***
Кэнан провёл на «Химере» примерно неделю. Все эти дни они с Эзрой уединялись, разговаривали о чём-то своём, джедайском, вместе вспоминали различные психологические практики и, конечно, же медитировали. Траун не вмешивался в этот процесс реабилитации. Все действия Кэнана он находил стопроцентно полезными, и занятия, которые тот проводил с Бриджером, благотворно влияли не только на парня, но и на самого чисса. У него наконец-то получалось высыпаться и набираться сил за ночь, раздражение начало сходить на нет, а тревога постепенно уменьшалась. В один момент он даже засомневался: возможно, на самом деле всё действительно было намного проще, чем казалось, и Джаррус, как опытный джедай, в силах справиться с нависшим над ним с Эзрой проклятьем? Но, продолжая чувствовать на каком-то метафизическом уровне тяжесть чужой воли, Траун понимал, что это не так, и что Кэнан всё же не является решением; действия Кэнана можно было сравнить с действиями анестезиолога, но не хирурга. Было ещё кое-что, что чисс не смог проигнорировать. Траун не перестал чувствовать эмоции Бриджера на равне с собственными, и помимо присутствия в связи соулмейтов Эзры он ощущал присутствие Джарруса. Порой ему удавалось улавливать чужие эмоции, и каждый такой раз он впадал в некоторое смятение, совершенно теряясь с непривычки. Каждый раз в нём кратко вспыхивала агрессия и желание вытеснить постороннего; это сбивало с толку. Тем не менее, Трауна не беспокоило наличие кого-то третьего в настолько личном пространстве. Его больше волновал тот факт, что Кэнан добровольно разделяет с ними эту неимоверно тяжёлую ношу. — Ты не боишься «заразиться»? — Как-то спросил Траун Кэнана. — Вряд ли это случится, — пожал плечами тот. — Тут принцип схож с природой вируса, который реагирует на определённые клеточные белки. Ваш вирус не должен среагировать на меня, — после недолгой паузы он добавил, уже ни к кому не обращаясь: — я бы назвал это точечным поражением. Так, относительно успокоенный по поводу безопасности Джарруса (что, несомненно, было очень важно, так как джедай выигрывал для них время), чисс продолжал свои поиски. Идей на счёт того, кто ещё мог бы иметь для Эзры большое значение помимо него, Трауна, не было. «К сожалению, я ничем не могу помочь», — сказал сам Эзра, когда Траун всё же решил ввести его в курс дела. Эзре никто не был нужен, он ни в ком больше не нуждался; он честно признался в этом Кэнану, по неизвестной для самого себя причине покраснев и сильно смутившись. Вероятно, он что-то чувствовал, может, Сила подсказывала ему, что Кэнан для него гораздо более близкий человек, чем он думает. Впрочем, в этом вопросе довериться интуиции ему было очень сложно. Кэнан это понимал, но не сдавался. Он был воодушевлён не меньше Трауна и пытался что-нибудь придумать. В конце концов, так и не вспомнив больше другого подходящего кандидата, Кенан с Трауном сошлись на том, чтобы заново представить Бриджеру членов экипажа «Призрака». Иных вариантов не было. При обсуждении с Кэнаном деталей плана Траун поднял главную тему: им всем необходимо было пересечься в одной системе, обязательно быть на одной локации. Это значило, что повстанцы должны были устроить массовые беспорядки в одном из миров, а там уж чисс позаботится о том, чтобы разбираться с бунтами отправили именно его. Кэнан с тяжёлым сердцем согласился на это. Всё-таки это был большой риск, и вряд ли кто-то из вышестоящих генералов одобрил бы их план. С другой стороны, Эзра был джедаем, и, как хорошо обученный боец, стоил этого риска. И потом, Эзру в Альянсе знали многие, и много кому он был хорошим другом. Убедить товарищей пойти на такой шаг было вполне реально. У Трауна был ещё один вопрос. — Что, если он никого не вспомнит? — В таком случае, вся надежда остаётся на Асоку — она сильнее и опытнее меня. — Асоку Тано? — Уточнил чисс. — Она числится погибшей. — Эзра нашёл её, — возразил Кэнан. — Это сложно объяснить, но он попал в Мир между миров и смог её спасти, — Траун пребывал в лёгком замешательстве от его слов, как тот, кто от неисповедимых путей Силы был достаточно далёк. — Именно тогда император добрался до Эзры, и мы потеряли его. Что ж, это проясняло многое. Главным образом то, почему о пленении Эзры не было официальных документов, — это взволновало Трауна больше, чем спасение Асоки. Однако, возмущаться и досадовать сейчас по этому поводу смысла не было никакого; уже давно пора действовать, а не оглядываться на прошлые злоключения.***
