×××
— Алина… Из зеркала на неё смотрит девушка с горящими решимостью глазами. В чёрной кофте с капюшоном, с собранными в тугой узел волосами, крепко сжимающая подаренный Малом кинжал. Металл приятно холодит кожу, стоит чуть-чуть надавить на него пальцем. Рукоять переливается позолотой. «Так целуют сестёр и покойников». Вот кого он всегда видел, смотря на неё, — младшую сестру, мельтешащую под ногами, ввязывающуюся в драки, всё ищущую себя и не способную найти. — Что?.. — шепчет она сбито, внутренне замирая, сгорая от жажды услышать три заветных слова. Идиотка. Чистой воды идиотка. Отражение усмехается ядовито, уязвлено, до рассыпавшейся в груди трухи, что когда-то предназначалась для поддержания жизни. — Если увидишь огонь, беги от него, а не к нему. — Разве ты так и не понял? — Я же не глупый мотылёк. С этим справлюсь. — Я всегда была глупым мотыльком. Алина натягивает куртку и выходит из квартиры. Настала пора действовать, а не отсиживаться и страдать. Хватит с неё слёз и боли. Хватит пародии на жизнь. Хватит гулкой пустоты, одиночества, грызущей вины за бесполезность. Хватит.×××
«Лотос» стоит на ушах. Шум работающей кухни, толкотня, крики и смех — такие же неотъемлемые элементы внутреннего убранства, как и безвкусные картины, висящие на стенах, выцветшие кожаные кресла и запачканные столы. Здесь до того сильно пахнет специями, что однажды въевшуюся в одежду вонь уже невозможно выветрить. Мин, увидев её, бледнеет и комично замирает с бокалом и салфеткой в руках. Его глаза излучают вину ещё за тот раз, когда он не вступился за неё перед Змеями. Алина не держит зла, она знает, как их боятся обычные люди, без связей и денег. Мэй удивлённо открывает рот, не в силах что-то сказать. Крайты, по обыкновению сидящие за своим столиком в углу, не обращают на неё внимания, поэтому приходится скинуть с их стола кружку с чем-то терпким. — Что за?!.. — Мне нужен ваш босс. Хорёк узнает её первым, это становится понятно по плотоядной ухмылке, мелькнувшей на его лице. — Мышонок решил, что достаточно силен, чтобы потягаться с котом? Или спустит своего верного пса? Ах да, пёс-то подох. Туда ему и дорога. Глаза наливаются кровью, но ей хватает ума, чтобы сдержаться и повторить: — Мне нужен ваш босс. — Зачем он тебе? — интересуется парень с татуировкой дракона. — Есть информация касаемо парема. На фоне кто-то роняет поднос, а голоса окружающих затихают. Хорёк ощетинивается, однако остальные сохраняют равнодушие. Интересная реакция, но противоречивая, она ещё ни о чём не говорит. — Иди за мной и держи рот на замке. Алина покоряется, мельком заметив презрение в глазах бывшей начальницы. Он отводит её к чёрному, неприметному джипу. Страх, оплетающий верёвками по рукам и ногам, сковывает. Инстинкт самосохранения вопит о том, чтобы отмахнуться, сбежать, исчезнуть, но не оставаться с ними и доли секунды. — Садись, — её замешательство веселит и его, и подбежавшего Хорька. — Мышонок, ты же не думала, что наш босс ждёт нас на улице? Алина прячет растерянный взгляд за ресницами и садится в машину. В салоне висит затхлый запах, а кожаные сидения неприятно скрипят при малейшем движении. Машина трогается с места, двери блокируют, и страх возвращается, как бы сильно Старкова не топила его в наигранной браваде. По правде говоря, бравада — единственный щит. Слава святым, её не обыскивают, но ликовать ещё рано — по приезде точно обыщут. Они не пустят поговорить с боссом с глазу на глаз кого-то с оружием наперевес. Пусть даже если этот кто-то — девчонка, раз в жизни державшая пистолет в руках. Они головорезы, но предусмотрительные, а нынешняя недальновидность лишь последствие вечерней попойки. Перегаром от них несёт за версту, а липкими и опасно блестящими намерениями — и за сантиметр. Рука парня, сидящего справа от неё, скользит к бедру. — Приблизишься