Rosemary for Remembrance / Розмарин на память

      Малфой не появляется до конца недели. Гермиона не отправляет ему совы, даже не спрашивает о нём у Блейза. Она знает, что ему нужно время для размышлений, для самобичевания из-за поцелуя с магглорожденной ведьмой, которая сводит его с ума.       Если она свяжется с ним, то скорее навредит, чем поможет.       Поэтому она работает одна, продвигаясь медленнее, чем обычно, и пытаясь смонтировать стены и полки самостоятельно, не полагаясь на удивительные, но существенные умения Малфоя в маггловском столярном деле. Она переживает, что не успеет отделать магазин к празднику Дафны, но всё равно продолжает.       Когда мистер Бимбл приходит с еженедельной проверкой, Гермиона лжёт и говорит, что Малфой работал всю неделю, а выходной взял по личным причинам. Мужчина не задаёт никаких вопросов, просто ухмыляется Гермионе из-под своих огромных усов, делает пометки на листе пергамента и интересуется трудовой этикой Драко.       В пятницу вечером Гермионе снится очередной кошмар.       Больше всего её пугает запах. Кажется, что это не сон, а явь, слишком реалистичная, чтобы происходить только в её голове.       Мерзкая, гниющая плоть, мокрая собака, кисло-сладкий аромат, как у животного, извалявшегося в чем-то мёртвом. И кровь — металлическая и с запахом изо рта.       Фенрир Сивый.       В сновидении он снова прижимает её к себе в Лесу Дин, пока похитители сверяют список магглорождённых на предмет их имён.       — Пенелопа Кристал, — лжёт Гермиона, как и в действительности, много лет назад.       От Сивого исходит зловоние, и она делает всё возможное, чтобы её не стошнило. Он шепчет ей в уши страшные вещи, рассказывая о прошлых жертвах и о том, что он сделает с ней, если у него появится шанс. Его руки крепко сжимают её, до боли и синяков, и это почти невыносимо.       Затем из густого тумана в кроне деревьев появляется Драко. Он одет во всё чёрное, но без регалий Пожирателей смерти. Его глаза встречаются с глазами Гермионы, но лицо не выражает никаких эмоций.       — Малыш Малфой, — по-волчьи смеётся Сивый, крепче прижимаясь к Гермионе, демонстрируя свои права на неё. Она пытается окликнуть Драко, умоляет глазами помочь ей, сопротивляется в объятиях оборотня, стремясь вырваться и побежать к нему.       Но Малфой не двигается. Он стоит в стороне, за линией деревьев, и смотрит на неё, а в его глазах плещется раздумье. Он пытается принять решение. Он пытается сделать выбор.       Она кричит, вопит, вырывается от Фенрира, но тот удерживает её ещё крепче, ещё сильнее.       Малфой наблюдает за ней со страдальческим выражением лица, но его ноги остаются неподвижными. Когда на глазах Гермионы появляются слёзы, когда Сивый наклоняется к ней и его медное, гнилостное дыхание обдаёт лицо, когда он называет её «хорошенькой грязнокровкой», тогда Малфой медленно, неуверенно делает шаг к ней.       И тут она просыпается.       Она не может не плакать — не столько из-за кошмара, сколько от желания поговорить с кем-нибудь, найти утешение в чьих-нибудь объятиях.       Но проблема в том, что ей не хочется рассказывать о кошмарах ни Гарри, ни Рону, ни Джинни. Они бы сделали всё возможное, но они не понимают. Гарри бы сказал: «Это просто сон, Гермиона», потому что знает, каково это — переживать в своём сознании видения, которые становятся реальностью. Рон попытался бы, но не понял, в чём именно она нуждается. Он постарался бы отвлечь её едой или шутками. Джинни — лучший выбор из них троих, но она в отъезде и готовится к сегодняшней игре.       Гермиона знает, кому на самом деле хочет рассказать о своём сне.       «А те кошмары, которые тебе снятся, Грейнджер? Они похожи на мои, Грейнджер».       Малфой — единственный, кто точно знает, что она чувствует. И он чувствует то же самое. Ей нужна его суровая правда, его честность. Она хочет поговорить с ним о своих демонах, зная, что он понимает, что после войны всё уже никогда не будет как прежде.       