Для атмосферы: «Seori – Lovers In The Night»
- Детка, я хочу спать, - хрипит сонно Юнги, уткнувшись лицом в подушку, что лежит под непонятным углом. Сил поправить постель вообще нет, и скрупулёзный до всего обычно Мин сейчас готов плюнуть на все мятые простыни до утра. Хотя какое утро, если оно уже наступает, мягкими лучами заглядывая через шторы. Они с Чимином вернулись из клуба после трех часов ночи в его квартиру, занимались сексом до пяти, бессовестно растягивая удовольствие и не замечая усталости в требующем сна организме. Юнги в который раз убедился, какой младший страстный любовник с главной чертой его сексуальности – вдохновение. Если его можно было заткнуть поцелуем своими губами, то бурю фантазии остановить – никогда. Его же не заковать цепями и не перевязать руки, думал Мин, когда младший молчаливо смотрел в самые глаза, говоря обо всем и сразу. И в своей одухотворённой фантазии сам же его заковывал в невидимые цепи и трахал, хотя сидел верхом. Он еле молчал, но его эмоции выдавали с головой, как хочется всего и сразу, требовал старшего лишь лежать и наслаждаться в единственном экземпляре порнографическим сюжетом вживую. Под дымкой алкоголя, что шлейфом опускался за Чимином, когда он наклонялся за поцелуем в засос, Юнги терял все познания в алкоголе, выпивал самый лучший напиток с губ и дрожал оттого, как собственный член изгибается за каждым наклоном того. Чимин смеялся тихо и стонал, потому что его не отпускали обратно распрямиться в спине, и за это он еще больше ускорялся, пока Мин под ним в истоме не опрокидывал затылок назад почти в самую спинку кровати. Юнги казалось, что после слов, где он не узнает Пака под алкоголем, тот станет резким, слегка диким и неконтролируемым. Ошибся. Потому что Чимин любитель долгих прелюдий, нежных, красивых поз с поцелуями даже у стены, сам не скупался на комплименты, с влюблёнными глазами смотрел, не отрываясь, на Юнги и подстраивался под него. Не торопился, умоляя делать все медленно, иначе он кончит еще быстрее, чем успеет протрезветь, потому что крайне чувствителен. Видя, как Чимин накалён, чуть ли, не испуская молнии из тела, постанывая от ожидания откровенных действий, Мин жалел его, ласкал прямо податливое тело и скрывал ухмылку похоти в его шее солоноватой на вкус. Сумбурные мысли, что Чимина под таким состоянием проще простого можно поиметь, если не быть рядом, даже в клубе, сжигали Юнги до пепла, пока сам бессовестно опалял и развращал смуглую бархатную кожу языком, губами, пальцами. Он будет рядом всегда. И никто не увидит того таким… таким созданным для Мин Юнги и их ночей. В отголосках звуков, шёпотов, скрипе, быстром расстёгивании молний штанов, втягиваемом воздухе сквозь губы через оторвавшийся поцелуй писалась баллада ночи в настоящей постели… их совместной постели, которую покидать не нужно после всего. Каково же наслаждение вертеться, быть сверху или под, лежать, сидеть, держать, спускаться или подниматься, не проникать, целовать, ощущать пальцами ответную дрожь на их совместном пространстве из мятых простыней, еле соображал больше пьяный от вида младшего Юнги в затянувшейся прелюдии. Какая-то нескончаемая игра в «никому тебя не отдам». И пока Юнги его не исцеловал всего от макушки до лодыжек, еле обходя все самое чувственное по «карте тела», Чимин даже притронуться не дал к самому эрогенному месту у себя. А его ягодицы и бедра для старшего, как наркотик, который под запретом, но если постараться, то получишь дозу с горкой. При покусывании живота Чимин вовсе изгибался в фантастической позе, такой, что и не снилось Юнги никогда. Он «танцевал» для него, скромно и нескромно – в зависимости как далеко заходили губы Мина почти на сломанном теле. Стараясь не переломиться напополам, младший губил и его, и себя от своей плавной сексуальности, однако, сжатая ткань по обоим бокам отлично помогала сдержаться им в руках. А позже… когда ночь сгустилась до пика своей темноты… он стонал, так громко, будто личный столбик допустимых децибел звука внутри треснул от принятого спиртного. В моменты изгибания пальцев внутри себя даже кричал с капельками слез на уголках глаз, но стоило Юнги поцеловать в запястье или за ухом, как младший расслаблялся по кровати блаженно и выдыхал в охрипшем стоне сиплые звуки сладкой боли. Он пытался помнить, что хорошие мальчики чуть сдержанны в эмоциях, но разве то, чем они занимаются можно было сравнивать с сахарной ватой и мятным мороженым? Нет… эти сладости носят совсем другое название… греховное и для плохишей. Волшебством ночи родившаяся еле слышная фраза Мина на ухо: «тебя сейчас услышит весь мир - не буди его» заводила Чимина по новой, доводя вспышкой до оргазма, и он зажимал Юнги над собой