Превратности судьбы

Надолго Эзре спокойствия не хватило. После того, как они с Трауном условились действовать вместе, негласно пообещав друг другу найти выход из сложившейся ситуации, в состоянии относительного равновесия Бриджер пробыл совсем непродолжительное время — уже буквально через сутки он оказался неспособен контролировать усиливающуюся невротическую потребность в любви. Сдерживать себя ему становилось труднее, и он прямо сказал об этом Трауну. Тот не стал ждать, когда самочувствие Эзры ухудшится, и поступил так, как планировал, отправив парня на беседу со специалистом. — Это же не повлияет на мозговую деятельность? — Немногим позже спросил Эзра, закончив свои похождения по разным частям «Химеры», чтобы под роспись получить небольшой контейнер с таблетками. Ему было досадно, что он не догадался задать этот вопрос медику, который прописал препарат. С подобными лекарствами он никогда прежде не сталкивался, но слышал (где и когда сказать, разумеется, не сможет) разное, и потому, особо не разбираясь в этом, он сомневался. — Нет, ты не станешь хуже соображать из-за них, — Траун понимал беспокойство Бриджера. Но это было обычное седативное средство, и чисс знал, как оно действует. Единственное, о чём можно было в самом деле переживать — сумеют ли они достигнуть положительного эффекта, положившись на этот препарат. Ну, тут уж время покажет. …Для Трауна Сила была явлением необъяснимым, чем-то, что он не имел возможности контролировать. Он углубился в изучение доступных ему материалов, но, чем дальше он старался продвинуться в анализе, тем больше исследуемый предмет становился непонятен. Подключать к поискам истины Бриджера он не считал целесообразным — он сам не особо понимал, что именно хочет найти, так что вряд ли Эзра был способен как-то повлиять на дело. Так или иначе, небольшая зацепка была — в различных документах и записях неоднократно упоминалось умение мандалорцев противостоять джедайскому внушению. Траун не думал, что гипноз, которому подвергся Эзра, равносилен обману разума, в основном использовавшимся джедаями. Такой приём казался чем-то элементарным по сравнению с тем тёмным извращением, противиться которому Бриджер был не в состоянии. Помогут ли мандалорские методы обрести парню силы, чтобы избавиться от чужой воли? Траун не был в этом уверен, но нельзя было упускать возможности испробовать такое средство. Избавиться может и не получится, но минимально оградиться, возвести хоть какие-то щиты — не исключено, что что-нибудь из этого и выйдет. Они должны попытаться. Прежде чем приступать к практике, чисс решил ещё раз обговорить с Эзрой вариант возвращения к повстанцам. Ему казалось, что, раз теперь Эзра осознаёт своё положение, то бурной реакции с его стороны не последует. Он рассчитывал на рассудительность парня. Эзра выслушал его предложение очень внимательно. Вряд ли он помнил о своей приверженности Альянсу повстанцев, но суть уловить он сумел: джедаи могли помочь ему. Он помолчал, обдумывая услышанное. Его взгляд был нечитаем, но Траун чувствовал, что Бриджер находится в сильном смятении. Причина колебаний оставалась непонятной Трауну до того момента, как Эзра не заговорил: — Я не могу покинуть тебя, — сказал он с ощутимым сожалением в голосе. — Я чувствую, что погибну, если поступлю так. В общем, от идеи с повстанцами на какое-то время пришлось отказаться. Хотя Эзра добавил, что он готов рискнуть. «Только в случае необходимости», — в итоге условились оба, приняв решение положиться сначала на собственные силы. Наличие дополнительного плана, пусть и сомнительного, ободряло и мотивировало. Они упражнялись в умении возводить ментальную защиту вместе. Траун подумал, что с этим делом у Бриджера, в общем-то, проблем возникнуть не должно; как джедаю, ему полагалось выучиться такому виду обороны, его мастер обязан был позаботиться об этом. И он оказался прав, пускай им и понадобилась пара дней тренировок, чтобы выяснить, что Эзра в самом деле владеет данным навыком. Обнаружилась ещё одна интересная деталь — на связь соулмейтов также было возможно поставить блок, перекрывая поступающий поток чужих эмоций или же наоборот, ограничив доступ к собственным. На случайное открытие Траун с Эзрой отреагировали по-разному — Эзра вдруг расстроился, чисс же испытал душевный подъём: ему теперь стало понятно, почему он ничего не ощутил