ID работы: 11613398

Rosemary for Remembrance / Розмарин на память

Гет
Перевод
NC-17
Завершён
2393
переводчик
drink_floyd бета
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
358 страниц, 26 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
2393 Нравится 301 Отзывы 1198 В сборник Скачать

Глава 6

Настройки текста
      Мне следовало быть добрее к нему.       Эта безумная, неправильная мысль мучает Гермиону субботним утром, наравне с ужасным похмельем от выпитого виски, которое никак не проходит.       Ирония в том, что она корит себя за то, что не проявила должной вежливости к Драко Малфою.       Он невыносимо надоедлив, груб, и, похоже, его главная цель — постоянно её чем-то донимать. И всё же Гермиона не может избавиться от мысли, что это она зашла слишком далеко той ночью, а не наоборот. Он явно пребывал в плохом настроении и воздерживался от привычных язвительных замечаний в её адрес.       Ей пришлось напомнить себе, что, каким бы ужасным он ни был, его отца недавно не стало. Гермиона не представляет, в каком душевном состоянии он находится, но, если бы постоянные мешки под глазами о чём-то говорили ей, так это несомненно о том, что он был так же потерян, как и она.       После его ухода в ней зародилась тревога, что её появление и их мелкая ссора подтолкнули его сбежать. Блейз убедил её, что дело не в этом, — утром он должен навестить свою мать в Азкабане, и ему всё равно пришлось бы уйти. Гермиону не покидает ощущение, что она переборщила. Его самолюбие уже пострадало от их ссоры в начале дня, и, похоже, мириться с ней Малфой не собирался.       Остаток ночи она провела со слизеринцами, с восхищением наблюдая за их общением друг с другом. К её ужасу, компания друзей поразительно походила на её собственную, словно отражение их самих в альтернативной вселенной.       Блейз, честный и рассудительный лидер группы, напоминал Гермионе Гарри. Правда, он отличался большей логикой, чем Поттер, меньше руководствовался эмоциями и чаще разумом, но они были схожи в своей естественной лидерской натуре и готовности пойти на всё ради своих друзей. Он был прост в общении, отзывчив и никогда не осуждал.       Адриан, само собой, шутил, как и Рон. Легкомысленный, умеющий веселиться и способный скрасить настроение. Он отличался ярким характером; не боялся, слыл дамским угодником, и его чувство юмора отличалось от шуток Рона. Но и Пьюси, и Уизли несли в себе силу, заключающуюся в умении заботиться о других. С ним, как и с Рональдом, было легко разговаривать, и благодаря слизеринцу Гермиона свободно общалась с остальными ребятами.       С Тео было сложнее. Он напоминал Дина Томаса своей спокойной, сдержанной манерой поведения. Говорил не торопясь, внимательно слушал. Но в его сущности присутствовало нечто истинно слизеринское; жёсткий, устрашающий панцирь, расколоть который, как догадалась Гермиона, удалось лишь немногим. Он был серьёзным, но по большей части добрым и довольствовался обществом своих друзей, не стремясь быть в центре внимания. Нотт наверняка осознавал собственную привлекательность, но, похоже, этим не пользовался. Самолюбие было не в его духе. Он казался загадочным, и Грейнджер пришла к выводу, что ей понадобится не одна ночь, чтобы постичь, что лежит в основе личности Тео.       Дафна и Полумна могли бы быть сёстрами в другой жизни. Как и Луна, Дафна оказалась милой и скромной, хоть и была гораздо молчаливее, чем когтевранка, и совсем не склонной разглагольствовать о нарглах. Ей также недоставало мечтательного, ошарашенного взгляда, свойственного Лавгуд. Дафна и Адриан были удивительной парой и абсолютно разными по характеру, но Гермиона считала, что они определяют фразу «противоположности притягиваются». Гринграсс выглядела очарованной обаянием Пьюси, и его преданность по отношению к ней была абсолютно взаимной. Она вела себя сдержанно, мило смеялась над шутками Гермионы и пробуждала лучшие качества в Паркинсон, что было нелегко.       