Я знаю, кто ты

Условие Нурлана Лёша принял (ну надо же!). Спать они ложатся практически сразу же, быстро по очереди принимая душ, после которого надевают только нижнее бельё. Нур замечает, как Щербаков быстро набирает на своём телефоне сообщение и отправляет, после чего выключает звук, убирая телефон подальше. Внешне казах делает вид, что ничего не заметил, а внутри ликует, словно игрок на футбольном поле, который только что забил победный гол. Алексей лежит на спине, по грудь укрытый одеялом. Сабуров справа от него ложится на левый бок, чтобы рассматривать Лёшу, который и так в последнее время вызывает у него всё больший интерес, а сегодня так вообще подгоняемые алкоголем казахские датчики зашкаливают. — Лёш, кто бы мог подумать? Клянусь, если бы я знал, как ты делаешь минет, я бы пересмотрел свои отношения с женщинами. — Блять, да не надо! — Говорит Лёха чуть смущённо. — Я… я не понимаю… почему это произошло? Даже не так! Сначала ты сказал, что не хочешь, чтобы я спал с BMW-шником, а потом сказал, что знаешь, почему я с ним сплю, хоть он мне особо не интересен. И ещё сказал, что я сам назову тебе причину… А потом, сам знаешь, что сделал… Короче, блять, Нур! Что, нахуй, происходит? Нурлан отвечать не торопится. Он поддался порыву и чувствует, что поддался бы ему снова, но объяснить этого пока не может. И анализировать по-прежнему не хочет. Зачем о чём-то думать, когда и так чувствуешь себя вполне неплохо? Но, немного подумав, он всё же отвечает, не сводя глаз с профиля друга: — Не буду пиздеть, Лёх, не знаю, что сказать… Всё как-то само собой произошло. BMW-шник твой мне не нравится, потому что он на меня похож и потому что ты меня кидаешь из-за него… В этот момент из Лёхиного рта вырывается недовольное «пф!». А Нурлан продолжает: — …ну а причину ты мне в итоге и назвал. — В смысле? Что я назвал, если мы только сейчас разговариваем? — Не подумай, что я какой-то ёбаный романтик, но мне подсказали твои глаза. Щербаков собирается повернуть голову и одарить Сабурова очередным непонимающим взглядом, но потом до него доходит смысл только что услышанных слов: Нурлан понял, что чувствует к нему Алексей. Русый замирает, а чтобы пауза, разжигающая в нём смущение, не затягивалась, через секунду переводит тему: — Я давно хочу спросить: как ты узнал о «Мустанге»? В смысле, я помню, что ты услышал мой разговор, но как ты узнал, что это именно гей-клуб? И адрес? Этой информации же нигде нет. — Попов. — Что «Попов»? — Попов рассказал. — Как это, блять, «рассказал»? — Светловолосый поворачивается к другу, глядя на него с неподдельным интересом. — Ну вот так. Я гуглил, столкнулся с ним, ну и спросил, мало ли… А он оказался в курсе. — И тебя это не смутило? — Смутило, но мне было важнее разобраться, какое ты имеешь отношение к этому клубу, а не он. — Так ты про Попова всё знаешь, получается? — Лёшины глаза загораются, это видно даже сквозь темноту в комнате, он садится на кровать по-турецки и продолжает слишком уж увлечённо смотреть на Нурлана. — Про Попова? Что я должен знать? Я не о нём беспокоился, а о тебе! — Но он же тебе сказал про клуб, дал адрес, объяснил, что и как… Ты же понял, что он тоже… ну… тоже там бывает? Сабуров вдруг задумывается об этом. Впервые. И действительно, во всём этом круговороте мыслей о Лёше он упустил из виду столь очевидный факт. Брюнет смотрит на друга: — Хочешь сказать, что он?.. — Блять, а ты не понял?! — Ну и пиздец, Лёх! И давно ты в курсе? Вы, то есть, постоянно видитесь с ним там? Подожди… а вы с ним… не? — Не-не, ну ты что! Мы же коллеги, — Лёша смеётся. — Охуеть… Попов пидорас… — Нурик-Нурик, ты не можешь его осуждать, особенно сейчас, когда сам малость спидорасился. Ни его, ни… — Щербаков вдруг прикусывает губы, чтобы не сказать ничего лишнего. — «Ни»? Кого? Я знаю того, с кем он спит? — Блять, ещё как знаешь! — Эээ… неееет, — Нурлан прямо-таки растекается по подушке своей улыбкой, — неужели? Шастун? Лёха улыбается и кивает, добавляя через пару секунд: — Но они не просто трахаются, у них отношения. Поэтому в «Мустанг» чисто оттянуться заходят. Никто их там не лапает и