×××
Руки Фёдора, на удивление, тёплые и мягкие. Он осторожно ощупывает её рёбра, чередуя нажимами, спрашивает, больно ли, недоуменно хмурится, когда никто из присутствующих не старается объяснить в следствие чего в девушке вроде неё больше от сливы, чем от человека. Проверяет зрачки на светочувствительность, прошаривает голову массирующими движениями, отчего хочется блаженно замурлыкать, но Алина подавляет в себе это глупое желание. — На первый взгляд, ничего серьёзного. Сильные ушибы, но лечится покоем и регулярным нанесением мази. Рецепт выпишу. Но я бы настоятельно рекомендовал сделать рентген и рёбер, и запястья. Просто на всякий случай. Всё возможно. — Непременно, док, — сияет Николай, прислонившийся к косяку дверей. — За покоем обещаю проследить. Женя зовёт Фёдора и Николая пить чай, а сама приносит на маленьком складном столике чашку куриного супа и столовую ложку, чуть ли не насильно заставив хлебать бульон. Алина молча покоряется, не желая приносить ещё больше неудобств. Женя убирает её выбившиеся волосы за ухо и шепчет: «Ты напугала меня до чёртиков, солнце». — Прости. Говорить о том, что она приняла предложение Макхи какое-то время работать с ней, Алина не решается, по крайней мере, не сейчас. Нужно, чтобы улеглись первые волнения, нужно подготовить почву для вторых, иначе шторм имени Сафиной снесёт её в море. Женя в гневе красива, но страшна. — У меня дежавю. Ты говоришь «прости», а потом снова приходишь побитая. — Туше. Мне нечем крыть, — отвлекшись от супа, признается она. — Я ведь не шучу. Ты себя губишь. Когда я говорила встать на ноги, я не имела ввиду тут же лишиться способности ходить на них. Мы пойдём в полицию и… — Нет, Женя. Всё иначе, чем ты думаешь. Фёдор прерывает их, заглянув в комнату, желает ей поправляться и, если что, заглядывать, но лучше в приятельском ключе, чем в роли врача и пациента. Женя переводит обеспокоенный взгляд с закрывшейся двери на неё, смирившаяся перед неизбежностью. — Теперь я с Макхи заодно. Она босс Крайтов. Она поможет. Сафина мотает головой, неверяще смотря перед собой. Она поднимается с кровати и принимается мельтешить, как загнанный зверь, вызывая у Алины приевшийся вкус тошноты. — Ты, должно быть, рехнулась? Чем она тебе поможет? Однажды не вернуться домой? Алина, отвечай! — Прекрати обо мне печься, — вскрикивает Старкова, поднявшись и покачнувшись от резкой натянутой боли во всём теле. Глаза сами собой наполняются влагой. — Макхи — единственная, кто хоть чем-то мне помогает, чтобы добиться справедливости. Полиции дела нет до смерти Мала да и тебе тоже. Женя вскидывает взгляд глубоко задетого человека. — Да, потому что я забочусь только о тебе. Это всё, что имеет смысл. Жаль, что для тебя этого недостаточно. На свои похороны меня не приглашай, хватит уведомительной открытки. Женя скрывается в коридоре, а через пару секунд, за которые забирает свои вещи и одежду, уходит, хлопнув дверью. Алина тяжело оседает на пол, лишившись одной — самой крепкой — опоры, мечтая, чтобы сердце перестало так больно сжиматься, а желание побежать за ней и вернуть слова назад — выжигать весь мир дочиста. Николай остаётся на кухне, не смея нарушить, как кислород, необходимое уединение до того момента, пока она не начинает рыдать навзрыд. Всё катится к чёрту.×××
После визита в травмпункт, они с Николаем ещё долго сидят в тишине его машины, поглощенные каждый своим. Опьер тот человек, с которым даже молчать комфортно, это не тяготит, наоборот, расслабляет и утешает. Он достаёт пачку сигарет, почти полную, настолько редко он к ним прибегает, и закуривает и, хотя обычно Алина — ярая противница сигаретного дыма, она вытягивает одну, обхватывает губами и тянется за зажигалкой в руках у Ника, но тот наклоняется к ней следом и, мягко придержав за подбородок, прикуривает со своей. Вот так просто он нарушает все зарекания. Непринуждённо откинувшись на сидение, выпускает струйку дыма, словно прежний момент — обыденность, рутина, а не удар ниже пояса. Алина прикрывает глаза, избегая лисьих откровенных, и отворачивается к приспущенному окну. Эта зажавшая их интимность дробит кости в пыль, потому что взаимностью Алина не может ответить ни сейчас, ни тогда, когда он впервые её поцеловал. — Спасибо, Ник, — говорит Старкова, проклиная себя за то, что мысленно коснулась темы приятной в компании Опьера тишины. Всё, чего она касается, превращается в концентрированный хаос. — Отработаешь, Морковка.×××