ещё — сломаю нос, — шипит Алина, чем вызывает дружный мужской смех, однако поползновения прекращаются. Спальные районы оказываются далеко позади, доки и пароходная пристань — тоже. Это дорога ей не знакома, потому что петляет машина по узким, неосвещенным улицам, но и третьего глаза не нужно иметь, чтобы понять, куда они едут. К Красному дракону. Болотно-зелёное освещение ударяет по глазам. Кровь бурлит, гоняя адреналин по венам. Это чувство окрыляет, наполняет чем-то давно забытым, но Алина старается держаться стойко и беспристрастно. Клинок придаёт сил, а пистолет, заправленный за пояс джинс, — уверенности. Машина плавно притормаживает у какого-то ряда вплотную прижатых к друг другу магазинчиков. На улице ни души, только крысы и другие падальщики. Дыхание грозит сорваться на паническое. Крайты лукаво переглядываются, что по умолчанию не сулит ничего хорошего. Несмотря на это, знать, что у них на уме совсем не хочется. Что им стоит устроить ей тёмную и попросту не довести до своего начальства? Женя бы узнала о её визите в логово дракона, только когда открыла Нору вторым комплектом ключей и нашла записку на кухонном столе. «Я с Крайтами. Если что, нашла их в Лотосе. Так было нужно. Прости. Алина». Ветер наотмашь бьёт по лицу, как хлыст, и все худшие опасения подтверждаются, когда двое мужчин, которым она уступает в комплекции, опыте и силе, начинают наступать на неё с раскинувшимися ножами. — Глупый мышонок, что ты будешь делать теперь? Макхи ни за что тебя не примет. Ладони потеют, но Алина тут же достаёт пистолет и наставляет его на Змей, стараясь, чтобы руки не дрожали. Макхи. Что-то знакомое. — Ты чего это? Игрушку у кого-то спёрла? Они ощутимо напрягаются и это наполняет её уверенностью. — Сделаете шаг и я выстрелю. — Лгунья, — хмыкает Хорёк. — Я вижу тебя насквозь. Он делает шаг и Алина выстреливает. Отдача ударяет по рукам тяжело и болезненно, выстрел на миг оглушает и даже удивляет, но парень, заверещав от боли в ноге, припадает к земле, давая понять заторможенному осознанию, что, да, она сделала это — она выстрелила в человека. И Алина чувствует ни страх, ни ужас и уж точно ни испуг, а кое-что другое, целый спектр противоположных эмоций — нездоровое ликование, злорадное, тёмное удовольствие и опьяняющую власть. Улыбка искажает мягкие черты лица. Легко предположить, как она выглядит в этот момент, — лихорадочно блестящие глаза, глупая, неуместная улыбка и тяжело вздымающаяся грудь. — Теперь я вижу тебя насквозь. Второй дёргается к своему другу, но она грозит пистолетом, угрожающе очертив в воздухе дугу, а потом в один миг пустынный пятачок заполняют люди и машины. И вот тут отошедший на второй план ужас захлёстывает её с новой силой, тело превращается в чистейший сгусток дрожи. В тусклом свете показываются силуэты как минимум пяти мужчин, массивных, как Толя, и пугающих одним своим видом. По асфальту разлетается стук набоек от чёрных кожаных сапогов. И только тогда Алина разглядывает в полумраке женщину, с накинутым кремовым пальто на плечи. Зеленый деловой костюм безукоризненно сидит на ней, сшитый по заказу, а налетающий ветер трепет чёрные волосы, подстриженные под каре. Прямая спина, непринуждённая поза — настоящая хозяйка положения. — Кто ты? И почему стреляешь в людей на моей земле? Алина опешивает, но оружия не убирает. Это единственное преимущество, которое не хочется терять, хотя оно достаточно иллюзорное, чтобы дать понять: численный перевес не на её стороне. — Кто ты, девочка? — требовательнее повторяет голос. Ни намёка на потерю терпения, лишь лёгкий шлейф всё той же стальной требовательности. Это голос начальника, генерала, королевы. — Алина Старкова, — едва удаётся разлепить губы. — Равкианка? — Какая разница? Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз. Хорёк продолжает заливаться воем и удерживать пальца на открытой ране, из которой не переставая хлещет кровь, и захлебывается ругательствами и угрозами. — По-моему, ты не в том положении, чтобы отдавать приказы. Святые, да уберите вы его отсюда. Тут же подбегают два мужчины и оттаскивают парня в сторону. Возможно, ему окажут помощь или бросят в ближайшей канаве на корм крысам. Других альтернатив нет. — Ты стреляла в моих людей. Ты держишь на мушке меня. И смеешь что-то требовать? Я могу сейчас же позвонить в полицию и написать заявление. Зачем ты пришла? — Мне нужны ответы. Кто убил Мальена Оретцева? Тишина ударяет по ушам. — Откуда мне знать? — спокойно спрашивает Макхи. — Все дороги ведут к вам. Вы как-то замешаны в производстве парема, не так ли? У меня есть доказательства. У Мала остался дневник с записями и видео, где ваши люди грузят мешки с паремом. Она идёт ва-банк, а складывается ощущение, что по эшафоту. С дрожащими коленками, достаточно самоуверенная, чтобы залезть в террариум со змеями, но недостаточно умная, чтобы понять, что живой или как минимум целой ей не выбраться. — Врёшь, — невозмутимо отвечает женщина. — Вот и проверим — вру я или нет. Если убьёте меня или навредите любыми другими способами, доказательства тут же окажутся в полиции. Я не одна. И не сомневайтесь в существовании копий. Разумеется, это ложь, нескладная, придуманная находу, но у Алины нет других козырей. Макхи смеётся и внезапно приходит в движение, прежде отдав своё пальто мужчине, с длинной бородой, стоящему по правую от неё сторону. Грациозная и опасная, каждое движение отточенное, имеющее цель. — Потенциал есть, но безрассудство — не лучший союзник. Ты не выстрелишь второй раз, потому что едва решилась на первый, а сейчас тебя бьёт эйфория, и ты ужасно блефуешь, однако я заинтригована. Кем был для тебя Мальен Оретцев? Всем. Алина не смеет ответить, нервно сглотнув, слегка опустив взгляд, но тут же вернув его обратно, и покрепче перехватывает рукоять пистолета. — Ох, бедняжка, мне жаль. Любовь наносит самые смертельные раны, не правда ли? Если хочешь получить ответы, докажи свою заинтересованность. — Каким образом? — Уложи меня на лопатки. Она ударяет Алину по запястью прежде, чем та понимает, что это не шутка, и оружие падает с тяжёлым ударом. Но это так не важно по сравнению с той болью, которая простреливает запястье. Из груди вырывается задушенный полувсхлип. — Давай же, А-ли-на. Старкова пинает Макхи под колено и пытается толкнуть, но мир, пошатнувшись, прокручивается вокруг неё и спина больно впечатывается в землю. Кажется, что раздаётся хруст в позвоночнике. Воздух лопается, больше ей не принадлежа. Она закашливается, чувствуя, как перевернулись все внутренности. — Хорошая попытка, но недостаточная. Перекатывается на бок, стараясь унять яркие вспышки боли, но тщетно. Следующий удар приходится на рёбра и они загораются огнём. Алина сдавленно вскрикивает, ощутив на языке вкус крови и грязного, талого снега и попытавшись закрыться, отмахнувшись от мысли, что так пострадают ещё и руки. Взгляд расфокусированно дёргается в такт обрушивающимся ударам, вырывая фрагментами звёздное небо, огоньки судоходов вдали и чужие ноги. Кем бы ни была эта женщина, свирепости ей не занимать. — Возможно, смерти Мала тоже было недостаточно? Возможно, ты не так сильно привязана к нему, чтобы встать на ноги и дать сдачи? Или ты просто слабая девчонка, возомнившая, что она что-то может. Женщина присаживается на корточки и наклоняется к скрючившейся Алине, дёргает за ворот куртки и приближает её лицо к своему, чтобы заглянуть в глаза. — Так много огня, но что, если он всего лишь свечка? В следующий момент Алина вонзает кинжал, прежде лежавший в высоком сапоге, в плечо Макхи. Воздух со свистом покидает её. Она вздёргивает бровь в неверии, а потом улыбается. Довольно, но безумно. Это