Союзники

Зик лично привозит Леви к Эрвину домой, точно почтальон — в воскресенье, в два пополудни. При Леви только небольшой чемоданчик, со всем его имуществом, на нем та же форма, что и вчера, только безупречно чистая: никакой спермы, никакого пота, никаких заломов, ничего, что напоминало бы о сексе. Эта аккуратность такая фальшивая. Безжизненная. Зик стоит за Леви подробно рассказывая о качествах горничной, которую дарит. Даже говорит, что будет скучать, но делает это так, словно речь идет о вещи, а не о человеке. Какое-то извращение. Эрвин наблюдает, как Зик говорит, а его пальцы гладят Леви по спине: вверх, вниз, и в конце сжимаются на плече. В этом жесте ложь. Это неискренне. Это не парализует Зика так, когда под его рукой плечо Эрвина. И это не так, как было прошлой ночью с самим Эрвином, в той комнате, на той кровати, где он лежал, заляпанный спермой, даже не слыша чужих стонов, криков, пошлых звуков, что доносились снаружи, ни музыки, ни смеха, ничего. Были только двое, объединившиеся, чтобы уничтожить Марли. На Зика Леви так не действует, он чувствует только какой-то неразборчивый сладко-горький аромат и может оценить его экзотическую красоту. Не более. Только Эрвину сейчас неудобно, он опять начинает терять контроль и ему это не нравится. Это опасно. Зик похлопывает Леви по плечу и все никак не заткнется. Леви выглядит уставшим и отстраненным. Его лицо не выражает ничего. Но есть что-то в его глазах, какая-то жестокая холодность, которые излучают серые огни. Точно так же Ханджи описывала взгляд Микасы. Это глаза Аккерманов, демонстрирующие их настоящую природу. И эти глаза на лице бедного омеги. Так противоречиво. — В общем, развлекайся, — говорит Зик, но звучит надрестнуто и фальшиво. Ему не жаль отдавать Леви, нет. Он жалеет о том, что не может оказаться на его месте. Что не может быть с Эрвином Смитом, быть его любовником, его омегой, шлюхой, которая может доставить ему удовольствие и наделать детей. Его великий план эвтаназии попахивает обычной капитуляцией. Ни с кем не согласованная идея в погоне за дешевыми идеалами, которые они называют свободой. Эрвин провожает Зика и запирает дверь, удивляясь тому как, ярко светит солнце. Такой контраст с тем, что творится у него в душе. Он проводит для Леви короткую экскурсию по дому, знакомому ему с детства: показывает гостиную, кухню, кабинет, избегая своей спальни, расположенной на первом этаже. Для Леви он приготовил маленькую комнатку в мансарде, где тот должен жить до начала вязки. Комната уютная, как и весь дом: стены из красного кирпича, деревянные перекрытия, белоснежные шторы, старая мебель. Леви кладет свой маленький чемодан на кровать и замирает, стоя к нему спиной. Эрвин ощупывает его взглядом с ног до головы, покрытой головным убором, таким же черным, как и его платье. — Я должен работать, — сдавленно шепчет Эрвин, замечая, как вздрагивает Леви, расправляя плечи, — Когда я вернусь, мы обо всем поговорим, как я и обещал. Ты можешь убрать тут, только не спускайся в подвал и не заходи в мою комнату. Леви поворачивается к нему в легком полупоклоне, сложив на коленях руки: — Хорошо. Эрвин собирается уходить, преисполненный желания поскорее вернуться в штаб-квартиру Марли, где его действительно ждет куча дел. Он должен начать разрабатывать стратегию вторжения в Хизуру, изучить их сильные и слабые стороны. Понять, как использовать все возможности и защититься от угроз. Он просто пытается сбежать. В дверях Эрвин оборачивается, аромат омеги держит его словно хомут, не позволяя уйти. Леви открывает свой чемодан, снимает шляпу, заменяя ее белоснежным чепцом, повязывает фартук на тонкой талии, и в