Жребий брошен

Когда они добрались до Дэллоуэйского моста, его уже успела окутать кромешная тьма. И Томаса этот факт совершенно устраивал. Мотор заглушили после десяти минут ожидания Джонни, и сейчас Даррен, успев пару раз смачно ругнуться на вышеупомянутого альфу, продолжал то и дело проверять время в телефоне. А Томас — Томас мог без зазрения совести шарить ладонями по телу Даррена, компенсируя невозможность делать это на протяжении целого дня, не боясь, что в этой непроглядной черноте их кто-то увидит. Хотя «застукает» — всё-таки более подходящий термин, когда ты, точно шестнадцатилетка, чьи родители вечно крутятся дома, зажимаешь своего омегу прямо в нагло припаркованном напротив окон авто. Сначала Даррен, конечно, с ехидным смешком шикнул своё извечное «да сколько можно, алабай?» или «тебе когда-нибудь хватит?», но затем, в противовес собственным словам, подсел ближе, давая пространство для манёвра — огладить ладонями бока и скользнуть по бёдрам — а потом, слегка отклонив голову, открыл доступ к беззащитному горлу. — Спасибо, что не убеждаешь меня остаться, — тихо выдохнул Даррен, когда Томас поцеловал его прямо под подбородком. — И не начинаешь выносить мозг о том, как это всё опасно. Правда, спасибо. — Я уже понял, что мне посчастливилось заполучить очень непокорного омегу, — хрипло прозвучало в ответ, и Даррен улыбнулся. — Но благодарю хотя бы за то, что на эту встречу с Фрэнком ты меня всё-таки пригласил. — Господи, это что, был сарказм? Наш святоша научился острить? — Даррен засмеялся, но вдруг тихо выдохнул. — Боже, этот день вполне может возглавить список самых хреновых в моей жизни. — Томас почувствовал, как холодная рука сжала его запястье. — Сначала Магнус, потом его муженёк, теперь ещё и Фрэнк… Если мы его схватим, то это означает — всё, конец! А если ничего не выйдет… — Даррен резко замолчал и устало прислонился лбом к виску Томаса. — Чёрт, я даже не хочу думать о том, что может произойти… Мы ведь теперь как на ладони — после всего, что слили ему Найдж и Эммет… Томас нахмурился и, чуть отстранившись, всмотрелся в вырисовывающееся в темноте встревоженное лицо. Пальцы сами скользнули по щеке Даррена, и тот сразу же подался навстречу ласке — уже так привычно, уже так естественно. Что Томас мог ему сказать? Что всё обойдётся? Что всё будет хорошо? Бросить какую-то рядовую фразу человеку, который сегодня — не применяя пыток, одними лишь словами! — вытряс из предателя почти что чистосердечное признание? — Я буду рядом, — единственный ответ, который мог дать Томас. И он дал, целуя плотно сжатые губы. — Буду прикрывать твою спину, — скользнул дыханием по тонкой шее, вызывая на коже стайку мурашек и тут же ловя их языком. — Буду защищать тебя, — снова заглянул в глаза, притягивая ближе за талию. — Что бы ни случилось. Даррен посмотрел на него открыто и растерянно, а затем, неожиданно расслабив напряжённые плечи, подался навстречу. — Я так надеюсь, что всё это наконец-то закончится… — прошептал он, позволяя сгрести себя в объятия. — И можно будет жить спокойно… — он усмехнулся в попытке отогнать внезапно нахлынувшую меланхолию. — Ну, там, пытать оборзевших должников пару раз в неделю и тихо-мирно переправлять контрабанду через Атлантику… «И заодно несколько тонн наркоты, о которых не знает ни одна живая душа в клане». — Да уж, самый обычный день, — Томас тихо засмеялся и поцеловал его за ухом, моментально слыша сдавленный стон — о да, он уже замечал, что здесь Даррен очень чувствительный. — Н-не увлекайся, — сбивчиво предостерёг тот, когда Томас решил удостовериться в своей догадке, прижавшись губами к заветному местечку ещё раз. — Они же приедут с минуты на минуту… Чёрт, надаю Джонни по бритой башке за то, что опаздывает! — Я соскучился, — вдруг искренне признался Томас, нехотя отрываясь от своего занятия. — Очень соскучился… — Мы были вместе целый день. — Были, — кивнул Томас, — но большую его часть я не мог даже просто дотронуться до тебя. — Поцеловав Даррена в подбородок, он спустился ниже и осторожно оттянул чужой воротник, где рядом с первым темнеющим засосом на ключице уже наметился второй. Кожа Даррена такая тонкая — любые следы остаются надолго. Нужно запомнить… — Алабай, ну хватит, — взмолился Даррен, почувствовав нежный укус. — Я тоже соскучился, но я же буду пахнуть… И ты тоже… Томас! Тот усилием воли заставил себя отстраниться. Да, Даррен прав, у Томаса у самого уже дёсны зудят в первобытном желании пометить своего омегу, а в штанах скоро возникнет проблема таких масштабов, что за врагами клана по Дублину уже не побегаешь. Послышался жужжащий звук — Даррен нажал на кнопку, открывая окно, из которого тут же повеяло ночной прохладой. — Могу дать тебе свои подавители, — ухмыльнулся Даррен, слыша сбившееся дыхание Томаса. — Нет, ну ты уверен, что тебе уже целых тридцать шесть? Гормоны так и скачут, так и скачут… Томас отвёл горящий взгляд от бесстыже ржущего Даррена и опустил стекло со своей стороны. Ему проветриться тоже не помешает. Находиться с Дарреном вдвоём в темной машине — нешуточный тест на выдержку. Скрип шин и резкий визг тормозов раздался через несколько минут, и вскоре Томас уже возвышался рядом с Дарреном, отслеживая каждое движение новоприбывших. Жёлтый свет зажжённых фар подсвечивал крепкие фигуры дюжины альф, покидающих авто и становящихся в ряд перед боссом. Из толпы агрессивного вида молодняка уверенно вышел вперёд один, явно намного старше остальных. Мощный, бритоголовый, с короткой темной бородой и горбатым, наверняка неоднократно ломаным и криво сросшимся носом. Томас невольно втянул воздух, сразу различая тяжёлый хвойный запах сосновой смолы, и внимательно наблюдал, как альфа делает то же самое. Да, это был тот самый Джонни, который скрутил его в бараний рог и приволок к Магнусу. Поправочка: скрутил с помощью ещё троих не менее здоровых альф, да и к тому же подрастеряв при этом парочку зубов! Сам бы он в жизни не справился с тренированным морпехом… — Джонни, — коротко поприветствовал его Даррен, и бритый альфа, перестав водить носом и слабо скалить клыки, перевёл взгляд на омегу. «Бету» — немедленно заметил для себя Томас, чувствуя странное облегчение. Все эти альфы думают, что Даррен — бета, и не рассматривают его в качестве омеги. — Босс, — низким грудным голосом поздоровался Джонни, — все в сборе. Его глаза остановились на Томасе, и он мог поклясться, что Джонни глухо рыкнул. После короткого обсуждения плана действий они расселись по машинам, и пока авто плотной вереницей ехали по ночной дороге, Томасу казалось, что напряжение Даррена он чувствует даже кожей. Оно незримо присутствовало в каждом его действии: когда Даррен задерживал дыхание, будто зависая в своих собственных мыслях, или когда по нескольку раз проверял, на месте ли пистолеты и заряжены ли они. А потом, ощутив на себе тяжёлый взгляд, Томас повернул к нему лицо. Даррен смотрел так, что захотелось развернуться и поехать в другую сторону. — Не вздумай жертвовать собой ради меня, ясно? — произнёс он каким-то мёртвым голосом, и Томас стиснул руль так сильно, что кожаная обивка скрипнула. — Не подумай ничего такого, просто на всякий случай… — На всякий случай? — Томас буквально оцепенел от такой просьбы, но тут же замотал головой. — На всякий случай?! — Мы не знаем, что там будет. Но, если меня схватят, я запрещаю тебе ловить пули или кидаться грудью на нож. — Даррен, ты сейчас серьёзно? Думаешь, я смогу стоять и смотреть, как ты… как тебя… — Томас заиграл желваками. — Нет. Нет, даже не проси! Я не могу пообещать такое… — Пожалуйста… — тихо выдохнул Даррен, неожиданно опустив ладонь на колено Томаса. — Пожалуйста, просто останься в живых. Пообещай. — Обещаю, — Томас накрыл тонкую кисть, — мы оба останемся живы. И принесём Магнусу голову Фрэнка, как ты и хотел. Они держались за руки до тех пор, пока чёрный BMW, ехавший впереди, внезапно не свернул в тёмную подворотню. — Дальше пешком, — сообщил Джонни, когда Томас и Даррен, припарковавшись рядом, вышли на потрескавшийся асфальт убогого промышленного района. — Здесь