Союзники

Эрвин возвращается через пятнадцать минут, которые кажутся обоим вечностью. Он приносит чай на большом подносе и больше ничего. Эрвин знает, Леви сейчас не будет есть, как и он. Течка. Гон. Секс затмевает голод. Когда Эрвин оказывается в комнате, то старается не смотреть на Леви до тех пор, пока не поставит поднос на тумбочку. Он переводит взгляд на тело, распростертое на кровати и чувствует, как начинает задыхаться: сводящий с ума аромат наполняет его легкие, заставляет член тяжелеть и посылать крошечные электрические разряды по всему телу. Яркий румянец играет на щеках Леви, он лежит, раскинув ноги, отчаянно сжимая свой член, укрываясь чужим пальто, кончики пальцев вытянуты точно у танцора, когда он пытается унять эти ощущения, лаская себя между острыми судорогами желания. — Хозяин, вы так нужны мне… — шепчет Леви, продолжая работать рукой, прижимая пальто к промежности, потираясь и подбрасывая бедра, разводя их все шире. Он болезненно жмурится и поджимает пальцы на ногах, когда умоляюще стонет, — Пожалуйста, трахните меня… Тело Эрвина реагирует само по себе, когда он ползет по кровати, оказываясь на четвереньках, нависая над Леви. Он стягивает пальто с его тела и готов поклясться, что соски Леви еще ярче чем раньше, припухшие и такие манящие. Эрвин стискивает зубы — Я хочу ласкать твои соски до тех пор пока они не потеряют свой цвет, — говорит он, чувствуя, как во рту скапливается слюна, как в легких снова не хватает воздуха, а член истекает смазкой. Эрвин закусывает губу, его зубы острее из-за гона, жалят точно бритвы, — Могу я тебя связать? Леви сглатывает, обвивая Эрвина ногами, упираясь пятками в его ягодицы. — Делайте со мной все, что захотите, — отвечает он шепотом, который заставляет Эрвина дрожать с ног до головы. Его глаза прикованы к груди Леви, к нежным розовым соскам. Он одержим ими. Эрвин снимает пояс со своего халата и заводит руки Леви наверх, стягивая их в изголовье. Послеобеденное солнце льет на постель мягкий весенний свет. — Повяжите меня… — просит Леви, — Я хочу, чтобы вы повязали меня… пожалуйста… Эрвин просовывает руку между ягодиц Леви, большим пальцем лаская его яички, а средним толкается в маленькое колечко мышц. Леви извивается на кровати, его руки беспомощно дергаются в путах. — Х-хозяин… — срывающийся шепот Леви, когда Эрвин припадает к его соску, продолжая играть с его промежностью, — Повяжите меня… — Нет. У нас достаточно времени для этого, Леви. Но может быть время нужно только Эрвину. Он исследует простату Леви, самым кончиком пальца ласкает и дразнит ее, Леви сам подается вперед, сильнее и глубже насаживаясь, подкидывает бедра и тихо стонет. Не прерывая своего занятия, без лишних слов Эрвин припадет к нежному соску, обводя его языком и лаская. Ощущения такие яркие, что Леви колотит крупной дрожью и он почти кричит: — Да-а-а-а… — Тебе нравится? — обжигает грудь горячим шепотом, и Леви снова рыдает, на этот раз от удовольствия. — Пожалуйста, вы нужны мне… — беззвучно повторяет Леви. Солнце заливает их комнату, выхватывая лицо Леви, подчеркивая его румянец, что выдает этот невыносимый голод на грани ломки. Эрвин хочет сожрать его заживо. Это гон, Эрвин не пытается анализировать свои мысли, он лишь терзает соски своего омеги до тех пор, пока они не становятся красными, как кровь. Он хочет его сожрать, поглотить, сделать частью себя, спрятать под кожей, стать с ним одним целым, единой формой, продолжающей существовать в этом мире. Вот каким он становится рядом со своим омегой. Настоящим альфой. Достойным альфой. Чтобы это ни значило, Эрвину наплевать. Ему не хочется думать об этом сейчас, когда он целует и ласкает это нежное тело. Пальцы судорожно сжимают простынь, высвобождая все силы