Пэнси с её отношением к жизни с позиции непримиримости напоминала Джинни. Она вела себя не так беззаботно, определённо была не настолько склонна к доброте, и, в отличие от Уизли, её волновало мнение окружающих людей. Паркинсон была популярна в школе и больше других переживала, что стала изгоем в обществе. В её поведении прослеживалась врождённая резкость, которая была следствием того, что девушка выросла среди парней Слизерина. Ей пришлось научиться противостоять мальчишеским дразнилкам, и это укрепило её характер. Она была остроумна, пусть и не так, как Малфой, и уверена в себе так, как Гермиона никогда не была.       Малфой оставался по-прежнему недоступным для растущего любопытства Грейнджер, но с каждым разом интриговал всё больше.       В некоторых отношениях было очевидно, что он уже не тот ужасный мальчик, каким был в школе. И всё же неприязнь к Гермионе оставалась очевидной, оставляя её гадать о его настоящем отношении к ней, не считая статуса крови и их соперничества в детстве. Возможно, у них и правда не было ничего общего, хотя она находила в нём слишком много сходства с собой, чтобы верить в это. Каким-то странным, безумным образом Драко напоминал её саму в компании друзей. Умный, логичный, упрямый, неумолимый. Понимание этого не давало покоя, и для Гермионы появилось ещё больше поводов продолжать думать о нём.       Если она понятия не имела, кем стала после войны, как она узнает, что за человек Драко Малфой?       Живоглот, что неудивительно, ничем не помог Гермионе в попытке разобраться в этом вопросе.       — Что ты думаешь, Глотик? — размышляла она в субботу вечером, усевшись у камина. В одной руке Грейнджер держала книгу по реконструкции зданий, а другой гладила оранжевую шерсть кота. Он только моргал большими жёлтыми глазами, мурлыча от тепла её ладони.       В воскресенье Гермиона встретилась с Минервой МакГонагалл за чаем в Косом переулке. Она стала для гриффиндорки кем-то вроде родителя и друга, хотя та редко делилась со старой ведьмой своим душевным состоянием или подробностями личной жизни. Они говорили о работе Невилла, о книгах, которые читали, об успехах Гарри и Рона, о новом поколении учеников Хогвартса, которых профессор курировала.       Каждый месяц они вдвоём возлагали цветы на могилы погибших в войне. Для Гермионы это стало крайне трудной и одновременно необходимой задачей.       Новое место захоронения располагалось недалеко от Хогсмида, и благодаря талантам Невилла, профессора Стебель, скончавшейся через несколько месяцев, и избранной группы студентов здесь появился прекрасный сад с фруктовыми деревьями, цветами и небольшим фонтаном, возведённым в центре. Фонтан служил мемориалом: на камне были высечены имена тех, кто погиб.       Сегодня они сидели и пили чай вместе, пока Гермиона рассказывала профессору о книжном магазине.       — Признаться, я не ожидала этого, — говорит Минерва, глядя на Гермиону сквозь очки. — Но и не скажу, что удивлена.       — Вы не удивлены? — спрашивает она, слегка сведя брови. Минерва трясущимися руками ставит фарфоровую чашку на блюдце.       — Это было безусловно… неожиданно. Но с каких пор Гермиона Грейнджер делает только то, что ожидают от неё другие?       В глазах женщины мелькает искорка, пока она оценивающе смотрит на Гермиону и подносит чашку к губам, делая изящный глоток.       Больше всего она боялась разочаровать Минерву. Именно она разглядела в Гермионе сильные стороны как ученицы; помогла посещать больше занятий, чем было возможно, добившись разрешения использовать Маховик времени. МакГонагалл направляла Гермиону как в академическом отношении, так и в качестве наставника все годы учёбы в Хогвартсе, и несомненно ожидала, что она станет Министром магии или целителем. Но уж точно не того, что Грейнджер купит старый разрушенный книжный с целью его ремонта.       — Думаю… магазин бросает мне вызов, в чём я сейчас очень нуждаюсь, — признаётся Гермиона. — Впереди целая жизнь, чтобы успеть заняться всем остальным.       Признание в этом похоже на предательство. Она выжила в войне и получила время, чтобы сделать выбор и передумать. Остальные… Фред, Колин, Лаванда… у них больше не будет шанса выбирать и пробовать снова, если они облажаются. Не поступает ли Гермиона несправедливо по отношению к ним?       — А что, если этот магазин — ваше будущее? — спрашивает Минерва, слегка наклонив голову. Она на мгновение поджимает губы, прежде чем продолжить. — Я вижу вас управляющей книжным магазином. Дающей будущим студентам Хогвартса инструменты, необходимые для получения знаний. Может быть, вы даже напишете свою собственную книгу. У вас могут быть увлечения.       Гермиона резко поднимает голову. Она не задумывалась о написании собственной книги. Когда она была младше, то притворялась Батильдой Бэгшот в своей спальне, делая вид, что подписывает копии книги «История Хогвартса» для фанатов. Но во взрослой жизни ей и в голову не приходило, что она может этим заниматься, что у неё может получиться.       — Наверное, — кивает Гермиона, задумчиво помешивая чай. — Полагаю, вы правы… о соответствии чужим ожиданиям. Мне кажется, я чувствовала давление со стороны каждого. Они будто сгорали от нетерпения увидеть, что будет делать героиня войны Гермиона Грейнджер дальше. Не хочу, чтобы мой выбор и моё счастье были предопределены чужими предположениями.       Женщина понимающе улыбается, ставит чашку с блюдцем на место и протягивает Гермионе руку.       — И с чего бы это? Выбор за вами, мисс Грейнджер, и ни за кем другим. У меня такое чувство, что, если бы вы забрали у них палочки и протянули молотки, они бы увидели, что вы выбрали вовсе не лёгкий путь.       Гермиона не рассказала ей о Малфое и остальных слизеринцах — решила, что никто, даже Минерва МакГонагалл, не объяснит внезапную тягу, испытываемую ею к ним. Они коротко поговорили о смерти Люциуса Малфоя и о повстанческой группировке в Уэльсе. Минерва передала ей письмо от Невилла, которое чуть не довело Гермиону до слёз. Ей стало стыдно, что она так давно не общалась с ним, и она дала себе слово прочитать письмо и ответить, как только вернётся домой.       После чаепития они разошлись, и Гермиона пообещала, что передаст от неё привет Рону и Гарри. Вернувшись в квартиру, она с жадностью вскрывает письмо Невилла и, вчитываясь, оказывается в луже слёз.       «Дорогая Гермиона,       Прости, что так давно не писал тебе — первый месяц преподавания в Хогвартсе выдался немного сумасшедшим. Я проверяю себя на прочность и пытаюсь понять, как быть преподавателем, а не учеником. Забавно, но я постоянно высматриваю каждого из вас, когда сворачиваю в коридор или захожу в Большой зал. Сидеть за столом профессоров круче, чем я думал. Сверху видно всех, и мне интересно, сколько же наших проделок видел Дамблдор без нашего ведома.       Мне нравится преподавать травологию, хотя зачастую мне хочется поговорить об этом с Помоной. С профессором Стебель, я имею в виду. Не знаю, поддерживали ли вы с ней связь до её смерти. Порой я сомневаюсь в том, что преподаю, и подумываю послать ей сову, прежде чем осознаю это. Но я всё равно нахожу ответ, так или иначе. Я спрашиваю себя: «Что бы сделала Гермиона Грейнджер?», и обычно это заканчивается тем, что я иду в библиотеку и ищу информацию в книге. Это довольно надёжный подход — я понимаю, почему ты его так любишь.       