Предчувствие потрясает — она хочет открыться Малфою. Она жаждет его утешения, хотя он ещё не дал ей этого. И тем не менее, он делает это по-своему странно. Он никогда не ходил на цыпочках вокруг правды, не допытывался, почему и как она изменилась после войны. Он был только самим собой, только рядом с ней, иногда тихим, иногда громким, но неизменным участником её жизни.       И она хочет его.       Ей вдруг захотелось огненного виски. Захотелось всё заглушить: все незнакомые новые чувства, кошмары, цикличность, с которой её мозг постоянно возвращается к прошлому, чтобы напомнить ей, что всё изменилось.       Она жаждет нормальной жизни.       Она жаждет вернуть людей, которых потеряла.       Она жаждет его.       И всё это слишком сложно.       В это же воскресенье они с Минервой посещают кладбище, чтобы возложить цветы своим близким.       Она плачет, кладя цветы на могилу Фреда, Лаванды, Сириуса, Тонкс, Ремуса, Колина и Грюма. Она позволяет Минерве обнять её и рыдает до тех пор, пока глаза не высыхают, пока изнеможение от всхлипов не берёт верх. Всё это время рука пожилой ведьмы успокаивающе гладит её по спине.       В тот вечер Гермиона ужинает в Норе и, придя туда, отыскивает Джорджа и заключает его в крепкие объятия. Она опускает голову ему на грудь и чувствует под щекой биение его сердца. Она старается не думать о том сердце, которое когда-то билось в его близнеце. Она говорит ему, что ей очень жаль — признаётся, как скучает по Фреду, и что без него всё уже никогда не будет как прежде. Ей не нужны слова.       Ему требуется секунда, но в итоге он обнимает её в ответ и целует в макушку. Когда она отстраняется, глаза Джорджа застилают слёзы, и он улыбается ей в знак благодарности. Это целый разговор, но никто из них так и не произнёс ни слова.       Этим вечером она больше не притворяется — не смеётся, если не хочет, не изображает улыбки, не делится историями о старых добрых временах.       Она наблюдает. Она слушает. Она позволяет себе быть благодарной за то, что эти люди живы, и что они всё ещё есть друг у друга. Гермиона благодарна за то, что у Рона осталась мать, которая заботится о нём и видит, как он взрослеет. Она благодарна, что Гарри обрёл семью, несмотря на потерю всех родственников, которые у него были. Она благодарна за то, что они празднуют выздоровление Рона.       — Ты сегодня какая-то грустная, Гермиона, — замечает он после ужина, и она слабо улыбается ему.       — Мне грустно, Рон.       Это правда. Это не пренебрежение её чувствами и не попытка скрыть свои страдания, осознавая, что они достались ценой счастья всех остальных.       — Почему? — мягко спрашивает Рон, придвигаясь ближе к ней на диване. Он обнимает её, и Гермиона принимает его утешение.       — Просто так, — говорит она, пожимая плечами.       Рон не отвечает, лишь притягивает её ближе и предлагает положить голову ему на плечо. И это то, что ей нужно в этот момент. Она позволяет себе быть счастливой и позволяет себе грустить.       Когда вечером она возвращается в свою квартиру, к её окну подлетает сова. Она выхватывает тонкий свиток из её лапок, и сердце начинает неистово биться.       Мисс Грейнджер,       Я рад сообщить вам, что Визенгамот и адвокат Нарциссы Малфой, мисс Бирман, пришли к соглашению и оговорили условия сделки по признанию вины миссис Малфой.       Я знаю, что связываюсь с вами с большим опозданием, но надеюсь, что завтра вы сможете навестить миссис Малфой в Азкабане. Если вы сначала встретитесь со мной в Министерстве завтра, то я буду сопровождать вас и по дороге обговорю с вами условия.       Поздравляю, Гермиона. Если всё получится, это сделает многих людей очень счастливыми.       Министр магии Кингсли Бруствер       Гермиона немедленно сообщает Кингсли, что она свободна, и отправляет ответ с совой. Это самый счастливый день за последние выходные, поэтому она принимает зелье сна без сновидений для лучшего самочувствия и хорошего отдыха перед предстоящим днём.       Проснувшись, Гермиона чувствует себя бодрой и взволнованной встречей с Нарциссой. Она одевается в свою самую красивую мантию и собирает волосы в низкий аккуратный пучок для придания им ухоженности.       