каждом его движении сквозит неоспоримая элегантность и уверенность. В его действиях — опыт человека, привыкшего работать руками. Достоинство того, кто ценит себя таким какой он есть — прислугой. Комната плывет перед глазами, Леви едва появился здесь, но все уже пропитано его запахом. Эрвину достаточно поглубже вдохнуть, чтобы этот аромат — горького шоколада и роз, красных, как кровь, наполнил его легкие. Приказ Филина был предельно ясен: никто кроме Эрвина не должен общаться с Леви. Эрвин знает, что должен делать, но перед глазами все равно стоит Зик, который гладит плечо омеги безжизненной рукой. Эта идея занозой засела в его голове. Его разрывают противоречия по поводу таких радикальных изменений в жизни. Эрвин разворачивается и наконец-то уходит, чувство комфорта возвращается к нему, когда он понимает что запах ослабевает и исчезает. Бегство от ответственности это так приятно. Он делает это до конца дня, сосредоточив все свое внимание на проекте, который должен представить следующим утром командиру Магату. Ему легко это дается, особенно, когда удается забыть, что он делает все это для ненавистной Марли, которую хочет уничтожить. Пока вновь не вспоминает своего отца, отправленного на Парадиз. Потерянного, лишенного возможности думать, выбирать, права быть собой, изуродованного титанической формой. Этого достаточно, чтобы напомнить себе — каковы его настоящие намерения. Ему нужен Леви Аккерман. И эти радикальные изменения, которые ломают привычный порядок его одинокой жизни. Эрвин отрывается от документов, когда уже темно, пытаясь продолжать бежать от этого решения. Даже если он не хочет — он должен идти домой. Едва вернувшись, он обнаруживает как сильно все изменилось. Все стало иначе. Возвращаться, все равно что натыкаться на стену, жестокое напоминание о том, что должно вот-вот произойти. Все пахнет Леви. Каждый угол, каждая деталь. Ему понадобился всего один день, чтобы превратить жилище Эрвина в уютное гнездышко. — Добро пожаловать домой, хозяин Эрвин, — говорит Леви, представ перед ним в легком поклоне, все еще сжимая в руке пыльник из перьев. Он выглядит безупречно. Он стоит перед Эрвином в своем платье, в переднике, с головным убором и выглядит, как любая горничная, как любая омега — прекрасное, безупречное существо. Совсем не похожий на оружие, которое должно вот-вот пробудиться. — Добрый день, — говорит Эрвин больше из вежливости, чем из сочувствия. Этот запах отвлекает его, раздражает, возбуждает так, что никакие подавители не могут с ним справиться, и продолжает не глядя на Леви — Приготовь чай, отнеси его в мою комнату, встретимся там. — Хорошо, — шепчет Леви. Его голос похож на нежный шелк. Он струится мягкой волной и звучит так приятно. И это тоже отвлекает. Сидя на диване, в углу своей комнаты, он ждет Леви, который входит с серебряным подносом: заварник, две чайные пары, сахарница. И только когда Эрвин видит, как Леви опускает поднос на небольшой столик, он понимает, какую ошибку совершил, даже не осознав этого. Теперь его комната тоже пропахнет омегой. Но уже поздно. Эта ошибка даже полезна в их ситуации. Эрвин должен понять, что отступать уже некуда, он должен смириться со своей ролью в этой операции. Леви спрашивает его сколько сахара ему положить, и его голос будто становится еще мягче. Легкий как вдох. — Две ложки. — Хорошо. Нежные руки порхают над чайником, разливая напиток. Леви протягивает Эрвину его чашку и наконец садится. В одной руке блюдечко, в другой чашка. Он держит ее странно: за края, не за ручку. И глядя на эти тонкие бледные пальцы Эрвин понимает, что больше не должен бежать. — Я альфа без партнера, единственный из всего