***
Когда на следующее утро Драко не оказалось в магазине, Гермиона ощутила знакомое беспокойство. После взрыва Рона он вёл себя тише, замкнулся в себе, как никогда раньше. Он не прикасался к ней до конца дня, не шутил, помогая убрать оставшиеся книги. Уходя ровно в четыре часа, он лишь пожелал ей спокойной ночи, после чего прошёл мимо и вышел за дверь. С той ночи, что они провели вместе в лавке, она ждала, что он снова пропадёт, но ей показалось, что в прошлые выходные перед ужином и даже вчера они немного сблизились. Тягучий страх охватывает её тело, пока она бродит по магазину, ища следы его пребывания и ухода. Нет ни стакана чёрного кофе, ни его шерстяного пальто, ни света, ни перемен в магазине со вчерашнего дня. Сняв зимнюю мантию, она убирает её за стойку, снежинки, оставшиеся после улицы, превращаются в маленькие мокрые пятна на ткани. Сейчас не самое подходящее время для Драко снова отдаляться от неё. Они отправляются в Мексику в субботу, через два дня, и они так близки к завершению ремонта магазина. Миллион мыслей проносится в её голове: поедет ли он в Мексику, стоит ли отменить поездку и отпустить его одного, сколько ещё недель до открытия магазина, сможет ли она на этот раз справиться со всем сама. Она с нетерпением ждёт сову, надеясь, что письмо от него уже где-то в пути. Она доверяет ему, полагая, что, возможно, он проспал, оказался между молотом и наковальней и пока не может отправить ей сову. Она ходит по магазину, пытается проверить инвентарь, но не может сосредоточиться на подсчётах. Минуты тянутся медленно, как липкая и мутная патока. Она моет полы, подготавливая их к покрытию глянцем после праздников. Её тело дрожит, а разум мечется от одной тревожной мысли к другой. Может быть, с ним действительно что-то случилось, что-то ужасное. Она сверяет время снова и снова, наблюдая, как проходят часы, и едва притрагивается к ланчу. В половине первого она сыта по горло. Либо случилось что-то ужасное, либо Драко специально отдалился от неё, боясь их отношений, своих чувств к ней, какими бы они ни были. Гермиона снова натягивает пальто, запирает магазин и устремляется по брусчатке «Полосы» в сторону «Царапины». Холодный воздух неприятно обжигает кожу лица, а ветер гонит снежинки навстречу. Мысленно она посылает Драко безмолвные сообщения, желая, чтобы он их услышал, отчаянно надеясь, что он не отвергнет её. Драко, пожалуйста, будь в порядке. Драко, что бы ни произошло, всё образуется. Пожалуйста, дай мне знать, где ты. Когда она доходит до «Царапины», то с силой распахивает дверь, ветром захлопывая её за собой с громким стуком. Блейз, который прибирался после недавнего сеанса, вздрагивает, его глаза с удивлением падают на неё. Он выпрямляется, его брови озадаченно сходятся, и он опускает свою палочку и снимает пару чёрных латексных перчаток. — Грейнджер? Что случилось? — спрашивает он, с тревогой подходя к ней и сканируя её лицо в поисках источника её волнения. — Блейз, где Драко? — прямо и строго спрашивает она. Его брови взлетают вверх, когда она скрещивает руки на груди. Она переводит дыхание, привыкая к теплу магазина после прохладного воздуха снаружи. — И не говори мне ерунды. Я знаю, что вы были в курсе, где он пропадал в последние несколько раз. Вы всё знали. Не лги мне. Она пристально смотрит на него, сузив глаза, когда он слегка наклоняет голову, вздыхая. — Грейнджер, с ним всё хорошо… — Скажи мне немедленно, Блейз, — вставляет она, качая головой и закрывая глаза. Как бы она ни ценила преданность друзей Малфоя, она заслуживает знать, что с ним всё в порядке. Она заслуживает знать, где он и почему так отчаянно старается держаться от неё подальше. — Если ты не скажешь мне, я спрошу Пэнси, потом Тео, потом Адриана, пока не узнаю, где, во имя Мерлина, он находится, так помоги мне… — Ладно, ладно, — уступает