в то время, когда парень находился в плену — император попросту не позволил ему заподозрить что-либо. Тогда Траун задумался над тем, насколько реально защитить их связь от постороннего вмешательства. Достигнутый успех дал немного расслабиться. Траун понимал, как непросто приходится сейчас Бриджеру, но и его самого порой одолевала моральная усталость от постоянного напряжения и новых тупиков. Ещё было слишком рано, чтобы сдаваться, и чисс вовсе не собирался опускать рук, однако против короткой эмоциональной передышки он не имел ничего против. Поэтому, едва почувствовав относительное удовлетворение от минимального, но, тем не менее, перевеса в их с Эзрой пользу, он позволил себе сконцентрироваться на этом ощущении, сознании пусть и небольшой, но победы, сделанного шага по направлению к исцелению соулмейта. Несмотря на то, что пауза была недолгой, Траун так хорошо отвлёкся, что не сразу заметил, что почти не чувствует эмоции Бриджера и не может определить его состояния — тот как будто намеренно глушил связь, по какой-то причине не желая делиться своими чувствами. Траун обнаружил это, когда уже накрылся одеялом. Больше помогла даже не эфирная пустота, а тихий и подавленный Эзра сбоку. Трауну не нужна была связь, чтобы чувствовать настроение парня, когда тот находился рядом.  — Эзра, зачем?  — Согласись, тебе так легче. С чего вдруг Эзра так решил, Трауну было непонятно.  — А тебе — нет, — отпарировал чисс. И добавил тут же, опережая возражения: — Ты очень интересно расставил приоритеты. «Учитывая, что в помощи нуждаешься ты, а не я», — сказать такое было бы очень грубо, и Траун оставил эти слова при себе. Впрочем, Эзре было несложно додуматься до них самостоятельно.  — Ладно, — он снял блок, и спустя некоторое время Траун сумел различить чужие страх и тревогу, которые сначала были слабыми на фоне спокойствия чисса, а потом стали более чёткими и ощутимыми. Траун непроизвольно вздохнул. Вздохнул без раздражения, просто устало.  — Эзра, в чём дело?  — Я думал, что будет лучше, если это сделаю я, чем ты, — тот откликнулся моментально, будто знал, что такой вопрос последует. — Извини, я знаю, о чём ты думаешь; в последние дни мне действительно тяжело совладать с собой, любая мелочь сбивает с толку, — немного помолчав, он заключил: — очень непросто оградиться от собственных мыслей. Траун и впрямь думал о том, что сказал Бриджер: парень совершает (и, судя по всему, ещё и будет совершать) подобные поступки на эмоциях, потому что не может противиться этим эмоциям и возникающим навязчивым страхам и мыслям. И, что не менее неприятно (потому что это происходит не по воле Эзры), Эзра не сможет умолчать об их содержании, если Траун его об этом спросит.  — Я не хотел говорить ничего из этого, — глухо раздалось в повисшей тишине как бы в подтверждение мыслям чисса. Траун ощущал, как Эзра начинает нервничать. — По крайней мере, не сразу.  — Я тебя понял, — тон имперца никак не изменился; если бы Эзра не знал Трауна так близко, он бы, вероятно, принял его спокойствие за равнодушие. Но они успели хорошо изучить друг друга, поэтому Эзру ничего не смущало. Даже в такие моменты, когда нервы подводили его, слыша, как привычно ровно обращается к нему Траун, он переставал сомневаться в их отношениях. Какими бы ни были те беспокойные предположения, которые добросовестно подкидывал уставший от эмоциональных нагрузок мозг, все они тут же отступали на второй план, растворяясь в приливе уверенности. Более того, как можно в чём-то сомневаться, когда по связи так ощутимо разливается тепло? Связывая это приятное чувство со словами, лишёнными всякого напряжения, Эзре получалось возвращать себе присутствие духа. Вот и сейчас, когда вдобавок ко всему чисс ещё повернулся к нему и рукой придвинул его ближе к себе, парень невольно смягчился, концентрируя внимание исключительно на объятии. Эзра постепенно успокаивался; внутреннее напряжение окончательно спало к тому времени, когда он получил лёгкий поцелуй в висок. «Я на твоей стороне, Эзра», — последнее, что он услышал перед тем, как провалиться в сон, отвлечённый от тревожных мыслей тихой лаской. — «В любом случае». В последнее время Эзра засыпал быстро, и это, наверное, было единственным пунктом из всех бытовых задач, с которым у него получилось добиться порядка. Пусть это и была заслуга принимаемого им препарата, зато