Прежде чем отправиться в Министерство, она аппарирует в магазин. Время раннее, даже более раннее, чем обычно приходит Драко, поэтому она не рассчитывает его увидеть и оставляет на столе записку, надеясь, что он всё-таки придёт и увидит её.       Малфой,       Сегодня утром занимаюсь личными делами. Вернусь после обеда.              — Г.       Часть её думает, что записка может быть напрасной; что он не появится сегодня, а может, и никогда больше. Но она надеется. Они не виделись уже несколько дней, и, как бы ей ни было неприятно это признавать, она скучает по нему.       Из магазина она спешит в Министерство и встречает Кингсли возле его кабинета. Он просматривает с ней бумаги и объясняет её часть плана, в котором говорится, что Гермиона может и чего не может сказать Нарциссе. Она дважды перечитывает мелкий шрифт, убеждается, что ничего не упустила, и подписывает официальный документ в самом низу извилистым почерком.       — Ты готова, Гермиона? — спрашивает Кингсли с серьёзным лицом, мягко положив руку ей на плечо. Будучи Министром магии, Бруствер, вероятно, много раз бывал в Азкабане — чувствовал, как зло вытягивает всё тепло из окружающей атмосферы. Его взгляд предостерегает, но и поддерживает. Он знает, что Гермиона всё ещё хрупка и что путешествие в Азкабан определённо не станет каникулами. Её внутренности содрогаются при мысли о том, что она окажется в месте, где в настоящее время держат за решёткой всех Пожирателей смерти, но она всё равно кивает ему.       — Готова.       Кингсли кивает в ответ, и они вдвоём используют личный портключ, спрятанный в шкафу в углу его кабинета.       Они прибывают к входу для посетителей Азкабана, и Гермиона моментально чувствует холод и дрожь. Все стены выкрашены в белый цвет, только краска пожелтела и облупилась от влаги и времени.       Двое охранников-авроров регистрируют их, произнося около дюжины заклинаний для обнаружения оборотного зелья, на наличие колдовства, оружия и скрытых чар — многие из этих мер были относительно новыми, установленными после инцидента с Барти Краучем, которого, в конце концов, удалось обнаружить лишь несколько лет назад.       Другой сотрудник проверяет их личности с помощью заклинания подписи на крови и заполняет несколько страниц документов. Весь процесс чрезвычайно тщательный и излишний, но в то же время Гермиону немного успокаивает столь строгая охрана.       После того, как они оба были признаны безопасными, авроры забирают их палочки и запирают в защищённом от заклинаний ящике, откуда они смогут забрать их, когда будут уходить. Новый охранник, высокий долговязый мужчина, немного похожий на Дина Томаса, ведёт их в какой-то безлюдный зал ожидания. Кингсли останавливается перед Гермионой и осматривает её лицо в поисках любых признаков дискомфорта.       — Аврор проводит тебя отсюда в охраняемую комнату для посещений, где ты сможешь поговорить с госпожой Малфой. У тебя есть двадцать минут — говори быстро, и когда ты получишь устное заверение о её согласии на сделку о признании вины, мы сможем отправить документы, когда вернёмся в Министерство. Хорошо, Гермиона?       Подавив нервозность, она настраивается на встречу с матерью мужчины, с которым целовалась всего неделю назад, и женой человека, бывшего правой рукой Волдеморта, и, наконец, уверенно улыбается Кингсли.       Министр поручает охраннику проводить Гермиону, его взгляд устремляется на неё, когда стражник говорит ей следовать за ним. Он ведёт её по высокому узкому коридору с серыми цементными стенами, простирающимися над головой. Коридор настолько узок, что почти вызывает клаустрофобию, и Гермиона облегчённо вздыхает, когда конвоир останавливается перед металлической дверью и отпирает её с помощью заклинания.       Внутри за блестящим металлическим столом сидит Нарцисса Малфой, её взгляд обращается в сторону Гермионы, как только за девушкой закрывается дверь.       — Мисс Грейнджер. Должна признаться, я была очень удивлена, услышав, что вы, из всех людей, захотели меня навестить.       Первое, что Гермиона замечает в Нарциссе Малфой, это её осанка.       