Жребий брошен

На живот давило что-то тёплое и тяжёлое. Рука дёрнулась в попытке нащупать, что послужило причиной дискомфорта, но лишь бессильно мазнула по простыням. Глаза упорно не желали открываться, однако Даррен усилием воли заставил себя разлепить словно склеившиеся веки. Прямо под его рёбрами, ещё более светлая от лучей утреннего солнца, чем обычно, лежала лохматая макушка. «Под сердцем», — пронеслось в затуманенном мозгу, и Даррен усмехнулся, хоть и не знал, отразилось ли это на лице. Томас спал: сидя в придвинутом вплотную к кровати кресле, прижавшись щекой к животу Даррена и обняв его за бёдра так крепко, будто боялся, что он исчезнет. — То… — прошептал он пересохшими губами, и Томас тут же дёрнулся, мгновенно распрямляясь. С секунду он очумело пялился на Даррена, и вдруг тот почувствовал, как горячие сильные пальцы бережно обхватили его лицо. — Господи, я думал, мне это приснилось, — раздался над ухом хриплый бас, а лоб опалил пахнущий морем поцелуй. — Ты и правда очнулся… Как ты? Может, воды принести? Или врача позвать? — Тише… — только и получилось вздохнуть, — прошу, полегче… — Извини, — на этот раз губы нежно коснулись переносицы, заставляя одеревеневшие мышцы Даррена опять учиться улыбаться. — Извини, просто я так сильно переживаю. Я боялся, что ты меня даже не узнаешь… — Я… — взгляд с трудом, но сфокусировался на большом светлом пятне, маячившем рядом. — Тот человек — доктор… говорил, что я… десять дней? Это правда? — Правда, — прозвучало сипло и болезненно, после чего послышалась какая-то возня. Умный больничный матрас вскоре прогнулся под весом массивного тела — Томас шустро залез под одеяло, оплетая Даррена со всех сторон крепкими руками. — У меня голова просто раскалывается, — тихо признался он, уткнувшись носом Томасу в шею. — Я позову врача. — Нет… Пока не надо. Хочу полежать с тобой немного… Чёрт, почему ты такой колючий? — Повернуться не получалось даже на сантиметр, и Даррен только скосил взгляд в сторону, встречаясь с голубыми глазами, как внезапно отвыкшие шевелиться губы расплылись в неуверенной улыбке. — Ой… у тебя что… борода? Боже, и правда борода, — сквозь резь в глазах Даррен едва угадывал очертания подбородка. — А волосы отросли? — Совсем немного, — горячая ладонь погладила по щеке. — Точно… На викинга похож. Такой забавный… — Только ты можешь считать викингов забавными, — беззвучно засмеялся Томас. — Ага… всегда думал, что огромные неповоротливые здоровяки — очень милые… — Это радует. — Хочу потрогать, — голос совсем слабый, но Даррен продолжал: — Подними мою руку… — Кисть бережно обхватили и послушно приложили к длинной густой щетине. Да ещё и поластились в придачу. Даррен вяло усмехнулся. — Ну точно, настоящий пушистый алабай. — Я так скучал по тебе… Боже, как же я по тебе скучал… — Ты плохо выглядишь, — внезапно нахмурившись, Даррен очертил большим пальцем слишком острую скулу. — Ты хоть ел? — Дарри, — Томас прижался губами к уже начавшему блёкло пахнуть сиренью запястью, — о какой еде вообще могла идти речь, если ты… ты… Господи, ты был таким холодным. И белым как мел… Я даже предположить боялся, что случится, если ты… уйдёшь. — Но я не ушёл, я здесь, — Даррен слабо шевельнулся, попытавшись спрятать лицо на груди Томаса, но вдруг поднял на него блестящие глаза. — Так что прекращай страдать… лучше поцелуй меня — пока я добрый… — Прости меня за всё, — у Даррена перехватило дыхание от трепетного поцелуя — мягкого даже несмотря на колющий подбородок Томаса, — прости меня… Я не должен был тебя отпускать. Нужно было сразу же бежать за тобой и просить прощения за тот глупый скандал… — Хватит, — Даррен сморгнул слёзы, — хватит, я же сам тогда на тебя накричал. Ты не виноват во всём, что… что было после… Кольцо сильных рук стало только плотнее, а морской запах окутал с головой. — Господи… — вдруг зажмурился Даррен, — если честно, я даже толком не помню, что произошло. — Не помнишь? — в глазах Томаса мелькнул робкий лучик надежды, но тут же исчез, стоило Даррену заговорить. — Помню, как… меня валят на пол. А потом уже слышу твой голос. Хотя, может, это тоже была галлюцинация… — Не галлюцинация, он ничего не успел. — Томас заставил себя сдержать глухой рык. — Ты правда меня слышал, я примчался раньше, чем… Он ничего не успел, Дарри. — Томас вдруг упёрся лбом в его ключицу и задышал тяжело и часто. — Прости меня… Господи, я так виноват, прости… — Томас. — И тема детей закрыта раз и навсегда, обещаю. Я больше не заикнусь об этом, честное слово. — Томас, — Даррен попытался приподнять его лицо, но дрожащая от слабости рука была абсолютно ватной, — посмотри на меня, прошу. Давай я для начала хотя бы научусь заново ходить? — язык слушался плохо, но Даррен не останавливался, пытаясь внятно произносить все слова: — А потом уже будем обсуждать настолько сложные темы, ладно? Боже, ну я же прекрасно знаю, как сильно ты хочешь, чтобы по нашему дому бегали твои маленькие копии. — Он поморщился, когда в памяти всплыли отрывистые образы, увиденные под действием наркотика. — Может… может, нам использовать суррогатное отцовство? Чтобы твоих детей выносил другой омега? — Даррен! — Томас внезапно стиснул его в руках и отчаянно выдохнул прямо в губы. — Как такие идеи вообще приходят в твою светлую голову?! Извини… — он резко ослабил хватку, — извини, пожалуйста… просто пойми, я не хочу детей просто для галочки… Мне нужен ты… И если ты не хочешь рожать, то мы проживём с тобой до глубокой старости только вдвоём, слышишь? — Седьмое пекло, Дар! Да роди ты ему парочку оболтусов! — громыхнул голос где-то в дверях, и Даррен моментально понял значение фразы «душа уходит в пятки». Из-за загораживающего почти весь обзор плеча Томаса виднелась высокая фигура — Магнус, сердито дыша и опираясь обеими руками на трость, стоял прямо на пороге. Первой мыслью было бежать, но и без того свинцовое тело вдруг совсем приросло к кровати, а мышцы вмиг превратились в подтаявшее желе. «Господи, хоть бы это оказалась пост-коматозная галлюцинация», — слепая