Блейз, поднимая ладони вверх в знак капитуляции, наблюдая за потемневшими глазами Гермионы со свойственным ей упорством, непоколебимым в своей решимости. Именно эта Гермиона противостояла Рите Скитер, именно она вошла в Гринготтс в образе Беллатрисы Лестрейндж, именно она противостояла своим друзьям, когда считала, что они не правы. Она наблюдает, как меняется фигура Блейза: его плечи сутулятся, рука почесывает затылок — очевидно, Драко велел ему ничего ей не говорить. — Он в мэноре, — сообщает Блейз, и Гермиона облегчённо выдыхает. Она не возвращалась в поместье с момента происшествия с Беллатрисой. Она кивает, пытаясь скрыть нервозность, подкравшуюся к ней, стараясь не позволить этой мысли сбить её с толку. — Сегодня утром он навестил свою маму. В Азкабане. Его слова звучат скорее, как предупреждение, чем как оправдание. Она поднимает на него глаза и снова кивает. Они оба знали, как болезненно Драко реагирует на разговоры о своей матери, как сильно визит к ней может отразиться на его настроении. Но что такого сказала Нарцисса, чтобы снова вызвать такую реакцию? Во время встречи они договорились, что Драко не должен знать о сделке с признанием вины, пока она не будет исполнена; они решили, что в его же интересах держать Драко в неведении. Но она всё равно что-то ляпнула? — Как мне туда попасть? — с мольбой в голосе спрашивает она. Ей необходимо его увидеть. Ей необходимо знать, что с ним всё хорошо. Блейз некоторое время рассматривает её, замечая её решимость и понимая, что она не отступит так быстро. Он кивает, вздыхая и поджав губы. — Камин, — говорит он с закрытыми глазами, словно знает, как отреагирует Драко, когда узнает, как Гермиона нашла его. — Камин здесь соединён с Малфой-мэнором. — Блейз, — произносит она, хватая его за руку и заставляя посмотреть на неё. Его глаза встречаются с её, и внезапно она возвращается в ту ночь, когда впервые пришла сюда; к тому, как его доброта стала глотком свежего воздуха в удушающей жизни, к тому, как он принял её в их маленькую компанию с распростёртыми объятиями, вытатуировал на её коже то прекрасное и значимое, не задавая вопросов и не выпытывая у неё подробностей. — Есть кое-что важное, что я должна ему сказать. Я обещаю, что он не рассердится на тебя. Блейз втягивает воздух через ноздри, слабо и неубедительно улыбается, и кивает. — Хорошо, — говорит он и ведёт её в маленькую дальнюю комнату с камином, передаёт ей чашу с летучим порохом и ещё раз кивает, после чего она бросает порох к ногам и чётким голосом выкрикивает: «Малфой-мэнор!». Зелёный свет. Кружение, поворот, падение. Подошвы её туфель приземляются на твёрдый, серый камин. Она кашляет, когда остатки пороха оседают на камень под ней. Когда она выходит из очага, ей требуется секунда, чтобы понять, где именно она находится. Дом выглядит иначе, чем два года назад: те же стены, но с новой мебелью, покрашенные новой краской, более светлые и менее пугающие. У неё перехватывает дыхание, лёгкие сокращаются, и она замирает прямо перед камином. Её взгляд сразу же устремляется на то место, где она когда-то лежала, где Беллатриса пытала её, вонзая свой нож в предплечье. Кровь словно застывает в жилах, затвердевая и сковывая, пока она заставляет свои лёгкие работать. На мгновение ей кажется, что она не сможет двигаться — что ей придётся отступить и вернуться назад. Но крик заставляет её остаться. Глубокий, похожий на рык крик, за которым следует звон разбитого стекла. Она вздрагивает, её глаза отрываются от пола, а рот открывается. Раздаётся ещё один крик, стекло разбивается о камень, стул бьётся об пол. Она понятия не имеет, куда идёт, и всё же её ноги начинают двигаться, пульс учащается, когда она следует за источником звука, решительно выходя из комнаты в коридор. Потолки высокие, как в соборе, коридор