полкилометра. Шум не поднимаем. — Я думал, Фрэнк живёт на шикарной вилле, — послышался шёпот одного из молодых альф. — Ага, Саймон, с бассейном и загоном для маленького пони, — фыркнул Даррен, шагая рядом с притеревшимся к нему Томасом. — Идеально для человека в бегах. Ну просто рай для сплетников. Дом номер одиннадцать действительно выглядел настолько неприметно, насколько можно было это представить, и даже легко бы сошёл за заброшенный, не гори в одном из мутных старых окон свет. Они рассредоточились по периметру, разбившись по тройкам. Держащий оружие наготове Даррен шёл посередине, зажатый между Томасом и Джонни, сосредоточенными до предела. Глухой бетонный забор закрывал обзор на происходящее во дворе, и Джонни, дав рукой знак стоять на месте, почти в один прыжок перелетел через ограждение. Даррен нашарил в темноте ладонь Томаса, и это было последнее, что он ярко помнил. Дальше всё замелькало обрывками — сумбурными, но отчётливыми, как кадры кинофильма. Вот голос Джонни сообщает «чисто». Вот Даррен приземляется, спрыгнув с высокого забора. Вот заглядывает в единственное зажжённое окно, видя, как за кухонным столом рубятся в карты два амбала. Даррен уже мысленно прикинул, откуда лучше атаковать, как вдруг гробовую тишину ночи сотряс выстрел. За окном тут же послышалась возня и топот, а на другом конце двора — резкий крик. Внезапно его толкнула сильная рука, заставляя упасть плашмя на землю, а в следующий миг прямо над головой — там, где только что стоял Даррен — с оглушительным звоном от угодившей пули разбилось стекло. Осколки полетели на спину, но через секунду его уже дёрнули за воротник, ставя на ноги, а глаза различили в темноте обеспокоенное лицо Томаса, стряхивающего с его плеч остатки битого стекла. — Цел? — Цел, — Даррен даже не успел толком кивнуть, как уши оглушила новая серия выстрелов, а Томас рванул в сторону, утаскивая его за собой. По воздуху разносился тяжёлый запах агрессивных феромонов по меньшей мере полутора десятка альф. Даррен не помнил, как оказался в доме, помнил только ладонь, сжимавшую его запястье так крепко, что наверняка потом останутся синяки. Зрение уловило движение сбоку, и он на одних инстинктах вскинул руку с пистолетом, всаживая пулю меж глаз какого-то красномордого громилы. Из-за ближайшего угла вылетел следующий. Неожиданно такой же красномордый и на удивление безоружный. Первым ударом он мгновенно выбил из пальцев Даррена ствол и уже заносил кулак для второго, как Томас рывком задвинул его за спину и с одного замаха вышиб здоровяку челюсть. Сзади раздался выстрел — совсем близко, в нескольких шагах — и Даррен, крутанувшись на пятках, прицелился в чёрную фигуру в противоположном конце крошечной прихожей. Палец чуть не дрогнул на спусковом крючке, как вдруг нос учуял хвойный сосновый запах. Джонни, потрёпанный, но от этого только более устрашающий, всё ещё держал пистолет поднятым, пока перед ним тяжеловесной грудой не свалился альфа, явно собиравшийся напасть на Даррена и его телохранителя. Так и не опустив оружие, Джонни кивнул, спрашивая, всё ли в порядке. Даррен ответил тем же жестом, в секундном затишье успевая расслышать, как бешено стучит его собственное сердце. И внезапно, за грохотом крови в висках, чётко осознал, на каком обрыве сейчас стоит. Разделяющем жизнь на до и после. Он ждал этого дня. Этого конкретного момента. Ждал с тех самых пор, как первый киллер Фрэнка не смог размозжить ему череп о стену в туалетной комнате дорогого ресторана. Мечтал о мести, ожидая, пока срастутся поломанные кости руки. Жаждал расплаты, будучи вынужденным покинуть свой дом, когда в него проник наёмник. И вот, всё могло решиться прямо сейчас. В одну минуту. В один миг. Скрип трухлявых половиц где-то со стороны тёмного узкого коридора заставил обернуться. В одной из настежь распахнутых дверей мелькнула тень, и из какофонии резких запахов нос вычленил только один. Древесный, кедровый и до боли знакомый. Фрэнк. Сжав челюсти и обещая самому себе, что если всё получится, то он, чёрт возьми, на следующий же день выйдет замуж за одного алабая, Даррен метнулся вперёд. Ботинки бегущих следом Томаса и Джонни грохотали за спиной, когда Даррен ворвался в комнату. Перед глазами возникли испещрённые глубокими длинными трещинами крашеные стены, разворошенная кровать, в которой очевидно недавно спали, и довольно массивный письменный стол с лежащей поверх раскиданных бумаг тростью. Тростью с набалдашником в виде головы медведя. Даррен принюхался, стараясь не обращать внимания на феромон Томаса, который то и дело отвлекал. Но спальня настолько пропиталась запахами, что определить, откуда именно доносится тяжёлый кедровый аромат, было очень сложно. — Он должен быть где-то зд… — начал Даррен, однако закончить ему не дали. Горло внезапно сдавило, не позволяя ни вдохнуть, ни выдохнуть, и Даррен лихорадочно вцепился в шею, тут же нащупывая чужую каменную руку, перекрывающую ему кислород. Запах кедра окатил удушливой волной. — Попробуйте только рыпнуться, и я пристрелю этого говнюка, — послышался грубый голос над ухом, а в висок упёрся холодящий кожу оружейный металл. — Отошли к стене. Живо! Так… А теперь опустили пушки на пол. Я сказал, — пистолет сильнее вдавился в висок, — опустили. Пушки. На пол, — сквозь зубы прошипел Фрэнк, и в следующее мгновение Даррен почувствовал его дыхание на своей щеке. — Нужно было прикончить тебя ещё в порту, да? — За свои ошибки надо отве… — через усилие выдавил Даррен, но хватка на шее стала крепче. В уголках карих глаз выступили слёзы, а заметавшийся взгляд нашёл перекошенное от немой злости и тревоги лицо Томаса. — Как же ты меня задолбал, Моран, — прорычал Фрэнк, почти касаясь его уха губами. — Почему от тебя столько проблем? Как ты, грёбаный бета, вынюхал своим слепым носом, где я? Значит так… — дуло пистолета царапнуло тонкую кожу, — сейчас мы уйдём. Сядем в машину и уедем. И не дай бог хоть кто-то из вас, ублюдков, вздумает устроить погоню — я вашего долбаного босса сразу прикончу, усекли? Ответом послужило молчание, но в звенящей тишине Даррен отчётливо слышал напряжённое дыхание своих людей. И особенно одно — самое тяжёлое и самое надрывное. Даррен зажмурился, маниакально заставляя оцепеневший от паники и острой нехватки кислорода мозг соображать. Так, одной рукой Фрэнк держит пушку, другой — горло, значит, руки самого Даррена свободны, и если рассчитать удар и выбить пистолет… — Пошёл! — рявкнул голос, и его толкнули в спину, очевидно дулом того же несчастного пистолета. Чёрт! Теперь до него не достать. А дёрнешься — этот гад и курок спустить может. Но если позволить затащить себя в машину — это конец. Фрэнк не дурак и лишний балласт скинет у ближайшего моста… — Шевелись, мелкий засранец! — зашипели на ухо и толкнули так, что ноги споткнулись о валяющийся на полу проеденный молью ковёр. Ещё один грубый пинок — Даррена развернули лицом к двери, и горящие в темноте глаза Томаса исчезли из поля зрения. Томас… «Обещаю, — альфа берёт его за руку, — мы оба останемся живы…» Дышать получалось даже не через раз, а через полтора — Фрэнк сжимал будь здоров, не переставая то и дело тыкать металлическим стволом прямо Даррену меж позвонков. По лестнице его почти стащили, волоча ногами по ступеням. — Ты и не представляешь, что я с тобой сделаю, маленькая шлюха, — брызжа слюной в ухо, процедил Фрэнк. — Да знаменитые пытки грёбаного Магнуса покажутся тебе сказкой, по сравнению с этим! В глазах темнело. Даррен уже не видел ни насмешливо глядящей на него сверху луны, ни отстранённо наблюдающих редких звёзд. Пальцы до побеления цеплялись за душащую руку, пытаясь отвоевать хоть каплю кислорода. Он больше не чувствовал никаких запахов кроме тошнотворного кедра — накрывшего его, казалось, с головой, стирающего даже отголоски до последнего остающегося в носу аромата морской соли. «Даррен, вы худощавый и невысокий по сравнению со среднестатистическим альфой», — в голове звучат слова Томаса, сказанные после нападения на мафиози в подворотне. «Суть этой техники заключается в