Поздравляю с покупкой «Флориш и Блоттс»! Гарри рассказал мне о магазине, когда заглянул в гости на прошлой неделе. Работать без магии, наверное, очень сложно. В первую неделю половина студентов пришли не с теми учебниками, потому что им пришлось идти за ними в другой магазин. Будет здорово, когда ты наладишь работу, это было лучшее место для приобретения книг из школьной программы. Возможно, я пришлю растение на открытие, для украшения. Мне придётся избавиться от всех кусачих листьев, чтобы ты могла спокойно держать его в магазине. Я постараюсь навестить тебя как можно скорее. Теперь, когда наступил октябрь, мы планируем праздник в канун дня всех святых, и я выращиваю особый сорт тыкв, превращающихся в фонари и строящих страшные рожицы, если мимо них пройти. Пока много проб и ошибок.       Я очень надеюсь, что у тебя всё хорошо, Гермиона. Ты заслуживаешь этого. Напиши мне, если получится, хорошо?       Всего наилучшего.       Невилл.»       Она вытирает слёзы радости и печали и прижимает письмо к груди, представляет себе Невилла, преподающего травологию в Хогвартсе и сидящего за столом профессоров. Она так рада за него: он сыграл важную роль в войне ещё на седьмом курсе Хогвартса, возглавив отряд Дамблдора во время господства близнецов Кэрроу. Ему пришлось нелегко, и она довольна, что он счастлив.       Гермиона сильно устала от слёз и встречи с Минервой, но написала Невиллу короткое ответное письмо с просьбой зайти в гости в любое время и отправила его совой. Ей так хотелось сказать ему, что она навестит его в Хогвартсе, но она не уверена, сможет ли справиться с возвращением туда. Она не может даже побывать в Норе, не утопив себя в огневиски по возвращении домой. А вернуться в Хогвартс… она не представляет, что может произойти.       Этой ночью Гермионе снится Батильда Бэгшот. Не очень приятный сон о том времени, когда она была одержима Нагайной в Годриковой впадине.       Во сне Гермиона снова в доме Батильды, только Гарри с ней нет. Девушка осторожно идёт по коридору, стараясь дышать спокойно и тихо, несмотря на зловоние смерти и гнили. Вокруг кромешная темнота, и она различает лишь слабый свет от собственного Люмоса. Её тело липкое и потное, как у Гарри во время видений Волдеморта. И вдруг, словно свеча, Люмос гаснет. Из-за абсолютной черноты вокруг её сердце громко — слишком громко — бьётся в груди, а дыхание становится неровным и неконтролируемым.       Затем она чувствует чьё-то присутствие за спиной. Запах разложения, старой крови и плоти. Оно начинает душить её — Гермиона задыхается, хватаясь за горло. Она ощущает холодное дыхание на шее, руки на коже, и это существо медленно обходит её, становясь лицом к лицу. Медленно, неспешно, словно выжидая, пока высохнет краска, пальцы скользят по рукам и плечам Гермионы, по её коже пробегает морозный воздух, покрывая мурашками. Она плачет, задыхаясь и отплёвываясь. Её глаза постепенно привыкают к окружающей темноте, и она видит тени, очертания, полупрозрачные, но различимые, в гостиной дома. И тут в поле её зрения наконец появляется осунувшееся лицо Батильды Бэгшот, точно такое же, как в ту ночь в канун Рождества. Её глаза белые и затуманенные катарактой, а кожа лица словно плавится. Гниющее мясо. Отсюда и запах — Гермиона чувствует его, исходящий от трясущейся женщины. По её щекам текут слёзы, и она понимает, что не в силах пошевелиться, не в силах говорить, а Батильда снова приближается к ней, так близко, что они почти соприкасаются.       Биение в груди усиливается, рвотные позывы не поддаются контролю, а затем она видит змеиный язык, высунувшийся и облизывающий губы женщины. Гермиона чувствует холодный ужас и сосредоточивается на нём. Мёртвые глаза Батильды обводят её лицо, и она пытается закричать, убежать, применить магию с помощью палочки. Ничего не помогает.       Затем, когда ужас берёт верх, Батильда замирает и с быстротой гадюки широко раскрывает пасть, неимоверно растягивая её и показывая ряд острых, змеиных зубов. Гермиона просыпается в тот момент, когда пасть обрушивается вниз, заглатывая её целиком.

