Трещит хрусталь

— В этом сне был маленький ты, — объяснила София. — Маленький я? — Да… В детстве ты был такой же хорошенький, как и сейчас, — она тихо хихикнула и прижалась ближе. — Такой милашка. Рука Астера потянулась к темной макушке девчонки, пригладила ее волосы. — Ты спала довольно долго, — признаться, он успел немного поволноваться. — Я очень люблю спать. Будь моя воля, спала бы сутками напролет. — Выспалась? — Да. А ты что, сидел возле меня все это время? — Нет, недавно пришел, — соврал он. — Как себя чувствуешь? — Лучше. — Софи, — обратился Астер к ней спустя несколько секунд молчания, — почему сон был грустный? Соня задрала голову вверх, чтобы увидеть лицо ее собеседника. Кажется, его что-то волновало. — Во сне ты был очень одиноким, — не стала скрывать. София еще помнила уговор: она будет озвучивать свои мысли, он — не тронет ее браслет. Однако до сих пор не было уверенности в правильности своего решения. Реакция главного героя могла быть непредсказуема. Пускай они немного сблизились, девушка не могла забыть прошлого, не могла оставить свою подозрительность. К сожалению, доверия парень до сих пор не вызывал. Ритаус был показательным примером того, как быстро могло поменяться отношение Астера. А потому и сейчас девушка внимательно следила за его реакцией. Ни одна мышца на его лице не дрогнула. Литхи ждал продолжения объяснений. О чем он думал? Что испытывал? — Не хотелось оставлять маленького тебя. Молчание. — Поэтому и грустно. — Главное, — большим пальцем он пригладил бледную девичью щеку, — Софи не оставляет меня сейчас, — ухмыльнулся, ущипнув Соню за эту же самую щеку, а затем принял сидячее положение. — Вставай давай. Он не знал, сколько бабочек ожили в ее животе от его слов. *** Это продолжалось еще неделю. Ей приносили еду — она избавлялась от нее. Убивала двух зайцев одним выстрелом: не вызывала никаких подозрений у своего нового лекаря, но при этом не допускала возможности организму освоить пищу до конца. Все довольны, все в плюсе. По крайней мере так казалось ей. А другим правда была неизвестна. Впрочем, чужого мнения она и не спрашивала. Какое-то время все шло гладко. Даже слишком. Но судьба всегда подставляла ей палки в колеса. Вот и в этом деле решила не оставаться в стороне. Однажды Полякова вышла из уборной и встретилась с ошарашенным видом личной служанки. Руки Бель дрожали и могли вот-вот уронить поднос с лекарствами. Соня же, настигнутая врасплох, пялилась испуганно. Подруга пришла раньше положенного времени, к тому же лицо ее выдавало очевидно не положительную реакцию. Не стоило и гадать — она все знает. Шок читался по расширенным глазами, прыгающим в напряжении светлым бровям, по открытым онемевшим губам. — Бель, я… — Соня сделала короткий шаг вперед, но тут же остановилась, когда девушка отмерла и начала надвигаться как тайфун. Вряд ли для того, чтобы погладить по голове. — Софи, ты что, вызываешь рвоту? — это был вопрос, не требующий ответа. Казалось, Бель просто хотела до конца осознать ситуацию. — И как давно? — она с громким стуком положила поднос на стол и в несколько стремительных шагов избавилась от дистанции, разделяющей их. — Я… Я… — Зачем? Зачем ты так поступаешь?! — подруга отчаянно схватилась за плечи бывшей гимназистки, хорошенько потрясла тело, показавшееся ей в тот момент лишь грудой костей. — Ты все равно не поймешь, — Соня отвела взгляд. Сколько не придумывай оправданий, а показаться нормальной в глазах других людей не получится. Этот урок она усвоила в прошлом мире. Поймут лишь те, кто переживал подобное. И то даже те осудят, если ушли в длительную ремиссию. Или, как принято говорить в обществе, «излечились». Хотя возможно ли излечиться от этого? Соня пыталась. Она правда пыталась начать есть как раньше; пыталась жить, не обремененная страхами потолстеть. Но навязчивые мысли червячком крутились где-то в подкорках отделов мозга, отвечающих за решения самых дурацких поступков. — И как давно ты это делаешь? Соня поджала губы. — Отвечай, — потребовала Бель строго, непривычно строго. Обычно она говорила более ласково. — Мне давали это, а я… София начала путаться в собственных словах, спотыкаться в процессе их озвучивания. — Ничего не поделаешь, мне придется доложить об этом твоей госпоже, — Бель отпустила ее, намереваясь пойти к леди Айджар. — Нет! Полякова упала на колени, начала цепляться за полы длинной юбки своей личной служанки. Она не плакала, но голос звучал жалобно, как никогда прежде. — Они же заставят меня есть эту дрянь. Лучше умереть, чем… Чем… От слов подруги Бель пришла в ужас. — Софи, ты уже убиваешь себя. — А что я могу поделать? Он хочет, чтобы я набрала вес. Стефан ублюдок. Он специально это делает! Я знаю, знаю! — Да ты послушай себя! Ты понимаешь, что несешь? — Бель не сумела сдержаться и подняла свой тихий голосок. Она казалась Софии чужим человеком, ранее ей незнакомым. — Выглядишь как ходячий труп, а говоришь такое. Твой лекарь правильно все делает. Твоему организму нужно набраться сил, чтобы восстановиться. А ты что? Ты себя истязаешь! — Я не хочу! Как вы можете заставлять меня это делать? Это мое тело, черт возьми. — Софи… — взгляд подруги немного смягчился. — Ты не понимаешь, что мы о тебе беспокоимся? Как ты можешь так поступать? — Бель, умоляю, не говори никому. Ну пожалуйста… — продолжала повторять чужеземка, не отпуская подругу, хватаясь за хлопковую ткань белого фартука. — Я не могу стоять в стороне и смотреть, как ты убиваешь себя, — Бель одернула юбку и мигом вышла из комнаты. — Да черт, Бель! — крикнула Соня напоследок. — Дура… *** Тревога все нарастала и нарастала, уже дошла звоном до висков, из-за нее закладывало уши, сердце скоро гнало кровь по венам, легкие вбирали духоту закрытого помещения. Чужеземка прокручивала оправдания на случай любого исхода событий, старалась скоро придумать ответы на любые вопросы, контраргументы — на любые обвинительные выпады. Она готовилась спорить, обвинять, не соглашаться, даже лгать. Она была готова даже к физическому сопротивлению, если бы ее попытались заставить есть насильно.       «Почему никто не врывается в комнату?» Как-то слишком спокойно. Вряд ли по дороге Бель все позабыла или просто передумала докладывать об увиденном. Хотя на второе бывшая гимназистка очень надеялась. — В конце концов, это же моя жизнь. Какая им разница, — бурчала девушка себе под нос, нервно мечась по комнате: повторяла круги, проходила каждый уголок, иногда останавливалась в раздумьях, затем снова чуть ли не бежала с места на место. София убеждала себя в том, что она поступала верно. Оборачивала свои доводы в красивую обертку правильных слов о нерушимости ее личных границ, о неком самоощущении и других подобных вещах. Впрочем, иногда голос разума чувствовал подвох, а затем попадал в ловушку. — А если я все-таки больная? Разве больным можно позволять творить с собой что попало? — она остановилась, прикусила большой палец и мотнула головой. — И что теперь, Стефан, этот извращенец проклятый, лучше меня будет разбираться, что и в каком количестве мне есть? Разрешить ему пичкать себя всякой херней… Ну нет уж! Послышался звук поворота дверной ручки.