длинный, как в замке Хогвартс. Она ускоряется почти до бега, когда слышится очередной истошный вопль, отражающийся от каменного пола и стен и гудящий у неё над ухом. Она следует за ним, вглядываясь в одну тёмную комнату за другой. Она поворачивает к двойным дверям, а там стоит он. Драко повёрнут к ней спиной, одетый в парадные брюки и белую рубашку, в которой всегда так хорошо выглядит. В блестящих туфлях из драконьей кожи он вышагивает перед большим камином, а его волосы беспорядочно спадают на лоб. Помещение напоминает официальную столовую: длинный стол из чёрного дерева с серебряными канделябрами посередине, мягкие стулья по бокам и с каждого конца, длинные бархатные шторы над окнами высотой до потолка, перетянутые золотой верёвкой, не пропускающие дневной свет. Камин пылает ярким пламенем, излучая приятное тепло в холодную комнату. Он ещё не заметил её. Крутит в пальцах хрустальный стакан с виски, отпивает последний глоток и швыряет пустой стакан в стену. Гермиона вздрагивает, когда стакан ударяется об обои, с громким звоном разбивается, и полупрозрачные осколки падают на пол. Проследив за ними взглядом, Гермиона замечает скопление разбитого стекла и фарфора, разбросанных на полу у стены. Струйка оставшегося виски медленно стекает по зелёным стенам, а Драко наблюдает за этим, прежде чем шагнуть к барной тележке в стиле 1920-х годов, берёт новый пустой стакан и наполняет его виски, наклоняет голову, выпивая его одним махом, и его кадык подрагивает, когда он глотает. С очередным воплем, раздирающим уши — болезненным и сокрушительным — он швыряет стакан в стену и пятится назад, когда его осколки разлетаются в воздухе и осыпаются на пол. — Драко? Она не может объяснить, почему ей потребовалось столько времени, чтобы предупредить его о своём присутствии, но он вскакивает, услышав её, и поворачивается к ней с выражением шока и страдания. Его лицо покраснело от огня и напряжено от боли. — Грейнджер? Что ты здесь делаешь? Она двигается, идя к нему так медленно и осторожно, как только может, хотя на самом деле ей хочется бежать в его сторону. Его рукава закатаны до локтей, как и в ту ночь, когда она впервые увидела его, волосы такие же растрёпанные светлые, брови тёмные и резкие, как и всё остальное. Его глаза слегка покраснели, как будто он плакал, несколько пуговиц расстёгнуты, а воротник криво висит на шее. — Я… ты не прислал сову. Я волновалась за тебя, — осторожно говорит она, направляясь к нему вдоль обеденного стола. Он хмурится и приближается к ней, чтобы встретить на полпути. Она смотрит на кучу битого стекла на полу позади него и поднимает на него глаза, озабоченно сведя брови. — Блять, я убью Блейза… — рычит он сквозь стиснутые зубы. Она протягивает руку к его лицу, скользит ею по подбородку и проводит большим пальцем по мышцам его челюсти. — Малфой, мне нужно было убедиться, что с тобой всё в порядке. Я заставила его сказать. Что происходит? Малфой ничего не говорит, подходит к барной тележке и наливает себе ещё один напиток. Гермиона подходит к нему и замечает, как дрожат его ладони, когда он пытается налить янтарную жидкость в стакан, проливая маленькие капли на металлическую поверхность. Она вздыхает, протягивает руки, останавливая его, и задерживает их, пока он смотрит на неё. Она скользит ладонями по его коже к стакану и графину, осторожно забирает их из его пальцев и ставит на тележку. Сегодня больше не будет несчастных случаев с посудой. Она снова берёт его ладони в свои и осторожно направляет его к креслу, стоящему в конце стола, ближе всего к камину. Драко следует за ней, его тело слабеет и тяжелеет, и она осторожно усаживает его в кресло, держа за руки, пока стоит перед ним на коленях. — Это из-за Нарциссы? — тихо спрашивает Гермиона, пытаясь снова поймать его взгляд, пока он вдыхает