Я знаю, кто ты

Нурлан, конечно, везёт Лёшу к себе. И все дороги снова ведут их в ванную, где Сабуров снимает рубашку и садится на край ванны, а Щербаков встаёт перед ним на колени, чтобы осмотреть рану и сменить повязку. Однако Нур, не дожидаясь конца процедуры, уже расстёгивает пуговицу и молнию на брюках, чуть оттягивает их вниз вместе с трусами, оголяя начинающий твердеть член практически перед Лёшиным лицом. Серо-голубые глаза начинают бегать, глядя то на рану, которую Щербаков обрабатывает, то на неторопливо подрачиваемый казахом пенис. В конце концов Лёха хмурится: — Я как, по-твоему, должен оказывать медицинскую помощь в таких условиях? — С моим членом во рту. Так трудно догадаться? — Вообще-то, это ты собирался меня успокаивать. — Разве тебя это не успокоит? Лёша заглядывает в глаза Нуру снизу вверх, а один уголок его губ как-то пошло вздрагивает. — Маленьким детям, — хрипло и вполголоса продолжает брюнет, уже гладя Щербакова по голове, — дают сосочку, чтобы их успокоить. А мальчикам постарше можно сосать что-нибудь побольше… — указывает взглядом на вставший во весь размер член, — это очень успокаивает. Щербаков шумно вздыхает и быстрыми движениями рук заканчивает уже мало интересующую его процедуру с бинтом и пластырем. Отодвинув аптечку в сторону, он нежно убирает руку Нура с его члена и кладёт её себе на голову. Затем принимает удобную позу, касается полового органа перед своим лицом кончиками пальцев обеих рук и медленно-медленно облизывает головку, добавляя горячее дыхание. Лёша помнит, что Сабуров предпочитает смотреть и рассматривать, поэтому все манипуляции с головкой проворачивает глядя в глаза партнёру. Еле дыша, казах мягко сжимает мочку Лёшиного уха, поглаживая мужчину по щеке тыльной стороной пальцев, и смотрит. Смотрит во все глаза. Как восхитительно неприлично скользит язык вокруг бордовой головки, как жадно и в то же время трепетно обхватывают её чужие губы, как проходятся по её чувствительной коже зубы, слегка надавливая и снова сменяясь влажным языком. Как серо-голубые глаза темнеют от похоти, превращаясь в омут бесстыдства, в котором не жаль утонуть. Как уже подрагивающие от возбуждения пальцы гладят его член, то и дело задевая мошонку. Как… как… Как это вообще можно вынести?! По телу брюнета проходит мелкая дрожь, а изо рта вырывается протяжный низкий стон. И если до этого Лёша ещё мог игнорировать собственное возбуждение в джинсах, то теперь не может, поэтому одну руку он опускает, быстро высвобождая каменный член. Смотреть Сабурову в глаза больше не удаётся, потому что Щербаков переходит к более активным движениям, насаживаясь ртом глубже. Он старательно расслабляет мышцы горла, впуская ствол всё дальше и дальше, а потом замирает, дожидаясь любимого момента, когда из глаз начинают течь слёзы. — Бляяяяятттть… — рычит Нурлан, которому кажется, что он внезапно оказался в раю, — Лёша… ёбаный… твой… ротик… Лёха же, сильнее сжимая одной рукой собственный член, а другой — член партнёра, продолжает насаживаться ртом, но теперь только наполовину, ведь дышать и ему необходимо. Чувствуется, что он и сам теряет голову, потому что движения становятся всё более неточными, спонтанными, но от этого не менее приятными. Через минуту или две Щербаков сам начинает постанывать, окончательно снося крышу Сабурову. Вцепившись в бортик ванны обеими руками, Нурлан из последних сил наблюдает за всем, что происходит внизу: непрерывно двигающейся светловолосой головой, умопомрачительно выпирающими мышцами Лёшиных плеч и рук, уже слишком быстрыми движениями Лёшиной кисти на собственном члене. Кажется, тело Лёхи напрягается ещё сильнее, а стоны становятся громче… Неужели?.. Да, Лёша кончает. Первый. Осознание этого мгновенно доводит Нура до наивысшей точки, и он, в полубезумии хватая партнёра за голову, выстреливает тому в рот горячей спермой. А дьявольски распутный Щербаков продолжает стонать. И Нур, будто в истерике, бьётся в этом бесподобно-вульгарном экстазе. Пребывание в экстазе продлевает то, что русый послушно глотает всю жидкость, оказавшуюся у него во рту. Если бы у казаха были силы, он бы обязательно напомнил партнёру, что раньше тот не глотал сперму всяких там натуралов, да и не натуралов тоже. Но сил нет, зато теперь есть ещё одно доказательство «особенности» Сабурова для Щербакова. Доказательство его единственности и неповторимости. Через пять минут отдыха и поцелуев в ванной на полу брюнет решительно произносит: — Перемещаемся в спальню. Я вижу, ты ещё не совсем успокоился. В спальне Нурлан не без удовольствия избавляет от одежды сначала Алексея, потом себя, а затем укладывает светловолосого на кровать, нависая сверху. Перемещаясь всё ниже и ниже, казах неторопливо целует каждый сантиметр кожи: от губ к шее, от шеи к ключицам и груди, от груди к животу, от живота… — Нурик… — снова задыхаясь