***

      Тепло ванны не помогает унять холод и липкость, которые испытывает Гермиона, проснувшись ото сна. Она спускает воду и наливает новую, горячую, возможно, слишком горячую, поскольку её кожа ярко-красная и покалывает.       Прошло два года с тех пор, как Гермиона и Гарри сразились с Нагайной в Годриковой впадине, но это событие до сих пор остаётся одним из самых тяжёлых воспоминаний. Она наблюдала, как он поднимается по лестнице наедине с женщиной, не имея возможности последовать за ним. Она вбежала, услышав его крики, и попыталась аппарировать прочь. Сломала палочку Гарри. В ту ночь Гермиона испытала чувство безнадёжности, которое часто возвращалось, сколько бы раз она ни напоминала себе, что Нагайна и Волдеморт мертвы, а война окончена.       Гермиона просидела в ванне до самого утра, то и дело наполняя её горячей водой, пока ей не стало казаться, что кожа вот-вот отслоится от жара, а пальцы напоминали сморщенные изюминки. И наконец, в обычный час пробуждения она сливает воду и выходит, обернув тело полотенцем и приступая к повседневным делам.       Какой замечательный день для начала понедельника, думает она, переодеваясь в обычную маггловскую одежду, в которой ходит в магазин — ту, которую она не боится испортить.       За завтраком она только перекусывает, хотя выпивает дополнительную чашку чая, чтобы восполнить тепло внутри и на коже. Живоглот наслаждается едой и терпит повышенное внимание и ласку, проявляемые ею только для того, чтобы утешиться. Ей кажется, что и он уже начинает уставать от перепадов настроения Гермионы.       Она собирает вещи, книги, перчатки и кое-что на обед и складывает их в свою сумку из бисера, после чего напоследок чешет кота за ушами и аппарирует в Косой переулок.       Вчера она слишком отвлеклась на встречу с Минервой, письмо Невилла и пробуждение после ужасного кошмара, поэтому совсем забыла об ультиматуме, предъявленном Малфою.       Она вспоминает об этом, когда подходит к магазину и застаёт его в дверях, прислонившегося к косяку со скрещенными на груди руками и выглядящего таким же сонным, как и в пятницу ночью.       Гермиона замирает на месте, её глаза слегка расширяются от удивления, когда его взгляд останавливается на ней.       В течение какого-то момента они молчат, пока она обдумывает его появление на пороге магазина; в его взгляде сквозит что-то чужое, отчаянное. В нём и уязвимость, и отрицание, и мольба о пощаде, и готовность к схватке. Гермиона догадывается, что он думает, что сейчас она выскажет ему это в лицо — он пришёл сюда, а значит, согласился работать на неё. Он готов напасть, как только она нанесёт удар, защищаться, если она начнёт насмехаться за его уступчивость.       Драко в отчаянии ждет её слов, ведь он использовал всю свою уязвимость, просто появившись здесь. Он застыл в ожидании, как птица, готовая к полёту или драке. Всегда в обороне. Она считает, что если выскажет всё, чего он ждёт, то он уйдёт. И по какой-то причине ей отчаянно хочется удержать его; закрыть дверцы его птичьей клетки и любоваться им, прекрасным и подвластным ей на своём насесте.       — Привет, — выдыхает она.       Он поставил её перед выбором, перед собственным ультиматумом. И она решает оставить его.       — Привет.       Он кивает, его взгляд всё ещё молящий, всё ещё обеспокоенный. Она старается держать своё лицо максимально бесстрастным. Она не хочет отпугнуть его. Чувство вины, охватившее её после пятницы, за излишнюю суровость по отношению к нему снова закрадывается в душу. Она может быть вежливой. Она может.       — Ты рано, — говорит Гермиона, её голос тихий и спокойный, лишённый всякой экспрессии — ни надежды на то, что он останется, ни интонации, способной заставить его уйти. Она шагает вперёд, поднося палочку к двери и отпирая её. Он заслоняет собой ручку, поэтому отходит в сторону, становясь рядом с ней и засовывая руки в карманы мантии.       Гермиона толкает дверь, подавшись вперёд и даже не смея взглянуть на него. Он на секунду замолкает, удивлённый тем, что она не принялась тыкать ему в лицо появлением здесь.       — Я не очень… Я плохо сплю.       В его голосе столько же спокойствия и осторожности, сколько и в её; как будто они оба ходят на цыпочках вокруг мины, которая непременно взорвётся, если не быть осторожными. Они заходят в магазин, Гермиона закрывает дверь и встречается с его серыми и настороженными глазами.       — Значит, теперь нас двое, — говорит она, сохраняя спокойствие и внимательность.       