со вставшим членом и текущей дыркой, а после — с перекошенным от ужаса лицом и опухшими от слёз глазами… Прилипшая к телу рубашка словно мешала нормально дышать, и Даррен раздражённо поднялся на дрожащие ноги, направляясь к шкафу, где теперь лежали его немногочисленные вещи. Натянув на себя чистую футболку и сменив брюки на пижамные штаны, он снова плюхнулся на диван. Прежний страх быстро сменился злостью, но и она со временем прошла. Сейчас, пялясь в тёмный потолок, лёжа на диване, где считаные часы назад Томас вылизывал Даррену набухшие от возбуждения соски, он испытывал… стыд. Стыд за то, что единственный раз в жизни позволил себе отдаться страсти и желанию, но всё закончилось таким кошмарным образом. В тот момент, когда огрубевшие руки матёрого военного бережно скользнули по его бёдрам, Даррен почувствовал, что растекается по дивану безвольной лужицей. За долгие годы самостоятельной жизни, которую честнее было бы назвать выживанием, он привык, что полагаться может исключительно на себя. Он не позволял себе расслабиться ни на секунду, приходилось постоянно быть начеку и держать под контролем всё, что происходит вокруг, непрестанно ожидая опасности. Но этим вечером Даррен впервые за много лет ощутил себя… слабым. И это ощущение не причиняло дискомфорта. Внезапное осознание ударило в голову почище неразбавленного виски — Даррен понял, что ему нравилось быть бессильным в крепких и надёжных руках, которые могли бы легко причинить боль и взять силой, но вместо этого бережно ласкали и заставляли тихо всхлипывать от сладкой неги. Чёрт возьми, неужели в тех могучих объятиях он действительно наслаждался собственной беспомощностью? Неужели терялся в ранее неведомых чувствах и забывал обо всём на свете от нежных поцелуев, не пропускающих ни единого сантиметра на его теле? Пора перестать врать самому себе… В те мгновения, когда Даррен лежал, прижатый к дивану немалым весом Томаса, разве ему не хотелось огладить ладонями чужую широкую спину? Пройтись по перекатам гладиаторских мышц, вызывая мурашки на плотной коже альфы, и скользнуть куда-то ниже, куда — Даррен сам ещё не знал. Да… Хотелось… Просто сделать другому приятно, чтобы Томас тоже жмурился и выгибался всем своим огромным телом от удовольствия, дышал тяжело и часто, почувствовал, что Даррен, каким бы засранцем и язвой не был, всё равно благодарен ему — до глубины души и дрожи в коленях. Даррен резко выпрямился на диване, стараясь прогнать внезапно нахлынувший жар и утихомирить многозначительную пульсацию ниже пояса. Глаза уткнулись в висящий на спинке кресла пиджак, во внутреннем кармане которого лежала упаковка подавителей. Ну конечно, не удивительно, что Даррен забыл выпить их этим вечером. Всего две круглые белые таблетки, и температура тела понизится, анус перестанет увлажняться, умоляя о проникновении, а обоняние уже не будет так ярко различать запах лежащего в стороне альфы. Альфы… Фигура Томаса, наполовину укрытая одеялом, притягивала к себе взгляд, неясным пятном маячив в темноте, и, как казалось Даррену, даже спящим Томас выглядел слишком грозно и внушительно. Он лежал на спине, закинув руки за голову, будто специально демонстрируя выпуклые бицепсы и завораживающий рельеф стальных мышц. Грудь Томаса мерно вздымалась, и Даррен поймал себя на мысли, что ему очень хочется положить на неё ладонь, ощущая успокаивающее биение чужого сердца. «Томас — просто воплощение идеального альфы, а ты? — шептал назойливый голос жестокую истину. — Ни бета, ни омега, да не пойми кто! Псевдо-омега — порченый и пользованный… Зачем ты ему нужен?» В носу защипало. Даррен заставил себя отвернуться от лежащего Томаса и нервно вскочил на ноги. Голова разрывалась, переполненная болезненными мыслями, а от бессилия хотелось выть. Он подошёл к окну и отодвинул штору: небо всё ещё чернело кромешной тьмой, как всегда было незадолго до рассвета. — Даррен? — послышался сонный голос, и он, вздрогнув, обернулся. Сквозь темноту он разглядел, что Томас приподнялся на локтях и теперь обеспокоенно смотрел на него. — Вы не спите… Всё хорошо? Даррен внезапно смутился и спешно кивнул. — Да, прости, я не хотел тебя разбудить. — Вы не виноваты, после армии у меня очень чуткий сон. — Буду знать, — выдохнул Даррен, уставившись в пол, после чего в комнате повисла пауза. — Вы непривычно пахнете, — нарушил тишину Томас, садясь на кровати и расправляя плечи, отчего по спине Даррена вдруг пробежали мурашки. — Всё точно в порядке? — Я не принял подавители, — быстро ответил он, почему-то смущаясь. — Прости, сейчас выпью. — Нет, дело не в этом, — Томас покачал головой и, поднявшись на ноги, приблизился к замершей у окна напряжённой фигуре. — Ваш обычный запах я знаю, но сейчас он… — Томас осторожно втянул носом воздух у его волос, — горький. Я бы почувствовал его и без таблеток. Пахнет… грустью… Вам до сих пор нехорошо? Может, нам лучше снова выйти на улицу подышать? — Всё нормально, — бросил Даррен чуть резче, чем следовало. — И хватит меня нюхать. Почувствовав, как феромоны альфы также стремительно заполняют всё вокруг своим ароматом порывистого морского ветра перед началом бури, Даррен быстро направился к креслу, где висел пиджак с таблетками, по пути хватая с журнального столика бутылку воды. Небольшая пластиковая баночка с медикаментами привычно легла в ладонь, и Даррен не глядя отсыпал ровно четыре штуки. Глаза задержались на аккуратных белых кружках, а рука почему-то онемела, не в силах положить лекарство в рот. Сколько лет он уже принимает эту дрянь? С восемнадцати до тридцати двух… Боже, это же четырнадцать лет, чуть ли не половина его долбаной жизни. — Даррен, — в следующую секунду тяжёлая тёплая ладонь опустилась на плечо, а голос мягко прошептал: — Вы точно не хотите поговорить? Упрямо мотнув головой, он закинул таблетки себе в рот. — У вас получилось хоть немного поспать? — раздался очередной вопрос Томаса. — Получилось, но толку мало, снился всякий бред. Даррен обернулся, и его глаза тут же упёрлись прямо в чужую грудь. Чёрт, ну почему этот альфа такой высоченный?.. Да и вообще, почему этот альфа такой?! Такой, что Даррену становится стыдно за свою грубость, абсолютно неоправданную по отношению к Томасу, который, вместо того чтобы видеть десятый сон, хочет сейчас выслушивать его нытьё. — Ложись спать, — устало вздохнул Даррен, закидывая голову, чтобы посмотреть ему в лицо. — Я ещё немного посижу. Пока не вырублюсь… — он печально усмехнулся. — Сам не засну, слишком много мыслей. — Простите за то, что я сейчас предложу, — как-то виновато начал Томас. — Но… мой запах ведь успокаивает вас, так? Может, вы… ляжете со мной? — Он сделал шаг назад и обезоружено поднял ладони вверх. — Я не трону вас, честное слово. Просто буду находиться рядом. Вы и не почувствуете, что я спал с вами. Даррен неуверенно передёрнул плечами. Запах, и правда, успокаивал. Даже сейчас, он окутывал с головой — сильный и надёжный, как сам Томас. Но разделить с кем-то постель — это не просто позволить себя поцеловать. Что может быть большей степенью доверия, чем уснуть рядом с другим человеком и подставить ему свою беззащитную спину? — Даррен, когда вы последний раз нормально спали? — прозвучал тихий вопрос, и он нехотя согласился. Он действительно не смыкал глаз всю неделю, пока Томаса держали под пытками, и позволял себе прикрыть веки лишь на пару часов перед самым рассветом. Организм был выжат, и Даррен это понимал, а сегодняшний приступ окончательно добил его расшатанную психику. — Ладно, наверное, ты прав… — кивнул Даррен, ощущая, что скулы заливает краской. Он не помнил, как дошёл до кровати и залез