и выдыхает с дрожащими вдохами. Наконец, он кивает, сглатывая и встречая её взгляд. Ковёр под её коленями слишком жёсткий и неудобный, и она сдвигается, чтобы опереться на икры, не выпуская его руки. — Я навещал её в Азкабане сегодня утром, — говорит он, его голос севший от виски и хриплый от крика. — Она… ну, она что-то скрывает от меня. Я чувствую. Она не хочет говорить со мной о том, как идут дела, и всякий раз, когда я поднимаю вопрос о её освобождении, она меняет тему, как будто не хочет об этом говорить. И она, и Амара ничего мне не рассказывают, и я… я боюсь, что она сдаётся. Я боюсь, что они ничего мне не сообщают, потому что у них ничего не получается. Его серые глаза встречаются с её, и они грустные, как никогда. — Сегодня утром она заявила мне, что я не должен больше беспокоиться о ней. Что я должен сосредоточиться на своей жизни и на себе. Я думаю… думаю, она пытается подготовить меня к тому, что не скоро выйдет. И мне чертовски страшно, Грейнджер. Он подаётся вперёд, выдавливая из себя гортанный звук, что-то среднее между всхлипом и криком, и прислоняется лбом к её плечу. Она кладёт руку ему на затылок, давая ему выдыхать на неё тёплое, влажное дыхание, пока он пытается подавить рыдания, сдерживаемые в глубине его горла. Он не плачет, понимает она, но видит, что ему хочется кричать, хочется рыдать, кричать на весь мир и его несправедливость. Она гладит его волосы рукой, лежащей на его голове, а второй опирается на его колено, обдумывая варианты. Она не должна сообщать ему правду, пока не будет уверенности. Но Гермиона чувствует, как он сломлен этим, как сильно скучает по маме, как сильно мечтает, чтобы она вернулась. И ей невыносима мысль о том, что он будет переживать в праздники, что он утратит надежду и в итоге потеряет себя. Как раз в тот момент, когда она собирается открыть рот и что-то сказать, приняв решение, она ощущает шероховатую кожу его пальцев, скользящих по её предплечью, от чего по спине пробегают мурашки, а волосы на шее встают дыбом. Она опускает глаза вниз, на руку, где Драко проводит указательным пальцем по линии татуировки розмарина. — Ты никогда не рассказывала мне, почему ты сделала эту татуировку, Грейнджер. Что означает розмарин? Он садится, отталкиваясь лбом от её плеча, и осторожно берёт её руку обеими ладонями. Она наклоняет голову и смотрит на рисунок, а затем снова на него. — Моя мать, — начинает она, сначала мягко, поскольку тема матерей сейчас очень болезненна. Он не реагирует, просто слушает, не сводя с неё глаз, пока она переводит дыхание и продолжает. — Моя мама сажала кустами розмарин в своём саду. Летом, когда поднимался ветерок, в окна проникал его запах. Она срезала его, когда он цвёл, и ставила в вазу в доме. Она использовала его в готовке. И даже она сама постоянно пахла им. Драко пристально наблюдает за ней, его большой палец поглаживает рельефную кожу татуировки, даже не замечая ужасных букв под ней. — Я наблюдала, как она собирала немного, растирала его между пальцами, чтобы раскрыть запах и дать мне понюхать, и всегда говорила: «Розмарин — для воспоминаний, Гермиона. Он помогает укрепить нашу память, используется для поминовения умерших, напоминает нам о тех, кого мы любим… Когда ты уезжаешь в школу, я использую его, чтобы помнить о тебе». А потом она прятала один из голубых цветков за ухо и целовала меня в щёку. Они оба опускают глаза на изящную татуировку — Драко проводит большим пальцем по тонким листьям овальной формы, длинному стеблю, маленьким цветам, похожим на ирисы. Она сглатывает, в горле першит, когда она подавляет собственные слёзы. — Розмарин напоминает мне о доме. О ней, о папе и обо всём хорошем, что было в моей жизни до войны. Мои родители не помнят меня после того, как я лишила их памяти перед войной. Поэтому я набила её, чтобы