в углах не зажимает. — А тебя зажимают в углах? — Кто меня зажмёт, ты чего? Мне же похуй, пидор, не пидор, я въебу, мало не покажется. Сабуров мгновенно избавляется от напряжения, которое было готово захватить в тиски его тело и душу. Лежит, размышляет, а потом снова широко улыбается и говорит: — Попов и Шастун… ой, бляяяяять. Натуралы-то остались в юморе, Лёх? — Так все остальные, — усмехается светловолосый, — все остальные натуралы. Ты вот теперь, не пойму, кто! — Кто-кто, я-то натурал! — Правда? — Ну, мне кажется, что одной дрочки и минета НЕ с моей стороны как-то маловато, чтобы я стал играть за другую команду! Лёшин взгляд мгновенно меняется, от задора не остаётся и следа. Сердце болезненно сжимается от услышанных слов, замирая и съёживаясь от холода прямо в груди. Снова не желая затягивать паузу, Щербаков кривит рот в равнодушно-обречённой улыбке и говорит, стараясь сохранять в голосе непринуждённость: — Ладно, натурал, давай спать. Устал я что-то. Алексей ложится на бок, отворачиваясь от друга, зная, что вряд ли скоро уснёт. — Спокойной ночи, Лёш, — Щербаков чувствует тёплый поцелуй на своей правой лопатке, — сладких снов. Звучит слишком нежно для натурала. Кто поймёт этого Сабурова? Следующим утром Нурлан просыпается один. Понимая, что на кровати рядом с ним пусто, казах замирает и прислушивается к звукам в квартире. Так ничего и не услышав, он громко зовёт: — Лёёёёш! Тишина. Нур встаёт с постели и идёт в ванную. Закончив там все необходимые дела, обходит пустую квартиру и после того, как убеждается, что Лёши действительно нет, как и его телефона и верхней одежды в прихожей, берёт мобильный и звонит другу. — Доброе утро, — слышит он в трубке голос Щербакова, голос обыкновенный, ничего особо не выражающий. — Доброе, Лёш, — Сабуров зевает, — а ты чего ушёл? — Решил избавить тебя от речей в стиле «это было ошибкой, я просто напился» и дальше по списку. Я всё понимаю, Нур, никаких претензий. Ты — натурал, у тебя невеста, и тебя всё устраивает. Я ничего и не жду. Всё будет как раньше, мы друзья и всё такое… Живи спокойно свою жизнь, я буду жить свою. Казах, задумываясь, погружается в воспоминания вчерашнего вечера, особенно его заключительной части на кухне у стены. Лёшин член в его руке, Лёшин рот на его члене, Лёшины глаза… Неужели это всё правда? Ноющая боль в висках чуть запульсировала, подтверждая то ли правдивость этих воспоминаний, то ли абсурдность вчерашнего поведения Сабурова. — Лёш… Я тебя не обидел? — Не обидел. Но имей в виду, чтобы я больше ни слова от тебя не слышал о том, что я не должен с кем-то трахаться. С кем я сплю, тебя не касается. Понял? — Окей, как скажешь… Спасибо, Лёх… И, это… извини, если что. Я рад, что ты всё понимаешь. — Давай, Нурик, увидимся. Нурлан медленно кладёт телефон на стол, глядя в одну точку. Чувствует он себя немного… сволочью. И это ощущение ему не нравится. Казах наливает стакан воды, запивает таблетку от головной боли, которая, к слову, не такая уж и сильная и точно не заглушает душевного переживания. Садится за кухонный стол и призывает весь свой рассудок и здравый смысл: Видимо, на него так сильно повлиял стресс последних дней. Так сильно, что ему захотелось чего-то кардинально нового, может быть даже экстремального… Такого, как секс с мужчиной? Ну… не совсем прям секс! Да и мужчиной оказался близкий друг, не кто попало… Если Лёха и правда влюблён в Нура, то вчера Нур сделал ему своего рода подарок. Если бы Лёха не хотел, он бы отказался и всё, так что ответственность здесь лежит на обоих. Ну а насчёт натуральности Нура… Ну камон, не думал же Лёша всерьёз о том, что эта связь по пьяни — начало чего-то серьёзного между ними, каких-то отношений или вроде того… Нур чистый гетеросексуал, и Щербаков, как никто другой, это знает. Он на трезвую голову вступил в связь с гетеросексуалом. Пусть Нурлан и был инициатором, но вины на нём нет: во-первых, он не всё соображал из-за алкоголя, во-вторых, как уже было сказано, Лёха мог отказаться. А вообще, к чему все эти рассуждения, если Лёха только что сказал совершенно ровным голосом, что всё понимает и