под одеяло. Будто прошла всего секунда, и вот, он уже чувствует, как матрас рядом прогнулся под немалым весом Томаса, вынуждая самого Даррена скользнуть к середине постели. Было неловко. Невероятно неловко. А осознание того, что он уже не раз целовал лежащего рядом человека, только всё усугубляло. Да что там, целовал… Почему-то сейчас, когда тело невольно размякало от накатывающей сонливости, даже вспоминать о том, какие части этого самого тела Томас успел пощупать, было до жути стыдно… — Вы так тяжело дышите, — раздался обеспокоенный бас. — Всё хорошо? — Я впервые в жизни сплю с кем-то в одной постели, — внезапно даже для самого себя признался Даррен, нервно сжимая пальцами одеяло. — Это очень странно… — Понимаю вас, — тихо ответил Томас. — Если честно, мне всегда казалось, что спать в одной постели — это ещё интимней, чем заниматься любовью. — Спасибо, разрядил обстановку! — фыркнул Даррен. — Простите… Просто это правда — спать вместе на самом деле очень волнительно. Поэтому я особенно рад, что вы доверились мне и согласились. — Ты и раньше верил во всю эту лабуду про истинных? — вдруг спросил Даррен, поворачиваясь на бок, чтобы взглянуть на Томаса. — Ладно, как оказалось, не такую уж и лабуду, раз мы с тобой сами в это вляпались… Но всё равно, мне интересно, альфы верят в такое? Типа ждут, когда они найдут своего принца и будут жить с ним долго и счастливо? — Не могу отвечать за всех альф сразу, — Томас тоже развернулся, и в темноте его лицо приобрело непонятное для Даррена выражение, — но я верил и ждал. Мои родители были истинными, и я всегда хотел встретить своего омегу и завести с ним такую же семью. — У тебя были близкие отношения с родителями? — Даррен сам не заметил, как вопрос сорвался с его языка. Томас помолчал несколько секунд, и Даррен было пожалел, что затронул такую личную и болезненную тему, но тут Томас наконец подал голос. — Отец был очень строгим, — он тихо и как-то печально усмехнулся. — Настоящий альфа, настоящий военный… Я рос слишком добродушным ребёнком, и он часто оставался этим недоволен. Говорил, что нужно закалять характер, тренировать выдержку, быть готовым защитить себя и своего омегу. Вы ничего не подумайте, он был хорошим отцом. Я многим ему обязан, хоть тесной эмоциональной связи у нас не было и в помине. В те годы только начинали говорить про то, что отцы-альфы должны уделять детям столько же времени и внимания, как и омеги. А мой отец был старой школы. Жуткий консерватор, хоть человек и хороший. Это сейчас уже никто не удивляется, увидев в парке гуляющего с коляской альфу, — Томас улыбнулся каким-то собственным мыслям. — Но со своим омегой отец превращался в совершенно другого человека. Мне всегда было так странно видеть, как этот суровый офицер становился нежным и даже каким-то робким рядом со своим мужем. — Томас протянул руку к Даррену и коснулся кончиками пальцев его предплечья, почти невесомо, будто опасаясь, что тот оттолкнёт. — Знаете, рядом с вами я испытываю то же самое. Вы спрашивали, верил ли я раньше в истинных, так вот — да, я верил всем сердцем, хоть в армии надо мной даже посмеивались, когда узнали, что я жду своего омегу. От издевательств спасало только то, что никто не хотел затевать драку с таким здоровяком как я. Вас, Даррен, я ждал всю жизнь, как бы глупо это ни звучало… и теперь ничто на свете не сможет заставить меня от вас отказаться. Помните, ещё когда мы жили в вашем доме, вы спросили, почему у нас с Уиллом такая большая разница в возрасте? Так вот, он родился, когда мои родители уже давно смирились с тем, что у них никогда больше не будет детей. Мне тогда только исполнилось восемь, когда у папы-омеги диагностировали бесплодие. Он мечтал о втором ребёнке, и эта новость чуть его не убила… Я очень хорошо помню то время, папа лежал в