том, чтобы обратить силу противника против него же самого, — говорит Томас, убеждая ворчащего Даррена научиться каким-то там секретным армейским приёмам. — Вы должны использовать вес моего тела против меня». Сильные руки обхватывают Даррена сзади, а грудь Томаса прижимается к спине — вопиюще тесно, непозволительно близко — и, пока Даррен на долю секунды теряется в незнакомых странных ощущениях от тепла и запаха чужого тела, Томас объясняет, как выйти из захвата. «Ваша сила ни на что не влияет. — Горячее дыхание опаляет шею, отчего Даррен невольно закрывает глаза. — Влияет физика — я теряю равновесие и валю себя сам. Всё понятно? Могу повторить ещё раз…» Дуло пистолета проехалось прямиком по позвоночнику, заставляя Даррена, зашипев от боли, вернуться в пропахшую кедром реальность. Фрэнк тащил его за дом — туда, где в черноте ночи громадным светлым пятном вырисовывался серебристый внедорожник. Использовать вес противника против него же самого… Да стоит Даррену только дёрнуться, пушка, и так буравящая спину, моментально сделает в нём сквозную дыру! Из-под тяжёлых век он разглядел сверкнувшую в свете одинокого фонаря металлическую фигурку на капоте машины. Силуэт бога Ника с расправленными за спиной крыльями — так называемый «Дух экстаза». Даррену прекрасно известно, что это. Какая ирония. Роллс-Ройс. Смешно быть застреленным в автомобиле, с которого и начался твой путь в мафии. Стоп… «Не время умирать», — в голове как-то насмешливо звучит голос Джеймса Бонда. «Богу смерти мы говорим ''не сегодня''», — раздаются в мыслях слова Ария Старка. Что там ещё говорят эти долбаные смельчаки из кинофильмов? Но Даррен, в отличие от них, мог блеснуть только одной репликой: если его не грохнут сейчас, то сделают это часом позже. Когда Фрэнк притащит свою добычу в новое укрытие. А перед этим ещё и отымеет… Что ж, помирать, так с музыкой. Помирать, так быстро. Даррен со всей силы въехал Фрэнку пяткой по колену и готов был поклясться, что слышал, как жалобно хрустнул чужой сустав. Фрэнк утробно зарычал, тут же прикладывая его головой об отполированный бок машины. Висок обожгла тупая боль, но за её завесой Даррен внезапно понял: дуло пистолета больше не упирается ему между лопаток. Он разом вспомнил всё, чему учил его Томас. Сила ни на что не влияет. Влияет физика. Сцепив зубы и плюнув на головокружение, Даррен бросился на Фрэнка. Подножка, подсечка, рывок — не удержав равновесие, тот свалился на землю, а Даррен вышиб у него оружие, слыша, как оно шмякнулось где-то в полутора метрах от них. Теперь уже руки Даррена сомкнулись на мощной шее со вздувшимися венами, пока распахнутые налитые кровью глаза смотрели на него с ненавистью и злобой. Долго Даррен так не протянет: держать уже становилось тяжелее — Фрэнк брыкался слишком буйно, выбивая более мелкого и слабого противника из сил. Единственной надеждой был второй пистолет в кобуре на поясе, но стоило Даррену сдвинуть ладонь с чужого горла, как Фрэнк одним стремительным толчком опрокинул его на лопатки. Тяжёлое горячее тело прижалось сверху, обдав удушливой кедровой волной. Жёсткие пальцы вжали руки в землю, крепко вцепившись в запястья, и вдруг Даррен похолодел. Фрэнк принюхался. Во взгляде мелькнуло удивление, а в следующий миг нос Фрэнка уткнулся в ложбинку на шее Даррена. — Не стрелять, кретины! — будто из-за толщи воды слышался рёв Джонни. — Попадёте в босса! — Да никакой ты не бета! — прорычал Фрэнк прямо в губы инстинктивно зажмурившегося Даррена. — Да я тебя, маленькая шлюха… Запах кедра внезапно исчез, и Даррен жадно глотнул холодный ночной воздух с привкусом… морской соли. Схватившись за ноющее горло, он ошарашенно уставился на две катающиеся по земле чёрные фигуры, даже в полутьме безошибочно различая, как лицо Фрэнка месит кулаками здоровенный альфа. Феромон Томаса стал максимально концентрированным, агрессивно наполняя воздух вокруг. В груди клекотал свирепый рокот, сорвавшийся в неистовое рычание, когда Фрэнк попытался заехать ему по зубам, и Томас ухватил его за воротник, несколько раз прикладывая затылком о землю. Томас не слышал ничего: ни хрипов Фрэнка, булькающих от крови во рту, ни топота парней Джонни, примчавшихся на подмогу. Только биение своего сердца и слабые отголоски запаха сирени где-то поблизости. Осознание того, что сделал этот человек, обрушилось мощнейшим цунами — сделал его Даррену, его омеге — и мир заволокло красным. Красное окрашивало кулаки Томаса, с треском врезающиеся в чужой череп. Красные струи стекали из разбитого носа, брызгали изо рта Фрэнка на поросшую редкой травой землю. Внутри осталась только пульсирующая в венах ярость. Томас мечтал разорвать уже безвольно валяющегося под ним альфу на куски, разодрать зубами, принести Даррену ещё бьющееся сердце и положить у ног, показывая, что больше никто не посмеет его обидеть. Никто и никогда. — Томас, — сквозь пелену ненависти донёсся родной голос, и он резко вскинул голову, пьяными глазами уставившись на тонкую фигуру. — Оставь его. Я уже и так… не уверен, живой он или нет. Томас вскочил на ноги, порывисто сгребая Даррена в охапку, напрочь игнорируя «идиот, увидят!» процеженное куда-то ему в грудь. — Живой, Господи, живой… — все ещё тихо порыкивая, судорожно зашептал Томас в смоляную макушку. — Ты живой… — Пусти! — Даррен пытался вырваться, а когда понял, что оттолкнуть истинного не получится, то хотя бы выскользнуть из его хватки. — Томас, отпусти сейчас же! Я прибью тебя! Надаю по башке! Пусти! Томас обречённо выдохнул, когда аромат сирени исчез, а Даррен отлетел на безопасное расстояние, тут же принимаясь давать указания своим людям. Мышцы всё ещё подрагивали после драки — если дракой можно было назвать настолько неравную схватку двух противников — а дыхание не восстановилось. Хотелось схватить свою добычу, вцепиться в горло и добить, но голос Даррена где-то сбоку приказал тащить Фрэнка в дом. Глянув на свои окровавленные руки, Томас сдавленно рыкнул, а затем бросился помогать парням Джонни тянуть бесчувственное тело. На траве и мощённой дорожке до самого крыльца оставался красный след. — Осмотрите все комнаты, вдруг ещё кто остался, — скомандовал Даррен, когда они заволокли полутруп и швырнули на скрипучий пол спальни. — Чисто, босс, — через какое-то время раздалось эхо ответов минимум трёх альф. — В этой дыре вообще есть водопровод? — Даррен поморщился, бросая на Фрэнка полный презрения взгляд. — Нужно привести эту мразь в себя, я хочу чтобы он чувствовал, как будет умирать. Размоченная ледяной водой, хлестнувшей на Фрэнка из старого металлического ведра, кровь брызнула во все стороны, пачкая мебель и стены. Он тут же с хрипом втянул воздух, уставившись перед собой невидящим взглядом, а Даррен только скривил и без того поджатые губы, стряхивая с вымытых от грязи ладоней капли воды. — Ну привет, — сухо бросил Даррен, ловя себя на мысли, что не получает такого бешеного удовольствия от убогого вида своего врага, как он ожидал. Только раздражение и дикую усталость. — Ещё узнаёшь меня? Томас тебе там не все мозги отбил? — Шлюха… — приложив немалые усилия, прошипел Фрэнк, и враз получил звонкую пощёчину уже знакомой рукой стоящего рядом морского пехотинца. — Значит, узнаешь, — оскалился Даррен. — В лучших традициях Голливуда я должен поболтать с тобой перед тем, как всадить пулю между глаз. Прости, болтун из меня, конечно, хреновый, но после всего, что ты сделал, я просто не мог дать тебе мирно умереть от кулаков моего телохранителя. Фрэнк прохрипел что-то невнятное, сразу же зайдясь лающим кашлем и сплёвывая красный сгусток на пол. Даррен брезгливо поморщился, а затем, осмотрев обшарпанное помещение, ленивым шагом прошёлся вдоль покосившихся шкафов. — Да уж, Фрэнк, ну и жопа мира… — вздохнул он. — Господи, мог ведь спокойно умотать из страны и не попадаться нам на глаза. Так нет, продолжаешь гнуть своё уже столько лет… Мне тебя даже жалко. — Даррен остановился у стола, на котором лежала пресловутая трость, и взял её в руки. — Хотя вру, абсолютно не жалко. Какая занятная вещица… Она у тебя уже