Женщина сидит невероятно ровно и изящно на металлической скамье, будто обедает с королевской семьей, а не находится в тюремной комнате для свиданий. Её руки аккуратно сложены одна на другую. Длинные, тонкие пальцы — женственная версия пальцев её сына, глаза — пронзительно-голубые, почти неприятно-голубые, и холодные, как лёд. Гермиона не уверена, как серые глаза Драко могут быть такими успокаивающими, когда цветные глаза его матери ощущаются настолько холодными. Длинные светлые волосы Нарциссы спадают ей на плечи, и, хотя она уже несколько месяцев находится в тюрьме, ей всё равно удаётся выглядеть ухоженной, такой же чистокровной ведьмой, какой она была, когда Гермиону пытали в её доме.       Грейнджер видит в ней черты Драко, но он резок там, где она мягка, и мужественен в том, в чём она женственна. Только когда Нарцисса мягко улыбается ей, Гермиона возвращается к реальности.       — Миссис Малфой. Надеюсь, я не причинила вам неудобств, попросив о визите.       Глаза Нарциссы опускаются на свободную скамью через стол от неё, и Гермиона напоминает себе, что должна двигаться.       Девушка пересекает маленькую комнату без окон и садится на скамью напротив женщины, чьи глаза, не отрываясь, изучают её лицо.       — Вовсе нет, дорогая. Но могу сказать, что мне было очень любопытно узнать, чем вы руководствовались. Нечасто ко мне приходят гости, помимо Драко или мисс Бирман.       Её голос ясный и мягкий, но такой же ледяной, как и глаза. Гермиона не уверена, должна ли она бояться эту женщину или же ей следует броситься в её объятия. Пока она размышляет об этом, приходит понимание, что эта особенность может оказаться отличным оружием — гипнотизирующая сладость, скрывающая укус змеи. В конце концов, в ней есть сходство с её сестрой Беллатрисой, что не позволяет Гермионе ослабить бдительность.       Но она также не может не видеть женщину, которая спасла жизнь Гарри и, возможно, помогла им выиграть войну.       Она видит мать человека, который ей небезразличен; человека, нуждающегося в той малой толике семьи, которая у него осталась.       — Именно поэтому я здесь, — начинает Гермиона, не сводя глаз со взрослой ведьмы через стол. — Не знаю, в курсе ли вы, миссис Малфой, но я тесно сотрудничаю с вашим сыном уже несколько месяцев. Он работает на меня в рамках своего испытательного срока.       В глазах Нарциссы не промелькнуло ни капли удивления или эмоций. Она лишь кивает головой и медленно моргает длинными ресницами.       — Он упоминал об этом, да. Но я полагаю, вы здесь не для того, чтобы сообщить мне о профессиональных навыках моего сына.       Уголок рта Нарциссы растягивается в ленивой ухмылке, и Гермиона чувствует, как к её щекам приливает кровь.       — Нет. Я здесь, чтобы помочь ему. И вам. По сути, это одно и то же.       — И как вы собираетесь это сделать, мисс Грейнджер? — натянуто произносит Нарцисса, сохраняя осанку. — Я наняла мисс Бирман для решения вопросов, связанных с моим приговором — вы, вероятно, знаете, что, несмотря на её выдающийся талант в области магического права, до сих пор её попытки были безуспешными.       Гермиона кивает, спрятав дрожащие руки под стол и сжав их в кулаки, как бы сдавливая нервы.       — Да. То есть, я знаю о текущем статусе вашего приговора. Но я думаю, что мы могли бы помочь друг другу, если вы доверитесь мне. Это главное. Чтобы всё получилось, мы должны доверять друг другу.       Гермиона сглатывает, пока Нарцисса оценивающе смотрит на неё, её губы вытягиваются в прямую линию, глаза слегка сужаются, по мере того как она анализирует Гермиону.       — И как вы собираетесь это сделать, мисс Грейнджер? Сама природа наших предыдущих встреч наверняка отбила у вас желание доверять мне когда-либо снова.       — Я доверилась вашему сыну. После всего, чему он подверг меня и моих друзей в школе, я простила и доверилась ему. Я бы хотела предложить то же самое вам, если вы согласитесь.       Лицо Нарциссы смягчается, расслабляясь на глазах Гермионы.       — Очень хорошо. И почему я должна доверять вам, мисс Грейнджер? Если вы ждёте, что это случится из-за вашего факультета или Ордена Мерлина, полученного вами, то можете быть уверены — этого недостаточно, — говорит Нарцисса, при этом её тон нельзя назвать грубым или язвительным.       — Наверное, я не назову вам веской причины, — пожимает плечами Гермиона, играя подолом своей мантии под столом. — Я могу только сказать, что делаю это ради Драко. Не ради искупления, не ради прощения или притязаний на звание героини войны… а потому что я убеждена, что вы нужны вашему сыну. И я верю, что действия вашего мужа не должны определять вас. Мне жаль, что не могу назвать других причин. Но это и есть доверие, я полагаю. Выстрел вслепую. Предчувствие. Я доверюсь вам и надеюсь, что вы попытаетесь рискнуть, если потребуется.       Гермиона смотрит, как Нарцисса улыбается — настоящей, искренней улыбкой, которую она однажды уже наблюдала на лице Драко.       — Он говорил, что ты умная, — говорит женщина, с нотками веселья в голосе. — Хорошо, мисс Грейнджер. Что мне нужно сделать?       Гермиона подзывает охранника, который приносит папку с информацией, полученную аврорами от мятежника-заложника, и кладет её перед ней на стол. Охранник возвращается на своё место у двери, а Гермиона достаёт фотографию повстанца и передаёт её по металлической поверхности блондинке.       — Мне кажется, у нас есть что-то общее, миссис Малфой, — начинает она, наблюдая, как глаза ведьмы с любопытством скользят по колдографии. Повстанец со скованными за спиной руками слегка двигается на снимке, вызывающе поднимая подбородок перед камерой. — Мы с вами используем наблюдательность, чтобы восполнить всё то, о чём нас считали недостойными знать. Люди нас недооценивают. Напрасно.       Нарцисса вопросительно поднимает бровь, задрав подбородок. Гермиона переводит дыхание и продолжает.       — В Уэльсе действует группировка повстанцев. Последователи Волдеморта, у которых не было шанса попасть в его ряды. Почитатели, наблюдатели, узнавшие всё необходимое от трёх человек. Альфреда Селвина, Лейфа Джагсона и вашего мужа.       Нарцисса заметно вздрагивает, её взгляд переходит с колдографии на Гермиону.       — Если мои собственные исследования верны, миссис Малфой, вы можете предоставить информацию, благодаря которой удастся поймать членов новой повстанческой группы. Если вы сможете снабдить Министерство необходимой информацией, Визенгамот согласится на сделку: расформирование повстанцев в обмен на вашу свободу.       Нарцисса моргает один раз, второй. На мгновение Гермиона думает, что она, возможно, ничего не знает; что она ошиблась и миссис Малфой держалась как можно дальше от тёмных дел своего мужа.       Но затем блеск в её глазах доказывает, что Нарцисса — именно такая ведьма, какой она её считала. В ответ женщина ухмыляется и лирично отвечает:       — Похоже, у нас действительно есть что-то общее, мисс Грейнджер. Мы обе знаем, как сильно мальчишки любят устраивать беспорядки. Какой бы я была женой, если бы не следила за порядком?       Гермиона улыбается ей в ответ.

***

      Она замирает, когда понимает, что он вернулся.       Гермиона только закрыла за собой дверь магазина, пытаясь укрыться от лёгкого снега, когда увидела бумажный стаканчик с кофе, остывший на стойке.       Затем она заметила Драко.       Его светлые волосы, красиво спадающие на лоб. Его лунно-серые глаза, встретившиеся с её глазами, настороженные и опасливые. Его губы. Его стройная, точеная фигура; почти ангелоподобная, что забавно, потому что она видит его Тёмную метку на открытом предплечье. Она понимает, как легко ему удаётся игнорировать её. Он здесь, и он прекрасен.       Затем, словно внутри неё щелкает выключатель, Гермиона бросается к нему, приближаясь с такой скоростью и яростью, что Драко отшатывается назад, спотыкаясь о собственные ноги, а его глаза расширяются от испуга. Её руки сжаты в кулаки, а шаги длинные и быстрые, тело сгорблено, пока она несётся к нему.       Её лицо пылает от ярости, и она скрежещет зубами, настигая его, кудри беспорядочно падают на лицо и развеваются вокруг макушки. Малфой роняет карандаш, который держал в руках, и отходит на несколько шагов назад, прикрывая лицо рукой.       — Ты — абсолютный мудак! — гневно кричит она сквозь стиснутые зубы, обеими руками с силой толкая его. Затем она бьёт его, ударяет и толкает, а он не делает попыток остановить её, лишь защищает своё драгоценное лицо и вздрагивает, когда она на него кричит.       — Где… — пощёчина, — чёрт… — удар, — где… ты… был! — и довольно действенный толчок. Он опять отшатывается назад от силы её атаки, но Гермиона подаётся вперёд, ободрённая желанием продолжать.       Её гнев выплёскивается наружу приливной волной, когда она ударяет ладонями по его груди и животу, не настолько, чтобы причинить ему серьёзную боль, но достаточно, чтобы передать, насколько она в ярости.       — Ты… ты… — заикается Гермиона, отчаянно и безумно подыскивая слова, чтобы выразить, как она зла на него — как сильно скучает. — Чёрт, Малфой, ты не можешь вот так просто исчезнуть! — кричит она, и прежде чем успевает нанести следующий удар, он хватает её за запястья, удерживая их, пока она пытается отдернуть их от него. В конце концов, Гермиона поднимает на него глаза и видит смесь шока и замешательства на его лице. Она снова пробует вырвать свои запястья из его захвата, но Драко лишь крепче сжимает их, вдавливая пальцы в кости запястий. Он бросает на неё предупреждающий взгляд, призванный успокоить её, пока слишком ошеломлён её выпадом, чтобы язвить.       — Успокойся, Грейнджер, — говорит Малфой, его голос мягкий, хриплый и удивительно нежный. Она с вызовом смотрит на него, чувствуя жар гнева на лице, шее и боль в челюсти от сильного сжатия.       — Я не собираюсь успокаиваться! — шипит она сквозь зубы, сузив при этом глаза. На его лице ещё сохранилось удивление от её атаки, он громко и неровно дышит.       — Конечно, нет. Какого чёрта ты делаешь, Грейнджер? — спрашивает он, потянув её запястья вниз и прижав их к бокам. Она чувствует его большие пальцы на своих бёдрах, пока он пытается сдержать её внезапно проявившиеся способности к рукопашному бою.       — Ты бесился всю прошлую неделю! Ты не прислал сову, не сообщил мне, где ты! Ты мог лежать мёртвым в поместье и ждать, пока домовой эльф найдёт тебя! — продолжает кричать Гермиона, хотя теперь уже с меньшим воодушевлением, и её голос дрожит от гнева. Его взгляд заметно смягчается, а брови сходятся в смятении, и он пробегает глазами по её лицу.       — Если я отпущу тебя, ты обещаешь больше не бить меня? — спрашивает Драко, и Гермиона чувствует, как его пальцы сжимают её в напоминание о том, что он всё ещё сдерживает её.       — Ладно, — говорит она, и он недоверчиво бросает на неё взгляд, но всё же отпускает и отстраняется.       Тут же она в очередной раз с силой толкает его в плечо. Его глаза снова широко распахиваются, а брови сходятся в раздражении.       — Ай, Грейнджер! Ты обещала!       Глаза Драко темнеют от провокации, и он выглядит готовым снова обуздать её, если придётся.       — Я скрещивала пальцы, — хмурится она, а затем складывает руки на груди, как это делала Молли Уизли, когда близнецы попадали в неприятности.       — Это грёбаное ребячество… — начинает Малфой обиженным тоном.       — Ты заслужил.       — Ну, я не умер, Грейнджер, я в полном порядке, так что мы можем вернуться к работе?       Она сопротивляется желанию ударить его снова, смотрит в его глаза и даёт им успокоить её. Он здесь. Он вернулся. Всё в порядке.       — Никогда больше так не делай, — говорит она, и её голос срывается на шёпот. Гермиона кусает внутреннюю сторону щеки, чтобы не расплакаться. Драко смотрит на неё из-под густых тёмных ресниц, его глаза полны беспокойства и удивления.       — Мерлинова сиська, Грейнджер, всё хорошо. Ты должна нанять больше сотрудников, если я тебе так нужен.       Она не улыбается, только ещё больше сужает глаза, когда в его взгляде вспыхивает веселье.       — Не смешно, — выплевывает она, разводя руки в стороны, затем делает глубокий вдох и пробегает рукой по своим непокорным волосам, закрыв глаза, чтобы успокоиться.       — У тебя неплохой удар, Грейнджер. Я совсем забыл.       