время ночного отдыха удалось отвоевать, сделав его безмятежным и спокойным. Спал Эзра очень хорошо, без внезапных ночных пробуждений и тревожных сновидений. Сон превратился в основной источник всех его сил, сил не только физических, но и эмоциональных. Именно по этой причине Траун не трогал его по утрам, зная, как ему важны дополнительные два или три часа сна для восстановления. С Бриджером что-то происходило. Продолжало происходить, как бы точнее выразился Траун. Чиссу понадобилось несколько дней непрерывных наблюдений, чтобы заподозрить неладное. Гипноз не был конечной целью, он являлся лишь составляющей разрушительного процесса, и убедиться в этом оказалось несложно. Эзру всё больше донимали навязчивые мысли, буквально поедая его изнутри, и каждая такая новая идея из раза в раз переживалась им всё болезненнее и мучительнее. Парень слишком много думал, без конца волновался и никак не мог остановиться. Траун не придумал ничего лучше, как повторно обратиться к специалисту и в итоге увеличить дозу седативного препарата. Данное действие как будто помогло: Эзра перестал быть похожим на оголённый нерв и вполне адекватно воспринимал всё происходящее с ним. Нервное возбуждение, конечно, никуда не делось, накатывая время от времени, но он научился справляться с ним, пусть ему это и удавалось каждый раз с великим трудом. Он не отчаивался и не терял уверенности ни в себе, ни в Трауне. У Трауна не было идей. Нет, они были, но чисс не принимал их за основополагающие; на них нельзя было опереться и разрешить с их помощью проблему. Траун всё больше убеждался в том, что Бриджеру он способен предложить только ту терапию, которая может ненадолго облегчить угнетённое состояние, снять определённые симптомы и проявления недуга, но никак не гарантирует устранить его причины. Более того, в выборе тактики «лечения» Траун доверял интуиции, двигаясь в поисках едва ли не наугад. Он чувствовал, что выбрал верное направление, но результат показывал, что его внимание сконцентрировано не на том. Траун даже понимал, в чём его промашка: он делал упор на физическую поддержку организма, стараясь оказывать влияние на психику через воздействия на нервную систему. Тут надо было зайти ещё дальше и работать с чем-то, стоящим выше плоти — с нематериальной сущностью, выражающей природу и саму суть живого разумного существа. Проще говоря, необходимо было взаимодействовать непосредственно с душой. Траун не считал, что владеет соответствующими навыками. Но он не собирался так просто капитулировать. Та же связь соулмейтов не сразу продемонстрировала своим носителям их новые возможности, так что, кто знает, вдруг Траун ещё совершит какое-нибудь открытие, которое покажет ему те грани его собственных умений, о которых он прежде даже не подозревал? Так или иначе, времени на сомнительные эксперименты с целью проявить какие-либо скрытые способности было не так много. И Траун решил использовать его максимально эффективно. Бриджера должен был осмотреть кто-то подобный по своей природе императору, и чисс намеревался добиться встречи с опытным джедаем. Эзра не может так значительно отдалиться от Трауна? Что ж, Траун и не настаивает на этом, видя только один выход — совместную вылазку. Осталось только подгадать обстоятельства, чтобы, не выделяясь в глазах имперских, организовать операцию где-нибудь поближе к повстанческим скоплениям. На линии фронта должен крутиться хотя бы один джедай. С ним надлежало столкнуться лицом к лицу, чтобы он увидел Бриджера и помог ему. Траун поделился с Эзрой своими соображениями, и тот не выразил никаких возражений, согласный на то, чтобы чисс находился рядом. И вот, до тех пор, пока основной план дорабатывался и обрастал деталями, Траун продолжал делать то, что было в его силах. Он ориентировался на собственные знания касательно человеческой физиологии, пытаясь подвязать к ним те сведения, которые так или иначе имели отношение к Силе. Иногда это получалось, иногда — нет. Это оказалось очень трудно — найти баланс между привычным и понятным и тем, что являлось чем-то, неподдающимся объяснению. Траун чаще разделял эти два понятия-предмета, чем сводил воедино, потому что так работать с ними было проще и, как показывал опыт, более действенно. Таким образом, чувствуя, как сильно Эзра утомляется от бесконечного прокручивания тревожных мыслей, чисс однажды предложил парню провести спарринг. Он не понаслышке знал, что мышечная работа хорошо снижает утомляемость от умственной, и хотел привести Эзру в чувство, немного растормошить его, отвлечь.  — Ты предлагаешь мне это с таким видом, будто я умею хорошо драться.  — Ты был обучен этому, — пожал плечами Траун. — Тело должно что-нибудь помнить. Эзра с сомнением посмотрел на него.  — Я подскажу, если у тебя с чем-то возникнут трудности, — успокоил его чисс. Они вошли в тренировочный зал. Сняли верхнюю часть военной формы, оставшись в брюках и нательной чёрной майке. Траун не делал ничего неожиданного. В самом начале их общей тренировки он предупреждал о том, что собирается сделать и как именно, чтобы Эзра не растерялся и был готов отразить удар. Более того, они вместе отработали несколько видов блоков и ударов, так что Эзра, в принципе, мог вообще ни о чём не волноваться, даже если у него в итоге не выйдет вспомнить что-нибудь из собственных техник. Но парень всё равно был предельно сосредоточен — помимо вовлечённости в процесс ему также хотелось произвести на чисса хорошее впечатление. Траун не прогадал, решив привести Бриджера сюда: Эзра действительно переключил своё внимание с бесконечного потока мыслей на мышцы своего тела, не думая ни о чём другом, кроме того, как правильно применить разученный удар или вовремя поставить блок. Случалось, он двигался рефлекторно, как-то по-своему, и это получалось у него так плавно и легко, что сомневаться не приходилось — его тело в самом деле помнило. И Эзра всё больше прислушивался к себе, стремясь выудить из своего подсознания новые, но до боли знакомые движения. Он постепенно раскачивался, входя в азарт, и перерывов между их с Трауном поединками становилось всё меньше и меньше. Траун тоже распалился; спустя неполных два часа проб и воспоминаний Эзра уже держался вполне себе достойно, и в конце концов Траун вообще забыл, что хотел сдерживать свою силу. Эзра, пусть и был увлечён до такой степени, что сам практически перестал отдавать себе отчёт в действиях, выкладываясь на полную, всё равно не смог продержаться долго. Он медленно, но верно сдавал позиции, подустав из-за неправильной разбалансировки собственных сил. Он сопротивлялся до последнего, и из его головы совсем вылетело, что, вообще-то, они уже могут остановиться и, если не завершить мероприятие, то хотя бы устроить перерыв. Эзра отступал, и Траун, в конце концов, зажал его у стены. Тяжело дыша, в насквозь мокрой майке, с приятно ноющими мышцами Эзра, концентрируя внимания на сжимающих его запястья сильных руках, не сразу почувствовал, как чисс вдобавок ко всему упёрся коленом между его ног. Он удивлённо выдохнул, осознавая вдруг то, как близко к нему сейчас находится Траун.  — На этом и закончим, — голос имперца прозвучал ниже обычного. Эзра чувствовал, что Траун взбудоражен не меньше его, и буквально осязал повисшее между ними напряжение, распаляющее все-все чувства, связанные с глубоким желанием ещё более тесного контакта. Они оба замерли, в смятении разглядывая друг друга.  — Я первый в душ, — приглушённо отозвался Эзра после минутной заминки, всё это время старавшийся не задерживать от волнения дыхание. Ему многого стоило перебороть себя и не дать возбуждению затопить разум. В этот раз это далось ему особенно тяжело, так как слишком пристальный взгляд Трауна удерживал всё его внимание, делая голову абсолютно пустой. Он едва смог вспомнить об их общей цели, и мелькнувшая на эту тему мысль пусть и была рациональной, уместной в такой момент считать её не хотелось совсем. Эзра в принципе проигнорировал бы её, если бы чисс не ослабил хватку, что могло значить только одно — Траун обо всём помнил и, следовательно, не стоило ждать, что он поддастся желанию. Уцепившись за чувство лёгкого разочарования, Эзра закрыл глаза и, сумев кое-как совладать с собой, тихо проскользнул мимо имперца. Траун остался в зале один. Оцепенев от внезапно взбушевавшихся чувств, усиленных эхом эмоций со стороны Бриджера, он только и смог, что бездумно проверить время и с такой же отстранённостью от действительности отметить, что уже очень поздно. Эзра не выходил из душевой добрых полчаса. Трауну же показалось, что прошло не более десяти минут. В любом случае, ему не хватило этого времени, чтобы успокоиться. Волнение Эзры отчётливо ощущалось им, и каждый новый всплеск