так давно. — Они всё равно узнают… — забившись в лихорадочной дрожи, забормотал Фрэнк, с трудом поднимая голову на Даррена. — Слышишь, ублюдок, узнают, и тогда… Очередной удар заставил его упасть лицом в деревянный пол, сипло взвыв от боли. На секунду Даррен поймал взгляд Томаса, читая в нём жгучую смесь из волнения, нежности и злости. Да уж, кажется, за одну вещь он должен быть Фрэнку благодарен. «Круглосуточная охрана, — тоном, не терпящим возражений, заявляет Магнус после первого покушения на жизнь его заместителя. — И это не обсуждается». Даррен устало смотрит на огромного двухметрового бугая напротив. Светлые платиновые волосы, постриженные на военный манер, и куртка под камуфляж — типичный армейский остолоп. «Томас Макларен? — всем своим видом выражая недовольство переспрашивает Даррен. — Бывший морпех?» «Вот всё закончится, и я отвезу тебя в Уэстпорт, — шепчет низкий голос совсем близко, заставляя Даррена улыбаться. — К морю, к заливу океана… покажу места, где я вырос… будем там вдвоём, только ты и я». Когда всё закончится… Даррен снова перевёл взгляд на Фрэнка, вывернувшегося на трухлявых досках в неестественной позе, напоминая теперь скорее какое-то кровавое месиво, чем некогда грозного лидера вражеского клана. Будь Фрэнк на месте Даррена, стал бы пытать его и дальше. Пока Даррен соображает. Пока дышит. — Что ж, как я уже говорил, в кино принято долго прощаться со злодеями. — Даррен поднял пистолет, прислушиваясь к конвульсивным хрипам, рвущимся из чужого горла. Фрэнк бы поизмывался над Дарреном столько, сколько бы билось его сердце. Но он не Фрэнк. — Но мы не в кино. Даррен спустил курок. «Не жалей пуль, когда убиваешь человека», — сказал ему Магнус в первый выезд «беты» на грязное дельце. Он запомнил это на всю жизнь. Воздух сотрясло от ещё двух выстрелов. Тело на полу обмякло в быстро расплывавшейся под ним тёмной луже, но рука Даррена, сжимающая всё ещё слабо вибрирующий пистолет, никак не опускалась. Он смотрел перед собой, насторожено ожидая. Подвоха… Будто Фрэнк встанет и засмеётся ему в лицо, или в дом ворвутся его люди, обмотанные взрывчаткой… Да что угодно! Только не ошеломляющий факт: Фрэнк Уоллес мёртв. Но он был. Лежал бездвижной грудой, не подавая ни единого признака жизни. Словно считаные минуты назад не взял Даррена в заложники, не грозился прикончить, не учуял его феромон. В комнате повисла тишина. Абсолютная, казалось, не нарушаемая даже дыханием замерших вокруг дюжины альф. — Молодцы, — наконец-то глухо произнёс Даррен, чувствуя, как окаменевшие от напряжения плечи начинают невольно опускаться. — Всем премия, — он нервно усмехнулся, — и выпивка в «Тэмпл Бар» за мой счёт. В звенящем безмолвии прорезались тихие, несмелые смешки. Потом кто-то присвистнул, кто-то притопнул ногой, а после альфы загоготали — во весь голос, с улюлюканьем и грохотом кулаками по стенам. Даррен внезапно понял, что тоже смеётся, надрывно и как-то опасливо, но смеётся. Глаза опять встретились с Томасом — тот стоял среди победно галдящих альф, неотрывно глядя на него. На секунду показалось, что весь гомон мгновенно смолк. Будто они герои долбаной слезливой мелодрамы, по законам которой обязаны броситься навстречу друг другу и начать целоваться на фоне заката… — А что с трупом, босс? — вполне себе буднично раздалось сбоку, и Даррен понял, что уход в закат придётся отложить на неопределённый срок. — Что-что… Уж не в качестве трофея себе заберём! — фыркнул он, морщась от вынужденного взгляда на покойника. — Тем более Томас его так разукрасил, что родной папаша не узнает… Избавьтесь от тела. А это, — он поудобней перехватил всё ещё лежащую в его руке трость, — я заберу в подарок Магнусу.

***

Томас затормозил в первой же подворотне так резко, что лишь ремень безопасности не позволил Даррену с изяществом пингвина вылететь в лобовое стекло. Он только успел убрать упавшие на лицо волосы, как его тут же вжали в сиденье, принимаясь самым что ни на есть настоящим образом обнюхивать. — Да всё со мной в порядке, правда… — забормотал Даррен, однако сразу же сдался под диким напором. Даже при слабом свете уличных фонарей Томас различил, что на белеющей в темноте шее уже начали проступать крошечные синяки от чужих цепких пальцев. Мысль, что кто-то посмел тронуть его пару, воспламенила всё внутри, как бензин, плеснувшийся в и без того пылающий огонь, и Томас голодным зверем бросился вылизывать синеющие пятна на нежной коже. Даррен сперва что-то протестующе зашипел — ох уж этот омега, никогда не упустит возможность побурчать! — а потом как-то сник и обмяк, жалобно поскуливая каждый раз, когда горячий влажный язык проходился прямо по брачной железе. Удостоверившись, что полностью убрал с шеи истинного запах другого альфы (клыки удлинялись от одного воспоминания об этом!), Томас взял Даррена за холодные руки и лизнул уже начавшую запекаться багровую корочку на костяшках. — Алабай, ну всё в порядке… На это Томас только предостерегающе рыкнул: ну чего Даррен опять понапридумывал?! Вон кожа вся содрана и сбита! А затем, прижал его ладонь к своему лицу, чтобы поцеловать мягкую серединку и снова вернуться к костяшкам. Капельки крови сладковатой солью оставались на языке, когда Томас, несмотря на все — ну просто смешные — попытки его остановить, продолжал зализывать раны своего омеги. Томаса колотило: от ярости при мысли о прошлом, от счастья при осознании настоящего. И от будущего, которое сегодня чуть не стало реальностью — того, где рядом нет этого несносного и пахнущего сиренью Даррена. — Алабай… — в который раз послышалось где-то сверху, — ну хватит… ну посмотри на меня, прошу… Подбородка Томаса коснулись ледяные пальцы, пытаясь приподнять, и он, глухо рыкнув, повиновался. Он уже готов был пресечь любые пререкания Даррена одним известным (и очень приятным) способом, как вдруг тот произнёс совершенно непредвиденное: — До бухты Хитклифф всего час езды. Томас моргнул. — Там красивые скалы, — неловко пожав плечами, продолжал Даррен, — и дикий пляж. Томас моргнул снова. — Думаю, до Уэспорта ехать слишком долго, — Даррен слабо усмехнулся, — а ты обещал мне море, алабай. Глупо моргнув в третий раз, Томас наконец сцапал его в объятия и, будто мягкую игрушку, перетащил через консоль между сиденьями прямо себе на колени. Море. Будет Даррену море! Хоть целый океан! Да он звезду с неба достанет, лишь бы он чаще улыбался, лишь бы жался к нему доверчиво и искренне, как прямо сейчас… — Обещаю, — хрипло шепнул ему в ухо Томас, — мы доедем быстрее чем за час. Скалы бухты Хитклифф, чёрные, словно сажа, защищали пляж с ветреной стороны, пока такие же чернеющие в ещё неотступившей ночи волны лизали песчаный берег. Небо только-только начало светлеть. Узкоплечий силуэт вырисовывался на фоне неспокойного моря, и Томас, быстро сунув ключи от машины в карман, подошёл сзади. Обнял за талию, притянул ближе — так близко, как только было возможно — уткнулся носом в сгиб шеи и, чёрт возьми, понял, что умрёт от счастья прямо на этом пляже, когда Даррен покорно вжался спиной в его грудь. Такой тёплый, такой уютный, такой свой… А самое главное — живой и невредимый. Только пара синяков, царапин и — Томас подавил злой рык — уходящая в волосы ссадина на лбу, которую он тоже зацеловал при первой же возможности. Его ладони скользнули по животу Даррена, даже за слоями одежды чувствуя, как он поджимается в ответ. Пахучая железа прямо напротив губ манила ароматом сирени, но Томас позволил себе лишь оставить на ней влажный поцелуй. — У меня тут начинаются проблемы с вестибулярным аппаратом, — внезапно признался Даррен. — Не могу понять, где ты — твой запах повсюду, — он тихо засмеялся, — полная дезориентация в пространстве. Но мне нравится… Томас развернул Даррена к себе, обхватывая бледное лицо. Тот улыбался, высоко запрокинув голову и глядя на него действительно какими-то задурманенными глазами, а затем неожиданно отнял руку Томаса от своей щеки. В который раз за эту бесконечную и наконец-то почти изжившую себя ночь Томас почувствовал, что не может дышать: Даррен