***
— Я в курсе, что такое грёбаный воздушный шар, Грейнджер. Но я не понимаю, с чего ты взяла, что мне захочется выдуть весь свой запас кислорода и плеваться в него. Пэнси держит перед собой резиновый шарик, а на её изящных чертах лица отражается отвращение. Гермиона слышит хихиканье Блейза из угла, где он развешивает ленточки с помощью волшебной палочки. Гермиона смеётся и протягивает руку. Паркинсон недоверчиво смотрит на неё, опуская обмякший кусок резины на её ладонь, словно это грязный мусор. А затем Гермиона показывает, как палочкой наполнить воздушный шар нужным количеством воздуха и завязать конец в тугой узел. — Я говорила, что магглы надувают их вручную. Но это не значит, что мы не можем использовать магию. — Ну, спасибо Салазару за это, — насмехается Пэнси, доставая из сумки ещё один сиреневый шарик и надувая его с помощью своей палочки. Гермиона усмехается, хватает другой шарик и начинает его надувать. Адриан с Дафной будут в магазине через полчаса, а Тео и Драко до сих пор не пришли, чтобы помочь с подготовкой. Инструменты, которыми они с Малфоем пользовались в течение последнего месяца, благополучно убраны в подсобное помещение в задней части магазина, а когда Гермиона вернулась после торопливого утреннего душа, она применила несколько чистящих заклинаний по всему пространству. Несмотря на относительную пустоту, магазин сверкает чистотой, а сиреневые украшения, расставленные Блейзом, Пэнси и ею самой, прекрасно смотрятся на фоне новых деревянных стен и пустых полок. Торт, который испёк Адриан, двухъярусный, с белой масляной глазурью и настоящими нежными сиреневыми цветами, стоит на стойке посреди других разнообразных закусок. Ничего особенного. Не похоже на праздники в Хогвартсе или традиционные мероприятия чистокровных, которые, как она была уверена, слизеринцы привыкли проводить. Никаких хрустальных бокалов шампанского с золотой окантовкой или шёлковых столовых скатертей под тарелками с изысканными блюдами. Но здесь чувствовалось счастье. Достаточно детское и одновременно зрелое, вызывающее чувство ностальгии и воспоминания о счастливых событиях довоенного времени. И она была совершенно уверена, что Дафна не обидится, если всё пройдёт не так идеально. С другой стороны, подумала Гермиона, если бы это была вечеринка по случаю дня рождения Пэнси, всё было бы совсем по-другому. Она с затаённым весельем наблюдает, как Паркинсон косится на бумажный праздничный колпак с фиолетовым помпоном на остроконечной макушке. Слизеринка водружает его поверх чёрных волос, затягивает тонкую резинку под подбородком, нахмуривается, а затем со злорадной ухмылкой срывает помпон с макушки, сбрасывая пушистый шарик на пол у её ног. Нет — если бы это был день рождения Пэнси, Гермиона точно не стала бы его планировать. — Похоже, что здесь вырвало фвупера, — раздаётся голос Тео, возвещая о его прибытии, — но в хорошем смысле. Он озорно ухмыляется Гермионе в знак приветствия, и она невольно улыбается в ответ. Она давно его не видела и успела соскучиться по его красивой улыбке и потрясающим зелёным глазам. Он подходит к ней, как только за ним закрывается дверь, его тёмно-каштановые волны ещё влажные после душа. — Грейнджер, — говорит Тео, когда доходит до неё, снимает свою кожаную куртку с меховой подкладкой и складывает вместе с остальными куртками на стул рядом с ней. — Теодор, — усмехается она, передавая ему не надутый воздушный шар, на который он смотрит с нескрываемым замешательством. — Ты опоздал. Он теребит сиреневую резину, слегка встряхивая её и поднося отверстие к глазам, как будто это телескоп. Принято к сведению, думает Гермиона. Очевидно, чистокровным волшебникам никогда не приходилось надувать воздушные шары самостоятельно. — Извини, — говорит он, глядя на Пэнси из другого конца комнаты, которая надувает шарик волшебной палочкой и завязывает его конец, выпуская на пол. Тео понимающе кивает и, воспользовавшись собственной палочкой, надувает первый шар. — Мне пришлось встретиться с моим надзирателем по поводу моей трезвости. Гермиона застывает с палочкой, направленной на очередной шарик. Тео ловко наполняет их воздухом, быстро