Rosemary for Remembrance / Розмарин на память

      — Не могу поверить, что ты набила татуировку, — хмурится Рон, глядя на её предплечье своими изумлёнными голубыми глазами и качая головой. — Где ты вообще её сделала? — спрашивает он, делая глоток виски из своего стакана.       — В тату-салоне в Косом переулке, — отвечает Гермиона, не поднимая глаз и проглатывая полный рот отвратительного фруктового коктейля, который заказала для неё Джинни. Конечно, это то, что Гермиона предпочла бы в прошлой жизни, но в последнее время она выбирает напитки покрепче.       — Это просто… так не похоже на тебя, Гермиона, — продолжает Рон, кривя рот в непонятной гримасе и, как ей кажется, не замечая этого. Она поворачивает руку так, что татуировка ложится на стол изображением вниз, переключая внимание Рона.       — Ну, мне не очень нравилось то оскорбление, что было вырезано на моей руке, — говорит она и видит, как Гарри бросает на Рона взгляд, говорящий, что пора прекращать.       — По-моему, она прекрасна, — говорит Джинни, пристраиваясь рядом с Гарри, сидящим напротив неё. Гермиона улыбается ей, шёпотом благодарит и допивает остатки своего напитка.       Она хотела бы быть счастливой, как они, пусть даже на одну ночь. В конце концов, они празднуют её прошедший день рождения, и, несмотря на плохое настроение (или просто общее самочувствие в данный момент), она знала, что выглядит потрясающе в платье, которое выбрала для неё Джинни. Гермиона даже почувствовала некоторое удовлетворение, наблюдая за слегка вытаращившимся на неё Роном, когда она пришла в бар, а Джинни осыпала её комплиментами, как только они нашли место для посиделок в укромном уголке.       Сегодня вечер пятницы, и в баре полно ведьм и волшебников, большинство столиков и кабинок заполнены, а бармены за стойками заняты.       Она должна хотеть веселиться. Танцевать с друзьями и смеяться над былыми воспоминаниями. Гермиона надеется, что ещё пара крепких напитков поможет ей в этом.       Огненный виски приносит иной вид оцепенения — оцепенения, которое скрывает её обычное смятение, согревает тело, а время воспринимается как нечто нереальное.       Она гадает, когда ей стало так паршиво — когда она поняла, что уже не является той Гермионой Грейнджер, какой была год и четыре месяца назад. Интересно, существует ли где-то там другая она, или ей придётся жить с собой, такой, какая она есть, до конца?       В какой-то момент Гарри сходил и принёс ей ещё один напиток. На этот раз огневиски. Слава Мерлину. Она улыбается ему. Пьёт. Ощущает жжение. Тепло. Эйфорию. Это превосходно. Возможно, ей даже захочется чего-то более сильного.       Джордж и Ли присоединяются чуть позже, обнимают её и поздравляют с днём рождения. Ли покупает ей выпивку, и никто не удосуживается сказать ему, что ей, вероятно, стоит сбавить обороты. Она благодарна, что этого никто не делает.       Постоянный поток алкоголя не позволяет Гермионе продемонстрировать всем, что она предпочла бы оказаться в другом месте. Помогает ей вычеркнуть пункты из своего списка. Спросить Джорджа, как дела в магазине: галочка. Притвориться, что слушает, пока её друзья смеются над историями о прежних гриффиндорских вечеринках: галочка. Улыбаться во всех нужных моментах разговора: галочка. Ещё один стакан огненного виски: галочка, галочка, галочка.       Слава богу, она выработала стойкость к алкоголю, думает она. На шестом курсе Гермиона бы уже лежала на полу. Нынешняя она — нет, послевоенная версия её — наслаждается удовольствием, которое ощущает в каждом сантиметре своего тела. Она чувствует, как кровь бурлит в её венах. Это приятное напоминание. Потому что она больше не чувствует себя живой.       Гермиона слышит, как все смеются, как они хлопают ладонями по столу, как откидывают головы назад в блаженстве. Почему вы все смеётесь, хочется спросить. Все мертвы. Её родители не знают о её существовании.       Ещё глоток, и бокал пуст. Наверное, ей следует прекратить. Она пьяна — на грани алкогольного опьянения. Но ей слишком хорошо, чтобы остановиться.       