Озарение постигло Трауна совершенно внезапно. Они с Кэнаном уже обговорили все тонкости предстоящего непростого дела, и на следующий день джедай уже должен был покинуть «Химеру». Траун знал, что после ухода Кэнана его состояние и состояние Бриджера ощутимо ухудшится, и все достижения в плане здоровья резко откатятся назад. Вернутся головные боли, недосып, общая усталость и раздражительность. Увлечённый поиском решения, он не успел в должной мере насладиться возможностями своего тела, полного сил. Поэтому приготовившийся ко сну Эзра в тот вечер стал для него своеобразным утешением. Траун позволил себе ненадолго расслабиться. Эзра лежал на боку, укрыв одеялом ноги, уставший после длительной тренировки в зале (Кэнан взял на себя обязанность восстановить его умения в фехтовании). Он никак не отреагировал, когда Траун опустился рядом с ним на край постели. Эзра чувствовал, в каком особенном настроении находился чисс, и не хотел прерывать поток его мыслей. Более того, когда Траун вошёл в спальню, он уже почти заснул. Повисшая в комнате тишина не смущала и не давила. В ней было какое-то непривычное умиротворение, и говорить о чём-либо не хотелось совсем, да, и, собственно, у чисса были другие намерения, и конкретно ему слова не требовались. В тот момент Траун мог с уверенностью назвать себя здоровым, уравновешенным и полностью вменяемым, с незатуманенным разумом и без труда контролируемым сознанием. Он был бодр и отдавал себе отчёт в своих действиях и желаниях. И именно поэтому желание касаться не воспринималось им как продиктованной чьей-то волей командой. Эзра не двигался, наблюдая за Трауном из-под полуопущенных век. Он слабо улыбнулся, когда чисс протянул руку и коснулся его волос. Траун не замечал, чтобы Эзра, с тех пор, как претерпел некоторые изменения в своём поведении, тяготился мыслями о правильности или переживал внутренний конфликт, целуясь с ним или обнимаясь. Траун его ни в чём не винил, однако самому себе такие вольности запретил и инициативу проявлял крайне редко. Эзре было необходим подобный контакт, он сам же вполне мог обойтись без этого, и, как бы ни было потом тяжело, он не собирался ни злоупотреблять установившимся ранее доверием, ни потакать своим слабостям. В этот раз всё было по-другому. Пальцами он неспешно провёл Эзре за ухом, потом — по линии челюсти. Так же неторопливо переместил ладонь с шеи на плечо. В его действиях не было нескромного намёка, и дальше он поглаживал парня по плечу тоже довольно безобидно — не как любовник, но как кто-то ещё более близкий. Он как бы говорил: «Мы, конечно, вляпались с тобой, но скоро это злоключение закончится». Эзра это понимал, и поэтому вскоре закрыл глаза, зная, что Трауна не заденет, если он всё-таки заснёт, окончательно успокоенный его поглаживанием. Что-то было в этих плавных движениях, что-то волнующее и сакральное, что-то, доступное не всем. Не сразу, по крайней мере. Траун зацепился за эту мысль, пытаясь определить некий важный образ, которого он неосознанно старался придерживаться. Он хотел поддержать Бриджера, дать понять, что тот не один и может рассчитывать на него, как на опытного товарища. Думая об опытности, он вдруг осознал, что намного старше парня. Не подходит ли ему в данный момент роль наставника? Нет, это немного не тот образ. Здесь что-то более близкое, личное, даже, возможно, свойское. Отеческое. То, что Траун никогда прежде не испытывал и о чём никогда не задумывался. Вероятно, момент внезапного прозрения вызвал в нём сильный всплеск самых разных эмоций, потому что Эзра вдруг открыл глаза и с любопытством посмотрел на него. Траун встретился с ним взглядом, и у обоих возникло одинаковое по силе чувство, означающее то, что решение найдено. Траун не стал ничего говорить. Он только крепко сжал плечо просветлевшего лицом Бриджера, и, когда тот