завязывает взмахом палочки и высвобождает из двух пальцев, любуясь, как они плавно уплывают по деревянному полу. — И как всё прошло? — спрашивает она, опуская шарик и оборачиваясь к Тео, чтобы уделить ему всё своё внимание. Тео тоже останавливается, почёсывая затылок с хитрой ухмылкой. — Татуировка, которую ты мне сделала, должно быть, действительно помогает, Грейнджер, потому что дела идут просто замечательно. Официально я уже год трезвый. Гермиона набрасывается на него, притягивая в объятия без раздумий. Тео замирает под её руками, когда она крепко обхватывает его за шею и прижимает к себе, а её голова падает ему на плечо. Ей всё равно, что Нотт не любит проявлений привязанности — она гордится им. — Тео, это замечательно, — шепчет она, чувствуя, как его тело слегка расслабляется. Он не обнимает её в ответ, но неловко похлопывает по руке и смеётся, а его теплое дыхание обдаёт её голову. Наконец, она отстраняется и улыбается ему. Его лицо порозовело, щёки раскраснелись, а сам он смотрит на неё как на слегка ненормальную, но в то же время с нескрываемым удовольствием. — Спасибо, Грейнджер, — ухмыляется он, поднимая палочку, чтобы надуть ещё один шарик. — Мерлин, а ты крепко обнимаешь. — Мне говорили об этом, — смеётся она, поворачиваясь к ранее брошенному шарику. Это странное чувство: гордиться тем, кого она знает совсем недолго. Но это не уменьшает её гордости, и она оглядывается на Тео и восхищается им по-матерински. Он уже вернулся в своё обычное состояние — сдержанный, жёсткий, насмехающийся над сиреневым цветом декораций. Теодор Нотт, под фасадом привлекательного, плохого парня, внушающего страх, на самом деле был добрым и мягким человеком. — Пристаёшь к моему парню, Гермиона? Блейз появляется рядом с Тео с охапкой сиреневых цветов в руках, и его глаза сияют от радости, когда лицо Гермионы озаряется ликованием. Тео закатывает глаза, его взгляд блуждает по бурлящей от возбуждения Гермионе. — Я собирался рассказать тебе, Грейнджер, но Блейз настоял на том, что мы оба должны увидеть твою реакцию, когда ты узнаешь. Гермионе приходится подавить девичий, взволнованный крик от таких новостей, и она снова крепко обнимает их обоих, слыша мужской смех, когда она со всей силы стискивает их. — Когда это случилось? — с трудом произносит она, отстранившись и уловив, как Блейз с любовью смотрит на Тео. Она корит себя за то, что у неё не было возможности поговорить с Блейзом раньше. Она была так поглощена своими делами, что совершенно забыла о дружбе со слизеринцем, познакомившим её со всеми ребятами. Забини одаривает её тёплым, ободряющим взглядом, и, должно быть, читает её мысли, потому что отрицательно качает головой. — После того, как ты вынудила меня пригласить Тео на обед, мы поговорили и решили попробовать… Прости, что не сказал тебе раньше, я просто знаю, что твои дела идут неважно, и не хотел, чтобы ты узнала об этом из письма. Я хотел поблагодарить тебя лично за помощь, которую ты оказала. Мы с Тео признаём, что ты сыграла важную роль в осознании того, что мы не должны позволить случившемуся помешать нам быть вместе. Так что, спасибо тебе. Блейз берёт ладонь Тео в свою, быстро сжимает её и улыбается Гермионе, в уголках глаз которой собираются слёзы. В ответ Нотт снова закатывает глаза, а она смеётся, быстро вытирает щёки и шутливо шлёпает Теодора по руке. — А теперь, Грейнджер, — говорит Тео, отпуская руку Блейза, подходит к ней ближе и переходит на тихий шёпот, — тебе стоит прислушаться к собственному совету. Гермиона в замешательстве сводит брови, пока Тео едва заметно кивает куда-то в сторону, отступает от неё и подмигивает. Блейз, всегда робкий и отстранённый, тоже слегка улыбается ей. Когда она поворачивает голову в направлении, указанном Тео, она замечает Драко, который появился незаметно для неё. Он тихо разговаривает с Пэнси, пока они привязывают ленточки к концам воздушных шаров своими палочками и беззвучным заклинанием запускают их в воздух. В то время как Тео и Блейз удаляются, явно добившись своего, Гермиона застывает на месте, глядя на Малфоя, стоящего в магазине после освежающего душа и выглядящего более отдохнувшим, чем