Один из тысячи дней

Это было странно и великолепно одновременно. Совершенно незнакомый человек, нагой беспомощный образ перед ним, интимность момента — всё выступало в качестве наркотика, такого безобразного и неправильного, но манящего и сладкого, что Хёнджин чувствовал себя ещё большим идиотом, чем в первый раз, начиная переписку с Баном по поводу новой сессии. Первое сообщение, а дальше — снова как в тумане — назад пути нет. Отличие было лишь в том, что он мог представить, что его ждёт, и от этого пальцы на ногах поджимались. Единожды ощущения положили на язык и проглотили, желудок снова пуст. Сделанные фотографии мелькают в переписке старой датой, и он буквально чувствует давление верёвок на локтях и запястьях, потирает эти места, облизывая нижнюю губу. Наконец, договорившись о времени и дне встречи, блондин летает по квартире с хорошим настроением, гадая, что на этот раз придумает Чан, потому что в переписке мужчина предложил обсудить все детали при встрече. У Бана была идея. И это жесть как возбуждает. * Дорога до студии казалось очень незнакомой. Наверное потому, что в первый раз он жутко загонялся, пока шёл, вот и не запомнил. Но теперь шаг в лифт — легче, звонок в дверь — легче, ожидание — без какого-либо терпения. — Привет. — И Чан своим старым клиентам (ну, он второй раз, уже старый) улыбается проще, легче. — Ты вовремя, я как раз почти закончил. Джин хмурится, снимая верхнюю одежду, и тут же склоняет голову набок, пытаясь подобрать слова для вопроса, ибо трудно не заметить большой высокий стол из тёмного дерева. Он даже хочет прикинуть, войдёт ли он в дверь. — Я только собрал его. Осталась пара моментов, ты пока устраивайся, — сообщает шатен. Он был немного в другой одежде — вместо чёрных спортивок были тёмно-синие, такие же мягкие на вид. Он хочет потрогать. — Вау. — Парень не скрывает восхищения, оценивая антикварность вещицы, также замечая, что серого матраса нет. Есть вероятность того, что Бан себе этот стол не на кухню взял. — Это и есть твоя идея? — Он медленно шагает ближе, проверяя столешницу на прочность, видит и на ощупь чувствует, что дерево покрыто матовым лаком. — Не только. — Чан посмеивается. — Мы можем обсудить всё так же на кухне за чашкой чая. Или… Шатен наблюдает за тем, как Хван молча отказывается от разговора на кухне, помогая себе руками запрыгнуть на стол и присесть поудобнее. При этом он ни разу не разорвал с ним зрительного контакта, внимательно слушая. Чан стопорится на секунду, оценивая блондина в белой водолазке и чёрных джинсах, которые так сочетаются с его пальто, похожим на чёрную дыру, и незаметно закусывает губу: идея, что засела у него в голове, сочетает в себе изящного Хвана, лежащего на столе, лишённого зрения и попыток сбежать от того, что он будет с ним делать. Мужчина хрипло выдыхает. — Или можем сразу здесь… — Кое-как заканчивает. — Мне не терпится. «Мне тоже, » — остаётся в голове. — Ладно. Я обещал кое-что новое. — Чан идёт к шкафу и достаёт оттуда два мотка чёрной верёвки разного размера, какой-то шуршащий пакет и ещё пару вещиц, не разобрать. Кладёт рядом с ним. — В этот раз подвешивать я буду только ноги, а в целом лежать ты будешь на столе. Я планирую надеть на тебя вот это. — Ещё одной чёрной штучкой оказалась тканевая чёрная повязка для сна. — Тело станет более восприимчивым к прикосновениям, это будет мне на руку. — Чан стоит прямо перед его разведёнными коленями, как будто сам посадил сюда. Хочется усмехнуться со смелости юноши. — Только скажи мне, боишься ли ты щекотки, и как у тебя дела с вот такой вещью? Он отдал в его руки тот шуршащий пакет, и только сейчас Хёнджин по этикетке замечает, что это обычные капроновые колготки телесного цвета. Довольно тонкие. Нетрудно догадаться, что они будут с этим делать. Блондин никогда не носил ничего женского, но представить, как невесомая ткань обволакивает ноги и сидит, как вторая кожа, а широкий упругий поясок накрывает его гениталии, мозг решил прямо сейчас, так что неудивительно становится, когда при виде колгот дружок его подаёт признаки жизни. Но он же не должен заводиться только от этого? — Мне