улыбнулся ему, тоже ничего не спрашивая, чем смог вселить в него ещё большую уверенность, так же молча встал и быстрым шагом покинул спальню. Воспользовавшись личным зашифрованным каналом внутри имперской сети, чисс изучал рапорты и протоколы, касающихся некоторых имперских тюрем. Ему удалось отыскать Миру и Эфраима Бриджер, узнать точную дату их заключения и проследить путь их многочисленных переводов. Он провёл ещё некоторое время за чтением материалов, и затем вызвал Кэнана к себе. — Планы изменились, — заявил он джедаю, едва за тем закрылись двери кабинета. Траун незамедлительно поделился сделанным открытием.***
Как и было условлено, Кэнан покинул их в определённый день. Тем не менее, миссия, которую Кэнан возложил на себя и плечи своих соратников, теперь была другой. На его руках было всё, что было необходимо для побега родителей Эзры из тюрьмы. Траун вверил ему все коды доступа, до которых он смог добраться (а с его каналами он не упустил ни один возможный индекс, пароль или шифр, который мог бы понадобиться даже в предполагаемом варианте плана), расписание смен надзирателей, схемы внутреннего строения тюрьмы и примерно обозначенный маршрут относительно безопасных передвижений. За Джаррусом оставалось только собрать команду по освобождению четы Бриджеров и скоординировать своих товарищей. Если всё пройдёт удачно (а иное развитие событий было недопустимо), то действовать было решено по старому плану: повстанцы должны были заявить о себе в одной из контролируемой Империей системе, чтобы Траун мог дать Эзре возможность увидеться с родителями. Кэнан тоже доверил Трауну кое-что. Это был зашифрованный канал Фалкрама. Точно не известно, что тогда было у него на уме, но он сказал очень ёмкую фразу: — Ты не безнадёжен, — и добавил: — Я верю, что когда-нибудь ты сделаешь правильный выбор. Траун никак не прокомментировал это, так как ничьё мнение по поводу его системы взглядов его не волновало от слова совсем. На тот момент сказанное Кэнаном было для него неактуально, и, так как все его мысли вертелись вокруг чрезвычайного важного дела, слова повстанца никак не задели его и не смутили. Кэнан, впрочем, явно успел проникнуться к Трауну уважением и признать его, потому что перед тем, как отправиться в ангар, он предупредил чисса: — Я хочу, чтобы ты знал: это будет очень болезненно, не только для Эзры, но и для тебя. «Что ж, иначе невозможно», — подумал Траун без удивления. Боль не пугала его.***
— Не знаю, стоит ли говорить тебе про все детали плана, — честно сказал Траун Бриджеру, когда тот решил выяснить, какая светлая мысль посетила чисса тогда, в тот вечер в спальне. Парень хотел знать, требуется ли где-то его содействие. Впрочем, порой Эзра был необычайно проницателен. — Если моё незнание повышает вероятность успеха, то я готов быть в неведении столько, сколько нужно. Траун был ему очень признателен за понимание. О том, что ему предстоит встретиться со своими родителями, Эзра не знал до последнего. Он мог только предчувствовать то волнение, которое ему предстоит испытать в недалёком будущем. Опираясь на мрачно-торжественное настроение Трауна, он, так же, как и чисс, находился в напряжении, вынужденный выжидать. Ему почти не было страшно всю ту неделю, в течение которой Траун бдительно проверял доклады, чтобы не пропустить важные новости; Эзра набрался терпения и, несмотря на заново подступающее недомогание, сохранял спокойствие. …Всё прошло удивительно гладко; Траун не дал Кэнану никаких наводок по поводу освобождения Бриджеров. За эту часть плана был ответственен непосредственно сам джедай. Чисс не задумывался, как поступят повстанцы. По умолчанию он рассчитывал на незаметное проникновение и такой же незаметный побег, который должен был вскрыться только спустя несколько часов, после ежедневной проверки камер. Поэтому он удивился, когда буквально по всем каналам разнеслась информация о серьёзном бунте в одной из тюрем. Списки жертв были значительных размеров, и Траун даже обеспокоился насчёт соответствия итогового результата с ожидаемым. Пережидать эту неизвестность несколько недель было непросто, но, когда в одном из миров, где власть