когда-либо за последнее время. Сердце ритмично бьётся о грудную клетку, пока она пристально наблюдает за ним, а он с укором смотрит на свёрнутую ленту, словно на насекомое. Прошло всего несколько часов с тех пор, как они были здесь, целовали друг друга с таким голодом, таким неистовым отчаянием и желанием, пока он касался её в тех местах, к которым она никогда не думала, что позволит Драко Малфою прикоснуться. И неужели только прошлой ночью он предложил ей себя, отбросив все приличия, а она предложила себя в ответ? Кажется, что прошли дни, недели, месяцы с тех пор, как она его видела, а ей так отчаянно хочется снова им насладиться, что она не может оторвать от него глаз. Его резкая, заострённая челюсть, высокие скулы, алебастровый цвет лица и прозрачно-серые глаза, весь он был до опасного совершенен — и вчера ночью он принадлежал ей, весь он принадлежал только ей. Драко наконец-то обращает взгляд на Гермиону, пока Пэнси разговаривает с ним, и встречается с ней глазами. Она краснеет, когда он ловит её взгляд, но не отворачивается, а лишь наблюдает, как он выпрямляется, почувствовав её внимание, и подмигивает ей, в то время как Паркинсон увлечённо болтает на заднем плане — шум, просто звук, затерянный где-то в тумане их окружения. — Две минуты, народ! — окликает Блейз из глубины магазина, отвлекая от своих мыслей Гермиону. Драко тут же отводит взгляд от неё и снова обращается к Пэнси, привязывая к шару последнюю ленточку и подбрасывая его к потолку, где застыли остальные с серебряными ленточками, свисающими вниз, покачиваясь, подобно щупальцам медузы. Гермиона встряхивается, убирает палочку в карман джинсов и заставляет свои ноги двигаться, чтобы выбросить пустой пакет с шариками в урну и присоединиться к остальным. Она подходит к Пэнси и с помощью палочки приглушает свет, когда они все вместе собираются в центре магазина за большой вывеской «С днём рождения, Дафна», нарисованной Забини плавным беглым почерком. Она с трудом различает Драко, которого загораживают от её взгляда Блейз и Тео. Она пытается привлечь его внимание, не сводя с него глаз, в то время как они неуклюже топчутся на месте, занимая свои позиции, но он слишком занят, огрызаясь на Тео за то, что тот наступил ему на ногу. — Из-за чего ты так переживаешь, Грейнджер? — шепчет Паркинсон рядом с ней, переключая внимание Гермионы с Драко на маленькую темноволосую ведьму рядом с ней. Она хмурит брови от весёлого выражения лица Пэнси, её глаза с любопытством скользят по лицу Гермионы. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Гермиона, оглядываясь на Малфоя, который внимательно слушает Тео, нашептывающего ему что-то на ухо, и улыбается, словно над внутренней шуткой. Пэнси закатывает глаза от напускного неведения Гермионы, переводит взгляд на Драко и слегка фыркает. — Ты смотришь на Драко так, будто он либо покушался на твою жизнь, либо трахнул тебя — и я, честно говоря, не могу решить, что реальнее. По лицу Гермионы мгновенно разливается жар, и она снова встречается взглядом с Пэнси, слегка расширив глаза и удивляясь прямоте слизеринки. Она не отвечает — открывает рот, пытаясь возразить, но лишь бессвязно лепечет что-то, а Пэнси качает головой. — Значит, он тебя трахнул, — улыбается Пэнси, и Гермиона тут же отпихивает её, заметив, как близко они подошли к Малфою. — Судя по твоему никчёмному лепету и покрасневшему лицу, это было недавно. Не хочешь поделиться, Грейнджер? — Он не тра… — торопливо произносит Гермиона, не решаясь произнести столь непристойное выражение. — У нас не было… секса, то есть, — шепчет она себе под нос, слегка озадаченная тем, что вообще говорит об этом Пэнси. Она думала, что Джинни будет первой, кто узнает об этом, и всё же она исповедуется девушке, которая неустанно высмеивала её в школе. — Понятно, — ухмыляется Пэнси, приподнимая идеально очерченную бровь и скрещивая руки на груди. — Я не знала, что между вами что-то есть. — Нет, — говорит Гермиона, проверяя время и замечая, что до появления Дафны и Адриана остаются считанные секунды. — Я не совсем понимаю, что… что всё это значит. — Что ж, удачи, Грейнджер. Мне было непросто убедить