нравится, — на выдохе произносит он хриплым голосом, а затем тут же откашливается. — А щекотки я боюсь так же, как и большинство. Но против не буду, если ты только не собираешься меня мучить. — Нет, мучить не собираюсь. Ты всё сам почувствуешь, тебе должно понравиться, — обещает Бан и тащит договор. У каждой их сессии отдельное соглашение, так как пункты всегда разные, а контракт с фотографом Джин не подписывал. Самое лёгкое было позади. Хван вертит головой, внимательнее рассматривая стол, прикидывает в уме, понимает, как лучше ему лечь. Он всё ещё в одежде, Чан попросил его встать из-за стола, но пока не раздеваться. — Немного разомнёмся, чтобы тело не устало раньше времени. Сложи руки в замок и положи на затылок, оттягивай плечи назад. Джин тихо кряхтит, чувствуя приятную боль в суставах, выпрямляет руки, растягивает плечи. Чан не стал особо координировать его движения здесь, просто пояснил, над чем лучше поработать, а дальше младший делал, как ему удобно. В прошлый раз такого не было, может он просто забыл про разминку, но вопреки этому тело всё равно сильно не болело. Дополнительно Хёнджин поработал над позвоночником строго под контролем Бана, придерживающего за лопатки. Уже в этом он видел их близость. Как мастера и модель, конечно же. Пара глубоких вдохов и выдохов напоследок, и блондин по его просьбе начал раздеваться, пока тот разматывает верёвку. Ему помогли обратно забраться на стол (тут было уютно) и сказали пока не ложиться. — Ещё не всё. — В руках у шатена оказалась маленькая баночка с красным бальзамом и чистая кисточка для нанесения. — Приоткрой. — Кисточка оказывается рядом с пухлыми губками парня и осторожно прокрашивает внутреннюю часть, как по подушке ступает. Распределяет продукт наружу, чтобы сделать красивый плавный переход. Хвала богам, Хван закрыл глаза. Иначе он бы видел, как по-извращенски мужчина на него смотрит: пристально, с обожанием. Вцепиться бы в эти губы, но нежно, съедать потихоньку помаду, очерчивать пальцами скулы. Лёгкий натуральный макияж великолепно вписывается в тут простоту и природу, присущую юноше. Прекрасный. — Угу, ложись на спину, руки над головой, — пробормотал мужчина, когда с мейкапом было покончено. Он поправил его волосы и осмотрел правильное расположение тела на столе, подтянул чуть вверх, согнул ноги, донельзя гладкие и как будто искусственные в колготках. Почивать подано. Использовав тонкую чёрную верёвку, Бан Чан красиво обвязывал его руки от локтей до запястий, несильно крепко, но именно запястья прилегали друг к другу плотно. Джин смог обхватить несколько верёвок руками и понял, что ведут они куда-то под стол. Дёргает — не поддаются. Бан привязал концы к кольцу, вкрученному прямо в дерево. Торс он решил не обвязывать, к удивлению младшего, а сразу перешёл к ногам. Для них были приготовлены путы потолще. — Как с работой? — Снова обыденные фразы. Это уже походит на комнату психолога. — Новый заказ скучноват, все так стремятся к минимализму. В этом нет ничего плохого, но мне негде разгуляться со своей фантазией. — Жалуется Джин, расслабляясь по ходу дела. Ноги его скрещиваются, чтобы было красиво, он наблюдает, как Бан крепко связывает колени вместе, кропотливо работает над щиколотками — за них же и привязывает к потолку, но таз всё ещё остаётся лежать. — Ты приходишь ко мне, когда скучно? Тоскуешь по ощущениям? — Поверь, если бы я приходил к тебе снять стресс, я бы с порога просил меня отшлёпать, — усмехается блондин, прежде чем понять, что только что выпалил. Щёки краснеют ещё больше, когда он видит, как Чан замер, анализируя услышанное. — Кхм… я, кажется, это вслух сказал… — Всё… в порядке. В этой комнате мы не стесняемся своих желаний, помнишь? Но вообще-то я такое практикую, и не редко. — Шатен подмигивает и тихо хихикает на последней фразе, чисто случайно представляя, как юноша соглашается на это. Как обездвиженный Хёнджин хнычет на его широких бёдрах, напрягая чувствительные ягодицы от каждого шлепка, а потом… Не надо пока думать, что потом, иначе стояк в его штанах будет слишком заметен. — Расслабь ноги, верёвки их держат. Хёнджин спокойно выдохнул, когда