еще сильнее в объятия, прятал губы в плечо или шею, прося еще сделать так, говорить так и не останавливаться ни за что. Один, два, три… цифры – только счёт, а оргазм все наступал и наступал. Сердца у обоих невинны, а тела грешны в этом личном счёте их игры. На утро будет больно, но в этом настоящем - им хорошо… хорошо, что плохо в здравом понятии. Еще Юнги понял одну особенность в нем, кроме фантазий на позы и мимику: Чимин просто в восторге, когда его чувственное тело контактирует только с нежными и роскошными вещами (пена с водой, шёлковые ткани), но пуще всего младшего кроет и трескает по частям от рук самого Юнги. Его сковывает в импульсивное дрожание, когда он гладит по ногам, проминает мягкую кожу на ягодицах, оттягивает в нежной эластичности складочки на крестце и пальцами вдавливает обратно, очерчивая ямки Венеры. Любить и заниматься сексом может показаться одинаковым, но это стиралось в своих мыслях Мина, потому что он любил Чимина задолго до секса с ним, а, занимаясь теперь и этим, мог утверждать, что лучше выразить любовь у них получается, все же, в постели. Так идеально, как и тело Чимина - ответно и всепоглощающе, как и намерения Мина к нему. Идеальные танцы под ночные баллады. - Твои навыки все больше и больше срывают меня. Я забываю себя с тобой, - Чимин блаженно лежит рядом на боку и одними пальцами перебирает черные волосы Юнги на затылке. – Такой красавчик, за что ты мне был дан?.. Проводит по шее, опускаясь по линии спины с родинками и вдавливает ладонью осторожно на талии, слегка прищипывая кожу. Мин улыбается уголком губ, посапывая с поджатой щекой в подушку и слегка приоткрывает глаза. Бесполезно требовать сон у Чимина, что с открытым сердцем наружу прямо сейчас еще загнанно дышит в спешке от своего же ритма организма, признается в чувствах каждым кусочком всего себя. То, как младший рассматривает его тело, покусывая и без того искусанные губы, вызывает трепет у Юнги. Слишком красивый, когда оголенный до глубины души с мокрыми глазами, будто смотрит на старшего, как на неземной красоты человека на всей планете. Их взгляды встречаются, и Пак мягко улыбается с извинениями, что вообще не может отлипнуть от него. - Что? – Шепчет старший, наслаждаясь видом, что открывается: Чимин опять нагой, почти высеченный из мрамора с заметными мышцами в утонченном теле. Оно такое гибкое, аккуратное в пропорциях, небольшое и немаленькое, а ещё пахнет по-особенному… вот прямо сейчас вновь. Юнги принюхивается даже к своей подушке, куда несколько минут вжимал Чимина. Пахнет им. Все уже пахнет домом. Неописуемый уют, когда пахнут любимым человеком твои вещи. Вспомнив вопрос, младший укладывается, не обращая внимания, что собственные волосы персикового отлива топорщатся забавно, и придвигается к Юнги до тех пор, пока лбы не соприкасаются. Смотрит в его носогубную складку и шепчет: - Не хочу, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. Дрогнув бровями, Юнги утыкается губами в его верхнюю и слегка целует. Прекрасно понимает, что под этим «это» Чимин подразумевает настоящее, что они имеют именно сейчас. Прекрасная молодость, что бывает раз. Как он может дать тому уверенность в завтрашнем дне, а про будущее страшно говорить. Он взрослый, как указал Пак, но Юнги совсем еще ребенок внутри, а еще и взял ответственность за Чимина, поэтому грудь сейчас неприятно сковало сомнением и страхом. - Нет гарантии, - наконец, отвечает приглушенно он, - есть только слова, что многие посчитают за ветер, но… у меня только они. Чимин больше утыкается в его губы, притихая и ощущая дыхание на лице. - Я пою, потому что чувствую силу в своём голосе и текстах, поэтому хочу сказать, - старший смещает руку по телу Чимина, поглаживая вверх-вниз, - все, что происходит между нами – в любом случае доводит нас до таких чувств, которые многим и не снятся. В любом случае, нам будет либо катастрофически больно, либо неописуемо превосходно, и ты будешь плакать без разницы исхода, потому что не сдерживаешься никогда, а я… - Юнги примолкает, прикрывая глаза, - а я захочу еще раз прожить такую жизнь, где встретил бы только тебя со всеми исходами, какие нас ждут. С этими словами Мин всхлипывает и в смущении наклоняет подбородок к груди Чимина, чтобы скрыть позор слез. Не ведает, как тот распадается от этих слов, влюбляясь с головой в истинную красоту человека, с которым лежит в общей постели, как настоящие супруги. - Мы перебрали, любимый, - тоже всхлипывая, сообщает Чимин и за них двоих вытирает слезы сначала со скул Юнги, потом с себя и посмеивается от нелепости вида, - давай поспим, иначе мое сердце окончательно умрет за тебя и из-за тебя. Мин глухо смеется тоже, шмыгает, лучше зарывается носом в чужой груди