его встречаться со мной в Хогвартсе. Потребовались месяцы, прежде чем он поцеловал меня на людях. Он чёртов идиот. Прежде чем Гермиона успевает ответить, они слышат резкий треск аппарации поблизости и видят сквозь жалюзи, как за окнами магазина появляются тени двух фигур. Их сиплые перешёптывания резко смолкают, а туловища, кажется, одновременно замирают в предвкушении, ожидая услышать приглушённые голоса Дафны и Адриана. Раздаётся скрипучий поворот дверной ручки, звяканье колокольчика, звук лёгких шагов и затем какофония шума. Все пятеро кричат «Сюрприз!» или «С днём рождения, Даф!», когда включается свет и лицо блондинки озаряется полным шоком, её руки взмывают вверх, прикрывая рот, и она вскрикивает от удивления. Начинается поток движений и приветствий: Дафна поворачивается к Адриану с огромными, сомневающимися голубыми глазами, а Адриан радостно смеётся, обнимая застывшую девушку, которая всё ещё прикрывает рукой открытый рот. В ответ на её смех Пэнси выходит поприветствовать её, за ней следуют остальные слизеринцы, а затем Гермиона, и все они обмениваются объятиями и поцелуями в щёки, бормоча пожелания имениннице, чьи щёки натянулись в ухмылке, подобно округлым яблокам. — Салазар, как вам удалось всё это провернуть? — изумлённо спрашивает Дафна, придя в себя после того, как Адриан натянул на её голову праздничную шляпу и вложил в руку фужер с шампанским. — Не рассказав Пэнси до вчерашнего дня, вот как, — поддразнивает Пьюси, подмигивая слизеринке, которая закатывает глаза и тут же выпивает полный бокал шампанского, сразу после чего тянется за другим. — Да, да, Паркинсон не умеет хранить секреты. Очень смешно, Пьюси, — с сарказмом произносит Пэнси. Дафна хихикает, отпивает глоток своего напитка и оглядывается на Адриана. — Это была идея Гермионы, — говорит он, подходя ближе к Дафне и обхватывая её рукой за талию. Он притягивает её к себе и смотрит на довольную девушку, в глазах которой мерцает то, что Гермиона назвала бы любовью. — Она предоставила магазин в наше распоряжение. Повернувшись к ней лицом, Дафна мило улыбается. Гермиона качает головой, поднимая свой бокал с игристым напитком в сторону Пьюси. — Я только помогла. Адриан был тем, кто всё это устроил. Тебе повезло, что он у тебя есть, Дафна. Адриан краснеет, когда Дафна тянется к нему, чтобы поцеловать в щёку, и он украдкой подмигивает Гермионе, произнося беззвучное «спасибо», на что та мягко кивает. Круг из тел наконец расходится, их небольшая группа смешивается и болтает, пока Дафна восхищается сиреневыми украшениями и прекрасной работой Адриана над тортом. — Это самый маггловский день рождения, который я когда-либо видел, — раздаётся голос за её спиной, настолько близко к уху, что по спине пробегает дрожь. — Неужели это то, с чем тебе приходилось мириться в детстве? Неудивительно, что ты так радовалась поступлению в Хогвартс. Она улыбается, но с трудом сдерживает нервозность, сглатывает и берёт себя в руки, когда Драко придвигается к ней, сжимая в руках фужер с шампанским. Он одет безупречно — сшитый на заказ пиджак поверх привычной белой рубашки, туфли из блестящей драконьей кожи с прошлого вечера мягко стучат по полу. — Очень смешно, — говорит она, поворачивая голову в сторону и разглядывая его. На его лице — призрачная ухмылка, в глазах — знакомый блеск, а на его задумчивых чертах такое редкое умиротворённое выражение, что ей кажется, будто она во сне. Гермиона наблюдает, как он подносит бокал к губам, как в золотистой жидкости танцуют пузырьки, когда он аккуратно глотает, как прядь светлых волос падает ему на лоб. В её голове проносятся воспоминания о нём с прошлой ночи, и по телу разливается тепло, когда она вдыхает его запах. — Не могу поверить, что ты заставила Пэнси надувать шары, — шутит он, и они одновременно поворачиваются, чтобы посмотреть на своих друзей, смеющихся и разговаривающих в нескольких шагах от них. — Она скорее умрёт, чем будет хотя бы немного полезной и сговорчивой с кем-то. — Не знаю, мне кажется, она просто неравнодушна ко мне, — отвечает Гермиона, поглядывая на Драко, который качает головой. — А почему так много лаванды, Грейнджер? Выглядит