постели несколько недель, совсем не вставая. Он ничего не ел, ни с кем не разговаривал, даже со мной — только гладил по голове и сразу начинал плакать. Но ещё я помню, как повёл себя тогда мой отец. В то время он уже дослужил до подполковника, и отпуска брал редко — не было возможности, слишком много дел — но, как только они с папой узнали эту страшную новость, отец бросил всё, взял увольнительную и просто сидел рядом с мужем. Он не отходил от его постели ни на шаг, постоянно был рядом, держал за руку или обнимал… Тогда я и понял, как должен вести себя альфа, когда его омеге плохо. Быть рядом, несмотря ни на что. Это единственный вариант, Даррен. Вы понимаете, что я пытаюсь вам сказать? Даррен выдохнул, казалось, первый раз за весь этот пронзительный монолог. Он не ожидал такой откровенности от Томаса, и кожа моментально покрылась мурашками от холодка, пробежавшего по спине. — Да, понимаю, — тихо выговорил Даррен, не в силах найти ещё какие-либо слова для ответа, но потом всё же неловко добавил: — Твои родители — хороший пример того, что вместе можно преодолеть любые трудности. Боже, как ванильно это сейчас прозвучало… — уголок губ Даррена нервно дёрнулся вверх. Томас улыбнулся, но даже в темноте Даррен заметил, что в его глазах застыла какая-то тоска. — Да, любые трудности, — повторил за ним Томас. — Я… — Даррен запнулся. Слова вертелись на языке, но произнести их было непосильно трудно. — Может быть… Может быть, мне стоит пройти курс психотерапии? — Он неуверенно посмотрел на Томаса. — Ну, о котором ещё давно говорил мне врач. Я, конечно, очень сомневаюсь, что это шарлатанство поможет… Но, наверное, попробовать всё-таки нужно. Даррен видел, как за секунду лицо Томаса вытянулось от удивления, а затем губы быстро расплылись в очередной улыбке, уже тёплой и искренней, напрочь лишающей взгляд прежней горечи, и ему вдруг захотелось коснуться небольшой ямочки на чужой щеке. — Если вы правда этого хотите, — Томас даже слегка запинался от волнения, — я так рад, Даррен… Но я ни в коем случае не давлю на вас! Физическая близость для меня не главное. — Я уже понял, Томас, — тихо сказал Даррен, опуская ладонь на лежавшую рядом кисть и слабо погладив большим пальцем шершавую кожу на костяшках. — Не нужно постоянно это повторять, я знаю, что тебе от меня нужен не только секс. Томас в который раз улыбнулся, но в его глазах опять застыло неясное для Даррена выражение. Рука Томаса подрагивала от нерешительности, когда он поднял её к лицу Даррена и положил на щеку. Он помнил, что обещал не трогать его в постели, но сдержаться было так тяжело, что этот невинный жест он осмелился себе позволить. Его сердце забилось чаще, когда Даррен прикрыл веки, крепче прижимаясь щекой к широкой ладони, и чуть улыбнулся. — Вы такой красивый, — не смог смолчать Томас, рассматривая в лавандово-синей темноте лицо своего истинного, поглаживая большим пальцем бледную скулу. Даррен не ответил, только открыл глаза и смущённо взглянул на него, будто решаясь что-то сказать. Томас даже не успел заметить, как Даррен приблизился и неловко ткнулся губами ему в подбородок. Из его груди тут же вырвался рваный вздох — такое обыкновенное, пусть даже детское касание напрочь сводило с ума, и его рука переползла на талию Даррена. — После того, что случилось вечером, я обязан сначала спросить, — хрипло произнёс Томас, — можно… можно я вас поцелую? Вам снова не станет от этого плохо? — Если хочешь, — послышался растерянный ответ, но большего Томасу и не требовалось. Лёгкое, почти воздушное прикосновение губ к губам — будто Томас спрашивал его позволения, задавал вопрос «всё ли в порядке?», и Даррен чуть приоткрыл рот, давая понять, что всё действительно хорошо. Их тела лежали совсем рядом, так, что колени и бёдра тёрлись друг о друга, отчего в голове