и переходит плавно на тихое сопение. Чимин же лежит еще какое-то время, поглаживает Юнги по волосам, успокаивает и смотрит на рассвет за окном. Комната по началу показалась пустой, но теперь даже со сброшенными вещами на полу, съехавшим одеялом на край кровати, с осевшим на всех поверхностях, будто пыльцой, сладковато-глухим запахом их остывшей любви, здесь стало так хорошо встречать первое утро в Пусане совместно. Впервые родной город приблизился к парню, что любит его всей душей и сердцем, но без нужного человека подзабыл каково это. Телефон не беспокоил со вчерашнего дня, родители не обрывали сообщениями, даже Тэхен смекнул по двусмысленным фразам, когда Чимин написал перед походом в клуб. А по ответам Кима Пак понял по их невидимой связи соулмейтов, что тот точно в таких же вайбах, но с Чонгуком. Временами они сплетничали о своих партнёрах, выставляя их каждый со своей стороны во всех положительных красках. Чимин хотел кричать о Юнги всему миру, не только Тэхену, и тот даже посоветовал записать песню, раз не в терпёж воспевать. Покосившись на оборудование Мина, на синтезатор, Чимин прикусывает губу и позволяет себе прикрыть глаза для небольшого сна. Долго они не проспят, нарушив сегодня режим из-за похода в клуб. Но в еще один день выходного перед школой Чимину бы хотелось быть немного бодрее, потому что наяву ему находиться интереснее, чем во сне. В реальности есть Юнги, на которого можно смотреть часами, поэтому ему сейчас так трудно заставить себя отдохнуть. Поэтому он так сильно любит растягивать каждую минуту наедине с ним, даже если отключается без сил – Юнги его личное искусство, за которым приятно наблюдать и позволять себе касаться пальцами к дорогому. И дорогому - не значит завышенную цену. Ближе к двенадцати Чимин первый вновь задвигался, выскользнув из неудобной позы. Легче пёрышка обогнув Юнги, что с приоткрытым ртом видит десятый сон, он умиляется его невинности, а затем мрачнеет в ухмылке, так как вспоминает все выпущенные потаенные желания прямо в самого себя в очередную ночь. Заимев привычку тащить чужую одежду, Пак без задней мысли подбирает какую-то домашнюю футболку старшего и даже лишний раз рад, что собственные вещи еще не перевезены. Оставшись полунагишом, слегка со знобящими ногами от пола, по которому гуляет прохладный ветерок от окна, Чимин делает зарядку для спины, вытягивается вверх и жеманно улыбается виду из окна. Вдруг внезапно его привлекает внимание вновь синтезатор в углу, где не помешало бы для уюта повесить несколько картин или цветок с горшком поставить, и он присаживается на мягкую табуреточку перед инструментом. Чимин мнется и тихо вдыхает, и выдыхает воздух, смотря завороженно на чёрно-белые клавиши. Гадает тут же, как давно его Юнги влюблен в этот тип инструмента, что исполняет особенную музыку. Покачивая коленями, Чимин для удобства расставляет стопы и слегка приподнимает их на носки прямиком в пол, чувствуя приятный хруст в затекших пальцах. А руками пока что лишь гладит глянцевую поверхность, тактильно чувствуя прикосновения Юнги, что еще не остыли от его прошлой игры когда-то. Хотел бы он стать музыкой из-под его пальцев. А Мин лежит и трепетно наблюдает за всем этим, отмечая, как с наступлением света тело Чимина приобретает нежные и мягкие изгибы сквозь тонкую его же футболку. Даже эти ноги, приподнятые на носочках, с татуировкой буквы «y» на лодыжке, сейчас служат произведением искусства, когда ночью могли напоминать Юнги лишь об одном – их так приятно раздвигать и забрасывать, если применить силу сопротивления. Но в этот миг их хочется исключительно созерцать, даже не прикасаясь и себе не прощая халатность так грубо иногда применять жёсткость в постели. Потому что как-никак, а синяк на бедре рисуется мажущим пятном синевы, как напоминание о необузданности Мина. То с каким трепетом и любовью Чимин лишь пока гладит клавиши по еще одной «большой первой любви» Юнги - описать не хватит слов, а мыслей не наберётся на трезвую голову. Поэтому старший любит творить с небольшим бокалом напитка под градусом, а сейчас его голова так же пуста, как эта комната без уютных вещей. Выпрямив спину, расправив лопатки, Чимин резко потягивается с руками вверх и еще больше приподнимает следом ноги в носочках, чуть ли не до балетного па так, что икры очерчиваются анатомически. Корпус по инерции поддается вперёд, как и поясница прогибается следом, и Чимин нежным тычком живота соприкасается почти с клавишами синтезатора. Постанывает от приятного ощущения вытянутых позвонков в позвоночнике. Превосходное зрелище, грациозного и элегантного юноши, что хочет казаться чуть больше плохим, чем хорошим. Юнги рвёт себе душу на кровати - и он скользит на