так, будто здесь вырвало фвупера. — Тео тоже так сказал, — хмурится она, поворачиваясь к нему лицом и скрещивая руки на груди. — И это сиреневый, а не лавандовый. Драко недовольно сужает глаза, а на его шее начинает подёргиваться жилка. Наблюдая за ним, она ощущает прилив желания. — Они совершенно одинаковые, Грейнджер, уверяю тебя, — раздражённо рычит он, заметив её пренебрежительную улыбку. Он нерешительно подходит к ней, неся с собой запах, который она связывает с событиями предыдущей ночи. Ей требуется каждая крупица самообладания, чтобы не наброситься на него, не притянуть его губы к своим и не поцеловать его на глазах у всех. Поцелуй меня, Грейнджер. Ты всегда прекрасна. — Нет, — возражает она, зная, что бросает ему вызов только ради спора, только ради знакомой искры напряжения, проносящейся через них всякий раз, когда они ссорятся. — У сиреневого больше розоватых оттенков, в то время как… — Грейнджер? — Хм? — Мне плевать. — Верно. Драко пододвигается ближе и смотрит на неё со смесью отчаяния и вожделения, его глаза такого же тёмного, ониксового серого цвета, как и прошлой ночью. У неё перехватывает дыхание, когда он смотрит на неё, его нижняя губа задевает зубы, прежде чем он подносит бокал с шампанским к губам, делая манящий глоток мерцающей жидкости. — Гермиона! Голос Дафны выводит их из раскалённого тупика, и ей приходится прочистить горло, чтобы нормально говорить, она поворачивается и улыбается девушке, когда та приближается. — Увидимся позже, Грейнджер, — произносит Драко низким и хриплым голосом, кивая ей напоследок, прежде чем направиться к Адриану. Она едва не просит его остаться, почти хватает за запястье и притягивает к себе, желая, чтобы он был рядом с ней, обнимая её за талию и болтая с Дафной, как если бы они были парой. Но она не делает этого, потому что они не вместе. Они — Драко Малфой и Гермиона Грейнджер. Они ссорятся. Они целуются. Они ссорятся ещё сильнее. Они совершенно не похожи друг на друга. Друг, враг, любовник — ни одно из этих слов не годится для обозначения того, кем является для неё Драко. Гермиона секунду смотрит, как он удаляется, прежде чем полностью переключить своё внимание на Дафну, которая продолжает выражать ей свою благодарность и восхищение за организацию вечеринки по просьбе Адриана, и то, что «она знает, что это, должно быть, именно Гермиона так тщательно продумала все декорации, потому что Адриан никогда бы не вспомнил, что её любимый цвет — сиреневый, не то чтобы она обижалась на него, она действительно любила его, несмотря на его ужасную память». Гермиона лишь уверяет её, что это пустяки, принимает объятия Дафны и с радостью замечает, что девушка обнимается так же крепко, как и она. — Мне жаль, что получилось не так… стильно, — заикается она, когда блондинка отстраняется, и Дафна смущённо качает головой. — Гермиона, всё идеально. Я всю жизнь пыталась избежать бесконечных вечеринок чистокровных. Они всегда были уделом Астории, а не меня. Гринграсс протягивает руку, чтобы сжать плечо Гермионы — маленький, но значительный жест, который согревает её внутренности и позволяет ей почувствовать, что она по-настоящему часть этой дружной компании. Она смотрит, как Адриан смеётся над чем-то, сказанным Драко; видит, как Пэнси непринуждённо обнимает за плечи Блейза и Тео, стоя между ними. Это единственная часть её жизни, когда она не оплакивает прошлое, а с радостью смотрит в будущее. Это что-то новое, особенное. То, к чему она не хотела бы вернуться, потому что до войны было лучше, но здесь она почувствовала, как исцеляется. Она почувствовала перемены, через которые прошли её сокурсники, ощутила их молчаливое принятие её, стала свидетелем того, как они преодолевали трудности и жили для себя, а не для своих родителей. Возможность увидеть и почувствовать, как исцелились слизеринцы, и, в свою очередь, как они помогли исцелиться ей, — это важная веха, которую Гермиона не могла осознать до этого момента. После войны она боролась, столкнулась с горем, страданием, трауром и последствиями потери. После войны она просыпалась от кошмаров и заглушала свои тревоги огненным виски. После войны