высшего командования в сопротивлении, — объясняет он, — Вот почему меня выбрали для того, чтобы я повязал тебя и пометил, как своего омегу. Эрвин отпивает чай, когда становится совершенно невыносимо — так пересохло в горле. — К сожалению, нет другого способа пробудить вашу силу Аккерманов. Микаса рассказала тебе об этом? Леви кивает уставившись в чашку, то как он ее держит настолько завораживает, что Эрвин не может смотреть ни на что другое. — Она рассказала мне, хозяин Эрвин, — Леви подносит чашку ко рту, отпивая чай мелкими глотками. Эрвин не видит, как его губы касаются края, но то как он прикрывает глаза, наслаждаясь напитком, гипнотизирующее зрелище, — Микаса сообщила мне, что из-за моей природы омеги я не могу быть полезен до тех пор, пока не буду повязан с доверенным альфой из сопротивления. — Это так, — Эрвин делает глоток, он не может перестать смотреть на Леви: на его руки, губы, трепещущие ресницы, но это причиняет ему дискомфорт, туманит разум, лишает контроля. «Это не его вина» — вновь и вновь повторяет себе Эрвин, «не его». Эрвин не должен отвлекаться от цели.  — Мне рассказали о твоем условии. Могу я узнать, почему ты хочешь убить Зика? Леви смотрит на него распахнув глаза, но что-то в его лице внезапно смягчается, когда он слышит этот вопрос. — Он забрал у меня кое-кого, — шепчет Леви, отпивая чай. Месть. Самый эгоистичный повод для сотрудничества. Самая человеческая причина присоединиться к делу, особенно в таком вот обществе, где все строится на иерархии обусловленной инстинктами. — Я хочу убедиться, что ты понимаешь последствия, которые будет иметь твоя жажда мести, — Эрвин слишком громко опускает чашку на блюдце. Он пристально наблюдает за тем, как Леви прикрывает глаза, делая очередной глоток чая, — Я стану твоим партнером, ты будешь зависеть от меня и я буду контролировать твой инстинкт. И если в ближайшие двенадцать лет мы не найдем способ остановить проклятие Имир — ты меня потеряешь. Омега, чей альфа умирает, переживает чудовищную боль и одиночество. Возможно, ты найдешь кого-то, кто поможет тебе пережить это, а может быть ты не захочешь это переживать. Леви допивает свой чай, осторожно возвращает чашку на поднос, изящно скрещивает ноги, положив руки на колени. Его манеры как всегда безупречны. — Я понимаю это, хозяин Эрвин, — его нежный голосок звучит увереннее и тверже, чем у многих альф во время встреч военного совета, — Месть, это просто условие. Как только я убью Йегера, я сосредоточу все силы на том, что действительно важно. Я готов подчиниться любому вашему приказу, если он приблизит меня к моей цели. Эрвин хмурится и допивает чай, ставит свою чашку рядом с Леви и откидывается обратно на диван, сложив на животе руки. Леви смотрит на него в упор, не мигая. — И какова твоя цель? — Та же что и у вас, хозяин Эрвин. Свобода нашего народа. Эрвин чувствует дрожь, которая волнами прокатывается по позвоночнику, но старательно пытается ее скрыть. Он думает о пальцах Леви, его коленях под юбкой, о белом фартуке, что плотно облегает его талию, об этих чертовых морщинках в уголках глаз, каждый раз, когда он прикрывает веки. В его голове хаос из мыслей и противоречивых желаний. Его впервые посещает сомнение в том, что он знает, какова его истинная цель. Неужели это все? — Хорошо, — говорит Эрвин, — Завтра приедет доктор Зое, она осмотрит тебя, чтобы убедиться, что все в порядке и мы можем готовиться к твоей течке. Эрвин замечает, как дрожат колени Леви под тонкой юбкой, как он судорожно сглатывает и выдыхает: — Я понял вас, хозяин Эрвин, — Леви смотрит ему в глаза слишком долго, и мурашки разбегаются у Эрвина по коже, — Как прикажете.