Она жаждет испытать удачу. А ещё ей хочется вернуться домой, поваляться на диване с Живоглотом и несколько часов смотреть в потолок.       Её особый список утомляет.       — Я пойду возьму ещё выпить в баре, — говорит она Рону, пока Джинни рассказывает о предстоящем сезоне «Холихедских гарпий». Рон отодвигается, пропуская её, и она шатается, когда её ноги опускаются на пол, а комната слегка вращается.       Притвориться, что она в состоянии стоять на ногах: галочка. Улыбнуться Рону, чтобы он знал, что с ней всё в порядке: галочка.       Это убеждает его, и он садится обратно, смеясь над тем, что говорит Джинни. Гермиона замечает, что никто даже не смотрит в её сторону, когда она уходит — они слишком поглощены рассказом Джорджа о недавнем происшествии в магазине. Она замечает, как место, которое ранее занимало её тело, заполняется, поскольку Рон занимает больше пространства, чем раньше. Полностью исчезает, будто её там никогда не было.       Почти спотыкаясь, она идёт к барной стойке, протискиваясь сквозь толпы волшебников и извиняясь перед теми, кого случайно задевает плечом. Она выбирает место в конце барной стойки, где дерево изгибается, сходясь с углом, и встаёт так, чтобы не было видно её друзей.       Она чувствует, как ей мгновенно становится легче дышать — расслабляет плечи и шевелит челюстью вперёд-назад, сбрасывая фальшивую улыбку. Оттягивает подол платья вниз по бёдрам, внезапно стесняясь того, насколько оно короткое и как плотно облегает её тело. Её непослушные локоны спадают на лицо, прилипая ко лбу, покрытому лёгким слоем пота, и она заправляет их за ухо, смахивая влагу тыльной стороной ладони. Здесь действительно очень тесно; клаустрофобия налицо.       Ближайший к ней бармен занят: быстрыми взмахами палочки он готовит напитки для группы ведьм, сидящих на расстоянии нескольких стульев от Гермионы. Она с завистью наблюдает за ними: за их непринуждённым смехом, за тем, как они обводят глазами барную стойку, перешёптываясь, кто из волшебников красивее, за тем, как они перебирают волосы пальцами. Гермиона помнит время, когда сама была похожа на них — ну, во всяком случае, она была менее тщеславной, менее по-девичьи раздражающей. В основном она помнит, что была такой же беззаботной.       Наконец, бармен замечает её, прислонившуюся к хлипкой деревяшке в углу, и наклоняется, чтобы спросить, что она хочет.       — Огневиски, — говорит Гермиона сквозь шум, а затем после секунды раздумий добавляет: — Двойной, пожалуйста.       — Пусть будет два, — раздаётся голос позади неё. Она узнаёт его сейчас, поскольку слышала всего двадцать четыре часа назад. Поворачивая голову в его сторону, Гермиона настороженно наблюдает, как Блейз, слегка скривив рот, легко опускается на барный стул рядом с ней. Бармен приступает к работе, наливая тёмно-янтарную жидкость в два стакана.       — Блейз, — кивает она ему в знак признательности, пытаясь скрыть своё удивление тем, что видит его здесь — тем, что он подошёл к ней на людях. Каким странным стал этот мир после войны.       — Грейнджер.       Он кивает в ответ, протягивает бармену галлеон и просит оставить сдачу.       — Уже жалеешь о той веточке розмарина? Наконец-то опомнилась и лихорадочно перелистываешь книги в поисках заклинания, способного убрать её?       Он уверенно отпивает виски, и она следует его примеру, поворачивая руку так, чтобы он видел.       — Я ни о чём не жалею, Забини, — говорит ему Гермиона, когда они одновременно опускают бокалы на вишнёвое дерево.       — Совсем нет, Грейнджер? — спрашивает он, и она удивляется, как ему удаётся держать выражение лица под контролем и в то же время быть таким экспрессивным. Она думает, что причиной тому его тёмные глаза.       — Я о многом сожалею, Блейз, но если ты хочешь услышать весь список, то нам понадобится ещё как минимум одна ночь и уж точно ещё несколько порций огневиски.       Он забавно ухмыляется, и её одолевает интерес: сколько ведьм обычно попадают под чары его пристального взгляда? Странно, но на неё он не действует, хотя Гермиона считает его привлекательным.       — Похоже, у нас есть что-то общее, — произносит он, делая ещё один небольшой, выверенный глоток. Вот как следует пить огненный виски, думает она. Медленными, учтивыми глотками за долгими разговорами. Она быстрым движением опрокидывает в себя остатки.       — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Гермиона, когда Блейз бросает на неё впечатлённый взгляд, отодвигая пустой стакан. Она не ожидала, что её вопрос получится таким резким, почти с насмешкой.       — Прошло уже больше года, Грейнджер. Мы, исправившиеся Пожиратели смерти, преодолели страх показываться на людях. Мы приходим сюда каждые выходные.       — Мы?       Она поднимает бровь, оглядываясь через плечо, словно ожидая, что её внезапно окружит весь Слизерин.       — Да, мы. Хочешь подойти и поздороваться? Или твоя тяга к общению со слизеринцами ограничивается мной? Один раз в день?       — Нет, но я думаю, что мне нужно выпить ещё, если мне придётся разговаривать с большим количеством таких людей как ты.       Он тихо посмеивается, почти закатывая глаза, и заказывает ей ещё один напиток. Как только Гермиона получает его, он показывает головой в дальний конец бара, подальше от её друзей. Она следует за ним, хотя и не знает, почему.       От скуки, возможно. Возможно, очередной приступ безрассудства. Непреодолимое любопытство? Она думает, что скорее последнее.       Блейз ведёт её через бар, пробираясь сквозь толпу, между столиками и огибая небольшой поворот к маленькой, более уединённой зоне в самом дальнем углу. Она замечает, что свет здесь тусклее, и не может удержаться от короткого смешка при мысли о том, что в темноте слизеринцы чувствуют себя как дома.       Гермиона осознаёт, что это плохая идея, только когда наконец-то различает лица, занимающие большую кабинку.       Во-первых, это Пэнси Паркинсон с шелковистыми чёрными волосами и соблазнительными глазами, которые начинают метать молнии при виде Гермионы. Если в Хогвартсе Пэнси была красивой, то сейчас она похожа на модель, и уверенность Гермионы в собственной внешности в начале вечера сменяется отрезвляющей скромностью. Затем она замечает шоколадно-каштановые волосы Теодора Нотта, одного из тех слизеринцев, с которыми она практически не общалась в школе. Как и Блейз, он тоже довольно красив: глаза того же цвета, что и его факультет в Хогвартсе, широкая, мускулистая фигура и подбородок, в совокупности напоминающие греческую статую.       Адриан Пьюси и Дафна Гринграсс слишком заняты ощупыванием друг друга, чтобы заметить приближающуюся гриффиндорку, но Гермиона испытывает облегчение, поскольку внимание ещё двух пар глаз обращено не на неё. Она не может не заметить отсутствие слизеринца, встреча с которым нервировала её больше всего: Малфоя. Его светлых волос нигде не видно, и она вспоминает, что он, вероятно, занят организацией похорон своего отца.       — Что это, блять, такое? — спрашивает Пэнси Блейза, указывая на гриффиндорку, когда они подходят к кабинке. Если Гермиона и раньше была признательна за огненный виски, то теперь благодарна вдвойне. Ядовитый выпад слизеринки даже не пошатнул её.       — Пэнси, ты же помнишь Гермиону Грейнджер? Гриффиндорская принцесса, Золотая девочка, Героиня войны…       — Да, да, я знаю, кто она, Блейз. Мне всё ещё интересно, какого хрена она здесь делает? — рычит Пэнси, сжимая свой бокал так сильно, что Гермиона боится, что он лопнет.       — Веди себя прилично, Пэнси, — ухмыляется Блейз, пока глаза Гермионы блуждают по Тео. Он рассматривает её с недоумённым выражением лица, менее пугающим, чем у Пэнси, но всё же устрашающим. Гермиона устало кивает ему, стараясь держать подбородок высоко поднятым. Именно в этот момент Адриан Пьюси отнимает свои губы от Дафны и поворачивается, глядя на неё широко раскрытыми глазами с ленивой ухмылкой.       — Гермиона, мать её, Грейнджер, — говорит он, мягко отрывая Дафну от себя и поворачивая своё туловище, чтобы получше рассмотреть её. — Чем мы, мерзавцы Слизерина, обязаны такому удовольствию?       