помнить. И каждый день розмарин напоминает мне о вещах, которые я люблю, о людях, которых любила, о хорошем. О добре во всём. Раньше воспоминания были тяжёлыми — самыми тяжёлыми. Теперь я наконец-то понимаю, что прошлое не определяет настоящее. Оно может формировать его или немного проникать в него. Но в конце концов, мы можем помнить и продолжать жить. И каждый день я стараюсь не забывать продолжать. И я живу. Позади них потрескивает огонь, и Драко снова встречает её взгляд. Если бы он только знал, как сильно он пахнет растением, которое она так трогательно описывала; что он, каким-то образом, стал для неё своего рода домом, которого у неё не было. Она вдыхает его запах, когда он наклоняется к ней и прижимается тёплым поцелуем к её щеке, а затем отстраняется и подносит её руку к своим губам. Его взгляд не покидает её, пока он прикасается губами к татуировке на её предплечье, к шраму, осыпая кожу маленькими, осторожными поцелуями, гладя её руку. Она вздыхает, когда он закрывает глаза, целуя каждую букву её шрама, словно его губы способны стереть их, словно они способны забрать то конкретное воспоминание и обратить его в добро. Закончив, он снова открывает глаза и кладет её ладонь к себе на ногу. — В маггловской пьесе Шекспира Офелия произносит фразу, — начинает он, продолжая нежно проводить большим пальцем по шраму. — Вот розмарин, это для памяти, — произносит он, и она присоединяется к нему, узнавая строчку. — Молю тебя, любовь моя, помни, — заканчивают они вместе. — Конечно, ты её знаешь. — Ты ожидала, что нет? — Туше. Она испускает лёгкий смешок, протягивая руку к нему, чтобы снова поймать его лицо и провести ею за ухом по светлым волосам. Он невольно наклоняется к ней, его глаза непроизвольно скользят по её чертам, взгляд темнеет, а выражение лица смягчается. — Драко, я должна тебе кое-что рассказать. Его брови сходятся и расходятся, он выпрямляется и высвобождает руку. Она до сих пор стоит перед ним на коленях, его мускулистые бёдра по обе стороны от её туловища, и она бы непременно покраснела, если бы не обсуждение их личных проблем. Если бы она не собиралась признаться ему в том, что до смерти хотела сказать уже несколько недель. Он кивком просит её продолжать, и она переводит дыхание, прежде чем продолжить. — Твоя мама… мы с Амарой разработали сделку о признании вины… — Амара? Ты говорила с ней? — Драко, дай мне закончить, — вздыхает она, беря его за руки, чтобы успокоить. Он проявляет интерес, и она быстро облизывает губы, увлажняя их, прежде чем закончить. — Мы с Амарой заключили сделку о признании вины. Если Нарцисса сможет предоставить полезную информацию о действующей повстанческой группировке в Уэльсе, достаточную, чтобы привести к их поимке, она будет освобождена. На испытательный срок, как и ты. Она наблюдает, как выражение лица Драко сменяется недоумением, а затем пониманием, его глаза мерцают надеждой, а рот мягко приоткрывается, пока он слушает. — Это ещё не точно, но авроры запланировали рейд после Рождества. Они нашли новое убежище только с помощью твоей матери. Вполне вероятно, что её освободят позже в декабре. Драко замирает, его мускулы напрягаются под руками Гермионы, неровное дыхание прерывается, пока он напряжённо смотрит на неё. Она видит в его глазах нотки скептицизма, беспокойство, что сказанное Гермионой слишком хорошо, чтобы быть правдой. Он закрывает рот, сжимает челюсти, сглатывает. — И ты просто решила не говорить мне? — произносит он сквозь стиснутые зубы, его тон слегка раздражённый, она к нему привыкла. Он снова вырывает свои руки из её, отталкивается от кресла и проходит мимо неё к камину. Она видит, как он проводит ладонью по своему лицу, до самого рта, и закрывает глаза, осмысливая происходящее. — Я не хотела обнадёживать тебя, вдруг сделка не состоится. Малфой поворачивается