и безумная вера в лучшее затаилась в зашедшемся бешеным галопом сердце. — Томас… — заикаясь, заблеял Даррен, — там… он правда там… он слы… он зна… — Что слышал? Что знаю? — ощерился Магнус, делая шаг вперёд, сопровождаемый стуком трости о кафель. Даррен вздрогнул. — Что ты, папашу твоего в зад, омега? — Глухой удар трости, и Даррен вздрогнул ещё раз. — Ты что, правда, настолько тупой, чтобы думать, что я не разнюхал абсолютно всё о человеке, которого беру в клан?! Пальцы Даррена — прежде слабые и обмякшие — с неожиданной силой впились в предплечье Томаса. Перед глазами заплясали чёрные круги. Тупой. Видимо, очень тупой, а ещё ведь Томаса таким называл… «Ты знал всё с самого начала?» — повис на языке вполне рациональный вопрос, но вместо этого Даррен, как выброшенная на берег рыба, просто открывал и закрывал рот. — Магнус, — сбоку послышался предостерегающий рык Томаса, который тут же принялся ласково поглаживать трясущиеся омежьи плечи. — Даррену нужно отдыхать, а вы заставляете его нервничать. — Я заставляю его нервничать… — Магнус раздражённо дёрнул верхней губой. — А я, думаете, не нервничаю? Не переживаю? Или, по вашему мнению, я какое-то бревно бесчувственное?! Я пришёл проверить, не наложил ли ты на себя руки! А оказывается, что никто даже не удосужился сообщить мне, что он очнулся?! Даррен рефлекторно сглотнул, плотнее вжимаясь спиной в матрас, а боком — в Томаса. — Магнус, — угрожающе сверкнул глазами Томас, — говорите спокойнее. — Спокойнее… — снова ворчливым эхом повторил Босс и двинулся к постели. — Для моего спокойствия придётся понавешать на этого остолопа с десяток датчиков слежения! Или приставить ещё парочку таких здоровяков как ты, солдат. Ох… — Он плюхнулся в кресло, где совсем недавно спал Томас, и со стоном вытянул вперёд раненую ногу. — Нет, Даррен, когда ко мне прибежал твой ручной болван, я думал, что второй инсульт уже стучится мне в черепушку… А когда тебя притащили сюда, пускающего пену изо рта? Да ты хоть представляешь, что мы все думали? Думали, конец! Похороны! Как тебе вообще вкололи ту дрянь? Нет, как ты вообще нарвался на того психа? Боже, ну насколько тупым нужно быть, чтобы попереть одному в город сразу после того, как вы грохнули Фрэнка! А то, что у него могут остаться сообщники, у тебя ума подумать не хватило? То, что они могут мстить, это ты не догадался?! — Магнус! — рявкнул Томас, как только Даррен в его руках рвано выдохнул. Залитая солнцем комната внезапно поплыла, а тело Даррена начало тонуть в мягком матрасе. Всё заволокло дымкой, и только одна мысль осталась в его и без того больной голове: ну хоть причину похищения придумывать не нужно — неизвестные добрые боги дают глотнуть свежего воздуха перед медленной мучительной смертью. Эх, надо было в юности меньше читать Шекспира… — Мистер О’Доннел! — тем временем в дверях возник сердитый и мечущий молнии из-за стёклышек очков доктор Саммерс. — Что это за шум?! Вас пускают в палату не для того, чтобы вы устраивали скандалы, мешая реабилитации моего пациента! Взгляды троих альф синхронно устремились на Даррена, и в следующий миг все бросились к нему: Саммерс — проверять давление, Томас — бормотать своё извечное «всё будет хорошо», а Магнус — виновато чесать затылок. — Ну вот что вы наделали? — причитал врач, растирая спиртовой ваткой вену Даррена, чтобы ввести инъекцию. — Давление как подскочило, ужас… и пульс тоже снова зашкаливает… Он двадцать часов назад ещё был в коме — ему нельзя нервничать. Нет, вы бы его ещё на работу прямо сейчас вызвали! Магнус пристыжено потупил взгляд. — Дар, да не волнуйся ты так, пожалуйста, — пробубнил Босс. — Ну знаем мы, что ты у нас заднеприводный — ну и что с того? На твой зад всё равно никто в клане… тьфу ты… — он недовольно зыркнул на доктора, — в нашей фирме не позарится. Тебя же все боятся до усрачки! — Все? — жалобно выдавил побледневший до цвета больничных стен Даррен, морщась от укола. — Все? Кто ещё? — Что, кто ещё? — Кто ещё… знает? — Ну, твой громила поднял на уши абсолютно всех, — Магнус усмехнулся, а Даррен судорожно сглотнул. — Включая дублинскую полицию. И даже порывался подключить бывшие связи из армии, но, думаю, от них было бы больше толку, утащи тебя кто-то в море… Кстати! Наши парни так переживают, что осмелели и теперь трезвонят мне каждый день — спрашивают, как ты. А Киллиан даже приходил проведать, если не ошибаюсь. Томас, я прав? — Мистер О’Доннел! — рассердился Саммерс. — У него сейчас даже несмотря на дозу урапидила снова давление подскочит! Гляньте на тонометр! — Магнус, или сидите молча, или уйдите! — огрызнулся через плечо Томас, не переставая гладить огорошено моргающего Даррена по руке, лежащей поверх одеяла. — Он и так уже натерпелся… — Ты молчал девять лет, — словно в бреду бормотал Даррен. — Девять лет… — Я молчал, потому что знал, как ты отреагируешь, — играя желваками, ответил Магнус, но всё-таки постарался, чтобы голос звучал потише: — Распсихуешься, запаникуешь и удерёшь подальше — туда, где никто не знает твой страшный секрет. Что, скажешь, я не прав? — Даррен, хочешь, я выставлю его за дверь? — зашептал Томас ему на ухо. — Просто кивни, если хочешь. — Так, Ромео, полегче! — оскалился Магнус, тыча в него тростью. — Если ты альфа моего помощника, это ещё не добавляет тебе крутизны! — Мне плевать на крутизну, — кулаки Томаса рефлекторно сжались, — но я никому не позволю сделать моему омеге плохо. Хоть вам, хоть самому президенту. — Замолчите оба, — слабо прохрипел Даррен. — Два барана… Томас, не вздумай с ним драться… А ты, Магнус… думаю, понимаешь, что я подаю в отставку… — Чёрта с два! — Мистер О’Доннел! Магнус! — одновременно рявкнули голоса Саммерса и Томаса. — Чёрта с два, — повторил Босс, уже шипя сквозь зубы. — Если ты считаешь, что раскрытие твоей великой конспирации — это весомый повод начать протирать штаны, выращивая детишек и сажая цветы в загородном доме, то ты сильно ошибаешься. Не переживай, Томас, рожайте, если он будет успевать работать. — Даррен