Все взгляды прикованы к ней, и Гермионе кажется, что, не будь она настолько пьяна, провалилась бы сквозь землю.       — Я столкнулась с Блейзом в баре и решила подойти поздороваться, — заявляет она, надеясь, что её слова звучат не так неуверенно, как ей кажется. Пэнси насмешливо фыркает.       — Слышишь, Тео? Грейнджер решила просто подойти поздороваться. В какой такой умопомрачительной, ужасной альтернативной реальности мы очутились?       Гермиона смотрит в глаза Пэнси, чувствуя себя уязвимой под её злобным взглядом.       — Я задала себе тот же вопрос, когда прошлой ночью добровольно попросила Блейза сделать мне тату, — произносит она, оглядываясь на Забини, который с ликующим весельем наблюдает за всем происходящим.       — Гермиона Грейнджер сделала татуировку?! — Адриан почти вскрикивает и внезапно наклоняется к Гермионе через стол, с интересом разглядывая её кожу. — Тогда давай посмотрим, Грейнджер, — подбадривает он как-то особенно убедительно, что Гермиона подчиняется.       Она подаётся вперёд, прижимаясь животом к столу, и думает, что, возможно, это наиболее тесное общение со всеми этими людьми одновременно. Гермиона робко опирается локтем на дерево и переворачивает руку, кладя её так, чтобы Адриан смог рассмотреть тату. Пэнси следит за этим и поднимает бровь, осматривая её, Тео и Дафна тоже глядят с любопытством. Адриан пугает Гермиону, хватая её за запястье и осторожно выкручивая ей руку, пока его взгляд блуждает по тонким линиям розмарина.       — Прекрасная работа, Забини, — замечает Тео, заканчивая разглядывать. Блейз хлопает его по плечу в знак благодарности, снова отпивая из своего бокала.       — Что это? Сорняк? — Пэнси хмурится. Адриан отпускает её запястье, и Гермиона облегчённо вздыхает, убирая руку за спину.       — Отвали, Пэнси, веди себя цивилизованно. Мы больше не дети, — Блейз делает замечание, жестом предлагая ей подвинуться, чтобы он мог сесть рядом с ней в кабинке.       Больше огневиски. Она делает глоток.       — Ты присоединишься к нам, Грейнджер? — спрашивает Адриан, придвигаясь ближе к Дафне. Гринграсс всё время выглядит незаинтересованной в присутствии Гермионы, она лишь кокетливо проводит пальцами по мускулистой руке Адриана. Она отмечает, что, судя по количеству пустых стаканов, разбросанных по столу, все присутствующие должны быть так же пьяны, как и она.       — Я… Я, наверное, должна вернуться к своим друзьям, — признаётся она, оглядывая пристальным взглядом группу слизеринцев.       — Значит ли это, что старина Поттер здесь? — спрашивает Тео, приподнимая уголок рта в затаённой ухмылке.       — И Уизел, наверное, тоже, — усмехается Пэнси, отпивая свой разноцветный коктейль.       — Может быть, ты предложишь им присоединиться к нам, — предлагает Блейз, и его ухмылка предугадывает реакцию его друзей.       — К чёрту…       — Ты с ума сошёл, Забини?       И шокированный ответ самой Гермионы:       — Ни в коем случае!       Все смотрят на неё, а она пожимает плечами.       — Они могут быть немного… ну… душными, — признаётся она, позволяя ещё одному глотку напитка обжечь её горло. Ей определённо следует остановиться после этой порции, учитывая, что она только что призналась своим старым школьным обидчикам, что не хочет быть рядом со своими друзьями сегодня ночью.       — Тогда почему вы собрались здесь все вместе? — спрашивает Адриан, и Гермиона испытывает лёгкое удовлетворение от взглядов, которые Пэнси бросает на всех, когда они продолжают разговаривать с ней.       — Мы собирались праздновать мой день рождения, который технически был вчера, но мои друзья были слишком заняты своими новыми жизнями, чтобы устраивать что-то в праздничный день.       Блейз опускает свой бокал на стол и склоняет голову к ней.       — Вчера был твой день рождения, Грейнджер? И ты пришла навестить меня? Я польщён. Могла бы сказать, я бы бесплатно сделал тебе пирсинг пупка.       Гермиона ухмыляется.       — Жалко, — улыбается она, позволяя незнакомому ощущению бесконтрольного подрагивания губ смешаться с покалыванием от алкоголя и адреналина, который она испытывает от этого странного общения.       — Ну, давай, Грейнджер, — радостно говорит Адриан, наклоняясь к Тео и затаскивая его за рукав дальше в кабинку. — Хотя бы позволь нам отметить твой день рождения ещё одним напитком.       Гермиона смотрит на вновь освободившееся место, а затем переводит взгляд на каждого из слизеринцев. Блейз и Адриан улыбаются, Дафна и Тео смотрят равнодушно, а Пэнси выглядит так, будто съела лимон.       И, к своему собственному удивлению, Гермиона кивает и опускается на стул, испытывая странное новое ощущение в теле. Она знает, что должна вернуться к друзьям: они наверняка уже гадают, куда она делась.       Но мысль о том, чтобы вернуться и притвориться прежней, кивая, улыбаясь и отмечая что-то в своём внутреннем списке, внезапно кажется ей худшим вариантом из всех. И поэтому она выбирает слизеринцев. Адриан подмигивает ей и протягивает сливочное пиво, и Гермиона любезно принимает его, позволяя себе последний, гораздо более слабоалкогольный напиток.       Именно тогда она замечает ещё одну работу Блейза Забини, о которой он рассказал ей вчера, пока бил её татуировку, когда она поинтересовалась, почему он открыл свой салон.       Татуировка Пэнси изображает большую коллекцию цветов и соответствующих им листьев. Её тату гораздо полнее, чем у Гермионы, учитывая, насколько большой и заметной была Метка. Сложные штриховки и насыщенные оттенки — зелёный, фиолетовый и голубой. Большинство цветов — анютины глазки, понимает Гермиона, думая о тех же цветах, которые её мама выращивала в ящиках на окне.       Рисунок Адриана состоит из нескольких элементов — леса, стрелы и корабля.       Тео оставил змею, добавив детали, отличающие её от той, что использовалась в Тёмной метке. Он также добавил какую-то птицу в полёте над черепом. Жаворонок, полагает Гермиона, судя по тому, что она видит. Дафна не получала Метку и, похоже, у неё нет татуировок.       Блейз проделал невероятную работу, чтобы скрыть каждую из них. Гермионе интересно, сколько таких он сделал и какие ещё рисунки придумал, чтобы скрыть ужасный символ на руках других исправившихся Пожирателей и почти Пожирателей.       Судя по тому, что Гермиона знает из судебных разбирательств, Тео, Адриан и Пэнси получили Тёмные метки в последние дни войны по требованию своих родителей. У Адриана она появилась только за три дня до битвы за Хогвартс — три дня, а потом на всю жизнь. Три дня, чтобы быть вынужденным жить этой ужасной жизнью, а затем на протяжении всего существования сталкиваться с последствиями. Она вдруг прониклась благодарностью к Блейзу за то, что он делает для них.       — Как ты думаешь, Грейнджер? — спрашивает Блейз, потягивая своё сливочное пиво. — Не хочешь принять моё предложение по поводу пирсинга?       Гермиона уже готовится выдать какой-нибудь остроумный ответ в духе Слизерина, когда краем глаза замечает его.       Драко Малфой выглядит так же, как и в Хогвартсе, но в то же время совершенно иначе. Он стал выше, как ей кажется, по крайней мере, на голову, а его худощавое телосложение ловца приобрело едва заметную мускулатуру, выступающую под одеждой. Те же серые глаза, поражающие своей резкостью, и она помнит страх, который этот взгляд когда-то вселял в неё. Белокурые волосы взъерошены на макушке с помощью усилий цепких пальцев, которые вцеплялись в корни. Его губы тёмно-розовые, почти красные, и слегка припухшие — она видит, как он облизывает их быстрым движением языка. В то время как его кожа всё ещё кремово-белая, натянутая на острые скулы и челюсти. Его привлекательность почти отвлекает от того, как плохо он выглядит на самом деле — тёмно-фиолетовые пятна под глазами и впалые глаза, явно опьяневшие, как и её.       