Не спится. Нервозность высасывает все силы, Алина несколько раз тянется набрать номер Жени, но в последнюю секунду одёргивает руку — ну, что она скажет? Всё снова начнётся по кругу. Женя будет стараться оттащить Алину от бездны, в которую та так и норовит свалиться, словно внизу магнит, а магнит внутри стремиться с ним воссоединиться, несмотря на обещанную боль от падения. До утра остаётся не так много времени, поэтому Алина не тешит себя пустыми надеждами на беспокойный сон и принимается готовить завтрак: яичница с беконом и оставшийся в холодильнике апельсиновый сок сойдут. Поев, она открывает окно, взглянув на занимающийся рассвет, и возвращается к переводу, над которым работает последние несколько дней. Макхи дала ей время на то, чтобы придти в себя, и сегодня срок истекал: должен был заехать кто-то из Крайтов и отвести её в тренировочный зал. Спустя два часа и две чашки кофе, улицу оглашает звук клаксона. Одевшись, схватив спортивную сумку и закрыв дверь на ключ, Алина устремляется вниз, немного взвинченная, немного нервная. И как она не ожидает увидеть в зале саму Макхи, её встречает коротко стриженная шуханка Тамара, в чьих чертах лица скрывается что-то знакомое, но что именно понять всё не удаётся, потому что мысль ускользает, как хвост ящерицы, и пока Тамара разминается, Алина снимает верхнюю одежду, стараясь не обращать внимания на скользкие глаза и грязные возгласы мужчин, которых здесь полным-полно, и даже женщин. Одни отрабатывают удары на груше или друг с другом, вторые упражняются на тренажёрах, а третьи беззастенчиво глазеют на неё, перешептываясь или беззастенчиво бася. Девушка сохраняет беспечность, но её глаза горят толикой превосходства. — Не тушуйся. Акулята чуют свежую кровь. Большая часть из них заинтригована тем, что ты ранила Макхи. Им не терпится увидеть тебя в действии. — Подвернулся удачный случай, — отмахивается Алина, вопреки словам алея, — к тому же, единичный. Она наваляла мне сильнее. — Что ж, проверим, такая ли уж ты любимица фортуны, как все об этом трепятся. Вставай. Чуда не происходит. Два удара мимо, тремя, резкими и сильными, отвечает Тамара и этого достаточно, чтобы под конец сбить Алину с ног. Падая, она молится, чтобы кости, однажды уже пережившие участь отбивного мяса, не пошли трещинами. — Ты много думаешь, — возвышаясь над ней, произносит Тамара и отвлекает внимание на себя, подальше от разочарованного улюлюканья народа и подальше от ущемленного самолюбия. — Не думай о том, как посильнее ударить, думай о том, как уронить противника. Бей по уязвимым местам. В висок, верхнюю губу, горло, солнечное сплетение или пах. И получишь преимущество. Вставай. Тренировки продолжаются целыми днями, а под вечер Алина приходит домой никакущая, оставляя на ринге все мысли, лёгкие и даже часть еды, когда желудок больше не может терпеть издевательств над собой и отторгает пищу. Синяки долго не сходят, ссадины становятся обычным делом, но вскоре получается избегать трёпки, которую ей без излишних усилий задаёт Тамара. — Какое твоё настоящее имя? — спрашивает она как-то, когда Алина, сидя на металлической лавке, собирает вещи в сумку и вытирает полотенцем лицо и шею. Она недоуменно смотрит на Тамару. — Алина. Ты чего? Ударилась где-то головой? — Не строй из себя идиотку. Шуханское имя. Будто равкианское не было настоящим, будто оно вообще было ничем. — Я сказала. Алина. Тамара хмыкает, прислонившись к ящикам, в которых хранят вещи другие Крайты. — Как хочешь. Батар Тамара. Говорю, чтобы ты перестала пялиться на моё лицо, видя моего близнеца, но не понимая, что видишь его. — Святые, извини. Так заметно, что пялюсь? — Ты паршивая актриса, но судя по всему, Макхи и это исправит. Ты для неё настоящий кусочек глины. Как много знает Тамара? Точнее, как много ей позволяют знать? — Что ты хочешь этим сказать? — Не позволяй окружающим решать за тебя, что чувствовать, иначе станешь оружием в их руках.×××