Империи была весьма неустойчива, вспыхнуло восстание, Траун воспользовался сложившимся в кругах имперской верхушки образом собственной компетентности и отправился наводить порядок в стратегически важную систему. Там, обустроившись на хорошо оборудованной имперской базе, он воспользовался каналом Фалкрама и указал на лазейки в охранных механизмах, чтобы Кэнан, как и договаривались, мог прийти к нему. Кэнан принёс с собой хорошие новости: родителей Эзры удалось освободить. Наступило время для осуществления второй части плана, не менее главной. Траун не мог покинуть базу, нигде не отметившись, и отправить Эзру за её пределы так же было невозможно. Поэтому Кэнан или кто-то другой из повстанцев должен был провести Бриджеров внутрь базы. «Мы найдём способ, как это сделать», — заверил Трауна Кэнан. Ну, в их навыках маскировки чисс точно не сомневался, и Эзра был живым примером безупречного владения данным мастерством. И вот, настал тот день, когда всё должно было решиться. Кэнан справился со своей задачей: втроём они успешно проникли на базу и их не засекли. Трауну с Эзрой оставалось только прийти в условленное место (один из пустующих залов оккупированного дома правителя этого мира) и действовать уже по ситуации. Как бы Бриджер ни старался держать контроль над выражением своего лица, Траун отчётливо ощущал, как он на самом деле нервничает. Парня выдавали странный блеск глаз и плотно сжатые губы. Траун молчал — он сам был не менее взбудоражен, даже несколько озабочен настолько удачным стечением обстоятельств. Теории возможной сиюминутной подставы в самых разных вариациях с ненормальной лёгкостью структурировались в масштабное регрессионное дерево решений. Но, как бы то ни было, на самом деле данное занятие здорово отвлекало, переводя внимание на обдумывание путей отступления, зацикливая все мысли именно на этом, вместо предварительного переживания решающих событий. Всё это волнение было вполне естественно. В подобной ситуации невозможно унять трепет и, чего таить, некоторый ужас перед неизвестностью. Траун был предельно бдителен и сосредоточен, и, как одного из главных заговорщиков, его охватил лёгкий мандраж. Он был намерен довести дело до конца и наконец прервать пытку Бриджера, длившуюся не один месяц. На нём лежала большая ответственность, и у него не было права на провал. Эзра волновался не меньше. Траун понимал его — ему тоже не верилось, что совсем скоро всё закончится. Тем не менее, Эзру тревожило что-то ещё — Траун едва ли не физически чувствовал, как парень бесконечно прокручивает в голове какую-то мысль. До заветных дверей осталось пройти вдоль по коридору всего пару метров. Эзра остановился, крепко схватив Трауна за руку. Тот почувствовал, как его мелко трясёт. — Кто бы там ни был, — начал он громким от волнения полушёпотом. — Я тебя не разлюблю. Траун даже выдохнул от неожиданности. — Я знаю, — уверил он Эзру, до глубины души тронутый его словами. Это будет болезненно, — вспомнилось вдруг. И Траун понял, почему. Эзру ожидало внутреннее противостояние собственных убеждений, взглядов, оспаривание смысла жизни, которого он сейчас придерживался и за который всеми силами цеплялся. Мир на чиссе не сошёлся, — вот что предстояло ему принять, и Эзра, зная, что ему предстоит самому опровергнуть взгляды на важные вещи его жизни, уже начал терзаться противоречивыми чувствами. Он внутренне сопротивлялся грядущему изменению, и, если бы рядом Трауна не было, настоящего символа твёрдости духа и неоспоримости принятых решений, он вряд ли бы нашёл в себе силы пойти на встречу такому опасному неизвестному. Сделанным заявлением Эзра озвучил Трауну свой страх, и тот прочувствовал его опасения. Но Траун не боялся — если любовь к родителям перебьёт любовь к нему, это вовсе не означает уничтожение чувств Эзры. Он считал именно так, и потому, ответив так Бриджеру, он не соврал. Любовь Эзры никуда не пропадёт. Они остановились перед дверьми. Эзра ещё раз посмотрел на Трауна, и тот приподнял брови, как бы уточняя, что они сказали друг другу всё, что хотели, и теперь готовы сделать последний шаг к исцелению. Эзра кивнул, протянул руку и активировал замок.