На нём проклятая белая оксфордская рубашка с рукавами, закатанными до локтей. Две верхние пуговицы расстёгнуты, воротник болтается и лежит криво, и она различает границу, где начинается шрам от Сектумсемпры, прямо под выделяющейся линией ключицы. Рубашка заправлена в чёрные парадные брюки, и она с удивлением отмечает, что, несмотря на расстёгнутые верхние пуговицы, его ремень всё ещё плотно закреплён на талии.       Причина его неопрятного вида свисает с его правого локтя, спотыкаясь и хихикая, а пальцы перебирают волосы за ухом, пока он одной рукой обхватывает её талию, пытаясь удержать на пошатывающихся каблуках.       Видя его, она словно погружается в ледяную ванну, но её внутренности охвачены огнём. По какой-то причине он одновременно пугает и волнует её, и она не понимает этого — всё, что Гермиона знает, это то, что не может отвести от него взгляд.       — Что эта сраная кошка здесь делает? — произносит он знакомым вкрадчивым тоном. Его голос такой же ровный, каким она его помнит, но, как ей кажется, он стал ниже. Его глаза прикованы к ней, он тащит девушку за собой, не обращая внимания на то, что та едва не споткнулась. — Или лучше сказать «львица»? — заканчивает он, когда оказывается перед кабинкой, отбрасывая руку девушки от своих волос и раздражённо хмурясь. Его серые глаза не покидают её, ища, выискивая, своим знакомым ожесточённым взглядом.       — Малфой, ты знаешь Гермиону Грейнджер, — говорит Блейз, провожая своего друга недовольным взглядом, прежде чем посмотреть на девушку, цепляющуюся за его руку, словно только благодаря ему она и держится на ногах.       — Думаю, что да, Блейз, — говорит Драко сквозь стиснутые зубы. — Что мне действительно интересно, так это какого хрена она сидит с вами.       Гермиона тоже не может отвести от него взгляд. Малфой в полном беспорядке — покрасневшие щёки и губы, явно после развлечения с этой ведьмой в уборной. Он определённо пьян, судя по тому, как лениво двигаются его глаза под бледными веками, и по медлительности его движений, которые остаются грациозными даже под воздействием алкоголя. Конечно же, так и есть. Когда это Малфой был не грациозен, несмотря на всю свою чудовищность?       — Пока ты был занят… чем бы ты там ни занимался, — начинает Адриан, бесстрастно глядя на беспечную девушку, ухватившуюся за белую рубашку Малфоя. — Мы просто отмечали запоздалый день рождения Грейнджер сливочным пивом. Было бы невежливо с нашей стороны не преподнести какой-нибудь подарок, правда, Драко?       Драко с усмешкой смотрит на Адриана, снова отрывает руки девушки от своей рубашки и оттаскивает от себя, после чего усаживает её ссутулившуюся фигуру на пустое место за столиком рядом с ними.       — Мамочки больше нет рядом, чтобы убедиться, что ты вежлив, Пьюси, — хмурится Драко и делает шаг вперёд, чтобы положить обе руки на стол, прямо рядом с местом, где сидит Гермиона. Сначала она чувствует только аромат спиртного в его дыхании, нотки огненного виски, которые, как она уверена, сейчас исходят и от неё. Но потом, когда он встаёт рядом с ней, она постепенно различает его собственный запах, и это почти ввергает её в шок.       Он терпкий, даже пряный, но очень мягкий. Возможно, табак, малейший намёк на ваниль, травы и, к ужасу Гермионы, подавляющий всё это аромат розмарина. Он пахнет домом — всем, что она хочет помнить, всем, ради чего она набила эту татуировку. Она хочет вдохнуть его, втянуть в лёгкие и закутаться в него, как в одеяло. Но голос Драко выводит её из задумчивости.       — Ты уверена, что сейчас находишься в здравом, мать твою, рассудке, Грейнджер? — спрашивает он с нечитаемым выражением лица. На нём нет привычного отвращения — не искривлена верхняя губа, которую она помнила с тех времён, как он обзывал её грязнокровкой. Но он также не выглядит довольным тем, что видит её.       — Малфой, — кивает она ему. — Я тоже рада тебя видеть.       — А где сегодня влюблённый Уизел и чудо-мальчик Поттер? — фыркает он, изучая её серыми глазами, и проводит рукой по волосам. Раньше блонд придавал ему холодный, напыщенный, призрачный вид, но сейчас он подходит ему, думает она. Гермиона не видела его после суда, после того, как его выпустили из Азкабана, и он словно наконец-то стал самим собой. Даже привлекательнее. Но Гермиона никогда бы не призналась себе в этом.       — Вообще-то они где-то здесь, — говорит она ему, лениво махнув рукой в сторону своих друзей, которые, на удивление, ещё не начали её искать.       — Тогда почему ты не с ними? — говорит он, мельком взглянув на Блейза и Адриана. Она пытается не позволять своему взгляду блуждать по венам, выступающим на его руках, по острым ключицам и обнажённой груди, выглядывающей из-под распахнутой рубашки. Пытается не позволять запаху розмарина возобладать над её логикой и убедить в том, что этот человек не был её детским обидчиком до войны. Что он не обзывал её ужасным прозвищем, не мучил её и её друзей в течение многих лет и не наблюдал, как её пытали в его собственном доме.       — Может быть, я не хочу быть с ними, — отвечает Грейнджер, вздёргивая подбородок. Она пытается уравновесить динамику власти, которую всегда чувствовала, находясь рядом с ним — ощущение, что он всегда на шаг впереди неё.       Какой бы умной или смелой ни была Гермиона, у Малфоя всегда был талант заставлять её чувствовать себя хуже, он всегда быстро обходил её или вызывал чувство неполноценности. Она помнит, какой могущественной чувствовала себя в тот день, когда ударила его по лицу. Ей захотелось постоянно прибегать к таким жестоким мерам, чтобы снова ощутить ту же силу.       — Наскучило постоянно спасать мир? Уизли недостаточно возбуждает в постели? — цедит он, и она чувствует, как по её щекам пробегает жар.       Безымянная девушка тянется к Драко, хихикая и распуская волосы, а он не обращает на неё внимания, легонько толкая её обратно на подушки. По его взгляду она догадывается, что он уже уверен в своей победе. Власть снова в его руках, и для этого ему даже не пришлось произнести ни одного оскорбления. Гермиона винит в этом гипнотизирующий аромат розмарина и пряностей, исходящий от него. Неужели он всегда так пах? Он опьянял почти так же, как выпивка.       — Спасение мира? Бывало и такое, — огрызается она с гордой улыбкой. — Может быть, я здесь потому, что просто хочу немного разнообразия.       Уголки его рта приподнимаются в слегка зловещей ухмылке, и она чувствует, как её горло сжимается, когда он поднимает руку со стола и кладёт на кожаную поверхность возле её головы, наклоняясь так, что его лицо оказывается совсем близко к ней. Теперь она сильнее ощущает аромат алкоголя, и его запах мог бы задушить её, не будь она застывшей от удивления и страха. Он опускает рот чуть выше её волос, над ухом, и ухмыляется, когда шепчет:       — О, я уверен, что смогу разнообразить твою жизнь, Грейнджер.       Воздух застревает в горле, а сердце бешено бьётся в груди, когда он отстраняется, позволяя руке опуститься с кожаной спинки и вернуться на стол. Он наблюдает за ней, беря стакан с огневиски из рук Блейза и проглатывая его последним большим глотком. Гермиона ощущает, как сглатывает, и старается сохранять невозмутимость; старается контролировать отсутствие эмоций на лице.       — Подвинься, Блейз, — бросает он темнокожему парню, и Тео прижимается к Гермионе, освобождая место для Драко.       — Как зовут твою подругу? — спрашивает Тео, когда Малфой устраивается напротив Гермионы, стиснув челюсть, словно ему больно.       — Да хрен его знает, — отвечает Драко и поправляет воротник своей рубашки, оттягивая его вниз и разглаживая складки.       — Прекрасно, приятель, — Блейз закатывает глаза на ответ блондина, с едва заметным отвращением разглядывая и его, и только что опустошённый стакан.       — Ну и ловелас же ты оказывается, Драко, — произносит Пэнси, и Малфой показывает ей средний палец.       — Давненько тебя не трахали как следует, Пэнс? Ты опять ведёшь себя как заносчивая сучка, — усмехается Драко, обращаясь к темноволосой девушке со злорадной ухмылкой.       — Пошёл ты, Драко, — хмурится Пэнси, и её щёки краснеют. — Можно подумать, что после секса ты можешь хоть на секунду перестать быть мудаком.       