они закрыли эту тему, и сосредоточился на каждой клеточке своего тела. Мозг постепенно отключал свои функции. Он убедился в том, что ничего не скользит из-за тонких колготок, и подвигал ногами, спокойно висящими на железном крюке. Он выглядит красиво и беспомощно, чувствует, как собственный орган медленно наливается кровью и расправляется под широким поясом. Впереди фотосессия. Бан поворачивает его лицо к камере, поправляет волосы и привязь, оценивает работу издалека. Джин выглядит очень изящно, оплетённый контрастирующими с кожей верёвками. По слегка выпирающим рёбрам хочется провести пальцами, надавить на каждую впадину, пощекотать бока. Щелчков было несколько и ракурсов немного. — Ты бы знал, какой фурор произвёл на мой профиль. Все просят твой инстаграм. — Значит, я не зря договорился на второй раз. — Я был готов умолять об этом, пока ты не написал. Непринуждённый диалог в этот раз не успокаивает наваждение, ступни трутся друг о друга, издавая шорох, из-за которого Хван улыбается и прикрывает веки. Эта поза намного удобнее, чем прошлая: верёвки почти не давят, а руки не затекают. Такая простая и естественная, почти скучная, но он знает, что снимки выйдут великолепными. С таким-то фотографом. Хёнджин делает глубокий вдох, когда мужчина подходит к нему, как будто ждёт чего-то. Чан достаёт чёрную маску и стакан с пушистыми кистями, но не для макияжа, а скорее для рисования. Они длиннее и выглядят натуральными, с тонкими кончиками. — Не волнуйся, — в который раз успокаивает его шатен, всё же проводя по его телу ладонью, удостоверяясь, что поясница выпрямлена, плечи не напряжены. — Я могу оставить тебя наедине с собой, если нужно. Но, помнится, когда я здесь, тебе было намного приятнее. — Бан подначивает его, и блондин смущается, поджимая губы, отворачивает голову. Тут старший не выдерживает и берёт его за подбородок, заставляя снова смотреть на себя. Бан Чан умеет быть доминантом. Он находит индивидуальный подход к каждому клиенту и на своём уровне управляет ими. Кого-то можно дрессировать, как собачонку: ничего, за это ему в ноги падают с благодарностями. С кем-то он любит играть в игры, а кого-то хранит бережно, как фарфор — новеньких. К Хёнджину подбираться надо со стороны, показать ему своё тело, своё собственное существо, и открывать, открывать больше, погружаться глубже. Но Хван не чувствует себя нуждающимся в снятии напряжения, он силён психологически, он это видит. В этом есть его особенность. — Ты готов? — Поиграйте со мной, — затуманенным взглядом бормочет Джин, смотря прямо во властные глаза, застав его врасплох. Обратился к нему, словно маленький беспомощный человек, коим сейчас и является. Маска оказывается на глазах, погружая во тьму, увеличиваются вдвое все чувства. Осязание — на максимум. Никто не бывает готов к неизвестности, это главный человеческий страх. Или интерес. На нём играют, как на странном музыкальном инструменте, где вздохи вместо нот. Играют руками, щекоча плечи и живот, одновременно могут схватить за бедро справа и огладить рёбра слева. Чувствительное место — внутренняя сторона — бедра, и Хёнджин набирает воздуха в лёгкие. В капроне это ощущается по-другому, так щекотно. Руки Чана ведут по икре и массируют пальцы на ногах, гладят ступни. Он не хочет щекотать его, хочет лишь сделать приятно. — Это… о-пасно… — вслух комментирует парень. Адреналина в нём становится больше, а отсутствие возможности пошевелиться сильно повышает либидо и стресс. — Всё хорошо, Хёнджин, доверяй мне, — бережным тоном просит шатен, вводя его в самый настоящий транс своим голосом. Далее он проводит рукой по нижней части бедра к ягодице, оглаживает её, другой при этом играя с пупком, обводя средним пальцем. Мурашки по коже бегут, когда Бан, вдоволь наигравшись обычными прикосновениями, берётся за кисть и касается мягким кончиком его ключиц. Хёнджин чуть не стонет, ёрзает в верёвках, как непослушный холст в руках умелого и властного художника. Ключицы отрисовывают острые, шею — длинную, приоткрытые в молчаливом стоне губы — нужных пропорций, чтобы зритель стонал при виде картины. Стараясь не вызвать лишнего