от приятных ощущений, подаёт голос Лёша, — я ведь не настаиваю на этом… пока. — Щадишь мою гетеропсихику? Спасибо, но я сам хочу… Знаешь, глядя на то, как ты кайфуешь, когда сосёшь… мне самому захотелось тебе отсосать… Или это был твой план по совращению моего рта? — Ой, да какой там план?! Решил сосать, соси уже! Сабуров улыбается и берёт в руку как раз отдохнувший и вставший Лёшин член, после чего медленно проводит кончиком языка по всей длине. Тёмные пряди волос моментально спадают на глаза. Неудобно. Потому что не видно. А Нур хочет видеть. А Щербакову так нравятся сейчас эти сексуально и грязно спадающие на лицо пряди. Он протягивает руку и запускает в них пальцы, помогая партнёру решиться на первый активный шаг. И казах решается, отправляя член в собственный рот настолько глубоко, насколько позволяет физиология и неразработанное горло. Ощущения необычные, но осознание того, ЧЕЙ это член, придаёт процессу некую изюминку и делает его увлекательно-притягательным. Нур водит губами, облизывает, не обращая внимания на мешающие волосы. Он выбрал средний темп, чтобы успевать подмечать детали. Например, такие как шумное дыхание сверху, пока едва заметное движение бёдер под собой, изменяющаяся по силе хватка в волосах… Вообще-то, казах чувствует себя в новом деле достаточно уверенно, потому что, когда у тебя в штанах такая же штука, было бы странно не знать, как с ней обращаться, чтобы доставить удовольствие. Так что он просто делает то, что знает. Широко проходится языком по уздечке, несколько раз облизывает и обсасывает нежную головку, массируя пальцами ствол и периодически насаживаясь ртом так глубоко, как может. Щербаков почти не смотрит, он то и дело запрокидывает голову и чуть слышно похныкивает, сжимая в руке тёмные пряди. Непередаваемое наслаждение вынуждает его закрыть глаза, которые, впрочем, распахиваются в то же мгновение, когда Сабуров нежно проталкивает палец в Лёшин анус. Русый открывает рот в немом стоне, ощущая, как этот самый палец будто бы невзначай проходится по простате. Сначала один раз, через несколько секунд второй, а ещё через несколько секунд пальца становится уже два. Лёша издаёт жалобный стон, начиная непроизвольно подаваться бёдрами навстречу горячему рту и шире разводя ноги. Нуру это нравится. Он специально задерживается губами и языком на головке, а пальцами продолжает всё увереннее массировать маленький бугорок внутри своего пассива. Две самые чувствительные зоны. Щербаков бесконтрольно двигает тазом желая то ли сильнее насадиться на пальцы, то ли поглубже проникнуть членом в рот брюнета. Обе руки закидывает наверх, к изголовью кровати, словно выискивая опору. Хнычет и стонет. И для Нурлана это звучит слаще любой музыки, но не слаще тех пошлых гортанных звуков, совсем недавно вырывающихся из того же ротика. Снова и снова смачивая пальцы слюной, казах вводит их в требующую большего розовую дырочку, неизменно задевает подушечками простату и выводит. А затем всё повторяется. Член он то мокро сосёт, то облизывает лежащим на животе, а то и вовсе спускается языком к яичкам, иногда нежно покусывая. Щербаков окончательно теряется в этих бесподобных ощущениях, переставая отделять одно от другого, его тело и разум накрывает волна сказочного наслаждения, взрывающаяся фейерверками под веками, рассыпающаяся мурашками по коже и бьющая новой порцией спермы прямо в рот казаху. Нет времени ждать, пока Лёша перестанет кричать и биться в судорогах оргазма, Нур быстро меняет позу, приставляя собственный член к требовательно сжимающейся дырочке, и уже в следующее мгновение оказывается внутри. Щербаков в этот момент срывает голос, выгибаясь и впиваясь пальцами в подушку под собой. Сабурову отчаянно хочется продлить ощущение этой горячей и влажной тесноты, в которую так свирепо врывается сейчас его член, но он не может. Он всего-навсего возбуждённый до предела брутальный казах, который не может устоять перед содрогающимся под ним спортивным телом другого мужчины. Утыкаясь в шею светловолосого и издавая глухой рык, Нурлан кончает в эту уютную тесноту, которую всё равно совсем не хочется покидать. Чуть отдышавшись, брюнет всё-таки выходит из Лёшиного тела и ложится на спину, левой рукой придвигая к себе отходящего от сексуального безумия Щербакова. Рана, кажется, в порядке. — Ну что, ты успокоился? — Спрашивает Нур, целуя Лёху в макушку. — Больше не боишься, что я захочу вернуться к жизни натурала? Алексей отвечает, до конца не восстановив дыхание: — Блять… если это твой способ успокаивать… то кем бы ты ни был, знай, я буду очень нервничать… Вот дай мне буквально двадцать минут… и я так занервничаю… И если ты порядочный мужчина… ты будешь меня успокаивать… — Я самый порядочный мужчина на свете. Но через двадцать минут Щербаков мирно сопел на плече Сабурова, а тот не стал его будить и уснул следом.