сам решит, что ему делать, — холодно отозвался он. — И с детьми, и с… этой вашей с позволения сказать работой. — Ага, решит! Сбежит, поджав свой лисий хвост, а потом всю жизнь будет об этом жалеть? Дар, я взял тебя, не потому что ты бета или омега, а потому что ты, чёрт тебя подери, хорошо делаешь своё дело. И, если я не ошибаюсь, тебе и самому было по душе то, чем ты занимался все эти годы. Так что, не обсуждается — никуда ты не уйдёшь. Хочешь услышать от меня, что я без тебя не справлюсь? Да пожалуйста, маленький засранец: я не справлюсь без тебя! Доволен?! — Доволен? — в горле Даррена образовался ком, а руки задрожали. — Доволен ли я? Да у меня вся жизнь разрушилась… я почти пятнадцать лет на подавителях… — Дарри, пожалуйста, не нервничай, — Томас опустился на колени перед кроватью. — А теперь весь клан видел, — в уголках глаз скопились предательские слёзы, — как меня накачали наркотой и чуть не трахнули?! — Дарри, прошу… Магнус, я же сказал вам или молчать, или уйти. — Томас тяжело глянул на него исподлобья. — Предупреждаю в последний раз! Нет, вот зачем было прямо сейчас начинать этот разговор? Не получилось бы подождать хоть пару дней? Ещё даже сутки не прошли после того, как он очнулся… — Я уйду из клана… — как заведённый, лихорадочно повторял Даррен. — Уйду… уйду, иначе и быть не может… Томас, скажи ему, чтоб проваливал… скажи ему, Томас!.. — Я всё-таки вколю успокоительное, — сухо прокомментировал Саммерс. — Это мы с тобой, Даррен, ещё обсудим! — сердито отрезал Магнус, торопливо поднимаясь на ноги, когда Томас двинулся на него излучающей злость двухметровой глыбой. — Ещё обсудим! Дверь захлопнулась, а доктор Саммерс уже готовил шприц с нужным раствором. Даррена трясло. Трясло так сильно, что Томас догадывался — не будь он прикован к постели, точно запустил бы чем-то в стену. Затем, то ли успокоительное подействовало, то ли причиной стал уход Саммерса, дождавшегося, когда пульс и давление Даррена вернутся в норму, и приказавшего звать его при первой необходимости; но, как только врач исчез из палаты, воздух в ней сотряс громкий сдавленный всхлип. Бросившись к разрыдавшемуся Даррену, Томас не имел ни малейшего понятия, что сказать. Бормотание «прости» в тёмную макушку сменялось на «мы обязательно что-нибудь придумаем», шепчущееся в висок. Что они могли придумать — Томас тоже не знал, однако готов был пообещать что угодно, лишь бы Даррен никогда больше не плакал так горько и бессильно, как сейчас. После ухода Магнуса прошло не менее четырёх часов, но Томасу показалось, что около пятнадцати минут, когда на пороге снова возник доктор Саммерс с синей картонной папкой для бумаг. — Мистер Макларен, — чуть слышно позвал врач, явно не собираясь будить заснувшего на плече Томаса Даррена и выглядя при этом подозрительно серьёзным. Томас только стиснул челюсти. Это не к добру… Выходить из палаты Томас напрочь отказался — вдруг Даррен проснётся, а его не будет рядом? — и теперь они с Саммерсом перешёптывались у широкого окна с видом на больничный парк. — Думаю, этот разговор лучше отложить хотя бы на день, — издалека начал доктор, поправляя очки, — он и так сильно перенервничал, а подобные новости могут огорошить его ещё больше. — Всё очень плохо? — Томас бросил обеспокоенный взгляд на укутанного в одеяло Даррена. — Учитывая то, в каком состоянии он был — всё чудесно, мистер Макларен. Но, боюсь… Честно говоря, я думал, что будет лучше, если некоторые моменты вы сообщите ему лично… — Боже, да в чём дело? — В подавителях, — врач сдержанно развёл руками, — наверное, вы и сами догадываетесь об их воздействии на организм. Но теперь в привычном мистеру Морану укладе жизни наступят некоторые изменения. — Он… он не сможет больше их пить, да? — Разве что в минимальных дозах. Таких, которые будут только слегка притуплять запах. И то, после обязательного перерыва в приёме блокаторов. Как минимум три недели. — Господи, для него это будет ударом… — Это ещё не всё, мистер Макларен, — голос врача Томасу не понравился. — И я считаю, что будет правильнее, если вторую новость вы сообщите ему сами. Как его близкий человек, тем более истинный, думаю, вы поможете ему принять это известие… — Боже, да говорите уже наконец, я же сейчас с ума сойду! Саммерс нахмурил уже тронутые сединой брови и открыл свою синюю папку. — Видите, эти показатели? — он ткнул пальцем в одну из бумаг. — Да, весь правый столбик, красные цифры. Фолликулостимулирующий, лютеинизирующий гормон, пролактин, эстрадиол… Хорошо-хорошо, я прекращаю. Всё это — гормоны, отвечающие за способность к зачатию. Сейчас они на самой границе нижнего порога. Боюсь, дальнейшее употребление подавителей — в любых дозах — снизит их уровень ещё сильнее. Уже сейчас я не могу ручаться, что беременность вообще наступит при таких показателях, но с уверенностью скажу, что через несколько недель, а может даже и дней приёма блокаторов… — он на секунду запнулся, — способность иметь детей будет утрачена безвозвратно. Глаза Даррена нехотя открылись, когда Томас ласково коснулся губами его сомкнутых век. — Привет. — Томас несмело улыбнулся, погладив истинного тыльной стороной ладони по щеке, и оставил на каждой по целомудренному поцелую. — Как ты себя чувствуешь? — Чёрт… — Даррен тут же зажмурился, словно хотел провалиться обратно в темноту сна. — Скажи, что Магнус мне приснился… пожалуйста… Томас промолчал. Лишь прислонился лбом к его груди, слыша вырвавшийся из неё болезненный вздох. Остаток дня Даррен был рассеянным и молчаливым. Не упоминал Магнуса, не расспрашивал про клан, не вспоминал про результаты анализов и не сказал ни слова то и дело приходившему осматривать его медперсоналу. Только когда в палату бодро шагнул жизнерадостного вида физиотерапевт-бета, Томас заметил, как Даррен слегка воспрянул духом. — Так, а теперь сожмите кулачок, — командовал бета, сидя на стуле напротив кровати, — и разожмите. Отлично. Теперь другой. Жених, отпустите другой кулачок! Вот так, хорошо. Покрутите запястьем. Давайте, насколько