пол, тихим шагом голых ступней направляясь к нему со спины, потому что еще чуть-чуть и Чимин начнет заниматься любовью с его музыкальным инструментом, даже не подозревая, пока сидит так. Младший успевает с закрытыми глазами поразгибать шею в одну и в другую сторону, как ощущает ладонями скользящее движение по своей талии и разведённым бедрам. - Занимаешься любовью с моим инструментом? – Трепетно от восхищения шепчет Юнги и прислоняется сзади со спины. – Слышу уже стоны сломавшейся аппаратуры от твоих действий. Чимин удобно подставляется, чтобы тому было максимально комфортно прильнуть, и улыбается с хитрецой сам себе куда-то вперед. Старший клюёт на него не хуже в ответ, временами вообще Юнги источается прямо весь феромонами, будто радаром настраивает себя соблазнять бедного Чимина. - Если я когда-нибудь подумаю изменить тебе, то это будет только с твоим пианино, - вернув руки из задранного вверх положения, Пак кладет их хаотично на затылок и шею старшего, пытаясь обнимать со спины. – И ты будешь слушать мои стоны только под свою музыку. А Юнги все продолжает ласкать бедра, радуясь тому, что они голые и прохладные, будто по заказу для трезвости. Смеется хрипло в складку шеи, целуя почти в засос, пока младший ворчливо не хлопает по макушке. - Умеешь играть? – Спрашивает Мин, ведя носом по волосам. Чимин решает не отвечать, а лишь нежно ускользает пальцами с его шеи и, наконец-то, притрагивается к клавишам с осторожностью и мягкостью. Мелодия, что тут же льется в утреннем молчании и свете через окно, примитивна для новичков или тех, кто базово знаком с этим инструментом. Однако, Юнги не может не похвалить навыки и красивые быстрые переходы пальцев с ноты на ноту. Тело младшего следует за руками из одной стороны в другую, мягко покачивая и прильнувшего Юнги за собой, а Пак улыбается от ощущений накатывающего счастья в сию минуту. Окончив через минуту, Чимин дает пальцам передышку, а ушам вновь тишину, что восстанавливаются еще после клуба. - Я не знаю этой мелодии, но она кажется очень простой, - комментирует Юнги и для поощрения целует в висок, блаженствуя от ненавязчивого запаха в волосах, что сохраняется еще с ночи. - Я сам написал ее. – Замерев с пальцами на клавишных, шепотом признается Чимин, а затем совсем свешивает голову. – Той девушке, которую очень любил… Знаешь, я всегда ронял слезы, когда снова проигрывал этот кусочек, если была возможность в музыкальном классе в школе вновь притронуться к пианино. Но сейчас… я совсем не плачу, потому что мне не больно. Сердце, как будто, вновь целое и влюбленное в жизнь. - Тебе было очень больно после расставания? – Юнги притихает, кладя подбородок на его плечо и тоже рассматривая чёрно-белые клавиши перед ними. - Очень, - признается Чимин, улыбаясь тут же после того, как старший пробирается длинными пальцами сверху по его тылу ладони и скрещивает меж своими прямо так, не обращая внимания, что издаются какие-то отрывки звуков по инструменту. Вдохнув глубже воздух одновременно, Юнги сначала выдыхает первый, а затем следует и младший за ним, невидимо ощущая, как смешивается дыхание меж собой. Все позади, особенно то, что проходит с болью нужно забывать в первую очередь. Однако из этого тоже следует вынести урок, который тревожит Чимина с первой встречи с Мин Юнги. Еще тогда, не зная насколько все затянется, шестым чувством знал, как жизнь будет насыщенней в сто крат именно с этим человеком. Юнги верно сегодня ночью сказал, что они вне зависимости от любого исхода их отношений – будут испытывать все чувства слишком красочно и остро, будто те самые вампиры, у которых все ощущается до совершенного миллиметра. Если будет боль – то эта боль страшнее и убийственнее пули, если это будет счастье – то это до разрыва сердца доведет их обоих до непозволительной роскоши, которую людям ощущать ещё больнее. - Я сломаюсь, хён, - шепчет Чимин вперёд, не видя перед собой четкой картины пространства, - без тебя… на этот раз никакая мелодия не соберёт, если мы расстанемся когда-нибудь. Я не выживу даже без твоих касаний. Юнги чуть отстраняется, ловко и нежно разворачивая его к себе телом и лицом, тут же обнимает прямо в таком положении и наклоняет спиной к синтезатору. Для подстраховки младший опирается локтями о клавиши, что под гремящее сердце добавляют эпичности своим разлитым звучанием эха по комнате. В жесте «смотри только на меня» Юнги подхватывает его за подбородок и целует продолжительно, глубоко и всепоглощающе. Под напором Пак опрокидывает затылок, но и его Мин придерживает, словно младенцу, возвращает к себе и гладит параллельно волосы. Выбитый проявленной неожиданной нежностью, Чимин после отстранения губ на сантиметр смотрит податливо только