поднёс его руку к своим губам, медленно и вдумчиво касаясь разбитого в драке кулака — точно так же, как Томас целовал его костяшки в машине. — Выходи за меня! — вдруг отчаянно выпалил Томас, буквально вжимая Даррена в себя. — Выходи, прошу! Знаю, у меня сейчас нет кольца, извини, но как только магазины откроются, я… Томас опешил, когда ему просто-напросто заткнули рот — нагло и сладко, вылизывая язык и прикусывая нижнюю губу. — Какой же ты у меня глупый, алабай, — фыркнул Даррен, наконец отстранившись. — Ну просто болван болваном. — Это значит… нет? — Господи, даже не болван, а настоящий балбес! Не кусайся… Это означает: куда же я от тебя денусь, вот скажи мне на милость? — Знаешь, именно так я и представлял себе твой ответ, — рассмеялся Томас, чувствуя, как сердце делает кульбит, и всё же нежно прикусил мочку Даррена второй раз. — То есть ты… правда согласен? — А ты фантазировал о сцене с предложением? — тёмные глаза смотрели с насмешкой, в то время как руки Даррена оплели крепкую шею, лаская пальцами вставшие дыбом волоски на загривке. — И что там ещё было? Ты два часа пел серенады, а потом становился на колени и доставал кольцо? Или сразу же падал мне в ноги? — Да, — Томас ткнулся носом в тёмный висок, — сразу падал в ноги. Голова действительно шла кругом, а верх и низ менялись местами. Море шумело в ушах. Море щекотало обоняние. Море нежно и ласково скользило по открытым участкам омежьей кожи, которые Томас с проворством охотничьего пса находил на теле закутанного в три слоя одежды Даррена. Море было повсюду. Томас был повсюду. Заставлял потеряться между небом и землёй, а вместе с чувством координации лишал и контроля над происходящим — и, святые угодники, как же это было прекрасно. Вот Даррен чувствует, как спина упирается в что-то гладкое и твёрдое — Томас прислоняет его к машине, не разрывая поцелуя и не прекращая сводящих с ума поглаживаний по пояснице. Вот внезапное короткое чувство падения, однако уже через секунду Даррен понимает, что его плавно опускают на мягкое заднее сиденье авто, пока Томас нависает сверху, словно закрывая собой от всего мира. Вот Даррен оплетает его конечностями, вынуждая прижаться ближе — ближе, ещё ближе! — и, вдруг глупо хихикнув, шепчет в ухо: «но секс только после свадьбы, алабай, я же порядочный омега». А затем, подавшись бёдрами навстречу, трётся своей твёрдостью о живот Томаса, уже хрипло смеющегося ему в плечо: «ты правда хочешь поговорить об этом сейчас?» Все следующие слова потонули в шуме разбушевавшихся снаружи волн и сбитом дыхании, заполнившем пропахший солью и сиренью салон машины. Лихорадочным шёпотом Томас повторял одну и ту же фразу, бормотал её Даррену в губы, шею, ключицы, отчаянно и исступлённо твердил снова и снова. Глупый алабай… Будто Даррен сам не знает, насколько сильно его любят! Будто не видит это ежедневно: в каждом взгляде, жесте, действии. Видит и понимает: его любят, чёрт возьми! Ничего не ожидая взамен. Таким, какой есть… — Я тоже тебя люблю, — совсем тихо, одними губами произнёс Даррен, моментально ощущая возбуждённую дрожь чужого тела. Сейчас казалось, что нет ничего более правильного и верного, чем ладони Томаса — жёсткие и огрубевшие после долгих лет военной службы — ласкающие и нежащие его, босса грёбаной мафии, словно самое хрупкое во вселенной существо. Нет ничего более естественного, чем слепо подставлять лицо и шею под беспорядочные поцелуи, шарить руками по мускулистым плечам и широкой спине, забираться под одежду и встречать ответный жар плотной кожи. Влажное касание горячих губ к голому животу заставило распахнуть глаза. Взгляд тут же уловил лиловое рассветное небо в запотевшем окне, и сразу метнулся вниз — к Томасу, замершему прямо у Даррена между разведённых коленей. Он сглотнул подступившую слюну. — Можно? — голос Томаса прозвучал хрипло и мягко, пока пальцы продолжали нежно поглаживать выпирающую тазовую косточку. Стоило Даррену оторопело кивнуть, Томас просиял робкой улыбкой, будто действительно сомневался, что ему разрешат, и осторожно приник губами к тонкой пушистой дорожке под пупком, щекоча дыханием. Томас не спешил, расстёгивая брюки своего истинного, всё время неотрывно следя за его лицом в ожидании и опасении увидеть там страх. Но Даррен только закусывал щёки, а когда Томас аккуратно приспустил штаны, открывая серое нижнее бельё — натянутое от такого очевидного и искреннего желания Даррена — то и вовсе спрятал лицо в сгибе локтя. А затем, к удивлению и чувству абсолютного счастья в груди Томаса, нетерпеливо толкнулся бёдрами навстречу. Для Томаса это было лучшим разрешением. И он сделал то, о чём мечтал чуть ли не с первого дня их знакомства. Опустился и поцеловал — сквозь тонкую ткань трусов, туда, где прорисовывалась уже оставившая тёмное пятнышко от выступившей смазки головка. — Ты что?!.. — Даррен под ним дёрнулся и попытался отползти, напрочь игнорируя всю тщетность своих усилий из-за лежащей сверху свинцовой глыбы в виде распалённого и тяжело дышащего Томаса. — Ты что… ты… ртом? Ты что?! — Я ведь трогал тебя там руками, — говорить было трудно, особенно когда под носом так восхитительно пахло сиренью, но Томас всеми силами старался смягчить голос, срывающийся в низкий рык. — Это почти то же самое. Но если ты не хочешь… — Томас, я же не был в душе… — вдруг жалобно промямлил Даррен и, вновь закрыв лицо, замотал головой. — У меня там волосы… да и альфы таким не занимаются… Волосы? Альфы не занимаются? Господи! Опять эти ужасные установки, которые годами вбивались Даррену в голову! И которые Томас собирается разрушить, не оставив камня на камне… Он снова прижался к Даррену губами, чувствуя под хлопковой тканью твёрдость и пульсацию, и плотнее обхватил поперёк налившегося ствола. Сдавленный стон — судя по звуку, Даррен прикусил свой кулак — подсказал, что продолжать ему разрешают. И Томас с удовольствием продолжил. Поцеловав Даррена внизу ещё раз, он наконец-то взялся за резинку трусов. Неторопливо, сантиметр за сантиметром обнажая поросль очаровательных чёрных завитушек, Томас чувствовал, как так же неспешно лишается последних остатков разума. Член Даррена был небольшим и гладким, с аккуратной розовой головкой и уже поджавшимися яичками. Наверняка, до невозможного бархатистыми на ощупь… — Ты везде такой кучерявый, — не удержался Томас, расплываясь в блаженной улыбке, и зарылся носом в жёсткие завитки, вдыхая погустевший феромон. Сверху тут же послышалось недовольное смущённое шипение, которое, впрочем, очень быстро сменил громкий всхлип, стоило Томасу лизнуть нежную верхушку. — И вкусный… — Замолчи, — тихо взвыл Даррен, сходя с ума от горячего дыхания на своей плоти. — Твои комментарии не помогают… Даррен уже хотел было заявить, что пора заканчивать с этим глупым экспериментом, но Томас коснулся головки ещё раз — теперь мягко поцеловав — и Даррен судорожно выдохнул, понимая неизбежное: способность сказать что-либо связное потеряна безвозвратно. Через щель прячущих его стыдливую красноту ладоней Даррен видел небо. Сиреневое. Сиреневое небо над солёным морем. Как символично… Господи, именно об этом он думал, когда Томас опять заставил его заскулить?! На этот раз, лизнув от основания до верха, а затем — о боги — взяв в кольцо обжигающих губ. Даррен прогнулся, срываясь в до ужаса пошлый стон, и тут же, стыдливо засопев, прикусил ребро ладони. Но в следующий миг снова протяжно вскрикнул, когда Томас, будто на зло этим жалким попыткам самоконтроля, вобрал его в себя. До конца. До самого, чёрт возьми, конца! Утыкаясь носом в лобок. Руки Томаса властно сжимали бёдра Даррена, словно опасаясь, что тот сбежит, пока сам Томас продолжал неспешно и до исступления нежно… сосать. А как ещё можно назвать это? Сосать, лизать, втягивать. Ласкать кончиком языка щёлочку уретры, гладить этим же языком ставшую до предела чувствительной уздечку, спускаться к уже до боли потяжелевшим яичкам, чтобы вылизать и их тоже. И всё это время держать Даррена крепко-крепко, иногда проходиться ладонями по вздрагивающему животу, подниматься к соскам, затвердевшим