сможете… — Ты такой молодец, — Томас обнимал Даррена за плечи и целовал в сердито алеющую скулу за каждую маленькую победу. Целовал, а тот только шипел в ответ: — Я же просто сжал кулак… Ой, всё, Томас, не беси меня. На это Томас лишь расплывался в улыбке. Сердце билось чаще от осознания, что Даррен рядом: живой, тёплый и как всегда нахохленный от недовольства — однако, несмотря на всё брюзжание и ворчливость, так охотно позволяющий себя касаться. — Я теперь даже нос не могу почесать… — пробубнил он, когда за физиотерапевтом закрылась дверь, но вдруг хихикнул — почти как раньше. — Ну что ты творишь? Томас широко улыбался, отстраняясь после того, как чмокнул его в холодный кончик носа. — Именно для этого у тебя есть я. Обращайся. — Ага, почесать нос, спинку, помочь сходить в туалет… Как романтично! — Даррен вяло закатил глаза. — Именно так ты представлял себе наш медовый месяц? Ну хоть Магнус не будет трезвонить… — На имени Босса голос Даррена дрогнул, и Томас тут же сжал его выступающую сквозь покрывало острую коленку. — Да и телефона у меня больше нет. Ладно… не хочу сейчас об этом думать… Лучше и правда почеши мне спинку, алабай. Что решит вошедший под утро в палату медбрат, не волновало ни Даррена, ни тем более Томаса, пока они укладывались спать на больничной койке — широкой, но всё равно слишком тесной для двоих. Даррен не переставал сонно улыбаться, когда Томас послушно переворачивал его с боку на бок, помогая устроиться в постели поудобней. А затем даже тихо хихикнул, стоило Томасу запустить подушку — общим советом признанную абсолютно ненужной — на стоящее неподалёку кресло (в целях сохранения места, так отчаянно недостающего на кровати, если в ней лежит двухметровый морпех). Ну а правда, зачем нужна подушка, когда Томас даже не обратит внимание на её отсутствие, а Даррен и так прекрасно размещается у него на плече? Тем не менее сам Томас, засыпая под мелодию дыхания уткнувшегося ему в шею Даррена, не мог думать ни о чём другом, кроме слов доктора Саммерса. «Лучше вам сказать ему это самому…» Спящий Даррен невольно трётся носом о его подбородок. «Способность иметь детей будет утрачена безвозвратно…» Зажмурившись до белых точек, Томас осторожно целует тёмную макушку, уже вполне ощутимо пахнущую сиренью. Странный шум выдернул из сна — впервые за несколько ночей не липкого и не тревожного, хоть и всё ещё не такого мирного, как прежде. Приподнявшись на локтях, Томас огляделся, пытаясь понять, что происходит, и вдруг замер. Звук исходил из-под одеяла, вернее от неясно вырисовывающейся под ним вздрагивающей фигурки. — Дарри, это сон… всего лишь сон… — Я не сплю, — тут же раздался заметно осипший от слёз голос. — Я просто… Нет, не могу!.. Одеяло снова затряслось от всхлипов, и Томас залез под него с головой, находя в темноте заплаканное лицо и беря в свои ладони. — Что такое? Скажи мне, умоляю. — Я не хочу уходить… — прозвучало еле слышно, но затем Даррен отчаянно выпалил: — Я не хочу уходить, Томас! Что я буду делать?! Уходить из клана… — А если… — Томас вытер большими пальцами влагу в уголках глаз, — ну, чисто гипотетически… Если ты останешься? Магнус говорил очень убедительно, когда уверял, что проблем не будет… Дарри? Дарри, ну что ты? Ш-ш… Тише… — И остаться не могу, — горько шептал он, позволяя Томасу смахнуть вновь градом покатившиеся по щекам слёзы. — Они знают… Они всё знают… Я еле пережил, когда узнал ты! Один единственный ты. А теперь — весь долбаный клан… Но я не хочу разводить котов!.. — Разводить котов? — А что ещё я буду делать? Я почти десять лет в мафии, я не представляю, как смогу уйти… Даррен успокоился только через полчаса, убаюканный на руках Томаса, под нежные нашёптывания и поглаживания изредка вздрагивающих лопаток широкой ладонью. А потом, с уже закрытыми глазами, слабо и почти незаметно приподнял подбородок Томасу навстречу и тихо выдохнул: — Поцелуй меня. И Томас снова умирал от счастья, прямо как тогда — на пляже Хитклифф, когда Даррен доверчиво подставлял ему свою спину, шею и… и много чего другого, о чём пока ещё слишком рано думать. Да Томасу и не нужно было. Ему бы хватило и обыкновенного взгляда этих вечно хитро прищуренных карих глаз, чего уж говорить о том, что Даррен разрешает обнимать себя и сам просит о поцелуях? — Знаешь… — прошептал Томас, водя носом вдоль линии челюсти засыпающего Даррена, не будучи до конца уверенным, что его ещё слышат, — всего два дня назад я не знал, проснёшься ты или нет… Поэтому, пожалуйста, не вешай на себя сейчас слишком много проблем. Иногда ответы на, казалось бы, нерешаемые вопросы вдруг приходят сами собой. — Как у тебя всё легко, То-То… — То-То? — Да… — пробормотал Даррен сквозь сон, — То-То… Утром Томаса разбудил ласково щекочущий ноздри запах сирени и тактичное покашливание замершего в дверях медбрата. — К вам посетитель, — негромко сообщил молоденький омега в медицинской форме. — Очень… сердитый посетитель. Доктор Саммерс запретил пускать кого-либо без вашего прямого разрешения, так что вот… сообщаю вам. Сердитым посетителем — кто бы сомневался — оказался Магнус. Томас уже приготовился, если потребуется, выставить самого Босса дублинской мафии на улицу за шкирку, однако тот лишь ровно, но обеспокоенно спросил: — Он ничего не говорил? О своём решении. — Ему тяжело, Магнус, — терпеливо ответил Томас, на задворках сознания замечая, что Босс держится немного бодрее, чем раньше. — Просто представьте себе: сбылся его самый страшный кошмар. — Для кошмаров нет никакого повода! — тут же вспылил Магнус. — Вот чего он боится? Что его перестанут воспринимать всерьёз? Так и к бетам не особо почтительно относились, когда он только вступил в клан: считали, что руководящие позиции им отродясь не занять. Но ведь ничего. Всё получилось! — Я должен возвращаться. Он может проснуться в любой момент. — Стой! Передай ему… передай ему это. — Магнус неловко протянул небольшую коробочку, обёрнутую в белую подарочную бумагу. — Сделай одолжение. И ещё скажи, чтоб разобрался