на его алый кант, что слегка блестит от слюны. С раскрытой душой нараспашку, раздвинутыми ногами, опертыми локтями назад о жёсткие клавиши, он не обращает внимание на неудобства для тела, а только с прикрытыми глазами слегка кивает шёпоту, потому что Юнги очень тихо ему говорит в самые губы: - Пак Чимин, пожалуйста, доверяй мне, держись рядом, не обижайся на мои колкости, цвети своей красивой любовью и дальше, потому что я не знаю, чем был достоин заслужить все это от тебя, но и отказываться не намерен. Все твое – мое, как и мое – твое, знай всегда. Уйду я – погублю и тебя, уйдёшь ты – пропаду бесследно точно также. Ты не одинок в этих чувствах, пойми. Я горю от тебя каждую секунду… так, как умею, но, может, ты не видишь, потому что я хорошо скрываю. Потеряв всю реакцию просто потому, что сердце щемит, Чимин смотрит ему в глаза и через них пытается говорить о своей огромной любви. Можно не озвучивать ничего, когда умеете так красноречиво общаться взглядом. Притих даже мир за окном, и клавиши почти неподвижны. - Будешь моим навсегда? – Взяв ответственность за голос на себя, с сбитым дыханием спрашивает Юнги. Хлопнув ресницами и вздрогнув от касания к талии, Чимин через открытые губы сипит еле слышно: «да». Самой красивой улыбкой на свете старший озаряет, казалось, все пространство комнаты, и Пак обнимает из всех сил его крепко-крепко. Успокаивающими поцелуями проходится прямо по предплечью, запоминая очередным дорогим воспоминанием для себя, какой тёплой была грудь Юнги и каким холодным был пол под пальцами ног на носочках.***
Вся эйфория выходных вынуждена по типичному сценарию раствориться в буднях. В школьных и однотипных буднях, в которые необходимо погружаться для познаний, что пригодятся в будущем. Первый месяц весны плавно подходит к середине. Засыпать на уроках Чимину хочется все чаще и больше, потому что ночи он проводит и без объяснений понятно как. Нет, не подумайте, что они с Юнги бессовестно нарушают покой соседей своей «откровенной громкостью» – домашнему заданию, которое Пак каждый день от лени откладывает на поздний час, тоже уделяется внимание в достаточном количестве. Правда, они делают его вместе с перерывами на поцелуи, еду, сон, в который вечно клонит одного Юнги, но никак не Пака, что его тормошит чуть ли не пинками. Семейной жизнью там и не пахнет, однако, она такая, какая есть. Бывают даже мелкие ссоры из-за пустяка, а так как Чимин и Юнги на уступки идут ой как тяжело, то можно представить каков их режим «Hate» (ненависть), когда переключается с «Love» (любовь). Больше всего сладко прибывать младшему в нем, подстраивать колкости и видеть эту тягучую топь в чёрных глазах, которым запрещен секс из-за своего характера. А за обидные тычки или шлепки по ягодицам от Мина, как в отместку, Пак становится красным от злости, что тут уже никто не выдерживает – и уже через несколько минут, максимум через час, старший дергает переключатель на «Love» и бессовестно зажимает его чуть ли не в коридоре, целуя в сжатые специально губы. Закрываясь руками, отстраняя лицо, Чимин желает еще больше подразнить того, видя какой главной слабостью является для Юнги, когда запрещен по всем фронтам. Но как же трудно не простонать на обычное скольжение за край белья и ласковый поцелуй за ухо. Чимин сладок в мести – Юнги слаще вдвойне. А их игра – бесподобна. Представить какой после этого секс – не трудно… но уши лучше прикрыть. На день рождения, на долгожданное восемнадцатилетние Юнги, Чимин чуть ли не с самого утра в сборах в школу припадает к нему при любом удобном случае. Под конец выхода Мину кажется, что он уходит из отеля любви – насколько сильно исцеловал его младший, аргументируя это тем, что в школе весь день не сможет и пальцем к нему прикоснуться. Юнги ехидно улыбается себе, наоборот все еще не привыкший к столь большому тактильному контакту ежесекундно, невидимо выдыхает в салоне автомобиля, пока они едут. По просьбе Чимина высаживает его за несколько метров от школы, чтобы не привлекать внимания. И даже здесь тот ловит момент, притягивая Мина за школьный галстук и чмокая сочно в самый центр губ, что уже в мозолях если присмотреться. - Чимин-и, мы как кролики уже, успокойся, - ворчит Юнги, но не отстраняется, положив одну руку на руль, пока стоят у тротуара. - Не правда, мы чмокаемся прямо сейчас, а не трахаемся, - шипит сквозь губы тот, заглядывая в глаза. - Айщ, но ты меня насилуешь даже так. - Еще слово, что тебе не нравится, и я на неделю съезжаю от тебя к родителям, - отпустив галстук и поправив его под пиджак, как было, Чимин сверкает тому глазами мстительным огоньком. - И дня не продержишься. Даже сегодня в школе, вот увидишь. – Юнги, зараза, еще такой красивый с