Сев в машину и не закрыв дверь, Алина с дрожью осознает, что в салоне находится и Макхи. Скрытую полутьмой салона её сложно разглядеть, лишь экранный свет телефона в руках выдаёт её присутствие. — Чего замерла? — Здравствуйте, — спешит захлопнуть и дверь, и рот Старкова. Макхи улыбается сдержанно, не отрываясь от телефона и что-то быстро печатая. — Как твои дела? — Тамара много занимается со мной. И я уже увереннее чувствую себя на ринге, так что, думаю, неплохо. Вы хотите о чём-то поговорить? — Да, — убрав телефон в карман и стукнув по окошку, Макхи говорит твёрдым тоном, когда машина трогается. — Если ты всё ещё желаешь отомстить, пора начинать. Дарклинга не так просто устранить. Одни кулаки здесь не помогут. Он не глупец, а профессиональный убийца. Ты слышала о нём что-то, когда жила в Равке? Салон по мере движения освещается яркими неоновыми вывесками, постоянно меняя тон. Алина распахивает рот, но поспешно тут же его закрывает, чтобы не сболтнуть лишнего, однако осведомлённость женщины её почему-то задевает. — Прости, пришлось навести справки и на твой счёт. Так что? — Ничего о нём не слышала. — Что ж, полагаю, Керамзин находился вдали от громких новостей Ос Альты. Весь материал, что удалось достать на Морозова, уже отправлен на твою почту. Привычки. Режим дня. Скудная биография. Изучи. Дальше… — Я знакома с ним, — решается уведомить Старкова, не зная, что делать с этой информацией. — Не то чтобы мы друзья или приятели, просто виделись раза три. Он знает меня. Брови Макхи взлетают в удивлении, но на миг задумавшись, она продолжает: — Это может сыграть нам на руку, а может обернуться серьёзной неудачей. Всё зависит от тебя. Тебе нужно начать с ним встречаться. — Что? — она едва не задыхается. — Ты не ослышалась. Алина, ты же понимаешь, что я не занимаюсь благотворительностью, как и любой другой бизнесмен. Мы заключим сделку. Я даю тебе тренера в лице Батар, навыки и умения, а ты достаёшь диск, который Морозов где-то прячет. Там есть нужные мне сведения. Но девушку, которую он знает от силы пару дней, Дарклинг не пустит на порог дома. Улавливаешь ход мыслей? — Вы хотите, чтобы я переспала с ним? — Если потребуется, то да. А потом воткнёшь в него нож, застрелишь или выкинешь из окна собственной квартиры, что бы ты там не придумала. Главное, достань диск и воспользуйся своим шансом отомстить за смерть Мальена. По рукам? — Сделка есть сделка, — на керчийском отвечает Алина, крупно вздрогнув от осознания, что назад дороги не будет, и протягивает руку. Язык торговли. Язык сотрудничества. — Приятно видеть в тебя умную девушку, — Макхи пожимает протянутую руку, а второй нежно похлопывает её, положив сверху, как добрая тётушка, уверенная, что всё получится. — Тренировки можешь продолжать, но постарайся, чтобы он ничего не узнал. Преподнеси ему сюрприз, который он заслуживает.×××
Квартира, погруженная в тишину, больше походит на склеп. Склеп её радостей, надежд и желаний. Не хватает только паутины и пыли. Не став заморачиваться идеями на ужин, Алина заваривает лапшу быстрого приготовления и, включив незамысловатую мелодию, лишь бы унять гнетущий рой мыслей, заходит в свою — когда-то Мала — комнату. Пространство перегружено, местами захламлено, но хранит всё, что когда-либо было важно сердцу. Подойдя к кремационной урне, она позволяет пальцам заскользить по иероглифам, начертанным на белом камне, а тоске — сжать сердце рукой, обвернутой колючей проволокой. — Я скучаю. Мне так сильно тебя не хватает. Что-то коротко, но отчётливо щёлкает. Спустя секунды, становится понятно, что это вскипел чайник. Но отделаться от мысли, что и внутри что-то щёлкнуло — переключилось — всё не получается. Алина где-то слышала, что после пяти всеми принятых стадий горя, приходит шестая: месть. Но само слово не описывало и доли тех страданий, через которые ей пришлось пройти. Возмездие подходило, как нельзя, лучше. Она уничтожит Морозова под его знаменем.