не предъявляет никаких претензий? Всё нормально. Нурлан не сволочь. Ему стало интересно, он попробовал. Вот и всё. Не стоит заострять на этом так много внимания, жизнь продолжается как для него, так и для Щербакова. Объяснив себе ситуацию именно так, казах удовлетворённо вздохнул и повеселел. Однако он принял к сведению только так называемую точку зрения разума, а вот точку зрения души он упорно игнорирует, даже не давая ей право выйти на уровень осознания. Незачем об этом думать и усложнять себе жизнь, всё и так в порядке. Проходит всего пара дней, в течение которых Сабуров не раз ловит себя на воспоминаниях о том самом вечере, после чего обычно всплывает вопрос: «А где сейчас Лёша?». Но звонить ему как-то неловко, хотя Нурлан и осознаёт, что скучает и что был бы рад просто так поговорить с другом даже без упоминания того, что между ними было. Но, сука, есть какая-то неловкость, не позволяющая просто взять и позвонить или написать, как это делалось раньше. Из очередных раздумий такого рода Нурлана неожиданно вытаскивает знакомый голос: — Эй, Нур, ты в этой реальности? Улыбающийся Арсений Попов зовёт его, видимо, уже не первую секунду, стоя у стойки кофейни, в которую казах заскочил за кофе и задумался о своём, пока бариста варит напиток. Арсений зашёл только что и, увидев приятеля, вот уже второй раз пытается обратить на себя его внимание. — О, привет, Арс! Что-то задумался, опять тебя не заметил, — улыбается в ответ Нурлан, пожимая протянутую руку. — Да ничего, бывает, — Попов специально не задаёт уточняющих вопросов, хотя по его взгляду можно понять, что он догадывается о направлении мыслей Сабурова. И откуда он может их знать? Пока один брюнет забирает свой горячий напиток, второй заказывает себе такой же. Нур делает большой глоток и с наслаждением вздыхает, говоря между делом: — Блять, привести меня в чувства за какие-то мгновения может только кофе… Ну или пиздёж Щербакова! — Усмехается по-доброму и делает ещё один глоток. — Ты видел его? — Вдруг несколько озабоченно спрашивает Арсений. — Кого, Лёху? В ответ кивок. — Видел несколько дней назад, — отвечает казах, — а что? — Я вчера его видел, — Попов пожимает плечами, — какой-то он… поникший. Я подумал, ты должен быть в курсе. Он говорит, что всё в порядке, но вид у него как будто далеко не всё в порядке. Вообще, странно видеть его таким. Нурлан вдруг становится серьёзным, по мыслительному процессу в глазах заметно, что слова мужчины его обеспокоили. — Да, поникший Лёха — это действительно необычно, — задумчиво произносит он. — Так ты не в курсе? — Спрашивает Арс, забирая со стойки готовый кофе. — Честно говоря, я подумал, что за последнее время между вами стало ещё больше общего. Сабуров переводит на него внимательный взгляд: — Ты про… лошадь-джинсы-форд? Попов слегка усмехается такому завуалированному названию «Мустанга» и снова кивает. Через несколько мгновений казах, будто быстро что-то обдумав, говорит: — У тебя есть пять минут? — Есть, пошли сядем. Мужчины занимают маленький столик в углу кофейни. Здесь редко кто-то задерживается, обычно все заходят, чтобы взять кофе с собой, негромко играет музыка — словом, если говорить вполголоса, можно быть уверенным, что тебя никто не услышит. Именно так они и поступают, снижая громкость разговора. Начинает Нур: — Арс, давай открыто. Я знаю, что про Лёху мы оба знаем. Я понял, что мой интерес к «Мустангу» ты связал тоже с Лёхой. И… блять, ты прав. Но! С моей стороны это не пидорство… извини, не гейство, скажем так. Это… забота о нём. Сейчас я уже знаю о его ориентации, мы поговорили с ним начистоту, тут никаких проблем и тайн между нами нет… Сейчас меня интересует другое… Ты говоришь, что виделся с Лёшей вчера… Он говорил обо мне? — О тебе? Нет. — Так, хорошо. То есть ты понимаешь, что ни дружба с Лёхой, ни то, что я тогда спрашивал у тебя про «Мустанг», не делает меня… пидорасом? — Хм… понимаю. Но, раз уж мы говорим открыто, мне кажется, что ты хочешь, чтобы всё так выглядело, а на самом деле… Есть что-то, в чём ты не признаёшься даже сам себе… Нур хмурит брови: — Лёха точно ничего обо мне не