и набухшим, чтобы уделить внимание и им — тоже обласкать, зажав между двумя пальцами, пощекотать самыми кончиками загрубевших подушечек. И всё это время продолжать… сосать. Сосать, седьмое пекло! Так сладко и нежно… С такими сводящими с ума тихими довольными стонами, будто он, долбаный альфа, не в рот берёт, а ест мороженое … Даррен упустил момент, когда отнял руки от лица и запустил в светлые жёсткие волосы. Чувствуя мерное движение головы у себя между ног. Чувствуя, как напрягается мощная жилистая шея, когда Томас берёт глубже. И чувствуя, как весь мир сосредотачивается там — внизу, где горячие губы плотно обхватывают его член. Он больше не стеснялся стонать, выть, скулить и метаться по сиденью. Его не волновал песок, который он принёс в машину на подошве, когда, поразившись собственной смелости, забросил ноги Томасу на плечи. Не заботила даже лужа, натёкшая под задницей из тоже жаждущей ласки сокращающейся дырочки. Блуждающие по салону затуманенные глаза остановились на платиновой макушке между бёдер. Словно почувствовав на себе пристальный взгляд, Томас приподнял голову, так и не выпустив Даррена из своего рта, и он вмиг утратил способность соображать. Он просто ошарашено смотрел, как его порозовевшая от притока крови плоть плавно скользит между чужих податливых губ. Как Томас — такой огромный, сильный и опасный — с поистине благоговейным упоением обводит потемневшую головку языком, а затем одним движением насаживается прямо до лобка. Это зрелище стало последней каплей в чаше возбуждения, отдаваясь предвкушающей дрожью во всём теле. — Я почти… — стараясь собрать хоть какие-то ошмётки мыслей в кучу, пробормотал Даррен. — Томас, я уже почти… Усилившиеся до предела запахи смешивались во взрывоопасное вещество — коктейль Молотова, панкластит, готовый вспыхнуть до стратосферы от одной единственной искры. И, силы небесные, Даррен был согласен погибнуть в этом взрыве. В аромате майских цветов и морской прохлады. С ощущением крупных солёных крупинок на языке. — Томас, я сейчас… — из последних сил захныкал Даррен, упираясь безвольными желейными руками в бугрящиеся от напряжения твёрдые плечи. — Я уже сейчас… отодвинься… Но Томас только глубже заглотил набухший в преддверии оргазма член, сжимая головку горлом. «Сейчас так сейчас. Вот и замечательно». Даррена выгнуло дугой, а в ушах загудело морским прибоем так громко, что он не услышал, как с губ протяжно сорвалось имя — любимое и родное. Мозолистая рука нашарила его и переплела пальцы, пока горячий рот упрямо не выпускал истошно пульсирующее и бьющее тугой струёй естество. Томас не отстранился даже когда член уже расслабился и начал постепенно обмякать. Только продолжал нежить и поглаживать языком, ловя последние отголоски чужого блаженства. Блаженства… Никогда бы Даррен не подумал, что бессильно лежать со спущенными штанами — растрепанным, заласканным, выдоенным досуха — и осоловело пялиться в виднеющееся в окне уже ставшее ярко-малиновым небо, окажется самым восхитительным опытом в его жизни. Что-то коснулось живота, а затем груди. Добравшись до шеи, поднялось к лицу, и он увидел перед собой Томаса. — Всё хорошо? — тот нежно поцеловал Даррена в подбородок. — Как ты здесь поместился? — вдруг слабым голосом выдавил Даррен. — Машина же крошечная для такого гиганта как ты. Салон залил тихий смех Томаса. — Как же я тебя люблю, — он потёрся носом о разрумяненную щеку, — ты всегда задаёшь очень меткие вопросы. — Да, я такой… — сонно хохотнул Даррен, перед тем как опустить отяжелевшие веки, проваливаясь в глубокую и солёную морскую темноту.

***

Затылок стукнулся обо что-то твёрдое и спустя полминуты оторопелого наблюдения за потолком до Даррена наконец-то дошло, что он сбросил подушку на пол и приложился головой о спинку кровати. — Уже проснулся? — раздался басистый голос, а вскоре и сам Томас появился в поле зрения: поднялся с дивана, на котором клацал что-то в телефоне, и, чмокнув Даррена в щеку, аккуратно осмотрел затылок. — Не ушибся? — Это нормально, что я не помню, как здесь оказался? — Абсолютно нормально, — просиял Томас, опускаясь рядом на постель. — Сколько я проспал? — Даррен с хрустом потянулся, но внезапно замер, прислушиваясь к ощущениям под одеялом. — Я что, голый? — Давай по порядку. — Томас поцеловал его в обнажённое плечо. — Ты спал часов двенадцать, сейчас почти пять вечера. Как по мне так это маловато, тебе нужно хорошенько отоспаться… А насчёт одежды, — он смущённо взлохматил светлые волосы, — тебе в ней было бы неудобно… Надеюсь, ты не против? — Против! Конечно, против! — ехидно хихикнул Даррен, щёлкнув Томаса по уху. — Как ты посмел даже подумать о таком? Ну и бесстыжий у меня жених… — Кстати, об этом, — довольный Томас с ногами залез на кровать, затаскивая Даррена себе на грудь, — есть две хорошие новости. — Про бесстыжих женихов? — Про женихов и про мужей. Я заказал кольцо по каталогу. — Боже, ну опять ты с этим кольцом! — А Найджел родил ночью. — Что?! — Даррен подскочил, заставляя одеяло сползти до пояса. — Правда? Кого? Всё в порядке? — Омегу. — Нет… — И с ребёнком, и с Найджелом всё хорошо, — Томас улыбнулся, погладив истинного по оголённым лопаткам. — Омегу… Это я накаркал! — А Киллиан сказал, что они очень ждут крёстного. Звонил пару часов назад, спрашивал, как обстоят дела с Фрэнком. — Да уж, первым подарком на день рождения этого мелкого стала смерть нашего главного врага, — прыснул Даррен и вдруг нахмурился. — Мне же не приснилось, что мы его прикончили? — Не приснилось. — А то, что потом мы… — кончики ушей Даррена покраснели, — в машине на пляже… — Тоже не приснилось, — шероховатые пальцы вырисовывали узоры на покрывшейся мурашками коже. — Господи… — Даррен спрятал горящее лицо в сгибе шеи Томаса, где всё ещё виднелся несошедший укус. — И, видишь, ты снова очень хорошо спал. — Замолчи, — отчаянно зашипел Даррен, так и не поднимая головы. — Лучше скажи, что мне теперь придётся делать с ребёнком? Если уж я его крёстный… — Да то же, что и любой родственник или близкий друг семьи. Просто быть ребёнку… наставником. Общаться, поддерживать, отвечать на вопросы, рассказывать о жизни. — Представляю, что я могу ему рассказать, — Даррен растерянно хохотнул и наконец зыркнул на Томаса исподлобья. — Научу стрелять, пытать и договариваться с копами… — Это очень важные для жизни навыки, — с негромким смехом заметил Томас. — Но, думаю, для начала можно просто петь ему детские песенки или дарить мягкие игрушки, когда приходишь в гости. Поверь мне, ты станешь его любимчиком. — Песенки?! Ты можешь представить меня, поющим песни из «Винни Пуха»?! — Ещё как могу, — Томас прижался губами к тёмному виску и вдохнул ещё не приглушённый новой дозой подавителей запах, — постоянно представляю. В родильном отделении было людно. Топая по коридору мимо пузатых, переваливающихся, словно утки, омег, Даррен чувствовал себя полнейшим идиотом, а огромный плюшевый слон в руках Томаса только усугублял комичность ситуации. — А может, всё-таки в другой раз? — Он врос в пол из светло-серой глянцевой плитки прямо перед дверью нужной палаты. — После родов так мало времени прошло, ещё чего напортим… Ой, не надо так на меня смотреть! — Даррен скривился, толкая усмехнувшегося Томаса в твёрдый бок и краем уха слыша разговор каких-то омег о грудном вскармливании. — Господи, за что мне это всё? Ладно, алабай… В бой… Найджел выглядел растрёпанным, но до ужаса счастливым, по нос закутанный в многочисленные пледы на больничной кровати, пока Киллиан сидел рядом и бережно баюкал… нечто, завёрнутое в розовое одеяльце. Уставившись на этот неопознанный объект в его руках, Даррену захотелось развернуться и позорно сбежать. И ему даже не было бы за это стыдно! — Томас, и ты пришёл? — заулыбался Найджел, принимая — Даррен ухмыльнулся — ритуальное подношение плодоносному омеге в виде плюшевого слона. — Я думал, раз Фрэнк больше нам не угрожает, то и телохранитель не нужен. — Телохранитель нужен всегда, Найдж, — быстро отозвался Даррен, чересчур внимательно разглядывая каждый угол