с телефоном. Если старый разбился, то пусть заведёт новый — сил моих больше нет, отвечать на сотни звонков с расспросами о его здоровье! Парни совсем отбились от рук. Надо сказать Джонни, чтобы не забывал их муштровать… И ты свой мобильный включи — Киллиан, как только узнал, что этот остолоп очнулся, спрашивал, можно ли прийти. Боюсь, если ответа не будет еще пару дней, он заявится сюда без приглашения. Даррен действительно уже был «на ногах», когда Томас вернулся в палату. Вернее, полулежал в постели с приподнятым изголовьем, пока медбрат, явно вызванный через специальную кнопку, помогал ему пить воду. — Прости, я уходил. — Томас сел рядом и, осторожно забрав из рук медбрата поильник, поднёс ко рту Даррена. — Слушай, — сделав последний глоток и дав Томасу вытереть капли на его губах, Даррен нахмурился, — я же не ребёнок. Ты не обязан сидеть со мной круглые сутки. «После того, что случилось, Даррен? Серьёзно?» — Альфа внутри Томаса тихо рыкнул и мысленно потёрся носом о брачную железу на шее истинного, выпуская клыки. Но вместо этого он лишь положил на омежьи колени переданный Боссом подарок. — Что это? — От Магнуса, — почему-то виновато ответил Томас. — Помочь раскрыть? Его загрубевшие пальцы достали из коробочки небольшую, сверкающую в свете больничных ламп коллекционную модельку чёрного автомобиля. — Что это? — теперь уже Томас задал тот же вопрос, переводя взгляд на Даррена и моментально цепенея. — Дарри? В чём дело? Плохо? Врача? — Роллс-Ройс, — внезапно задрожавшим губами выговорил тот. — Это Роллс-Ройс Фантом… Вопреки всем ожиданиям, днём Даррен был спокойным, хоть и отрешённым: через силу выполнял все упражнения с физиотерапевтом и даже съел в итоге суп из брокколи, от которого сначала воротил нос. Однако, ночь прошла иначе. Томас сбился со счёта, сколько раз он просыпался от того, что Даррен вздрагивал, хватая ртом воздух, и бормотал что-то невнятное. Тогда Томас затаскивал его себе на грудь и укачивал, как ребёнка, не переставая гладить по волосам и что-то нашёптывать, прижавшись губами к уху. — Они здесь… — лихорадочно повторял Даррен, — они уже здесь… за дверью… — Здесь никого нет, Дарри, тебя никто не тронет. Я обещаю, тебе больше нечего бояться… Небо на востоке светлело, когда Даррен наконец-то успокоился, проваливаясь в глубокий сон, который Томас, наоборот, утратил. Оставшиеся пару часов уже сдававшей свои позиции ночи он пялился в потолок и, чувствуя на своей шее чужое — родное! — свистящее дыхание, сгорал внутри от злости. Злости на ублюдков, которые посмели тронуть Даррена в университете. На мразей, похитивших его сейчас. Но в первую очередь — на самого себя. За то, что позволил своему любимому опять пройти через этот ужас. Утром появился медбрат с влажными полотенцами и пелёнками для мытья, и Даррен, со словами «не хочу, чтобы ты смотрел, как мне вытирают задницу», выставил Томаса в коридор. В телефоне, благополучно забытом в кармане куртки чуть ли не на две недели, действительно были десятки (уверенно стремящиеся к сотне) пропущенных звонков. — Томас, как это он не разрешает приходить?! — возмущался в трубке голос Киллиана. — Так скажи ему! Он почти полмесяца был в отключке, и нам теперь нельзя его проведать?! Ну хотя бы мне с Найджи можно прийти? Мы же волнуемся… Бесстрастно кивая невидимому собеседнику, Томас объяснял, что посетители — это лишний стресс, обещал спросить и поговорить, однако ответ Даррена знал заранее. — Ни в коем случае, — мотал головой тот, упрямо пытаясь самостоятельно попить воды из поильника, но только проливал всё на одеяло. — Нет, ну ты посмотри — хочешь, чтобы подчинённые увидели меня в таком состоянии, да? Тогда уж лучше сразу нацепить мне клоунский парик и заставить жонглировать… И не надо меня целовать! Я в порядке… Но Томас целовал, а Даррен, хоть сперва и лениво отбивался, но затем, противореча самому себе, подставлял лицо навстречу. — Колючий, — сдавшись, тихо хихикал он, когда Томас спускался к его шее. — Но не сбривай бороду. Ты мне с ней нравишься… Все медбратья уже привыкли, что в палате номер восемь поселился альфа, только один желчный немолодой тип вечно брюзжал, видя спящую в обнимку парочку. — По больничному уставу, — сухо заявил он во время очередного утреннего обхода, по-надзирательски следя, чтобы Даррен выпил все принесённые им лекарства, — одна кровать рассчитана на одного пациента. — На одного, — вяло кивнул Даррен, скривившись от горького вкуса таблеток, — пациент как раз таки один. Ведь Томас — не пациент, а посетитель. — Устроили тут, — сквозь зубы процедил медбрат, разворачивая к двери тележку с многочисленными баночками. — Содом и Гоморру… — Поздравляю, — шепнул Даррен Томасу на ухо, когда «комендант» вышел, гремя металлическими колёсиками по плитке, — мы снова терроризируем благочестивое население Дублина, — с гордостью заметил он, и Томас в первый раз за долгое время рассмеялся, обхватывая пальцами подбородок истинного и нежно целуя. Даррен возвращался… Однако ночью Томас снова выныривал из сна под звуки чужого сбившегося дыхания и в темноте стискивал в руках всхлипывающего Даррена, словно пытаясь вырвать из когтистых лап кошмаров. На следующее утро доктор Саммерс обнаружился в своём кабинете, пьющий кофе без сахара и молока, когда Томас три раза постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, сунул голову внутрь. — Посттравматическое стрессовое расстройство, — сочувственно ответил врач на его слова о проблемах Даррена со сном. — Не мудрено, учитывая то, что он пережил похищение и домогательства. Я выпишу седативные. И рекомендую начать заниматься с психотерапевтом. — У нас есть знакомый психотерапевт. Специализируется как раз… в такой области. — Вот и хорошо. Вы ещё не говорили с ним о подавителях? — Ещё нет. — Сегодня я должен обсудить с ним обязательную паузу в их приёме и обозначить план лечения. Я правильно понял, что про угрозу бесплодия вы решили сказать ему сами? Томас уверенно кивнул. — Сам, но… позже. Пожалуйста. — Это ваше дело. Но