этими черными слегка растрепанными волосами, думает Чимин и кусает щеку изнутри. - Даже не посмотрю на тебя, - скрыть влюблённый взгляд плохо получается, и младший намеревается выйти из автомобиля от греха подальше. Юнги ловит в последнюю секунду ту искру в глазах, когда Чимин хочет пялиться на него сутками, а ее так нагло сейчас отбирают, будто любимую сладкую вату. Подарив на прощание шлепок под ягодицу, Мин на возмущенный взгляд Чимина, что жмет с силой лямку портфеля, выруливает одной рукой, дабы эпично скрыться на другой парковке у школы. Бредя по дороге мимо красивых клумб с цветами, а если взгляд кинуть чуть дальше по склону улицы, то можно увидеть вдалеке и море, Чимин выдыхает спертый воздух из груди и готовится погрузиться в очередной скучный день. Даже если это день рождения любимого человека, как бы ты насыщенным не старался его сделать с самого утра – Юнги дал понять, что ничего особенного в нем не находит. День как день сказал он, когда младший притащил пока что небольшое пирожное со свечкой прямо в кровать. Может, для Мина обыденность существует триста шестьдесят пять дней в году, но Чимин-человек праздник, поэтому он слегка обиделся на такую реакцию. Хуже уроков может быть только очередная репетиция, что стали просто обременительными в один из дней. Особенно в тот, когда тренер начал ставить новый танец, где Чимину предстояла новая поддержка в руках Сынгиля. Отвязаться от этих затей не получалось раз за разом, потому что никто искренне не понимал почему Пак так бежит от превосходных совместных техник. Они длятся в паре с Сынгилем от силы секунд пятнадцать, а потом они рассредоточиваются все по-отдельности. Но даже за эти пятнадцать секунд Чимин готов рыпаться и кусаться, потому что он никак не может принять свое тело в чужих руках. Не мог же он выпалить, что Сынгиль откровенно его лапает, непозволительно жмет в подхвате под бедра и стискивает талию, будто имеет на его тело хоть какое-то право. Чимин видел танцы с поддержками у других ребят: и там был чистый, можно сказать холодный, профессионализм, но с Сынгилем у них – нечто вопиющее, что чувствует, похоже, только один Чимин. Возненавидеть танцы хоть на дюйм он не смог, потому что это было его дело души и сердца, ведь большую часть времени он тренировался в одиночных, сольных танцах, но когда наступали групповые тренировки с этими поддержками… Чимин хотел стать Юнги в этот миг, которому фиолетово на все. Но Пак не такой – он весь как один чувствительный нерв, что отторгает любое неприятное ощущение к себе. Либо же это день рождения Мина подхлестнул сегодня Чимина остановить это издевательство раз и навсегда, либо же никто, кроме него самого, не защитит «свое» для другого человека. И, затаив небольшую обиду с утра на Юнги, он тоже хочет привлечь того в своей сладкой мести. Пусть знает, как он борется для него же самого, думает Чимин. Точка кипения доходит до ста процентов, когда Сынгиль ставит его на пол и еще какое-то продолжительное время держит свою руку на талии. Тренер что-то вещает, а Чимин хочет отстраниться, уйти за полотенцем или просто сделать шаг в сторону, пока экзекуция не продолжилась, но Сынгиль не дает ему отпрячь. - Что ты делаешь? Я хочу отойти, - старается деликатно отодвинуться от него Чимин, но терпит поражение, так как тот из-за своего телосложения и роста не дает пошевелиться. - Мы еще не закончили, - тихо произносит Сынгиль, слегка переводя дыхание и прижимая Пака к себе. - Закончили, - рвется Чимин в сторону и отталкивает руку. Сынгиль и тренер замирают в молчании, смотря на него. Раздражаясь на лишнего свидетеля, парень сбегает, не придумав подходящих слов. Надо было прямо и красноречиво послать этих двоих и прекратить измываться над ним. Чимин же не раз говорил, как не хочет быть чьим-то партнером, тем-более в танцах, но такова была программа подготовки, которую писали задолго до него. Вылетев пулей в пустой коридор, так как эти занятия идут после всех уроков, Чимин размашистым шагом идет в сторону стадиона, прекрасно зная, что Юнги тоже тренируется там с очередной командой от школы. Он пока не в основном составе, но забросить любимое хобби не смог. А истинный повод в том, что он задерживается из-за Чимина именно в эти дни, когда у того танцы, чтобы потом уехать вместе домой. В остальные же дни, свободные от баскетбольных тренировок и от танцев младшего, Юнги подрабатывает в небольшой фирме в качестве настройщика аппаратуры. - Чимин! – Летит следом звучный голос Сынгиля, но Пак только пуще прибавляет ход, вспоминая все повороты этого здания, пока не выбегает на улицу. Тут уже проще во дворе кампусов, так как от центра с фонтанчиком проще всего срезать путь к стадиону через проем между