мигом исчезали все мысли. Мягкие касания губ Томаса начали чередоваться с нажимом языка, заставляя Даррена ощутить, как по нервам побежал ток. Раньше он и подумать не мог, что поцелуй — обыкновенная, банальная ласка — способен вызвать столько чувств. Тело будто превратилось в оголённые провода, вспыхивая каждый раз, когда язык Томаса становился слишком настойчивым, а руки то сильнее сжимались на талии, то скользили от лопаток к пояснице, вынуждая прогнуться, прижимаясь животом к чужому каменному торсу. Кожа Томаса обжигала, как раскалённое железо, а обхватив ладонями его широкую шею, Даррен почувствовал под своими пальцами бешено пульсирующую кровь. Увернувшись от очередного поцелуя, он ткнулся губами туда, где пульс ощущался отчётливей всего, в сонную артерию, чуть втягивая солоноватую кожу в рот, и тут же слыша сверху низкий полустон-полурык. Даррен усмехнулся, не отрываясь от своего занятия, со странным удовольствием осознавая, какую власть имеет сейчас над телом этого огромного сильного альфы, и провёл языком по чужой шее от угла челюсти прямо за ухо. — Боже, Даррен, что… что вы делаете… — Он никогда не слышал голос Томаса таким беспомощным. Даррен сам не понимал, что творит. Будто все мысли смыло волной цунами, оставляя только слепые инстинкты, и, словно в подтверждение этого, в следующий миг он обхватил губами мочку Томаса, начиная влажно посасывать. — О, Господи… — почти всхлипнул тот. Зубы Даррена легонько прикусили чувствительное место, а затем язык, пройдясь по самому краю раковины, скользнул внутрь, со вкусом вылизывая чужое ухо. Раздался грудной рык, и в следующую секунду сильные руки опрокинули Даррена на спину, а перед глазами нависло лицо Томаса, с дрожащими от страсти губами и по-сумасшедшему расширенными зрачками. — Нам нужно остановиться, а то я боюсь потерять голову, — жарко прошептал Томас, обессилено утыкаясь носом в ложбинку между ключиц Даррена. — Вы просто сводите меня с ума… — Я немного увлёкся, извини, — выдохнул Даррен, зарываясь пальцами в волосы на чужом затылке, пока Томас продолжал вдыхать аромат его кожи. — Даррен, увлекайтесь почаще, — улыбнулся он, целуя аккуратную ямочку, отчего Даррен весь покрылся мурашками. — Но сейчас нужно ложиться, а то я вообще не дам вам сегодня заснуть. Томас поднял взгляд, и Даррен покраснел, смотря на лежащего на его груди альфу — не так от произнесённых им слов, сколько от страстного блеска, который он увидел в обычно спокойных голубых глазах. Ладони начало покалывать от иррационального желания прикоснуться к своему истинному, и Даррен не смог найти в себе силы сдержаться. Пальцы прошлись по жёсткому подбородку, поднимаясь к приоткрытым губам, пересохшим от слишком тяжёлого дыхания. — Да, нам пора спать, — тихо пробормотал Даррен, подаваясь вперёд и мимолётно мазнув своими губами по чужим, отчего из тех судорожно вырвался воздух. — Уже очень поздно… Томас опять не выдержал. Противореча собственным словам, он обхватил лицо Даррена и поцеловал: горячо, влажно, жадно, как страдающий от жажды человек приникает к долгожданному кувшину с водой. — Пора спать, — в который раз повторил Томас, выдыхая прямо в рот замершего в его руках омеги, а затем снова коснулся поцелуем, вбирая чужие губы и мягко проводя по ним языком. — Тогда тебе нужно с меня слезть, — с трудом отстраняясь, усмехнулся Даррен. — Не получается, — в тон ему ответил Томас, потеревшись носом о чужую шею, словно довольный кот, и Даррен невольно хихикнул от лёгкой щекотки. — Придётся спать на вас, вы не против? Даррен прыснул. — Был бы не против, не знай я, что ты меня раздавишь, здоровяк! Осознание того, что одно колено беззастенчиво навалившегося сверху Томаса находится непосредственно у Даррена между ног, накатило внезапно и беспощадно. Поза была до ужаса двусмысленной и