учтите, мистер Макларен, если вы не скажете ему до тех пор, пока подавители снова можно будет начать принимать, я буду вынужден сделать это сам. Новость о временном отказе от блокаторов Даррен воспринял стоически: надо, так надо. Однако, как долго продлится это воздержание, уточнил. — Минимум три недели, — спокойно произнёс Саммерс, но Томас готов был поклясться, что на долю секунды почувствовал на себе его предупреждающий взгляд. Ночью Даррен снова содрогался всем телом и звал на помощь, а Томас стискивал его в объятиях так крепко, как только мог. — Ты не хотел бы позвонить доктору О’Коннору? — спрашивал Томас, не переставая мягко поглаживать Даррена по взмокшим волосам, пока они лежали, тесно прижавшись друг к другу в уже начавшей светлеть палате. — Он же вроде тебе понравился, да? Если хочешь, мы можем договориться о терапии… ну, или вы просто пообщаетесь с ним по телефону… Даррен только слабо кивнул в ответ, а Томас в то же утро набрал психотерапевта, вкратце обрисовав ситуацию, и тот без лишних расспросов заверил, что приедет. — Думаю, после всего, что произошло, правильным всё-таки будет сначала установить личный контакт, — ответил телефон голосом врача. — Общение по видеосвязи в данной ситуации не подходит. В этот раз Даррен попросил Томаса оставить их с О’Коннором наедине, и Томас больше часа сидел как на иголках в коридоре. — Ну что? — Он вскочил со своего места, стоило доктору наконец выйти из палаты. — Как он? Всё в порядке? — Мы договорились о ежедневных сеансах через Скайп, — негромко ответил О’Коннор, закрыв за собой дверь и приближаясь к Томасу. — Он большой молодец, мистер Макларен. Невероятный внутренний стержень… — Спасибо вам, — с облегчением выдохнул Томас. — Спасибо, что смогли приехать. После всего, что случилось… я боялся, что это просто разрушит его. — Томас часто замотал головой. — Он ведь и так… и так был… настолько израненным… — А знаете, что я вам посоветую? — задумчиво проговорил врач. — Даррену нужно яркое и положительное эмоциональное событие, которое перебьёт последние… происшествия. Необязательно приглашать в больницу оркестр, но это должно быть что-то, что его затронет. Не знаю… подарите ему собаку, приведите в больницу его лучшего друга… Вы ближе с ним знакомы и вам больше о нём известно. — Да, да, вы правы… Спасибо за совет! — И ещё, мистер Макларен… — доктор взглянул внимательно и будто изучающе. — Говорят, если Бог даёт нам какие-то испытания, это значит, что мы имеем на них силы. — Даррен очень сильный, — закивал Томас. — Я сейчас не о нём, — О’Коннор мотнул головой, — а о вас. Многие альфы просто закрывают глаза и уши, слыша про насилие над омегами — они его не одобряют, но им неприятно понимать своё бессилие перед случившимся. Видеть, что пережили ваш брат и истинный, осознавать, что прошлое исправить невозможно, но не опускать рук и поддерживать своих близких — для этого нужна большая сила, Томас. И я вижу, как Даррен и Уилл ценят это. Часы показывали почти семь утра. Близился первый обход больницы, а Томас старался ступать по полу как можно тише, чтобы не разбудить посапывающего во сне Даррена. За ночь он проснулся лишь дважды, и это был огромный успех. Присев на край кровати, Томас улыбнулся, когда Даррен задёргал носом и попытался спрятать лицо в подушке. Тогда Томас наклонился и, осторожно убрав отросший чёрный локон, падающий на шею, мягко коснулся губами бледной кожи. — Ну что такое… — сонно пробормотал Даррен, пытаясь отмахнуться от следующего поцелуя. — Томас, я хочу ещё поспать… Ну Томас… И почему здесь так сильно пахнет… пахнет… Сиренью? — он медленно разлепил заспанные глаза и оглядел палату. — Господи, ты с ума сошёл… Ошарашено моргая, Даррен пялился на помещение, заставленное цветами с пышными гроздями лиловых и фиолетовых соцветий, за которыми спросонья даже сложно было разглядеть стены. Аромат стоял такой, что голова моментально пошла кругом. — Я всё ещё сплю? Где ты вообще её откопал? — Нашёл тех, кто выращивает её в цветниках. — Томас улыбнулся абсолютно небрежно и тут же взял растерявшегося истинного за руку. — Я же обещал тебе сирень, помнишь? — Ты не отходишь от меня ни на шаг! Когда успел? — Киллиан. Не переживай, в палату он не заходил. — Господи, — истерично засмеялся Даррен. — Вот везде этот проныра сунул свой длинный нос! — Он очень переживает, и Найджел тоже. Но сейчас не о них. Подожди секунду… — Что ты делаешь? — Даррен непонимающе поднял брови, наблюдая за Томасом. — Стой, зачем ты становишься на колени? Томас? Томас, что ты творишь? — Даррен, — в пальцах Томаса появилась маленькая бирюзовая коробочка, — Даррен Моран… — Это Тиффани? Я тебя прибью. — Согласен ли ты… — Ну я же говорил, что не нужно никакого кольца! — …идти со мной рука об руку по жизненному пути… — О, боже! Томас, прекращай. — …позволить мне всегда быть рядом, оберегать тебя и защищать… — Проклятье, ты что написал целую речь? — …заботиться о тебе и любить больше жизни… — Томас, да согласен я, хватит! — …делить все горести и радости на двоих… — Томас! — Даррен обхватил его лицо ладонями. — Согласен! Согласен! Ты меня слышишь? Поцелуй заставил Томаса замолчать. — Так что, можно я надену тебе кольцо? — наконец спросил он, расплываясь в блаженной улыбке. — Можно, — буркнул Даррен, — болван… Давай уже. Святые угодники, оно ещё и с бриллиантом? — Совсем маленьким. — Нет, ты невыносимый романтик! Как тебя вообще угораздило родиться в этом теле терминатора? Вводишь добрых людей в заблуждение… — Добрых — это кого? Тебя? — Сейчас дам подзатыльник. Оно великовато, кстати. — Подгоним. — Томас прижался губами к тонкому безымянному пальцу. — Я думал, как тебя обрадовать. Прости, это самое маленькое, что я мог сделать. Был вариант подарить тебе собаку, — он тихо засмеялся, исподлобья глянув на Даррена. — Но я решил, что ты прибьёшь меня, если я, не посоветовавшись, приведу сюда настоящего алабая. — И правильно решил! Одного алабая мне вполне хватает, — Даррен хмыкнул, а затем вдруг неуверенно нахмурился. — Слушай, я