Он выглядит очень неловко, его высокая, стройная фигура будто разваливается на части. Он рассматривает её лицо, обращая внимание на сонные глаза и пепельный цвет лица. Утром она сама видела это в зеркале.       — Послушай, Малфой… — начинает Гермиона, нарушая молчание. В конце концов, она должна что-то сказать, если он пришёл сюда работать. Он прерывает её.       — Всего несколько месяцев, — говорит он оборонительным тоном, прежде чем сглотнуть. Он выпрямляет осанку и сжимает губы в тонкую линию. — Я буду приходить и делать вид, что занят, и тебе не придётся мне платить.       Гермиона пытается ответить, но он снова обрывает её на полуслове, предупреждающе сверкнув глазами.       — Я не… Мне просто нужно выполнить то, что предписывает испытательный срок, и я исчезну. Нам не нужно об этом говорить, и я клянусь, если ты бросишь мне это в лицо…       — Малфой, — на этот раз она прерывает его, видя как он угрожающе насупился и нацепил свою обычную усмешку. — Я не стану. Это всего лишь на четыре месяца.       Драко пристально смотрит на неё, и Гермиона понимает, что он ей не доверяет. Она знает это, потому что теперь слово за ней — у неё есть шанс воспользоваться этим как оружием. Рассказать друзьям, пошутить, что он работает на неё, бросить ему это в лицо, как только они поссорятся в следующий раз. Он пытается решить, стоит ли рисковать. Ей не по себе от того, как сильно он боится её в этот момент. Она решает, что сейчас самое время растопить лёд и перевернуть ситуацию.       — Мне жаль. Кажется, я зашла слишком далеко в пятницу, дразня тебя, хотя я знаю, что тебе пришлось пережить…       — Мерлин, Грейнджер, неужели гриффиндорцы всегда за всё извиняются? — рычит он, раздражённо откидывая голову назад. Она ощущает знакомый огонёк злости внутри себя, но тушит его. — Я не обижен на твои надоедливые, тупые уколы в мой адрес, так что можешь оставить слова извинения при себе.       — Я не… — пытается протестовать Гермиона, но Малфой подходит к ней, сокращая расстояние между ними до одного метра, и хмуро смотрит на неё. Она рефлекторно отступает назад, хотя лучше бы этого не делала. Она не должна показывать, что боится его.       — Вряд ли ты знаток по части оскорблений, Грейнджер. Я бы показал тебе, что значит перейти черту, если хочешь, но, полагаю, ты убежишь отсюда в слезах. Оставь это.       В его тоне слышится предупреждение и укор, а его взгляд холоден и непреклонен. Она сдерживает поток слов на языке и устремляет на него взгляд, а он на неё. Гермиона так хотела извиниться, а он выставил это как злодейский поступок, хотя она подозревает, что это больше связано с его эго.       — Ладно, — решительно произносит она, опуская глаза к полу, заведомо выражая ему покорность. Если продолжить эту тему, можно привести в действие вышеупомянутую бомбу, а Гермиона считает, что сейчас слишком рано затевать новую ссору. Он коротко кивает в знак согласия и поворачивается, направляясь к входной двери.       — Куда ты идёшь? — спрашивает она в недоумении, опасаясь, что каким-то образом всё же спугнула его. Он останавливается и встречается с ней взглядом, при этом уголок его рта подёргивается вверх в ответ на её очевидное недовольство. Это первая вспышка гнева, появившаяся на его лице этим утром.       — Я собираюсь принести нам кофе, Грейнджер, — отвечает он сердитым и почти взбешённым тоном. — Я уже успел обо всём пожалеть, а сейчас только восемь утра, поэтому извини меня, мне нужно отлучиться и немного успокоиться. Я скоро вернусь.       Он говорит так прямолинейно и без тени злобы, что Гермиона отпускает его без лишних слов. Она решает предоставить ему столько пространства, сколько ему нужно, если он намерен остаться, и она не откажется от кофеина прямо сейчас, если учесть, насколько измотанной чувствует себя после паршивого сна прошлой ночью.       Она удивляется, когда он возвращается через пятнадцать минут с двумя порциями кофе в одноразовых стаканчиках. Часть её ожидала, что он передумает и сбежит. Она старается скрыть самодовольное выражение лица, когда он протягивает ей согревающий напиток.       — Теперь мы ничего друг другу не должны, — говорит он, когда она берёт кофе из его рук. Она задерживает взгляд на чётких, симметричных линиях его лица и спадающей на лоб пряди белокурых волос. — Я вернул выпитый мной кофе, а ты дала мне работу. Мы в расчёте.       