интимной, и ему вспомнилось, как ещё в начале их знакомства почему-то задался вопросом, как омеги спят с такими огромными альфами. Испытав какой-то странный и неожиданно приятный стыд, Даррен отвёл глаза. — В чём дело? — тут же послышался вопрос Томаса. — Подумал, какой ты большой… Томас заулыбался и смазано чмокнул его в уголок губ, а тот, сообразив, в чём только что признался, залился густой краской. — Всё, теперь точно давай спать, — растерянно буркнул Даррен, хоть на его лице и продолжала играть застенчивая улыбка, такая нечастая для сурового босса мафии. Он попытался столкнуть с себя разлёгшегося Томаса, начиная понимать хозяев больших собак, чьи питомцы до сих пор считают себя щенками и по привычке залезают людям на колени, хоть уже давно выходят за рамки подъёмных габаритов. С горем пополам, но Даррену удалось согнать своего алабая, который, впрочем, тут же подмял его себе под бок, обхватывая руками, как большую плюшевую игрушку, и горячо задышал в его тёмную макушку. — Нет, я серьёзно, не раздави меня! — проворчал Даррен, придавленный этими гладиаторскими объятиями, однако позволил себе расслаблено положить голову на широкую грудь и вдохнуть густой морской запах, в котором моментально захотелось раствориться. Это был первый раз на памяти Даррена, когда он провалился в сон, едва сомкнув веки. Просыпаться было жарко. Даррен, обычно замерзающий за ночь даже под пуховым одеялом, сейчас чувствовал себя так, будто заснул на пляже в самый разгар солнечного дня. Открыв глаза, он увидел перед собой чью-то серую футболку, и понимание происходящего пришло в одно мгновение. Впервые в жизни он просыпался, уткнувшись носом в грудь альфы, пока сильные жилистые руки крепко прижимали его к пылающему жаром телу. На секунду он ощутил себя в ловушке, но тут Томас заворочался и разлепил глаза — их бесконечная голубизна подействовала на Даррена лучше любого успокоительного. — Доброе утро, — расплылся в улыбке Томас, глядя на заспанное лицо и взлохмаченные чёрные волосы. Даррен выглядел до безобразия очаровательно, и Томас возблагодарил небеса, что его всё ещё ослабшее после недели пыток тело не «обрадовало» их с Дарреном утренним стояком. — Как ты услышал, что я проснулся? — слегка нахмурился тот. — Я же даже не шевелился. — Не знаю, может, какое-то внутреннее чутьё истинных? — пожал плечами Томас, не отрываясь от наблюдения за мельчайшими деталями облика своего смущённого партнёра. — Как вам спалось? — Хорошо, — честно признался он, невольно разевая рот в широком зевке. — И не надо так лыбиться… — Даррен сдвинул брови. — Ничего я не смешно зеваю… Томас действительно сиял во все тридцать два зуба. — Я говорил, не смешно, а забавно. — Нет, ты сказал, смешно. Так вот — ничего подобного! — Тогда, мило. — Томас наклонился и чмокнул его в кончик носа. — Вы безумно милый, Даррен. — Милый босс мафии? — ухмыльнулся он, чувствуя, будто на месте этого невинного поцелуя кожа начинает гореть. — Именно. — Магнус будет в восторге. — Пусть привыкает. — Томас прижался губами к чужому виску и втянул носом утренний запах. — Вам нужно снова пить подавители, после ночи вы пахнете сильнее. — Это из-за тебя я пахну сильнее… — устало вздохнул Даррен. — Заметил ещё пару недель назад. Думал, что просто от близости альфы, но, наверное, это связанно с истинностью. — Даррен, пожалуйста, скажите честно, эти таблетки очень вредят здоровью? — вдруг тихо спросил Томас, и он опустил глаза, не в силах смотреть на него сейчас. Врач Даррена, единственный, кто уже давно знает, что он пьёт подавители, не уставал повторять: ещё несколько лет на этих препаратах, и организм омеги просто не выдержит. — Вредят, — нехотя ответил он, понимая, что Томас заслуживает честного ответа, и покачал головой. — Не проси меня бросить их принимать. У меня нет