лицом к ней, а она по-прежнему стоит на коленях перед креслом. Она сдвигается, приподнимаясь и вытирая колени. — Грейнджер, ты говоришь правду? Зачем ты это сделала? — спрашивает он, уронив руки на бока. Его черты лица так необычно беззащитны, так мягки и полны жажды, чтобы её слова оказались правдой. — Конечно, да! Я хотела сказать тебе, Малфой, хотела, но, видя, как ты переживаешь из-за неё… Я не могла… Я не могла дать тебе надежду, чтобы потом отнять её у тебя. Но ты не должен больше никому говорить. Он кивает, прежде чем медленно подойти к ней. Она не двигается, не дышит, а он мучительно медленными шагами движется в её сторону, в жёлтом свете костра его силуэт приобретает ангельское сияние. — Ответь на мой второй вопрос, Грейнджер. Почему ты пошла на это ради меня? Его голос низкий, сдержанный, его глаза смотрят на неё с яростной решимостью. Она опускает взгляд на пол, на свою обувь и чувствует, как по шее, щекам и ушам ползёт горячий румянец. — Грейнджер, — слышит она, его голос уже ближе, его запах проникает в её пространство, его прикосновение вызывает дрожь в её позвоночнике. Затем его рука ложится на её челюсть, скользит по шее вниз и по спине, где он нежно, но крепко удерживает её. — Посмотри на меня, Грейнджер. Она повинуется, поднимая подбородок и глядя на него. Сначала она избегает его взгляда, следуя за острой линией его челюсти, отмечая заметную щетину, до его угловатых скул и величественного носа. Она улавливает дрожь его ресниц, прежде чем наконец встретиться с его глазами. — Почему ты пошла на это ради меня? — шепчет он, его дыхание тепло и нежно касается её щеки. Её тело оживает от его прикосновений, тёплых, покалывающих и зажигательных, как петарды. — Потому что ты мне небезразличен, — выпаливает она, как выдох, стремительно высвобождая то, что знала так давно, то, о чём так боялась ему сказать. — И я хочу быть частью твоей жизни, — заканчивает она. Его тёплая рука на её шее разжимается, а пальцы ослабевают. Его дыхание всё ещё касается её щеки, когда он переводит взгляд на неё, чтобы убедиться, что правильно её понял. Она с тревогой ждёт, пока его брови сходятся вместе, рот вытягивается, но мягко шевелится, обдумывая слова. Какое-то время они пристально смотрят друг на друга, их дыхание синхронизируется, пока за их спинами потрескивает огонь, языки пламени лижут каменный очаг и озаряют их кожу прыгающим светом. Затем, медленно, настолько медленно, что это мучительно, ладонь Драко скользит от её шеи вниз по спине, большой палец касается каждого бугорка её позвоночника. Она слабо вздрагивает, когда он доходит до середины её спины, раскрывает ладонь и нежно подталкивает её к себе так, что их грудные клетки оказываются прижатыми друг к другу. Он прислоняется лбом к её, и, слава Мерлину, она вдыхает его запах розмарина, потому что хочет запомнить этот момент навсегда. — Мы в полной заднице, Грейнджер. Его губы неистово набрасываются на её, и, прежде чем она успевает вдохнуть, он поглощает её, притягивая ближе к своему телу и зарываясь рукой в её волосы. Проходит мгновение, прежде чем она двигается, отвечая на его поцелуи, но она так же нуждается в них, как и он, сжимая в кулак ворот его рубашки и наклоняя подбородок, чтобы получить его больше. Его язык проникает в её рот, и он направляет её спиной к столу, опуская руки под её задницу и быстрым движением приподнимая её на дерево, а затем снова окунается в её губы в диком исступлении. — Грейнджер, — стонет он, осыпая поцелуями её щёки, челюсть, шею. — Слишком много одежды, — бормочет он, и только тогда Гермиона вспоминает, что она до сих пор в зимней мантии. Затем они оба хватаются за ткани, поспешно стягивают их и целуются. Драко бросает её пальто на пол, она стягивает с себя футболку и откидывает её в сторону, а потом его губы