Гермиона кивает, и на её губы закрадывается улыбка, пока она подносит стаканчик к губам. Когда он замечает это, его рот недовольно кривится. Он протягивает руку, и прежде чем Гермиона успевает сделать глоток, он хватает её за запястье, останавливая на полпути и сужая глаза. Он словно щёлкнул выключатель; напомнил себе, каким холодным и ужасным должен быть. Он наклоняется вперёд, вглядываясь в её глаза.       — Позволь мне всё прояснить, Грейнджер, — говорит он низким шёпотом, от которого волосы встают дыбом. Она застывает на месте, ожидая его следующих слов. Его хватка на её запястье угрожающе крепнет, а большой палец вдавливается в кость запястья до тупой боли.       — Мы не друзья. Мы квиты, но мы не приятели и даже не знакомые. Ты подписываешь мои бумаги, я делаю кое-какую работу, мы прощаемся. Больше ничего. Я постараюсь не быть полным придурком, а ты попробуй сдерживать свою малоприятную болтливость. И больше никаких одолжений друг другу. Понятно?       Она сглатывает, боль в запястье усиливается до тупой пульсации, пока она всматривается в его глаза. Они кажутся пустыми, поверхностными, но всё же пронзительными и предостерегающими. Словно он старательно отгонял от себя все эмоции, все уязвимые зоны, способные выдать его. Она быстро кивает, пытаясь скрыть своё разочарование от его слов, как от него, так и от себя.       — Хорошо, — отвечает она, и он отпускает её запястье, удовлетворённый ответом. Он отходит в сторону и берёт со стойки стаканчик, подходит к мягкому креслу и усаживается в него, делая глоток.       Гермиона тяжело выдыхает и пьёт кофе. Он чёрный — не такой, как она любит, и она шумно давится им. Он даже не поинтересовался, какой кофе она любит, хотя она не удивлена.       — Что-то не так, Грейнджер? — ухмыляется он, наблюдая за ней с лукавым блеском в глазах. Она выпрямляет спину и поворачивается, переводя взгляд на него.       Поставив стакан обратно на стойку, Гермиона подходит к нему и наклоняется, опираясь рукой на подлокотник кресла и встречаясь с ним взглядом. Она вплотную склоняется к его уху, как он обычно делал с ней, и шепчет.       — Да, — начинает она, и чувствует, как напрягается его тело рядом с её — в точности как она хотела. — К твоему сведению на будущее, Малфой, я пью кофе со сливками и сахаром.       На прошлой неделе он сказал ей то же самое, и она выдохнула эту фразу тошнотворно сладким, дразнящим голосом, с замиранием сердца наслаждаясь тем, что отплатила ему той же монетой. Она отстраняется, даря ему притворно милую улыбку и невинно моргая ресницами, прежде чем оттолкнуться от кресла и отойти, чтобы достать из сумки свои вещи.

***

      Гермиона довольно быстро понимает, что сносить стены здания гораздо проще, когда рядом есть человек, готовый помочь.       Она учит Малфоя отрывать стену от каркаса, выдёргивая гвозди и отдирая полуразрушенную древесину руками в перчатках. Он нехотя следует её примеру, отходя как можно дальше от неё и приступая к работе с противоположной стороны стены. Драко отказывается надевать перчатки, несмотря на её предупреждения об опасности порезать руки. Он также не надевает каску, утверждая, как нелепо она выглядит в своей.       — Как она держится на твоих волосах, я не пойму, — усмехался он, рассматривая её кудри, торчащие из-под ремешка, поскольку волосы были убраны под жёсткий пластик.       — Думаю, в твоей черепной коробке не так много того, что стоит беречь, — поддразнивала она, пристально глядя на его голову. Он посмотрел на неё, а затем вернулся к работе. Она подумала, что будет лучше ограничиться двумя оскорблениями в день, в зависимости от того, насколько ужасно Малфой вёл себя по отношению к ней.       Он стремительно справлялся со своей работой, но каждый раз, когда Драко отрывал кусок стены, Гермиона вздрагивала. Из древесины выпирали гвозди, их острия были угрожающе острыми и располагались под разными углами, что могло запросто повредить кожу. К её облегчению, он отделался лишь незначительными царапинами. Она задумывалась о том, предусмотрена ли у волшебников страховка для работников, и сделала себе пометку посоветоваться с Кингсли и узнать, какие меры предосторожности ей следует предпринять.       Большую часть дня они работали в тишине, доносился лишь шум отрываемого от стены и падающего на пол дерева. Во второй половине дня мистер Бимбл прислал сову с бумагами, в которых излагались все условия испытательного срока Малфоя, касающиеся его работы.       