вчера заметил… — Да? — Пока говорил с О’Коннором. Что ты… ну… не пахнешь так, как перед гоном. — Дарри, — Томас вздохнул и погладил его по щеке, — мы же истинные. Ну какой гон, когда моему омеге плохо? — То есть… его не будет? — Не будет. — А потом? Будет позже? — Почему ты спрашиваешь? — теперь нахмурился Томас. — Ты снова из-за этого переживаешь? — Переживаю, но только из-за… времени. — Времени? — Просто боюсь, что не успею восстановиться. — Боже, Дарри… — Томас наконец-то поднялся с колен и, сев на кровать, прижал его к себе. — Гон не начнётся, пока тебе плохо. А потом я что-то придумаю. — Нос зарылся в тёмные волосы. — Пожалуйста, не загружай себя хотя бы этими вопросами. Сейчас тебе главное полностью выздороветь. Отбиваться от телефонных атак Киллиана стало сложнее, когда к ним подключился и уставший от ожидания Магнус. Босс стал названивать по вечерам и, демонстрируя полное отсутствие актёрского таланта, просто интересовался самочувствием своего заместителя — хотя Томас прекрасно знал, какой вопрос Магнус так неожиданно тактично оставляет неозвученным. Долгие дни складывались в не менее длинную неделю: время шло, сирень в палате начинала увядать, но реабилитация, наоборот, приносила плоды. Даррен уже мог не только сжимать и разжимать кулаки, но и самостоятельно есть картофельное пюре. После сеансов с О’Коннором кошмары стали сниться реже. Весь больничный персонал между собой называл Томаса «Ромео». Тот самый кругленький маленький медбрат — Рорри — восторженно сказал, что они безумно красивая пара, вгоняя Даррена в краску и заставляя впервые после комы фыркнуть. А Томас… Томас всё никак не решался признаться своему омеге в том, о чём узнал от доктора Саммерса. Иногда по ночам, уже более тихим и спокойным, он позволял себе положить руку Даррену на живот, представляя, что под ладонью растёт чудо новой жизни, но потом быстро возвращал её обратно на талию, коря себя за эгоизм и обещая рассказать всё на следующий же день. Но когда утром Даррен зевал и сонно ворочался в его объятиях, Томас понимал, что хочет продлить эту недосказанность хотя бы на день. На восьмые сутки после выхода из комы, под внимательным надзором врачей, держась за специальный поручень одной рукой и почти повиснув на плече Томаса другой, Даррен встал на ноги. В тот вечер он сам неуклюже притянул Томаса к себе на больничную койку, вынуждая завалиться сверху, и поцеловал — глубоко и влажно, оплетая шею руками — а затем выдохнул: — Ты же помнишь, что обещал отвести меня в Уэспорт? — Давай сыграем там свадьбу? — выпалил Томас прежде, чем успел как-либо осмыслить свои слова. — На утёсе Килмени? Скоро как раз станет совсем тепло, там будет очень красиво в это время. Томас замер, коря себя за то, что Даррен буквально (буквально!) сделал пару шагов, а он уже давит на него со свадьбой, как вдруг… — Я только за, — смущённо промямлил Даррен и чмокнул его в подбородок. — Ну чего ты такой удивлённый? Я же принял кольцо… Саммерс говорит, что мне здесь лежать ещё недели три. Надеюсь, что не больше — сил уже нет есть эту больничную еду… А может, повесить подготовку к свадьбе на папу? Он будет только счастлив. Главное, конечно, чтобы там потом не было страз и розовых перьев… Да и нужно будет объяснить ему, почему я лежу в больнице и еле хожу… Пришлось снова задействовать Киллиана, чтобы купить Даррену телефон и восстановить прежний номер, так что на следующий день на Томаса смотрели полные вселенской обиды серо-голубые глаза. — Нет, вот ты сам, как считаешь? — бурчал Киллиан, передавая Томасу новенький гаджет. — Это вообще нормально, что он не разрешает себя видеть, а я всё ещё у него на побегушках? Нормально, а?! А ещё Магнус вскользь упомянул, что Даррен хочет уйти… Что за бред?! Он правда собрался это сделать?! Алан Моран примчался, стоило ему услышать слово «больница», и почти задушил сына в объятиях. — Мальчик мой, почему ты сразу не сказал?! — Это обычное переутомление, пап… — начал Даррен, но под пристальным взглядом родителя сдался. Пускай и умолчав о некоторых деталях — незачем немолодому уже омеге знать про похищение и кому. Да и про подавители… — Господи, какой ужас, — Алан прижал ладони к щекам, — да, стресс сейчас повсюду… Но, Томас, почему ты за ним не уследил?! Запри его дома и не разрешай работать! — Если я запру дверь, он улизнёт в окно, — на полном серьёзе ответил Томас и, нахмурившись, поцеловал Даррена в лоб. — Но теперь я буду следить за ним намного тщательней. Он сам дал на это согласие. — Пап, мы должны кое-что тебе сказать, — замямлил Даррен, поглядывая на Томаса в поисках моральной поддержки. — Решили, что по телефону как-то не очень… — Ты беременный! — просиял Алан. — Что?! Нет! Господи, чтоб я провалился… Нет, не беременный. — Тогда что? Даррен, силы небесные, да не тяни ты! — Я сделал вашему сыну предложение, — подхватил Томас замешкавшегося жениха. — И он согласился. — Согласился! Котятки мои, как же я за вас рад! А ведь я так боялся, что этот тугодум будет два года морочить тебе, Томас, голову своими отказами… Вы уже решили, где проведёте церемонию? Ох, я всегда мечтал о свадьбе на Бали… — Ты мечтал? — Даррен выгнул бровь. — Или в Италии! Посреди виноградников Тосканы… — Пап, стой! Попридержи коней! Мы уже определились с местом. И договорились, что свадьба будет небольшой — только для самых близких. — Но мистера Симмонса я же смогу пригласить? — Во имя всего святого… кто вообще этот мистер Симмонс такой? — Ну как же, ты не помнишь? — Впервые в жизни слышу. — Ты ходил в школу с его сыном — Марти. — О боже. — Вы общались во втором классе. Марти вышел замуж ещё в семнадцать, а мистер Симмонс решил, что из-за этого может задирать свой поросячий нос! — Пап, ты понимаешь, что значит «самые близкие»? — Господи! — вдруг вскрикнул Алан, и Даррен вздрогнул. — Что? Что такое? — Кольцо! Как же я сразу не заметил?.. Покажи поближе! Закатив глаза, Даррен смиренно протянул ему левую руку. Большое махровое полотенце осторожно скользило по бледной коже, пока