возникшей у них обоих одной и той же эмоции бил прямо в мозг, заставляя руки мелко подрагивать. Он знал, чем парень был занят, и это лишало всякого самообладания. Опомниться получилось, только когда он сам оказался под сильным напором холодной воды. До постели чисс добрался совершенно вымотанный и даже несколько опустошённый. Он понимал, что могло произойти после итогового тренировочного боя, если бы не его принципиальное решение избегать подобного элемента отношений. Ему так же, как и Эзре, хотелось близости. Но он считал, что будет правильно, если Бриджер захочет этого по собственному, естественному желанию, а не потому, что его толкает на это чужая воля. Траун несколько раз повторил это про себя, преодолевая опасное душевное колебание — желание, подкрепляемое чувствами соулмейта, склоняло к тому, чтобы плюнуть и нарушить все свои запреты. Тем не менее, он уже всё равно ничего бы не сделал, даже если бы решился — сопротивление соблазну отняло у него все силы. Он элементарно устал. От всего.  — Ты же всё чувствовал, верно? — Негромкий голос Бриджера заставил вынырнуть из мыслей.  — Да, — несмотря на то, что Траун понял, про что конкретно Эзра спрашивал, цель вопроса была ему не совсем ясна. Поэтому он незамедлительно предположил: — хочешь поговорить об этом?  — Нет, — обсуждать, что он делал в душе столько времени, у Эзры желания на самом деле не было. Он быстро добавил, объясняя: — но мне есть что сказать по этому поводу, и, я уверен, ты знаешь, что. Траун хмыкнул.  — Знаю, — тут он с Эзрой был абсолютно точно солидарен: в их половой жизни такая сторона связи обещала много чего интересного. Он слишком много об этом думал за последние пару часов и сейчас не удержался от комментария, отвечая на намёк в той же манере: — мы с тобой найдём этому применение, можешь не сомневаться, — на этих словах Эзра шумно вобрал в лёгкие воздух.  — Обещаю дождаться этого момента, — парню явно стало весело, и своим безобидным замечанием у него получилось задать себе особенное беспечное настроение, предшествующее безмятежному сну, и заразить им чисса. И Трауну действительно сделалось лучше: пустота после пережитого потрясения заполнялась мягким и светлым спокойствием; более того, сказанное Эзрой он перевёл как обещание не спешить и не торопить события, позволить делу идти своим чередом. За это он был ему благодарен. Траун подумал, что они сказали друг другу всё, что хотели сказать, и поэтому, найдя под одеялом руку Бриджера, он накрыл её своей ладонью, погладил большим пальцем и, наверное, впервые за долгое время забыв о всех своих претензиях ко вселенной, был готов встречать сон. Но, как оказалось, Эзра уточнил для себя ещё не всё.  — Ты ведь и сейчас чувствуешь?.. — Прозвучало в темноте, и Траун, до этого ничего больше от парня не ожидающий, приоткрыл глаза, заново собираясь с мыслями. Чувствует ли он то душевное тепло, которое Эзра испытывает по отношению к нему? Что за вопрос, конечно, он чувствует. И вряд ли Эзра этого не знает, — вопрос был задан явно не с намерением выяснить это. Они ещё ни разу не говорили об этом прямо, — дошло до чисса совершенно внезапно. Тема ощущений эмоций друг друга почему-то всегда обходилась стороной, и тот факт, что они порой едва ли не читают мысли благодаря их связи, каждый переживал по отдельности, без какого-либо обсуждения, — Траун знал, что их связь с обеих сторон развивается идентично, и ему этого было достаточно; Эзре, вероятно, до случившейся с ним трагедии думать об этом было некогда, а потом его голова и вовсе оказалась занята немного другими вещами. Именно поэтому Эзра застал Трауна врасплох — кто бы мог подумать, что произнести нечто очевидное может быть так волнительно. Казалось бы, вполне понятная деталь, утверждение, не требующее довода, но осознать которое получилось только после его озвучивания. Это оказалось до удивительного просто, и потому так значимо для них обоих — обнаружить ещё одну точку соприкосновения. Что к этому можно ещё добавить?.. Траун был восхищён чуткостью Бриджера. «Да, Эзра, чувствую», — в свой ответ он вложил все переживаемые им на тот момент эмоции от сделанного открытия, начиная с изумления и заканчивая краткой вспышкой элементарного счастья, плавно перешедшего в удовлетворение.  — И я чувствую, — сказал Эзра, окончательно завершая этим день, уже давно перешедший в глубокую ночь.