палаты, кроме подозрительного свёртка в руках своего подчинённого. — И Томас тоже очень хотел посмотреть. — Омега, босс! — теперь уже Киллиан расплылся в широчайшей улыбке. — Надеюсь, он будет вылитый Найджи… Вы только гляньте, уже видно, что у него такой же нос! А глаза… — Да-да, я понял, Килл. Конечно, они похожи, у них же одна генетика. — Нет, вы обратите внимание, нос просто копия… — Ладно, — Даррен хлопнул в ладоши, искоса посматривая на дверь, — Найдж жив, в этом мы удостоверились, слона тоже подарили… Что там ещё? Ну, в общем, рад был вас увидеть, ребята… — Босс, вы что, уже уходите? — Даррен, мы собираемся уходить? Он невольно поёжился под удивлённым взглядом сразу трёх пар глаз. — Ну… — протянул он, заламывая пальцы, — Найдж, наверное, устал… — Что вы, останьтесь! — воскликнул омега, высунув нос — у Райли точно такой же, Даррен запомнил — из груды пледов. — Вы ведь даже не подержали Райли на руках. — На руках? — Даррен похолодел. — И Томас, думаю, тоже захочет. — Вот Томас пусть и держит. — Даррен рефлекторно попятился назад, натыкаясь на того спиной. — Томас, давай… — Да, давай, суровый солдат, — засмеялся Киллиан, поднимаясь на ноги, — покажи нашему боссу пример. — Если у тебя сегодня родился ребёнок, это не значит, что я не могу надавать тебе по шее! — громко фыркнул Даррен и, ретировавшись к диванчику у стены, принялся опасливо наблюдать, как один альфа передаёт другому розовый шевелящийся свёрток. — Ну привет, Райли, — послышался до тошноты умилённый голос Томаса, и Даррен демонстративно отвернулся. — Какой же ты кроха… Да, ты. Ты у нас кроха. — Не сюсюкайся, — поморщился Даррен, увлечённо разглядывая картину с гибискусами рядом с дверью. — Он всё равно тебя не понимает. — Он различает интонацию, — ответил Томас, — и всё запоминает. Даррен, ну ты просто посмотри на него… — Спасибо, не хочу. — Босс, вы что, боитесь? — удивлённо спросил Киллиан, и он не выдержал, резко поворачиваясь к двум альфам, склонившимся над коконом из одеяльца. — Ничего я не боюсь. Просто если дети не вызывают у меня никаких эмоций — то это моё… — он запнулся, уставившись на руки Томаса, — моё личное… дело… Даррен втянул носом воздух и с шумом выдохнул. Видеть Томаса с ребёнком было странно. По меньшей мере. Странным было то, как малыш легко помещался в одной широченной ладони альфы. Странно выглядели крепкие, увитые мышцами и жилами руки, бережно прижимающие крошечного омежку к могучей груди. И особенно странные ощущения вызывала улыбка Томаса, засиявшая ещё ярче, когда Райли с довольным видом ухватил его за палец. — Не раздави, — сам от себя того не ожидая, предостерёг Даррен, делая несколько несмелых шагов навстречу. — Не раздавлю, — с улыбкой заверил Томас, но нахмурился, подняв на истинного взгляд. — Всё в порядке? — Конечно, — Даррен нервно дёрнул плечом и попытался состроить более-менее невозмутимую физиономию, — просто переживаю, чтобы твои медвежьи лапы ничего не сделали. — Ничего я ему не сделаю. И ты, кстати, тоже. Да, Райли? Даррен тоже ничего тебе не сделает. — Боже, ну хватит так с ним говорить… — Точно не хочешь взять его? — Спасибо, откажусь… — А может, подержишь минутку? — Это гигиенично? — Ты же мыл руки. — Я про ребёнка… — Босс, да не переживайте вы, — активно подключился Киллиан, — возьмите Райли. Кстати, последние исследования показали, что общение с детьми продлевает жизнь. — Интересно, каким это образом? — Даррен скептично выгнул бровь, поглядывая на виднеющуюся из одеяльца крошечную ладошку. — Я же… могу ему как-то навредить. — Подержав минуту на руках? — Ну, кто знает… — Просто возьмите его и вы сразу поймёте, что это… — Киллиан покачал головой, — это чудо. Самое что ни на есть настоящее чудо! Ещё пятнадцать часов назад его и на свете не было! Представляете? — Ты стал романтиком, дружище… — Райли и сам очень просится к тебе на руки. — Томас повернул свёрток так, чтобы на Даррена уставились два огромных голубых глаза. — Посмотри на него. Он хочет к тебе. — Господи, вы все от меня не отстанете, да? Альфы синхронно расплылись в невинных — ага, конечно! — улыбках, и, кажется, даже Райли как-то хитро подмигнул. Ох, вот что значит, родители в мафии… Одеяльце пахло детской присыпкой и молоком. Пальцы подрагивали, коснувшись мягкой розовой материи, ощутив под ней тепло и движение крошечного хрупкого тельца. — Господи… — Даррен задержал дыхание, рассматривая пухлые щёчки и потянувшуюся в его сторону ручку. — Какое странное существо… — Это не инопланетянин, босс. — Надеюсь… — Даррен смотрел на ребёнка с плохо скрываемым подозрением. — А он довольно упитанный. — Да, он у нас крепыш, — гордо сообщил Найджел. — Вес — три четыреста. Тяжёленький. Это в… в дедушку… — голос внезапно дрогнул, и он прокашлялся. — Да и Килли вон какой высокий, так что Райли точно не будет таким коротышкой, как я. — Малыш… — шёпотом позвал Киллиан, тут же приближаясь к кровати мужа, — ну что ты? Если хочешь, мы можем им позвонить. Сообщить хорошую новость… — Не хочу, — быстро ответил Найджел, комкая в пальцах плед. — Не нужна им эта новость, они ясно выразили своё отношение к нам и нашим детям. Килли, пожалуйста, давай не будем портить этот чудесный день разговорами о них… Киллиан взял шмыгнувшего носом супруга за руку, а Даррен растерянно посмотрел на Томаса, не менее обескураженного, чем он сам. — Неловко, — прошептал Даррен. — Неловко, — кивнул Томас, однако затем робко улыбнулся. — Но зато ты больше не смотришь на ребёнка так, будто вместо него держишь ядовитого паука. — Иди ты знаешь куда! — как можно тише прошипел Даррен, кося глаза в сторону молодых родителей и не замечая на себе внимательного взгляда Томаса. — Это у тебя был опыт общения с детьми, а я — единственный ребёнок в семье. Господи, этот мелкий смотрит на меня так, будто вот-вот разревётся… — А ты поговори с ним, улыбнись. — Может, ещё песню Винни Пуха спеть? — Не сейчас, — Томас засмеялся, а затем задумчиво посмотрел на Даррена и выдохнул. — Тебе идёт. Ну, младенец на руках. — Это всё равно не отменяет тот факт, что я терпеть не могу детей… Боже, нет, он сейчас точно разрыдается. — Как говорил мой папа, — Томас снова несмело улыбнулся, — своих детей невозможно не любить. — Ну, своих-то у меня не предвидится, — болезненно скривился Даррен, чувствуя, что разговор зашёл не в то русло. — Необязательно… — пробормотал Томас, — необязательно в ближайшее время. Ведь никто торопиться не собирается, всё будет когда ты захочешь… — Что?! — Даррен дёрнулся, и Райли незамедлительно отреагировал — выпятил губки и громко хныкнул. — Ой, нет-нет-нет, не плачь… Только не плачь, умоляю! Но маленький ротик уже открылся, а через секунду воздух сотряс пронзительный вопль. Остолбенев, Даррен пялился на стекавшие по покрасневшим щёчкам слёзы и — он готов был поклясться — чувствовал на себе взгляды осуждения. В груди скрутился узел, а в голове — жгучее желание провалиться под землю. Прямо здесь. Хоть прямо с этим несчастным орущим розовым комком! Даррен поднял глаза, встречаясь с Томасом, и внутри что-то треснуло. «Необязательно ведь в ближайшее время…» Он стиснул зубы. «Тебе идёт младенец на руках…» Оглушающий визг ребёнка. Взгляд альфы, словно забирающийся под кожу. Хватит… Сунув голосящего Райли Томасу, Даррен, как ошпаренный, вылетел из палаты. Беременные по-прежнему смешно топали по коридорам, и Даррен сам не мог понять, почему их круглые животы так его раздражают. До выхода из родильного отделения в холл регистрации оставалось всего несколько метров, как вдруг сильная рука схватила за плечо, заставляя обернуться: — Дарри? Ты чего? Почему убежал? Томас смотрел растерянно и взволновано, грудь вздымалась, а широкая ладонь успокаивающе поглаживала кисть Даррена. — Знаешь, я с самого начала не хотел брать этого ребёнка, ясно тебе? — зашипел он, вырываясь. — А ты заладил «подержи» да «подержи»! — Я… Прости, — от удивления Томас даже приоткрыл рот. — Прости, я и не подумал, что… — Именно, что не подумал! Я вообще не понимаю, что происходит у тебя в голове. — О чём ты? — О твоих розовых мечтах