шума, старший незаметно подключает вторую кисть, которой касается ореола соска парня, и тот задыхается — это не больно и не щекотно. Хочется, чтобы назойливые кисти покинули его, но член предательски твердеет, пытается вырваться из плена капронового пояса, что прекрасно заметно. Чан ведёт обеими кистями через живот к паху и обводит контур органа, щекоча. Он видит, как младший устал извиваться, выгибаться в пояснице, чтобы совладать с нахлынувшими острыми прикосновениями и настолько сильным возбуждением. Что с ним сделали? Прикосновения невесомые, мучительные, щекотка лёгкая, не настолько, чтобы он умирал от смеха. Медленные ласки держат дрожащее тело в напряжении, в тянущем удовольствии в паху и с затаившимся дыханием. Хёнджин не знает, какое действие ожидать, что случится в следующую секунду. Лишь шумно дышит и бормочет что-то, что шатен не хочет воспринимать. А слышит отчётливо: «пожалуйста, мастер». Член почти пульсирует, дёргаясь под тонкой тканью, его старательно и так нежно массируют рукой, что Хван не сдерживает стона и робкого хныканья, толкается навстречу руке, которая может внезапно исчезнуть. Кто знает, что у мастера в голове. Мокрое пятнышко темнеет у головки, и Чан продолжает ласкать. Он наклонился к нему ближе, чтобы было удобнее, но собственные губы так и тянет к открывшейся блестящей от пота шее. Её так хочется укусить, коснуться кончиком языка мочки уха, что-нибудь прошептать, но Бан почему-то чувствует, что ещё не готов. Хёнджин на верёвках поднимает таз в последний раз и тут же резко сжимается, напрягая пресс, содрогается, и на каждую пульсацию в теле, что совпадает по ритму с сердцебиением, блаженно стонет. Руки и кисточки отстали от него, влажный поясок спускают вниз, кожа чувствует приятный холодок от влажной салфетки. Голова обессиленно лежит на боку, грудная клетка медленно вздымается и опускается, проносится довольное мычание, когда чувствительного органа касаются, стирая всё лишнее. Это было тяжело, но оргазм, отправивший его в полный нокаут, того стоил. Шатен отвязывает его от верёвок на ногах и осторожно опускает на стол, снимая колготки и разминая мышцы. Тоже самое он проделывает с руками и слышит довольный стон облегчения, потому что плечи точно затекли. Изнеможённый Хван не может даже пошевелиться, чувствует, как качается на волнах сна, то проваливаясь под воду, то выныривая на поверхность. Сняв маску, Чан уже не может до него достучаться, замечая мокрые уголки глаз от непрошенных слёз и спокойное сопение. * Последнее, что Хёнджин помнит — как его отвязывали от бондажа, а потом он вообще-то собирался сесть и надеть хоть что-нибудь, но маска для сна так погружала во тьму, а тишина и усталость в скупе с этим тянули его глубоко в себя, так что он не рассчитал свои силы и всё-таки заснул. Просыпаясь, он чувствует боксеры на себе и больше ничего, кроме приятно укутывающего толстого, как одеяло, пледа и подушку под ухом. Комната была небольшая, скорей всего это спальня в студии Бан Чана. Что он в ней делает? И где сам Чан? Тёплое покрывало стаскивать не хочется, но одеться и найти Бана нужно обязательно. Жуть как неудобно перед ним. Он же тащил, уложил. Где это видано, чтобы клиентов после каких-либо занятий или процедур спать укладывали? Нагим конечно-же он не пойдёт, на кровати только не его одежда в сложенном виде, наверное, ему и приготовленная. Больше ничего в комнате нет, а выходить искать слишком стрёмно. Хёнджин краснеет, залезая в широкую чёрную футболку без надписей и свободные серые шорты с чёрными полосками по бокам. Очень по-домашнему, но это же Чана. На нём смотрится, как мешок, но комфортно. Одеваясь, блондин заметил ещё не исчезнувшие красноватые полосы от верёвки. Они должны полностью сойти через день, это больше похоже на следы от расслабляющего массажа, Хван их потирает и сразу возвращает воспоминания, улыбается. За дверью оказалась та серая студия, только в другом ракурсе, а спальня Чана на самом деле пряталась за потайной дверью, чтобы не бросалась в глаза. Услышав звуки клавиатуры на кухне, Джин босыми ногами зашагал туда, чтобы неловко постучать в открытую