Он ухмыляется, откидывая свои широкие плечи на кожаную обивку позади себя и наклоняя голову то к одному, то к другому плечу, чтобы размять шею.       — Тогда ты, очевидно, не знаешь меня так хорошо, как думала, Паркинсон, — вздыхает он, и Гермиона впервые с любопытством смотрит на его предплечье.       Её сердце замирает в груди — у Драко Малфоя нет татуировки, скрывающей Тёмную метку, как у трёх других слизеринцев. Вот она, мрачная и зловещая, нетронутая на его предплечье, сделанная много лет назад, ещё до того, как он провалил свою миссию по убийству Дамблдора.       Очертания Метки пугают её, и она чувствует, как жёлчь поднимается из желудка к горлу. Почему она до сих пор на нём? Почему он не перекрыл её, как все остальные? Впервые за долгое время в Гермионе пробуждается ледяной страх. Она защищала его на суде, убедила Визенгамот сократить срок его заключения, что он не Пожиратель смерти. Почему он единственный из них сохранил Метку?       — Никого больше не раздражает, что Грейнджер сейчас беззаботно сидит с нами в баре, явно пьяная, и до сих пор не попыталась нас заколдовать? — спрашивает Малфой. Блейз бросает на Гермиону извиняющийся взгляд и поднимает руку, чтобы обхватить Драко за плечи.       — Гермиона пришла ко мне, чтобы сделать тату, — объясняет Блейз и кивает Гермионе, чтобы та показала свою новую татуировку. В сотый раз за этот вечер она поднимает руку, чтобы показать Малфою веточку розмарина, прикрывающую её шрам, и лицо Драко застывает.       Его выражение не поддаётся прочтению, но оно колеблется где-то между удивлением и неверием, и определённо ближе к дискомфорту. В конце концов, это произошло в Малфой-мэноре, пока он наблюдал за происходящим.       — Я никогда не подозревал, что ты любишь татуировки, Грейнджер, — произносит он, глядя на неё светло-серыми глазами.       — Я бы сказала то же самое о тебе до шестого курса, — отвечает она и тут же жалеет об этом. Может быть, огневиски не был хорошей идеей, в конце концов.       Она наблюдает, как в нём поднимается гнев, как багровеет его шея и скулы, как пульсируют мышцы челюсти, когда он стискивает зубы и прищуривает глаза. Она узнала в его взгляде огонь, которого не видела уже давно. Гермиона порицает себя за то, что подлила в огонь горючего, которое его распалило.       — Ты ничего обо мне не знаешь, зубрила Грейнджер, — выплёвывает он, наклоняясь вперёд и угрожающе глядя на девушку. — И я напомню тебе, что ты решила явиться на моё слушание и защищать меня. Ты решила рассказать суду о своём гриффиндорском прощении. Это ты умоляла их увидеть во мне нечто большее, чем Пожирателя смерти. Я никогда не просил тебя об этом.       Его руки сжались в кулаки на столе, дыхание внезапно стало неровным, а грудь начала быстро вздыматься и опадать.       — Наверное, мне стоит уйти, — говорит она почти шёпотом и ставит своё недопитое сливочное пиво на стол. Стакан стучит о дерево, когда её рука трясётся.       — Музыка для моих ушей, — фыркает он. Гермиона встаёт и пытается оставаться безразличной, оглядывая группу слизеринцев. Дафна молчит, опустив глаза на стол. Адриан и Блейз бросают на Драко сердитые взгляды и виновато переглядываются с Гермионой, а Тео не отводит взгляда от своих коленей, как бы избегая стычки, и поднимает брови.       — Спасибо за выпивку, Адриан, — спокойно улыбается она ему, и он одаривает её очаровательной улыбкой, салютуя двумя пальцами. — Всё было замечательно, — говорит она им, оглядывая каждого и наблюдая, как Драко смотрит на свои колени. — Блейз, — кивает она, и он мягко отвечает ей. Гермиона поворачивается на пятках, стараясь вести себя как можно благоразумнее и держать голову высоко поднятой. Она смотрит на девушку Драко, лежащую в вертикальном положении на мягком сиденье, и останавливается на пороге, снова поворачиваясь к блондину и приподнимая бровь.       — Тебе лучше забрать свою игрушку домой, Малфой, пока её не вырвало.       Она не смотрит на его реакцию, а только поворачивается назад, ноги сами несут её к друзьям, почти с сожалением. Она чувствует на себе его взгляд, когда исчезает в толпе.