поистине ненормальная женщина. Крайты дёргается к ним, щёлкнув затворами автоматов и спустив курки. Секунда — и она превратится в решето, уверенная, что успеет дёрнуть рукоять вниз и разорвать кожу и кости. Кровь заливает ей руку. Желудок спазмированно подкатывается к горлу. Её непременно вырвет. — Неплохо, маленький феникс. — Я заслужила ответы? — злостно выплёвывает Алина. Перед глазами мутнеет. — Кто виноват в смерти Мала? Как мне его разыскать? Это кто-то из ваших?! Отвечайте! — Дарклинг, — с паузой произносит она, позволив себе поморщить нос, будто не она здесь истекает кровью, — ныне известный, как Александр Морозов. Алина осоловело уставляется на Макхи. Силы её покидают. Невозможно. Невероятно. Но что она о нём знала? Ровным счётом ничего. А потом тьма обрушивается ударом приклада по голове.×××
Её приводят в чувство, растормошив и пару раз ударив по щекам. Взгляд всё не хочет приобретать чёткость, приходится изрядно потрудиться, чтобы начать видеть хоть что-то, кроме мира через запотевшее стекло. Она полусидит-полулежит в кресле с подлокотниками, больше похожая на бесформенную массу, чем человека. Макхи — напротив неё за массивным офисным столом, с компьютером, какими-то папками, ручками и прочей канцелярией, но во всём царствует безукорезненный порядок. Её плечо уже обработали и перевязали, и если даже боль нескончаемо прожигает каждый миллиметр тела, Макхи не подаёт признаков слабости. — Над болевым шоком ещё предстоит поработать. Алина чудом сдерживает позыв к рвоте, прикладывает титанические усилия, чтобы хотя бы оставаться в сознании, стремящемся уплыть. — Полагаю, на слово ты никому не веришь, поэтому позволь предоставить тебе настоящие доказательства, а не липовые. Монитор компьютера разворачивают, чтобы Алина увидела запись с видеокамеры — два парня в форме полицейских, тёмный силуэт в бронежилете, перестрелка… — Мал… Падающие тела, как фигурки домино. Алина сжимается и сдаётся на волю слезам. Видеть последние минуты его жизни невыносимо больно — так изнутри режут. Оретцев падает, несколько секунд неподвижно лежит, а когда всё затихает, он нашаривает телефон, с усилием прижимает его к уху и что-то говорит, хрипя, задыхаясь от боли в груди, вернувшийся мужчина в чёрной балаклаве смотрит на Мала мучительно долгую секунду, а потом стреляет. Алина заставляет себя смотреть. До самого конца. — Откуда вам знать, что это Дарклинг? — это точно не её голос, просто быть не может, что её голос такой тихий, а рот сухой с одеревеневшим языком. Это не её тело визжит и горит от синяков и переломов. Не её мир катится к чертям. — Здесь не видно лица. — Потому что на одном выезде из доков его машину засекла другая камера. Запись показывает ей лицо, которое она знает. К несчастью, слишком хорошо. — Почему вы не пошли в полицию с этими материалами? Почему у них до сих пор нет этих записей? Макхи склоняет голову в оценивающем жесте. — Доки находятся на моей территории. Это не совсем их компетенция. И ты серьёзно думаешь, что кому-то, кроме тебя есть дело до какого-то рядового лейтенанта? Представители закона умирают каждый день. Такая уж у них работа. — Но ведь официальная версия… — Алина напрягается, слёзы щиплят глаза горячим пеклом, — зачем им вводить в заблуждение всех остальных? — Чтобы не разбираться. Свалить всю вину на невиновного. Шухан умирает, ты этого ещё не поняла? Пока им управляет глупец-мужчина, способный только давать пустые обещания, приветливо махать ручкой на камеры и поддерживать коррупцию, всё будет так. Голова раскалывается на части. Абстрагироваться не получается, как бы не хотелось, но то, что Алина говорит затем, кристально ясно даже для почти потерявшего сознание человека. — Как мне убить Дарклинга? — Для начала стоит научиться убивать, — покровительственно улыбается Макхи. — И я помогу тебе.