выбора. К виску приникли очередным поцелуем, и Даррен машинально поднял взгляд на Томаса. Сердце защемило от вида печали, блестящей в его зрачках, но вопреки опасениям Даррена, Томас не стал уговаривать его прекратить пить медикаменты. Тот ничего не сказал, а просто прислонился к чужому лбу своим. Тишина длилась несколько минут, но Даррен не испытывал никакой неловкости или дискомфорта. Наоборот, это безмолвие умиротворяло. Будто не было ничего более естественного, чем просто лежать, обнявшись с этим огромным альфой, молчать и соприкасаться лбами, словно передавая друг другу мысли. — Я всегда буду рядом, — наконец подал голос Томас. Очень спокойно и ровно, так, что Даррен сразу понял: Томас ни на секунду не сомневался в своих словах. — Я знаю, — тихо, но столь же уверенно ответил Даррен, проводя рукой по чужой щеке. — Тебе снова пора бриться, — он слабо улыбнулся. Хотелось разрядить обстановку и прогнать закравшиеся в голову мрачные мысли о здоровье и подавителях. Впереди новый длинный день, и Даррен должен быть в форме. Он снова ласково погладил пальцами короткую светлую щетину. — Не повезло вам альфам, такие колючие… — Я бреюсь каждый день, уже привык, — улыбнулся Томас и, перехватив его ладонь, прижал к губам, целуя самую серединку. — Надо вставать, да? — Надо. Иди в душ первым. — Хотелось остаться одному хоть на какое-то время, переваривая всё, что произошло со вчерашнего вечера. Когда Томас после нескольких неудачных попыток благородно уступить Даррену очередь всё же скрылся за дверью ванной комнаты, которая уже давно была оснащена душем, как в кабинете любого уважающего себя босса, Даррен обессилено откинулся на подушки. Наволочки, простыни, одеяло — всё напрочь пропахло Томасом. Даже сам Даррен, казалось, весь пропитался его ароматом. Хоть бы никто не учуял… Ничего, подавители отобьют любые феромоны, на бетах запах не остаётся. Даррен почти физически предчувствовал, как через считаные секунды омега, проспавший всю ночь в объятиях своего альфы, трансформируется в бету, заправляющего преступным синдикатом. Вылезать из тёплого кокона, хранящего запах безмятежной, пусть и длящейся всего пару часов ночи, страшно не хотелось, но Даррен заставил себя откинуть покрывало и встать на ноги. Дальше всё по вымученной схеме: баночка с медикаментами, четыре таблетки, полстакана воды. Вуаля. Конец сказки: карета превращается в тыкву, принц в нищего, а омега в бету. «Пора заняться делами клана, а не валяться в постели, вдыхая запах альфы», — осадил Даррен сам себя, а когда за дверью ванной зашумела вода, подошёл к шкафу и стянул с себя футболку, тут же ища глазами свежую рубашку. Который час? Нужно созвониться с Магнусом… Сколько они с Томасом проспали? Чёрт, вчера он забыл поставить будильник… Даррен схватил со стола телефон и разблокировал экран. Ещё восемь утра, слава богу. Пропущенных от Магнуса нет — тоже подарок Небес, не будет устраивать головомойку, мол, почему Даррен не на связи круглые сутки. Как же это всё задолбало… Нет, надо собраться. Он босс, чёрт возьми! Пусть и с кипишующими гормонами и текущей задницей… Пара непрочитанных сообщений маячила в углу иконки, и Даррен нажал на яркий значок. Два письма от подрядчиков, а третье от… номер засекречен? Он открыл сообщение. Да, номер был скрыт. Глаза забегали по строчкам, и с первых же слов кровь похолодела у Даррена в жилах. «Мистер Моран, к моему счастью и вашему сожалению, мне стал известен ваш маленький секрет. Если вы не хотите, чтобы Магнус О’Доннел и весь клан узнали о вас неприятную правду — приходите в Дублинский Порт в пятницу, в три часа ночи. Один и без оружия, уверен, для нашей беседы оно вам не понадобится. Также, разумеется, никто не должен об этом знать. Я буду ждать вас на складе номер четыре. Уверен, вы меня ни с кем не перепутаете».