про семью! — Даррен зашипел, тыча пальцем ему в ключицу. — Я не люблю детей. Я не хочу детей. Тебе это понятно? — Молодые люди, — шикнул на них какой-то беременный, — не кричите, пожалуйста. — Извините, мы не нарочно… — натянуто вежливо улыбнулся ему Томас, но повернувшись обратно к истинному, увидел только удаляющуюся спину. — Даррен! — Я устал, — сухо отрезал тот, ускоряя шаг, когда Томас догнал его в дверях, ведущих на улицу. — Хочу побыть один. — Даррен, что случилось? — Ничего не случилось. Отпусти! — Он попытался вырвать снова захваченную в плен длинных пальцев руку, но Томас держал крепко. — Отпусти сейчас же! — Я умоляю тебя, давай просто сядем и всё обсудим. — Что именно? Твои мечты о четверых сопляках? Да, я помню. И спасибо, я не хочу об этом говорить. — Дарри, ну что на тебя нашло? — Томас попробовал притянуть его к себе, однако он с силой толкнул его в грудь. — Скажи честно, ты всю жизнь будешь упрекать меня в том, что я не родил? — Что? — Томас опешил. — Даррен, что ты вообще такое говоришь? — Говорю, что я босс мафии, чёрт возьми! — взорвался он, но осёкся, заозиравшись по сторонам. — Ты представляешь меня с пузом? — Я… я понимаю твою ситуацию, — тихо выдохнул альфа, — и не давлю. — Это значит, что вместо четверых можно родить всего троих? Ха! Благодарю покорно! Всё, Томас… — Даррен схватился за ручку тяжёлых дверей. — Я хочу побыть один. — Даррен, я понимаю, ты распереживался, увидев ребёнка… — Томас вылетел за ним на вечернюю улицу. — Конечно, слишком много впечатлений за один день… — Распереживался?! — … но послушай, разве я говорил, что заставляю тебя рожать? — Говорил. — Когда? — Когда ответил «необязательно в ближайшее время». Это, по-твоему, не намёк? — Прости, я не так выразился… — Ой, не надо вешать мне лапшу на уши! — фыркнул Даррен. — Только попробуй сказать, что не хочешь детей. Ну? Давай, скажи, что не мечтаешь об этих спиногрызах! — Не буду врать, — Томас опустил голову, — да, я хочу детей. Но разве ты и сам не хотел бы какого-нибудь маленького Райли? Или Джесси… — Знаешь, чего бы я хотел? — потемнев глазами, бросил Даррен. — Я хотел бы побыть один. — Даррен… — Один! Ты понимаешь, что это значит?! Мы не расстаёмся с тобой уже несколько месяцев. Я и не помню, когда последний раз оставался в одиночестве! — Это было для твоей безопасности. — Да, но теперь Фрэнк мёртв, — отрезал Даррен, даже не посмотрев на Томаса. — И телохранитель мне больше не нужен. — Пожалуйста, давай поговорим, — взмолился тот. — Я не хочу, чтоб мы расставались на такой ноте. Даррен только сжал кулаки, а затем сорвался с места, быстрым шагом двигаясь к выходу с территории родового отделения больницы. — Даррен… — Томас вцепился в его предплечье. — Что я должен сказать, чтобы ты успокоился? — Если ты меня сейчас не отпустишь, — прохрипел он, сверля взглядом удерживающую его руку, — можешь больше не появляться в моей жизни. Я имею право побыть один — право на мои личные желания! Если тебя это не устраивает, — он обнажил клыки, — тогда до свидания.

***

Он летел по улице, не разбирая дороги и врезаясь в прохожих. Голова гудела, а мысли путались. — Простите… — буркнул Даррен, налетев на какую-то парочку, и, глянув на них повнимательней почувствовал, как пальцы истерично затряслись. — Смотрите под ноги, вы здесь вообще-то не одни! Признавал ли он, что в роддоме отреагировал чересчур бурно? Ещё чего! Вот почему все до такой степени без ума от детей? Какая-то напасть… Будто смена моды, происходящая каждый сезон в угоду эпохи потребления. Кажется, ещё вчера из любого утюга гудело про эмансипацию и чайлд-фри, а сегодня — вот тебе на — чуть ли не на каждой обложке толстых глянцевых журналов для омег: «Рожать полезно для здоровья», «Поздние дети возвращают молодость», «Совместный ребёнок укрепит ваши отношения с альфой»! Даррен пнул ногой ближайшую урну. «Укрепит отношения с альфой»… У Томаса сильные руки. Он будет таскать детей на этих руках хоть до самого подросткового возраста, а они будут шипеть на него (прямо как Даррен) за каждый поцелуй и объятие на людях: «ну, пап!», «ну все же смотрят, пап!», «ты ставишь меня в неловкое положение перед парнями, пап!» Парнями… Им по одиннадцать лет, они втихаря пьют колу и хомячат чипсы (пока ещё не доросли до пива). Интересно, кто будет их за это ругать? Даррен или Томас? Хах, глупый вопрос… Какого чёрта Даррен вообще об этом думает?! И почему при мысли об их с Томасом возможных детях ему видятся три сорванца-альфы и один кудрявый кареглазый омежка?.. Ноги сами привели Даррена к горящему золотистыми огоньками кафе. В витрине, украшенной гирляндами из лампочек, рыжий омега в белом фартуке выкладывал с противня на прилавок свежие круассаны. Омега повернулся в три четверти, и Даррен замер в нерешительности. Точно, кофейня Мэттью. Она же совсем близко. Долбаное подсознание, оно и привело Даррена к омеге, у которого уже есть двое детей… Чушь! Просто Даррен влился в поток пешеходов, и он принёс его сюда — вот и объяснение! Хотя, людей кругом не так уж много... Двое детей… У Мэтта двое детей… Быть может, Даррен вёл бы такую же жизнь? Не переживи он то, что пережил, и не стань он тем, кем стал. Встретились бы они с Томасом в таком случае? Не будь Даррен в мафии. Они могли пересечься на улице, в метро — да даже в том самом кафе! — и тогда не заглушенный подавителями запах сирени сразу же дал бы Томасу понять, что перед ним его истинный. Томас закинул бы Даррена себе на плечо и унёс в неизвестном направлении — с целью жить долго и счастливо. Всё… Пора заканчивать с глупыми фантазиями, ведь жизнь не терпит сослагательного наклонения. Увы. Будто почувствовав остановившийся на себе пустой взгляд, Мэттью поднял голову. На секунду его глаза распахнулись, но он тотчас приветливо замахал, приглашая Даррена войти. Он потоптался на месте. К его собственному удивлению, поговорить сейчас хотелось больше всего. Ох уж это влияние Томаса с его вечными философскими беседами, а ведь сначала производил впечатление такого безнадёжного молчуна! Даррен усмехнулся. Внезапно послышался скрип шин резко затормозившего авто. — Хватай! — раздалось где-то сзади, и в одно мгновение нечто чёрное заволокло глаза, лишая Даррена возможности видеть. Руки грубо заломили за спину, а ноги вмиг лишись твёрдого основания, оторвавшись от земли. Вдруг Даррен почувствовал, как падает на что-то мягкое и невнятно пахнущее старой кожей автомобильного салона. Сверху на него тут же навалился кто-то тяжёлый — воняющий альфой и сигаретным дымом. Звук хлопнувшей двери. Рёв мотора. Машина рванула с места, за долю секунды набирая бешеную скорость. — Обыщи его! — рыкнул незнакомый бас. — Быстро, идиот! Даррен неистово забился загнанным в угол зверем, однако потные здоровые руки без труда скользнули ему под пальто. — Забери у него пушку! Даррен попытался заехать неизвестному коленом в пах, но из-за долбаного мешка на голове, он не имел ни малейшего понятия, в каком положении находится противник. — Проверь везде! Может быть припрятана и вторая. — Вот сволочь, он брыкается! — Связывай руки, кретин! Живо! Пока чьи-то лапы по-хозяйски шарили вдоль тела в поисках оружия, запястья крепко сжал кто-то другой. Значит, Даррена держат двое. Плюс водитель. Три противника. Седьмое пекло! Сраное дежавю! — Телефон тоже забери! — рявкнул голос, и Даррен с ужасом ощутил, что из кармана брюк пытаются достать — к чёрту телефон — маячок в нём! Нос уловил запах холодного вечернего воздуха — один из альф открыл и сразу же закрыл окно. Чувствуя, как в венах закипает страх, Даррен истошно заметался в чужом захвате, но его только сильнее вдавили лицом в воняющее старой кожей сиденье. — Вырубите этого подонка! Я от его воплей мыслей своих не слышу! Даррен дёрнулся с отчаянностью смертника и даже вмазал ботинком по чьей-то ноге, как вдруг всё стихло. Томас улыбается ему на пляже. Его глаза голубые, словно небо над головой и море за спиной. Словно звёзды, замелькавшие перед Дарреном за мгновение до того, как он провалился в темноту. Глубокую и солёную морскую темноту.