говорил? — Нур! Ты сам сейчас этим вопросом говоришь мне, что у вас с Лёхой есть то, что никому не следует знать! Повторяю: он ничего не говорил о тебе. Сабуров молча кивает, задумчиво поворачиваясь в сторону окна, а затем говорит, так и глядя на падающий снег на улице: — Ты тоже там, в этом клубе. — Да, я тоже. Но у нас с Щербаковым никогда ничего не… — Я знаю, Арс! Это у нас с ним было… Как раз вот эти несколько дней назад, когда мы, как я сказал, виделись в последний раз… И мне очень не хочется думать, что теперь он поникший… из-за этого… — Вы переспали? — На лице Попова читается искреннее изумление. — Не совсем, но… блять… ну короче, друзья такими вещами точно не занимаются. Арсений уставляется в одну точку, явно обдумывая услышанное. Нур наблюдает за его взглядом, и ему кажется, что тот сопоставляет в голове какие-то факты, после чего какой-то пазл, известный только ему, Арсению, складывается. В этот момент взгляд Попова снова поднимается на казаха: — Я почему-то уверен, что Лёха не пошёл бы на это, если бы… ты сам на этом не настоял. — Так и было. — И сейчас ты говоришь мне, что ты натурал? Ему ты тоже это сказал? — Да… А в чём проблема? — Проблема?! — Попов с неприятной ухмылкой отворачивается к окну, будто сдерживаясь, чтобы не сказать лишнего, — Нур, это касается вас двоих, я не стану вмешиваться. Если Лёха захочет, чтобы ты о чём-то знал, он сам тебе скажет. Но я тоже хочу сказать тебе кое-что, он меня простит. Арсений поворачивается к Нурлану и многозначительно смотрит прямо в глаза. Сабуров, осознавая важность момента, скорее, интуитивно, немного хмурит брови, максимально сосредотачиваясь на информации, которую озвучивает Арс: — В этом клубе Щербакова хотят все. От молодых 20-летних парней до старых развратных дедов. Я тебе клянусь, каждый из них мечтает… да даже просто прикоснуться к нему! Я уже не говорю про «трахнуть»! Ну или быть оттраханными им. — Блять, да я не удивляюсь! — В голосе Сабурова хорошо заметно вспыхнувшее раздражение, — он никому и не отказывает, как я понял! — Нихуя подобного! Поначалу он был близок к тому, чтобы пуститься во все тяжкие, на моей памяти несколько раз менял партнёров, но он никогда не спал со всеми подряд без разбора! Сейчас к нему многие даже подойти боятся, потому что он чётко обозначил, что решает исключительно сам, с кем ему общаться или с кем спать. И он довольно давно остановился на одном партнёре, кроме которого ни с кем и не контактирует особо. Поэтому его просто пожирают глазами издалека. И, вот отвечаю, любой готов отдаться ему в любую секунду! И лучше всего прямо там, в клубе, на глазах у всех, чтобы все знали. — Ну а… почему? Что, он, блять, какой-то секс-символ?! — Казах говорит с явным неудовольствием. — Потому он Алексей Щербаков. Его знают, он привлекательный, сильный, независимый от чужого мнения. Ну ещё слухи, конечно, делают своё дело… — Какие слухи? — Те, с кем он спал, охотно растрепали всем, какой он охуенный в постели и как он невъебенно сосёт… — Всё, хватит! — Пассивы просто текут, глядя на него, а активы — это вообще отдельная история! Они даже соревнуются между собой, кому удастся подчинить такого дерзкого сильного спецназовца… — Арс, ты специально?! — А что не так, натурал?! Наступает напряжённая пауза, во время которой мужчины сурово смотрят друг на друга, не желая отводить взгляд. Чуть погодя, Попов, явно удовлетворённый произведённым эффектом, снова начинает говорить: — Так что, если ты, как ты сам сказал, беспокоишься о нём, то не стоит. Лёша точно не останется один, желающие о нём позаботиться стоят в очереди отсюда и до самого «Мустанга». Нурлан ничего не отвечает. Они оба допивают свой кофе и, уже не возвращаясь к этой теме, покидают кофейню, отправляясь по своим рабочим делам. Весь день казах безуспешно пытается подавить знакомое кипение внутри, напоминая себе о собственной гетеросексуальности и гомофобии, о всё ещё существующих, хоть и поставленных на паузу, отношениях с невестой и о том, что ему следовало бы заботиться о своей сексуальной жизни, а не о чьей-либо, даже если этот «кто-либо» его любимый Щербаков.