дверь. Бан сидел за ноутбуком и редактировал недавно сделанные фотографии, судя по фотоаппарату, подключенному к нему через провод. Увидев парня в проёме, он тепло улыбнулся и тотчас потянулся к чайнику, чтобы включить его. — Выспался? Чёрт, я совсем забыл про носки или тапочки… — Н-ничего, полы тёплые, — хриплым голосом тараторит Хван, тут же присаживаясь к нему за стол, чтобы убедить, что ему правда ничего не нужно. Ноутбук Чан не закрыл, там правда были фото Хёнджина, и мужчина даже предложил посмотреть, что получилось, на что ему в ответ смущённо замотали головой. — Сколько я проспал? — Растерянно интересуется парень. Он сейчас такой маленький, зажатый, будто сделал что-то не так и испортил Бану весь вечер. А если у него правда были дела, но он не пошёл, потому что его клиент так беспечно вырубился после сессии? — Время почти семь. Что ночью-то делать будешь? — Усмехается Чан, смягчая атмосферу. Но может он и правда злится? — Не знаю. Я так отключился внезапно, и… ты… Прости. — Джин почти не смотрит на него, худое изящное тело так укутывает его одежда, сидит комфортно, на губах всё ещё видны остатки помады, а на белой коже проглядывают следы, особенно на коленках. Как бедный, опухший ото сна ребёнок, над которым издевались. Отчасти это было так, но потом счастью предела не было. Только сейчас этот ребёнок почему-то виной покрыт и съёживается в комок перед ним без видимой причины. — Тебе не за что извиняться, Хёнджин, — хмурится шатен, откладывая устройства в сторону. Позади него шипел чайник. — Я же говорил, что могу с тобой хоть весь день провести. С новичками мне это особенно в радость. Как ты себя чувствуешь? Тело болит? — Всё нормально. Да, всё хорошо, — более уверенно отвечает он, незаметно выдыхая. — Спасибо, что позаботился обо мне. Из одежды я нашёл только это… надо пойти свою поискать, наверное… — Хёнджин хочет выйти из-за стола, но его прерывают. — Стой. Эм, вообще-то… — Бан почему-то тушуется, подбирая нормальные слова. — Если у тебя нет других дел на сегодня… я так подумал. Напрасно подумал, наверное. Но всё-таки… я сделал… это специально. — Он всё ещё заламывает пальцы, пытаясь донести какую-то свою мысль. — Чтобы ты не сбежал от меня голодным и впопыхах. Хёнджин обдумывает услышанное и не видит связи. Разумеется, он может остаться на чай, но… — Я доставку заказал, всё не съем. Поужинаем вместе? — Напоследок предлагает он, уже более упорно. — Н-не знаю, мне как-то неудобно… — Всё в порядке, я же тебя зову, и я здесь старший. Ну, или мастер, как тебе будет удобнее, — улыбается вновь Бан, видя, как парень шумно выдыхает через нос, отворачивается и прячет лицо. Тоже посмеивается смущённо, тыльными сторонами рук охлаждая щёки. — Что мне только не бормотали. Так что я привык, считаю это комплиментами. — А у тебя так часто засыпают? Ох, ну только не это, Хван. Ты касаешься темы «а твои клиенты…?» или «а с другими…?». Так спрашивают те, кому не просто интересно. Так спрашивают только те, кто хочет узнать свою уникальность перед предметом обожания, у которого и так много подобных тебе поклонников. Ещё спроси, занят ли он. — Бывает, но редко. С каждым я пытаюсь попробовать что-то новое. Не только вас изучаю, но и свои навыки. Джин понимающе кивает и ждёт, когда Чан ответит на звонок от доставщика, который уже подошёл. В пакетах, которые он принёс, не было китайской еды или пиццы, просто готовая еда в контейнерах, пахнущая очень вкусно. В его компании было правда хорошо, он оказался не только великолепным мастеров в своём деле, но и интересным собеседником. Да, у Хёнджина были вопросы по поводу «всего этого». Хотелось вообще узнать, со многими ли он так кушает, но решает пока просто плыть по течению. Он мало знает об этом человеке, да и сам про себя ничего почти не говорит, рано думать о чём-либо другом, кроме симпатии. — Ты что-то про цветы говорил. Хотел их, — вспоминает вдруг парень. — Пришло в голову кое-что другое, я же художник, своего рода. Цветы можно оставить на следующий раз. — Можно оставить. Во всяком случае, пока Джин ходит к нему на сессии, подписывает договоры, эти отношения будут стабильными.