Трещит хрусталь

Самое мучительное — это ожидание боли, — и, может, еще столкновение с предрешенным первым ударом хлыста. Как что-то, чего нельзя было миновать, но очень хотелось, — это причиняло боль не только физическую, но и отдавалось порезами обманутой надеждой души. Первый крик кажется оглушительным, самым испуганным и жалобным. А остальное уже как в тумане. Ведь не может же это все быть наяву? Иначе явь — слишком отвратительное и беспощадное нечто, отнимающее у нее последние крохи стойкости духа. Слишком несправедливо и неправильно, слишком тягостно. И даже стыд перед наблюдателями растворяется в кислоте и остается только чистая концентрация боли, от которой не получается отвлечься. Один за другим — удары только увеличивают эту боль, но вместе с тем и притупляют ее. Слезы льются из больших глаз, в этот миг особенно красивых и ярких, цвета янтаря, пока из уст вырывается грудной звук: для крика слишком тихий, а для стона слишком истошный. Этот звук передает лишь одно — «мне очень больно».       «Почему все происходит именно так? — задавалась вопросом София, пока тяжелый воздух прорезал хлыст и зал заполнялся звуком удара. — Я больше этого не вынесу…» Спина будто покрылась адским пламенем, а подсчет остановился лишь на восьми. — Раскаивается ли леди Сильвиайм за свой проступок? — спросила императрица. Мужчина остановил удары, дав девушке время на ответ. На дрожащих руках юная фрейлина подняла корпус тела, но головы не подняла. Джулия была довольна зрелищем. Ей нравилось наблюдать за подавлением людей, кажущихся ей слишком свободными, слишком своевольными. Ей не впервой приходилось ломать таких хорошеньких девиц. — Я была не права… Я ошиблась… — тихо молвила Софи, пока из закрытых глаз текли слезы. — У меня ничего не получается. Я бесполезна. Все, что я делаю, — все не правильно! Не важно, какой бы путь она ни выбрала, — ее везде ждет провал. Морта обещала ей освобождение, если она сделает все правильно. Но сюжет неустанно уклоняется в сторону. Астер обещал любить ее всю жизнь, и она ему поверила, возжелала пройти путь вместе с ним, и была наказана за свою жадность — она оказалась забыта любимым человеком. Когда она захотела помочь Астеру дойти до своего идеального финала с главной героиней, все снова пошло не по плану. Что бы она ни делала — все рано или поздно рушится. Ее старания оказываются напрасными. Только она находит в себе силы двигаться дальше — как ее тут же придавливают к земле, указывая на место.       «Я очень устала» — Я вижу, что это дитя искренне раскаивается. Не думаю, что стоит продолжать. Это слишком жестоко, — император отмахнулся. Он был не в силах и дальше следить за этими пытками. — Унесите ее… — холодно приказала стражникам Джулия. *** — Сейчас в тронном зале пройдет наказание леди Сильвиайм. Ты слышала об этом? — А, ну да, мне уже доложили слуги из западного крыла. Говорят, организация охотничьих соревнований была на ней. По ее вине исчез барьер, который должен был защищать людей в зоне ожидания. Ей назначили шестьдесят ударов хлыстом. Так и надо этой зазнавшейся крысе императрицы. Астер остановился, услышав разговоры слуг, а те, заметив члена императорской семьи, тут же склонились и поприветствовали свет империи Эльбаха. Литхи молча прошел болтушек. Лишь окинул их неодобрительным взглядом. Не пристало придворным слугам распускать слухи. Однако и выговора им он делать не стал — не посчитал нужным тратить свое время на столь бессмысленные вещи. К тому же он узнал кое-что интересное — наказали личную фрейлину императрицы, а его даже не оповестили. Не сказать, что ему вообще есть до этого дела… Нет, ему действительно незачем об этом знать. Ну и ладно. Мало ли, что там случилось между той женщиной и ее девочкой на побегушках. Императрица безжалостно относится ко всем людям, кроме членов своего дорогого семейства — это общеизвестный факт, который никого не удивляет. Одной фрейлиной меньше. Ну и что с того? Глупая дочь маркиза должна была знать, кому пыталась служить, с кем пыталась играть в эти политические игры. Попалась. Наверняка от нее просто решили избавиться из-за утраты доверия. Нужен был только весомый повод. И столь удачно этот повод подкинул Джулии ее ненавистный приемный сын. Астер продолжал неспешно шагать вдоль коридора, раздумывая над тем, как неприятен ему факт того, что он подсобил своей «матушке». Раздражение ли так ущипнуло его душу? Тревога, огромная и неутомимая, начинала вихрем собирать все накопившиеся чувства, превращая их в смешанную серую массу. Тревога увеличивалась с каждым шагом все быстрее. Она заполнила грудь. Астеру стало дурно: его голова закружилась, жар подступил к щекам, перед глазами все начало расплываться. Он ощутил, словно, если сделает еще хотя бы три шага вперед, упадет наземь и умрет.       «Ну и что? — снова спросил у себя Литхи. — Ну и что с того? — спросил уже у духов. — Ну накажут ее… Мне то что?» Он остановился. Шестьдесят ударов кнутом. Слова служанок повторились в голове, раздались эхом и ударились об ушные перепонки. Сердце точно сделало несколько сильных толчков. Эта фрейлина очень слабая. Астер опустил веки и воссоздал образ из воспоминаний: среднего роста, худощавого телосложения, с тоненькими руками и шеей, такого вида, словно ее кости могут раскрошиться от сжатия в ладони. Она и физические наказания — вещи несовместимые. Шестьдесят ударов для нее совершенно точно окажутся летальным исходом. Он замер. Сердце пропустило еще один удар. Почему ему настолько тревожно по этому поводу? Нет, это не просто тревога — это волнение. Что за чертовщина? Почему он за нее волнуется? Разворот, шаг, один за другим, каждый быстрее предыдущего. Астер ускорился и сам не заметил, как начал бежать по коридорам, совершенно позабыв о своей способности к телепортации. Нет, им управляло даже не волнение — это паника овладело его телом.       «Она не может умереть. Я просто не хочу, чтобы тем, кто помог императрице избавиться от нее, был именно я. Пускай наказывают за что угодно, но не за исчезновение барьера» Пока Астер бежал, он уже успел уверится в этой причине своего поведения, уверится в данном оправдании. Но все это потеряло смысл, когда он встретил ее в коридоре. Голова в тот же миг опустела, и он остановился. — Не надо, я дойду сама. Девушка выпрямилась и завязала узел темного плаща. Лицо ее выглядело безразличным, в нем не было намеков на былое напускное высокомерие. Астеру на первый взгляд показалось, что, раз леди Сильвиайм по-прежнему холодна и отстраненна со всеми — с ней все в порядке. Его невнимательность усугубилась возбужденным состоянием. Не заметил он и слабое прихрамывание при ходьбе, и покрасневшие от слез глаза, и разбитый взгляд. Она показалась ему по-прежнему призрачной, словно светлое видение. Но сегодня это чувство возможной иллюзорности ее присутствия усугубилось. Он спросил у духов о ее состоянии, но они вновь не смогли ничего ответить. Раз они молчат, когда нужны, — они бесполезны. Астер усмехнулся своим прошлым опасениям. Первая фрейлина императрицы не могла бы умереть от наказания. Нет, наверняка он что-то напутал. Когда София увидела перед собой принца, она остановилась. Но не сумела приклониться и поприветствовать его — она еле держалась на ногах. Сердце ее заныло, как если бы она прижала ранение. Только не сегодня. Она не ожидала встретиться с ним в этом коридоре.       «Не смотри на меня, — взвыла она, но лишь мысленно. — Только не сейчас. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой жалкой» — Говорили, что вы должны были получить шестьдесят ударов кнутом, — Астер едко улыбнулся. — Хотел посмотреть на сие зрелище, но, кажется, обсуждения были ложны. Иначе как объяснить, что вы стоите передо мной живой. — Вам было бы приятней увидеть меня мертвой? — спросила чужеземка тихо, чтобы Астер не услышал дрожи в ее голосе. — Леди, поторопимся, — попросила Изабелла. Принц открыл рот и слегка запоздало ответил: — Нет… Ах, этот взгляд. Ей хотелось вновь заплакать и прижаться к его груди, когда он смотрел на нее так. — Мне хотелось, чтобы ты была в безопасности. Как колит сердце. София прошла юношу, чтобы он не увидел образовавшихся слез на уголках ее глаз. — Иначе мои старания на охотничьих соревнованиях оказались бы напрасны. Зачем было спасать тех людей, что дохнут словно мухи, — Астер пожал плечами и улыбнулся. София тихо рассмеялась. — Это так на тебя похоже, — вымолвила она. — Что? Астер удивился услышанному. Всего на мгновение что-то щелкнуло в его голове. Эта фрейлина словно знала его всю его жизнь. Он обернулся, но девушка уже скрылась за поворотом. — Хах, — он вновь усмехнулся. Его будто обвели вокруг пальца. — Она мне… интересна. *** — Эта жизнь как-то слишком несправедлива. Почему мне всегда делают больно? Да, сегодня глаза ее были особенно красивы, приобрели янтарный оттенок. Однако никто не мог разглядеть их, увидеть прелесть этого оттенка, сделать комплимент или хотя бы молча восхититься. София плакала, закрывшись ото всех посторонних в покоях. С трудом она находила в себе силы стерпеть боль, что обжигала ее спину. Она опиралась на локти и опускала голову вниз, пока Бель скоро обрабатывала порезы, чтобы в них не просочилась инфекция. Была исцарапана вся спина, и раны казались слишком глубокими. Бель понимала, если сейчас ей не поможет маг — на этой нежной коже, подобной лепесткам белой лилии, останутся шрамы. Служанка хотела помочь, поддержать, но в голову не лезло ни единого доброго слова, способного приободрить. Изабелла прикусила нижнюю губу, раздосадованная тем, что не справляется. — Ах! — вскрикнула София вновь. Бель не выдержала и встала на ноги. Хлыст разорвал одежду и оставил на спине слишком глубокие порезы. В раны могла попасть инфекция. — Подожди здесь… Я приведу лекарей. — Не надо… Это бесполезно… — через слезы София попыталась остановить подругу. — Им велено не помогать… — Но… — Бель замолкла, начала размышлять о дальнейших действиях. — Я скоро, — с этими словами она выбежала из комнаты.