буфетом и библиотекой. Стопы скользят по траве, а через несколько метров спортивные кроссовки издают шаркающий звук по специальному покрытию, что расстелен на стадионе. Вдалеке Пак улавливает движущиеся фигуры в резких скачках, прыжках, метанию от одного конца поля к кольцам к другому. Своего игрока заметить не составляет и труда, потому что Юнги слегка ниже остальных, а ещё изворотливее и, будем признательны, красивее в глазах Чимина, что из тысячи человек в толпе найдет его с первого раза. Притормозив у пустых сидений, лишь несколько девчонок сидят и шушукаются, невзначай поглядывая на игроков, Чимин садится и выдыхает. Уставший от бега Сынгиль настигает его через минуту и встает рядом, пока Пак просто сверлит взглядом игру. - Хватит от меня бегать, - впервые летит слегка жесткая фраза от одноклассника, а Чимин в возмущении вскидывает на него глаза. - От тебя бегать? Ты не попутал ничего? Сколько раз я тебе должен сказать, что не потерплю никаких прикосновений к себе! – Если не прикрикивая, то на повышенных тонах отзывается Чимин, убирая влажную челку назад со лба. Тяжело выдохнув, Сынгиль грузно садится рядом так, что трясется весь ряд сидений. - Послушай, Чимин. Ты мне нравишься. Очень нравишься… - Думаешь, эти слова про моего парня были пустой болтовнёй? – Резко и проникновенно посмотрев, возмущённо вскидывает брови Пак. Нет, он не хочет ломать чувства у человека, но у него же они тоже есть. Вон к тому парню, что мельтешит под кольцом, пытаясь охранять правый фланг площадки. Чимин, казалось, забывается в лице Юнги, когда переводит взгляд на него, и не слышит начала предложения Сынгиля рядом. - … буду рядом, не отторгай меня. Узнай для начала получше. - Ты начал не с того, прекрасно понимая, что я не приемлю касаний к себе. – Лепит правду Чимин, смотря на Юнги вдалеке. – Я собственник, потому что не тебе разрешено касаться меня. А когда ты так делаешь, причём в открытую, в этих чертовых поддержках на глазах у тренера, знаешь, как я себя ощущаю? – Вновь возвратив взгляд на Сынгиля, Пак не моргает и выискивает у того хоть какую-то реакцию, чтобы подожгла его ещё хлеще. – Я чувствую себя шлюхой даже от простых твоих прикосновений. Сынгиль, казалось, забыл, как дышать. Он прочищает горло, приоткрывает губы и делает глоток, но так ничего и не произносит. Приняв напряжённую позу, облокачиваясь локтями об остро выставляющиеся колени, он опускает голову вниз. - Что же это за человек, раз сделал из тебя собственность? - Ты опять меня так называешь, - вклинивается тут же Чимин, чуть не хрипя от приглушённого голоса, так как опасается быть услышанным. - Называю! – Повышает голос Сынгиль и мечет бесстрашный взгляд, - потому что это ненормально, что ты так ощетиниваешься от простых ухаживаний. - Ты себя слышишь, вообще? У меня есть парень, Сынгиль. Я сплю с ним, трахаюсь исключительно с его членом, прости что уж я такой верный попался. Не все сейчас спят только из-за смазливого лица и парочки зажиманий в коридоре. И уж если так любишь называть людей собственностью, то можешь считать, что меня «подписали». - И Чимин задирает брючину на правой ноге, показывая татуировку. – Мин Юнги, понимаешь? Мой парень. Сынгиль несколько секунд смотрит на тату, моргает, будто надеется не увидеть ее или посчитать плодом воображения. - Как жаль, что я опоздал. Но думаешь, я смогу отказаться оттого, что испытываю к тебе? Чимин замечает, как Юнги смотрит в их сторону и что-то машет ребятам из команды, а потом направляется к ним. Наконец-то, выдыхает младший, мечтая уже, чтобы и он поучаствовал в игре за их отношения, вообще-то. Здесь его участие тоже требуется, причем срочно. Вот только Пак не успевает еще как-то продержаться, так как Сынгиль держит напряжение до последнего и не сдается. И это утомляет до больного ощущения в висках, поэтому Чимин начинает воспламеняться своей внутренней зажигалкой. - Думаешь, что ты единственный можешь меня держать в поддержках? Ты выдумал то, чего нет. - Ты танцуешь со мной. – Возражает Сынгиль, будто это отличное противопоставление тому, что Чимин спит с кем-то другим. - А могу и с другим, - сверкает глазами Пак, взрывая петардами все вокруг себя, потому что от слова заколебался совсем. – Спорим, тот парень, что идет в нашу сторону, поднимет меня точно так же, как и ты? Не всегда все вращается лишь вокруг тебя, Сынгиль. - Издеваешься? – Хмурится тот, уже не зная, когда разговор повернул в такое невозвратимое русло. А Чимин только этого и добивается: выглядеть отвратительно в чужих глазах, потому что другого выхода из этой игры просто уже нет. - Какие-то проблемы? – Спокойно спрашивает подошедший Юнги. - Хэй, привет, - Чимин вскакивает с места, скрывая усмешку от всей