Когда она открывает глаза, он ухмыляется ей, засунув руки в карманы. Её взгляд ненадолго падает на его губы, и она тут же отгоняет все воспоминания о его поцелуях.       — Это ещё не всё, Малфой. В следующий раз, когда ты не явишься на работу, я жду официального заявления об отгуле или уведомления о том, что у тебя что-то случилось, или я всё расскажу мистеру Бимблу.       Драко вздёргивает бровь и тихонько хихикает.       — Хорошо, — говорит он.       — Прекрасно, — отвечает она.       — Отлично.       — Козёл.       — Зануда.       — Отвали.       — Мне нравится, когда ты говоришь мне непристойности, Грейнджер.       Его ухмылка раздражающе самодовольна, и она окидывает его последним угрожающим взглядом, прежде чем отвернуться и ненадолго скрыться в своём кабинете. Как только за ней закрывается дверь, она начинает глубоко дышать, расхаживая по маленькой комнате и пытаясь успокоиться.       Гермиона понятия не имеет, что на неё нашло, просто встреча с ним заставила её признать, как она волновалась всю прошлую неделю.       Его появление в магазине подтвердило, что Драко в безопасности и что он вернулся к ней. Она не потеряла его, и это был её самый большой страх.       Собравшись с силами, она выходит из кабинета и приступает к работе. Она изо всех сил старается не проговориться ему о своём утреннем визите к его матери, но решает, что это дело должно оставаться в тайне от него до тех пор, пока авроры не добьются успеха в деле Нарциссы.       Она всё ещё опасалась обнадеживать его и решила, что это будет приятным сюрпризом для него, когда всё наконец свершится.       — Ты бездельничаешь, — ворчит Драко, когда она присоединяется к нему, помогая поднять полку и установить её в стене. — Это место не будет готово к вечеринке Даф в субботу.       — Чья это вина, Малфой? — огрызается она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы удержать стеллаж на месте, пока Драко закрепляет его. — Всё должно быть готово. Мы что-нибудь придумаем.       Он закатывает глаза и осторожно трясёт полку, проверяя, надёжно ли она закреплена в стене. Убедившись, они отходят назад, чтобы полюбоваться своей работой.       — Если бы мы использовали магию… — начинает он, подходя к стопке обрезков дерева на пильном столе.       — Мы больше не будем это обсуждать, — хмурится Гермиона, подбирая дрель и проходя мимо Драко, чтобы забрать коробку с металлическим крепежом с нижней ступеньки лестницы.       — Такая упрямая, — качает он головой, уступая ей дорогу, когда она направляется обратно к стене.       — Уйди с дороги, Малфой, или мы и правда никогда не закончим ремонт.       — Или что, Грейнджер? — лениво произносит он, глядя на неё сверху вниз игривыми глазами. У неё перехватывает дыхание от его взгляда, и охватывает его тепло.       — Или я использую прилипающие чары, чтобы прикрепить к тебе усы в стиле мистера Бимбла. Думаю, это будет очень эффектно.       Гермиона подмигивает ему, и он хмурится, пока она обходит его. Её сердце бешено колотится в груди в этот момент. Ей хочется ответить на флирт самым соблазнительным тоном и прижать его к стене, но то, что они создали, слишком хрупко, и она боится ошибиться и потерять его.       Гермиона чувствует на себе его взгляд, пока сверлит крепёж в стене в отмеченном карандашом месте, но он опять отворачивается, возвращаясь к работе, прежде чем она успевает отчитать его за безделье.       — Я рада, что ты вернулся, — неожиданно говорит она, произнося это почти шёпотом. Ей не обязательно смотреть на него, чтобы понять, что он улыбается.       — Рад слышать. Было трудновато разобрать что-то между ударами и твоим криком, как у банши.       На мгновение они погружаются в тишину, и она успокаивается, наслаждаясь его присутствием, пока они работают вместе, как хорошо отлаженная машина, их тела двигаются друг вокруг друга планомерно и комфортно. Распилив деревянную доску пополам, она отрывается от пыли и шума и замечает, что он смотрит на неё.       — Я прокляну тебя на месте, если сболтнёшь кому-нибудь, Грейнджер. Но я тоже рад, что вернулся.       И в этот момент она убеждается, что Драко Малфой шагнул бы из тумана, чтобы спасти её от Фенрира Сивого.