Похоже, ей придётся ему чем-то платить, что было вполне логично, хотя она не была уверена, какую сумму сможет выделить ему. Гермиона думала только о том, сколько денег ей понадобится на ремонт и содержание магазина, пока он не откроется и не начнёт приносить доход. Она рассматривала возможность взять кредит, но решила подождать и проверить, насколько хватит средств, прежде чем принять какое-либо решение.       Во время чтения она слышала жалобное бормотание Малфоя о том, насколько ускорится дело с магией, и как нелепо, что он не мог использовать палочку. Она пыталась объяснить ему, что не хочет спешить; уклонялась от объяснений причин, и что в действительности она хотела предоставить себе время и отвлечься от собственной жизни. Он не задавал вопросов и предположил, что это способ помучить его, а не иная, более разумная причина.       Ей было неприятно признавать это, но Малфой был бесспорно привлекателен. Время от времени она замечала, как он оттаскивает кусок дерева от стены, как напрягаются мышцы его рук, а лицо приобретает сосредоточенность. Он то вытирал рукой бисеринки пота со лба, то откидывал волосы с лица. Он значительно вырос с их школьных времён; крепкий, но не слишком мускулистый; худощавый, но не слишком тощий; лицо точёное, угловатое, с правильной мягкостью; высокий, но не грузный, как Рон. И, конечно, его пронзительные серые глаза, которые раньше казались ей чересчур суровыми, а теперь напоминали разные приятные мелочи, такие как луна в телескопе, дым от свечи или гладкий мрамор статуи. Он очень красив, думает Гермиона, вопреки себе. Она никогда и никому не скажет об этом, но это и не секрет.       К концу дня первый этаж был практически доделан — совместными усилиями Гермионы и Малфоя оставался лишь небольшой участок в задней части.       В четыре часа пополудни Драко отбрасывает молоток, натягивает мантию и стремительно покидает магазин, едва взглянув на Гермиону. Она тяжело вздыхает, чувствуя напряжение, стресс и привычную боль в мышцах.       Она не совсем понимает, как ко всему этому относиться. Всё произошло так быстро: Малфой в магазине, его молчаливая мольба о пощаде, покупка кофе, а затем угрозы о природе их отношений. Он справился со своей работой без особых претензий и практически игнорировал её весь день. Это сбивало с толку, раздражало, и она не представляла, как со всем этим справиться.       Отчасти ей было обидно, что он был так непреклонен в том, что они не будут друзьями. Он откровенно ненавидел её в школе, предположительно не только за статус крови, так почему же она рассчитывала, что теперь всё будет по-другому?       И всё же она неоднократно проводила время с ним и его друзьями и старалась быть чуткой к их положению и дружелюбной по отношению ко всем. Она искренне наслаждалась их обществом, за исключением враждебного отношения с его стороны и со стороны Пэнси, и изо всех сил старалась влиться в их компанию, не слишком выделяясь. Неужели он настолько её невзлюбил, что предупредил, что совместная работа не подразумевает светские беседы и обеды, прослушивание музыки и подшучивание над их привычкой постоянно ссориться?       Было очевидно его желание разделить понятия «коллеги» и «знакомые», и мысли о таких мелочах, как вопрос «как прошёл день?» и разговоры о любимых десертах, оставались под запретом.       Больше всего она переживает из-за того, что ей не всё равно. Прежняя Гермиона стремилась бы избегать его общества и сосредоточиться на выполнении поставленной задачи. Сама мысль о разговоре с ним отпугнула бы, нервировала или пугала. Но в этом Малфое было что-то новое, интригующее. Она ещё сильнее возненавидела мысль о том, что ей даже нравится ссориться с ним. Это захватывающе и сложно, и ей приятно видеть выражение его лица, когда она бьёт по больному месту, почти так же сильно, как она ненавидит ощущения, когда он поступает так же с ней. Это похоже на игру в перетягивание каната, только без мозолей, и она подозревает, что если они будут избегать общения друг с другом, кроме разговоров о работе, в их будущем, скорее всего, возникнет больше разногласий. Они оба слишком упрямы, чтобы избежать этого.       Придя вечером домой, она падает на диван и долго лежит неподвижно, размышляя обо всём этом. Она решает, что у него должна быть ахиллесова пята; маленькая слабость, в которую она сможет протиснуться и наладить с ним отношения так, что он ничего не заметит. Это её новая миссия: найти общий язык с Малфоем.       Пока это её самая безумная идея.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.