ситуации, делает вид, что не знает Мина, который в молчаливом шоке смотрит на него со вскинутыми бровями. – Есть минута? - Мм, для тебя найду… - Старший с прищуром смотрит сначала на него, потом узнает Сынгиля рядом, как и тот в нем того коридорного слушателя однажды, и, вновь возвращаясь взглядом на своего неугомонного Чимина, смекает всю ситуацию за считанные секунды. - Отлично, - Пак с искрами озорства утягивает в свою игру, и Юнги влюбляется просто с головой в который раз в эту зажигалку в лице одного человека. Что же он придумал, гадает старший и даже рад поучаствовать. - Что ты хочешь, детка? – Выпаливает смело он, блуждая по всему телу Чимина, а затем смотря в самые глаза почти не моргая. Сынгиль с шоком на лице пытается понять, что происходит, но Чимин быстрее всех, поэтому уследить не успевают никто, а переварить сказанное ещё больше. - Мы тут поспорили, что любой сможет меня поднять в поддержке, как в танце, - голос Чимина искусителен и заманчив, если хорошо не знаешь, на что он способен подтолкнуть согласиться. А Юнги знает… очень хорошо знает. - Поможешь мне доказать ему, что любому это под силу? Мин усмехается, ворошит волосы и качает головой, обрекая сердце Чимина опадать лепестками сакуры. Им смешно от глупости ситуации, но между всем Юнги видит эту просьбу о помощи избавиться от поклонника. Жестокая игра, но такая игра стоит свеч. Подростки тоже бывают жестокими. - Все же, любому? – Хрипло переспрашивает Юнги, смотря из-под лба со свисающей чёлкой. Чимин содрогается от такого взгляда, сгорает каждым участком тела, чувствует энергетику собственничества, кусает губу и еле заметно качает отрицательно головой, мол «нет, только тебе… всегда только тебе». Сделав шаг навстречу друг к другу, не обращая внимания ни на Сынгиля позади, ни на шум со стороны стадиона, так как игра, похоже, разгорелась, Чимин и Юнги чувствуют себя прямо так, как в клубе под их песню. Какой-то определённой позы для поддержки Чимин не придумал, поэтому просто кладет ладони на крепкие плечи Юнги и подскакивает, зная, что подхватят. Словно высчитав время, старший подхватывает его под ягодицы, помогая закрепиться бедрами и лодыжками на себе. Шумно выдохнув, Чимин прижимается корпусом максимально плотно к животу и груди, стискивает руками шею Юнги и смотрит сверху в его лицо, так как оказался слегка выше из-за позы. Юнги не стесняется и скользит раскованным взглядом по губам, качая головой, а младший знает, что это похвала и преклонение. За такие моменты не стыдно сейчас, может, в старости покраснеют оба, но в этот миг Чимину плевать на весь остальной мир, потому что он в тех самых руках. Его тело обмякает, покрывается мурашками от прикосновений, плавится даже через одежду. Для пущего эффекта Юнги подбрасывает его слегка под ягодицы для удобства, вызвав тихий вскрик неожиданности у младшего, и жмет ладонями крепкие бедра. Пусть он рухнет потом с переломанной спиной, с подкосившимися коленями, но за эту сладкую игру он готов заплатить всеми картами. Но он знает, что у него все тузы в рукаве, поэтому позволяет заглянуть в глаза Сынгиля, что сверлит просто в скрытом ожесточении их взбалмошность. - Достаточно, детка? – Не отстраняя взгляд от поклонника, понимает, что нажил прямо сейчас врага, осведомляется Юнги у Чимина. Тот, как птенец, примлел к родному телу и хочет еще понежиться в объятиях, совсем не ожидая такой силы у Мина. – Тебя, конечно, только в радость держать, но у меня там игра. Чимин отстраняется на руках и еще раз заглядывает в его лицо, благодарно передав энергетику за эту внезапную экспрессию. Соскользнув с рук, не знает, как подарить незаметный поцелуй, поэтому быстро прикасается к своим губам под его взглядом и тут же поправляет съехавшую одежду у Мина, не обращая на эту привычку. - Отлично постарался, тебе бы в танцы, - хлопает в дружеском жесте Чимин его по плечу, отходя на шаг назад, боясь развернуться в сторону Сынгиля. Себя-то он, может, спас, а вот для своего Юнги точно нажил проблему. Еще и в его день рождения. Да, Пак Чимин, ты отлично делаешь подарки, сам себе шикает он. Дурья башка, думает младший, кусая губу до боли. Гормоны в купе с феромонами Мина творят именно то, то сейчас произошло. - Как тебя зовут? – Режет внезапно воздух Сынгиль, встав, не обращает внимания на Чимина, что отходит немного в сторону от накалившейся атмосферы. Юнги расслаблен и спокоен, игнорирует разницу в росте, потому что даже так выглядит увереннее в своей холодности и собранности перед противником. Он вновь под кольцом, в которое нужно забить. И, смотря с вызовом в глаза Сынгилю, примеряет как лучше забросить с финтом пас, низким голосом до мурашек произносит: - Шуга. И я тот, кто своё не отдаст.