оказываются на её груди, целуя верх рёбер и вниз по декольте. Он нащупывает её грудь через ткань бюстгальтера, целует сосок, и она задыхается. — Всё ещё слишком много одежды? — спрашивает она. — Да, — вздыхает он, и она тянется за спину, расстёгивая бюстгальтер и позволяя ему упасть на стол, освобождая грудь, её соски напрягаются и выпирают в воздухе. Её первый порыв — прикрыться, но Драко, словно зная, что она попытается это сделать, хватает её руки и прижимает их к столу по бокам. — Ты прекрасна, — произносит он, наклоняясь вперёд, и целует её в губы, и она расслабляется. Её ладони возвращаются к его груди, и она вслепую расстёгивает пуговицы его рубашки. Его губы оставляют её рот, прокладывая себе путь вниз по её грудной клетке. Когда он достигает её груди, то слегка сжимает ладонью, прежде чем его рот, тёплый и влажный, опускается на её сосок. Она с неловким стоном раскрывает рот, её веки трепещут от удовольствия. Он проводит языком по соску, слегка касаясь его зубами, посылая волны удовольствия в её центр. Он переходит к другой груди, повторяя свои движения, пока Гермиона, наконец, расстёгивает последнюю пуговицу на его рубашке, дрожащими руками оттягивая ткань и показывая, что хочет снять её. Его рот неохотно отрывается от её груди, и он отступает назад, снимая рубашку. Она с восторгом наблюдает, как он стряхивает белую ткань, и впервые видит его широкую обнажённую грудь. Она всегда считала Драко красивым, но чтобы настолько? Он худощав, изящен и угловат, как статуя, а белоснежный выпуклый шрам тянется дальше, нежели она могла себе представить, спускаясь до таза и исчезая в поясе брюк. Она нежно прикасается пальцами к началу шрама на левой грудине, скользит по нему вниз, прослеживая изогнутые линии, а затем наклоняется вперёд, чтобы поцеловать кожу над сердцем. Драко резко вдыхает воздух, гортанный стон застревает в его горле, и он хватает её руки и снова прижимает их к себе, наклоняясь, чтобы поймать её губы в ещё одном жадном поцелуе. — Скажи, чего ты хочешь от меня, Грейнджер, — говорит он ей в губы, его руки в её волосах, на её груди и животе, задерживаются на поясе её брюк, дразня и искушая. Она чувствует его эрекцию на внутренней стороне бедра, чувствует растущее тепло между ног, её сердце безудержно бьётся от потребности в нём. Он снова целует её грудь, а она запускает пальцы в его волосы, прижимает их к коже головы, вызывая у него стон. — Я хочу… — задыхается она, когда он целует её между грудей, спускается по центру живота к пупку, а затем — к месту над пуговицей брюк. Она на мгновение отвлекается, откидывая голову назад, пока его язык ласкает её кожу, а зубы царапают живот. — Блять, Грейнджер, — произносит он, когда она скулит, и снова выпрямляется, становясь во весь рост между её ног. — Я хочу тебя, Драко. Всего тебя. Он тянет её за собой так, что её обнажённая грудь прижимается к его, и они оба резко вдыхают и пытаются выровнять дыхание. — Ты уверена? — спрашивает он, ища на её лице признаки сомнения. Она уверена в том, что их нет. Она хочет его. Она хочет его больше, чем может выразить словами. — Да, — вздыхает она. Он кивает, снова поднимая её так, что она опирается на его бёдра, обхватывая ногами за талию, а руками за шею, подтягивая к себе и отходя от стола. Его руки ложатся ей на задницу, чтобы она не упала. — Куда мы идём? — спрашивает она, пока он хватает со стола свою палочку, облизывая губы и дьявольски ухмыляясь. — Как бы я ни хотел взять тебя на этом столе, Грейнджер, я бы предпочёл быть джентльменом в наш первый раз. Я приглашаю тебя в свою постель. Она почти стонет от его слов, но прежде чем успевает среагировать, чувствует, как её тело втягивается в параллельную аппарацию, привычную тягу в районе пупка и кружащее голову ощущение перемещения, прежде чем они приземляются в новой