Томас помогал Даррену вытереться после вечернего душа. — А ведь лет через двадцать я стану таким же истериком, — вдруг усмехнулся он, позволяя Томасу закутать себя в халат. — Подумай хорошенько, ты точно к этому готов? — Ты даже не представляешь, насколько, — в тон ему ответил Томас, подхватывая жениха на руки и вынося из смежной с палатой ванной комнаты. — Даже к тому, что ты разбудишь меня в два часа ночи и скажешь бежать за Биг Маком. — Это ещё с чего? — засмеялся Даррен, потягиваясь на свежей постели, куда его опустили сильные руки. — Биг Мак — как-то слишком мелко. Попрошу лобстера из «Груверс». — Всё, что захочешь, — Томас провёл кончиками пальцев по чужой щеке и внезапно замер, рассматривая подсвеченное мягким светом ночника лицо. В глазах Даррена, как в зеркале, отражались оранжевые блики, а с губ не сходила загадочная улыбка. Он верил Томасу. А Томас… если не врал, то недоговаривал. Но ведь это тоже враньё, разве нет? — Что такое? — Даррен нахмурился, заметив, что Томас отворачивается и нервно потирает раненное пару месяцев назад плечо. — Томас, что? — Я должен кое-что тебе рассказать. Даррен нахмурился сильнее, но всё же нетерпеливо кивнул. И тогда Томас, взяв обе ладони истинного в свои, рассказал. И про подавители, и про беременность, и про то, что он, Томас, ничего от Даррена не ожидает. Вернее, ещё как ожидает! Слёз, драмы, обморока, битья посуды… — Томас, — выдохнул Даррен так спокойно, что у него кровь похолодела в жилах. — Ты же знаешь, что я выберу, да? Томас сжал зубы. Знает, конечно, знает. Тем не менее всё равно продолжает эгоистично видеть Даррена по ночам — с таким милым округлившимся животом, гоняющего его посреди ночи хоть за бургером, хоть за лобстером. — Но я много об этом думал, — заговорил Даррен после долгой паузы, и сердце Томаса, казалось, даже приостановилось, чтобы разобрать тихие слова. — Я понимаю, как сильно ты хочешь детей. Так что давай всё-таки не будем исключать возможность суррогатного… Договорить ему Томас не позволил — ещё чего! Опрокинул на матрас, а потом долго и со вкусом мешал закончить начатую мысль. Где-то глубоко внутри голос разума стучал указкой по столу и заявлял, что суррогатное отцовство — это очень даже логичный вариант. Тем более, если Даррен сам — сам! — его предложил. Но Томас не мог. Не мог смириться с мыслью, что его ребёнка будет вынашивать кто-то кроме Даррена. Видимо, он помешался на карих глазах и тёмных кудряшках… — Прости, — как раз в этот миг Даррен отвернул голову, но Томас, аккуратно обхватив пальцами подбородок, вернул его к себе. — Прости, но всё слишком быстро, понимаешь? Если бы мне дали хоть год, чтобы я свыкся с мыслью, что теперь весь клан в курсе… Но полностью отказаться от подавителей — слишком тяжело. Особенно так сразу… — Дарри, — Томас ткнулся в его шею и тяжело вздохнул, — я всё понимаю. — Прекрасно понимает. Но сны с участием Даррена, увы, продолжит видеть… — Пожалуйста, не волнуйся хотя бы из-за меня. Первый приём гормональных блокаторов Саммерс разрешил ровно через две недели после рокового разговора. — Мистер Макларен сказал вам о… детях? — доктор закончил мерять давление Даррена и вписал показатели в медицинскую карту. — Сказал. — И вы осознаёте, что это значит? — Осознаю. — Что ж… — врач посмотрел на него, затем на опустившего взгляд Томаса, а после устало стащил с хрящеватого носа очки. — Это ваше решение. Посмотрим, что покажет анализ крови, и если уровень одеромастрола не подскочит, сможем постепенно увеличивать дозировку блокатора. Но десять миллиграммов — это максимум, мистер Моран. Мак-си-мум, — проговорил он по слогам, и Даррен невольно закатил глаза. — Дозу ни в коем случае нельзя превышать. А также вы должны пообещать, что после выписки из больницы раз в три месяца будете проходить обязательные обследования и в случае угрозы здоровью сразу откажетесь от подавителей. Последние цветы сирени завяли в палате, когда через неделю и семь ежедневных анализов крови Саммерс — скрепя сердце и прочитав лекцию о том, что грань между лекарством и ядом чересчур тонка — разрешил Даррену начать принимать блокаторы в дозе десяти миллиграммов. В тот вечер Томас долго смотрел на своё отражение в зеркале ванной комнаты. Вспоминал юношеские годы, вспоминал флот, вспоминал родителей. А когда наконец-то вышел, застал Даррена сидящим на кровати: качаясь взад-вперёд и грызя ногти, он гипнотизировал лежащий перед ним телефон. — Всё в порядке? Услышав голос, тот поднял на Томаса взгляд и спустя полминуты абсолютного молчания выдохнул: — Я позвоню ему. Пальцы заметно подрагивали, набирая хорошо заученный номер, но, как только гудки прервались, и голос абонента ещё не успел ничего сказать, Даррен выпалил: — Надеюсь, пока я валялся в постели и учился заново ходить, ты удосужился прошерстить Дублин на возможных сообщников Фрэнка? На секунду воцарилась тишина, а затем динамик хрипло засмеялся: — Не поверишь, но Джонни вызвался сделать это ещё в первый же день. — Отлично. Надо бы выдать Джонни премию. — Уже, — хмыкнул Магнус и неловко прокашлялся. — Ты… как ты себя чувствуешь? — Только не делай вид, что доктора не докладывают тебе каждый раз, когда я хожу в туалет. — Докладывают. — Вот-вот. Кстати… — Даррен скомкал пальцами одеяло. — Спасибо за Роллс-Ройс. Но лучше бы прислал модель в настоящую величину. В телефоне снова глухо хохотнули, а затем Магнус вздохнул тяжело и совсем тихо: — Я скучал, мелкий ты засранец… Даррен несмело улыбнулся, но тут же закусил губу. — Знаешь, я думал о том, что ты сказал. — И что надумал? Ногти Даррена впились в пододеяльник. — Ничего хорошего… — он выдержал паузу, а потом фыркнул. — Ты уже такой старый, что точно без меня не справишься! — Вот ведь говнюк! Надо было с этого и начинать разговор! В тот вечер Даррен усмехался и фыркал совсем как раньше, а ночью — спал на удивление спокойно. Ночью — пока Томас снова видел его во сне. А проснувшись с первыми лучами солнца, понял, что до самого рассвета держал руку на животе своего омеги.