в бездушную ткань. О, он бы так хотел кусать эти нежные бутоны, и может быть, Леви бы это даже понравилось, но его зубы сейчас острые, как бритва. Черт подери! Он продолжает свои ласки, но какое-то беспокойство ползет вдоль позвонков, точно маленькие мерзкие пауки. Он старается сильнее: сдавливая и потирая соски Леви, но этого недостаточно. Это плохо. Ему нужно больше. — Хозяин! — маленькое тело под ним вздрагивает, когда Леви кончает себе на грудь. Эрвин отрывается от его сосков, встает на колени перед раздвинутыми ногами и облизывает пальцы. Слюна, слезы, пот, сперма… В ярких солнечных лучах эти капли выглядят на коже Леви точно драгоценный жемчуг. Но еще ярче сияют его зубы, когда он улыбается Эрвину, как сумасшедший. Омега в течке. Один из многих. Достойнее многих. Сперма стекает по все еще крепкому члену омеги, несмотря на то, что оргазм уже позади. Его соски красные, а между ягодицами начинает скапливаться смазка. Эрвин не просто хочет большего. Как и Леви, ему это жизненно необходимо. Эрвин теряет способность видеть и понимать, что происходит, его разум замолкает и он дрожит всем телом. Этот запах сводит с ума. Он подхватывает Леви за бедра, приподнимает его и жадно толкается языком между ягодиц, пытаясь проникнуть как можно глубже. Да, это то, чего он так отчаянно желал — вкус пьянит так же как и запах, и голод, и жажда отступают, и все благодаря одному Леви. Всему что делает его реальным в этой кровати. Эрвин едва слышит собственный стон, который умирает в груди, потому что его рот занят совершенно другим. Мокрые губы ласкают и целуют это хрупкое тело, доводя его до исступления. Ощущений слишком много, но все равно недостаточно. «Черт подери» — шепчет Эрвин, обоводя языком припухшее колечко мышц, он ласкает яички, поднимается к члену и накрывает его, вбирая на всю длину. Леви не выдерживает практически сразу, проливаясь горячим семенем и Эрвин сглатывает все до капли. Но и этого недостаточно. Черт подери, когда же ему хватит? Когда?! Эрвин приподнимает Леви и вколачивается в его задницу без предупреждения, одним сильным и жестким движением. Он трахает его размашисто, зло, и где-то далеко, словно за тысячу миль он слышит голос Леви, тот снова кончает и эти звуки ласкают его слух. Этого, черт возьми, недостаточно. Эрвин буквально складывает Леви пополам, прижимая его колени к груди. Леви кричит, мечется под ним, взмокший, обессиленный, весь в поту и сперме. Словно он никогда не устанет кончать. Его улыбка похожа на улыбку титана. Трахаться. Трахаться. Трахаться. Эрвин толкается вперед, подается всем существом, туда в эту крошечную дырочку. Ему недостаточно заталкивать в него свой член, ему хочется войти в Леви полностью, целиком, исчезнуть в нем, оказаться внутри. Глубже, намного глубже. Остаться в нем навсегда, расти, окутанным этим жаром. Цвести внутри Леви. — Повяжите меня… Эрвин сбавляет темп, делая глубокий вдох: он слишком сильно сжимает Леви, его пальцы оставляют красные пятна на бледной коже. Почему он так нервничает? Почему так реагирует? Почему он просто не может быть приличным альфой? Он кончает, когда пытается выскользнуть из Леви, малейшего ощущения сейчас достаточно, чтобы довести его до края, он падает на Леви, вминая его в матрас, но тот просто лежит безвольно раскинув ноги. Все исчезает: солнце, голод, все. И остается только то, что приходит после окончания. La petite mort. Маленькая смерть. Это так буквально, когда речь идет о периоде гона. Позорно бежать из этого прекрасного мира к серой и убогой реальности. К Марлии. К войне. Две куклы на одной кровати, лишенные права дать жизнь своей связи. Их связь — лишь вексель на бумажке, рожденный глубочайшей бессмысленностью. Это все. Другого у них не будет.