она была потеряна. Но сейчас, наблюдая за тем, как её друзья разрезают праздничный торт Дафны и поют ей, она понимает, что после войны она также обрела новую дружбу, созданную из разбитых осколков, которые она, да и они, зачастую думали, что никогда не смогут восстановить. После войны она нашла увлечение, которым занимается, — то, что обеспечит будущих студентов Хогвартса книгами, которые она так любила в детстве. После войны она покрыла шрамы от старых воспоминаний новыми чернилами, символизирующими то хорошее, о чём она так часто забывала вспоминать. После войны она перевоплотилась в новую — хотя и странную — версию себя, которую она с радостью продолжает открывать. И каким-то чудесным образом после войны она снова обрела себя. Помятую, потрёпанную, несовершенную и немного сломанную. Но обрела.Глава 16
7 июля 2022 г. в 11:40
Проснувшись, она понимает, что он ушёл. Ещё не успев открыть глаза, Гермиона чувствует пронизывающий холодок на коже из-за его отсутствия — если бы он был рядом, она бы почувствовала тепло его тела рядом с собой даже без прикосновения.
Гермиона с трудом открывает глаза и устремляет их на пустое место подле себя, где вчера заснул Драко.
Все события нахлынули на неё, как океан во время прилива. Так много всего произошло вчера, и в отсутствие Малфоя она с трудом позволяет себе поверить, что всё это было на самом деле. Они поссорились — она помнит его повторяющееся «я тебя терпеть не могу», и её уход, и то, что он остался заканчивать оставшуюся работу в магазине. Затем кошмар и последующий приступ паники, заставивший её бежать назад в книжный в попытке вырваться из тесных стен своей квартиры. Потом был незначительный, ничего не значащий факт, что прошлой ночью она обжималась с Малфоем и позволила ему довести её до оргазма своими пальцами, прежде чем они уснули вместе на полу.
В её голове всё кружится: смятение от противоречия в словах Малфоя и его действиях, от того, что она позволила ему — нет, хотела его — прикоснуться к ней, и печаль, потому что его нет рядом. В основном, она опасалась его сегодняшнего настроения. Зная его и помня его поведение после их первого поцелуя, можно было предположить, что он исчезнет на неделю и не будет выходить с ней на связь. Он может разозлиться, вернуться к окклюменции и игнорировать её.
Но именно третья вероятность пугает её больше всего.
Вероятность того, что он тоже испытывает те чувства, которые она сейчас испытывает к нему — то, что она чувствовала последние месяцы. И если это так, Гермиона не представляет, что будет дальше.
Но сейчас есть дела поважнее. Проверив время, она обнаруживает, что на часах почти девять утра. Планировалось, что они устроят сюрприз Дафне в час дня, и ей нужно было принять душ и переодеться, прежде чем встретиться с остальными и приступить к оформлению и подготовке.
Она поднимается на шаткие ноги, оглядывая пустой магазин, и её взгляд останавливается на столике, на который Драко всегда ставит свой кофе.
Его здесь нет, твердит она себе, подбирая куртку и одеяло и бросая последний взгляд на окружающее пространство.
Вокруг не осталось никаких физических свидетельств того, что она и Малфой провели здесь ночь; никаких следов их близости, доказательств той короткой забавы, что они устроили.
Только странное, незнакомое чувство в её нутре. Синяки на губах и лиловые укусы на шее, которые он оставил прошлой ночью.
Она не предполагала, что это может быть так — что она может чувствовать себя так, как прошлой ночью, так, как Драко заставил её чувствовать. Это пьянит, поражает и тревожит.
Когда она возвращается в свою квартиру, ступает под душ и окунается в тёплый пар, она испытывает чувство вины за то, что смывает с себя его частички, оставшиеся на её коже. Его запах, его прикосновения, его поцелуи — всё смывается водой и сливается в канализацию.
Её мысли возвращаются к его запретным прикосновениям и знойному шёпоту, когда он называл её красивой и искренне рассказывал о своей Метке. Он позволил ей взглянуть на него, увидеть его настоящего.
И ей понравилось увиденное. Очень понравилось.
Возможно, Драко Малфой был не таким уж сложным, как она всегда думала.