комнате. Она едва успевает окинуть взглядом обстановку, как Драко спускает её ноги со своей талии и осторожно опускает на пол. Он отходит в сторону, длинными пальцами нащупывает пуговицу на брюках и расстёгивает её, а затем с силой стягивает их. Она неловко выбирается из них, едва не споткнувшись о сбившуюся ткань, а он усмехается, обхватывая её руками за талию, чтобы снова притянуть к себе. Он неистово целует её, нуждаясь в ней и пылая от желания. Её пальцы зудят от желания прикоснуться к нему, доставить ему то же удовольствие, которое она испытывает сейчас. Она протягивает руку и касается его твёрдого члена через ткань, вызывая у него шипение сквозь зубы. Она слышит лязг ремня и чувствует, как его пальцы пытаются стянуть его, прежде чем расстегнуть молнию на брюках. Он освобождается от туфель, носков и, наконец, брюк и делает шаг назад к ней, хватая её за задницу обеими ладонями и настойчиво сжимая. — Твоя грёбаная задница, Грейнджер… — стонет он, целуя её шею и с жадностью посасывая, оставляя любовные укусы на каждом кусочке кожи. Она опускает руки на его грудь, ощущая, как подрагивают его мускулы, а затем проводит пальцами по поясу его боксеров. Она запускает палец под резинку пояса, медленно и осторожно, ощущая под ней мягкие волосы. Она чувствует его эрекцию на своём животе, ощущает учащённый пульс, дрожь его кожи. — В постель, — стонет он, его голос хриплый и гортанный, словно покрытый густым мёдом. Она кивает, целуя его, пока он ведёт её назад. Её бёдра упираются в матрас, и краем глаза она видит высокую кровать с балдахином из тёмного дерева, изумрудно-зелёные портьеры, подвязанные верёвкой. Он нежно, но решительно толкает её так, что она откидывается назад, ударяясь спиной о матрас. Её ноги свисают с края кровати, и он забирается на неё, устраиваясь на ней в одних боксерах, под тёмной тканью чётко видны его очертания. Она с трудом дышит, глядя на него, когда он снова набрасывается ртом на её грудь, а двумя пальцами щиплет другой сосок. — Чёрт, Драко, — стонет она, выгибая спину, когда он упирается своими бёдрами в её, вызывая стон у обоих. Она хочет притянуть его ближе, хочет, чтобы его тело оказалось сверху, чтобы он навалился на неё всем весом. Но больше всего она хочет, чтобы он был внутри неё. Прежде чем она успевает попросить его об этом, она чувствует, как он отстраняется, сползает по кровати и останавливается между её ног. Его ладони внезапно хватают её за бёдра, и он рывком тянет её к себе, заставляя задохнуться, так как её задница балансирует на краю матраса. Затем он становится перед ней на колени, раздвигает её ноги, и её голова падает обратно на матрас, мягко подпрыгивая. Сначала она чувствует его пальцы, большим пальцем он слегка надавливает на её намокшие от возбуждения трусики. Она тихо вскрикивает, когда он усиливает давление, потирая её сквозь ткань точными, вызывающими дрожь круговыми движениями. Она чувствует его зубы, ласкающие её выпирающие бедренные косточки и спускающиеся к краю кружева, прикусывая ткань и медленно опускаясь вниз. Она приподнимает таз, давая ему возможность стянуть ткань по её упругой заднице, бёдрам и лодыжкам. Она полностью обнажена перед ним, голая и такая влажная, пока он стягивает кружевные трусики с её лодыжек. Она инстинктивно пытается сомкнуть ноги, но Драко оказывается быстрее её, ловит руками и раздвигает их. Он тихонько шипит на неё, вдавливая большие пальцы в её бёдра, чтобы держать их открытыми для него, пока она извивается на простынях. Она прогоняет свой ужас, а он начинает целовать её ноги, опасно кружась вокруг того места, к которому она так хочет, чтобы он прикоснулся, а его руки скользят по её животу, обхватывая грудь. — Пожалуйста, Драко, — хнычет она, когда он целует её тазовую кость, его тёплое дыхание обжигает её плоть, когда он нависает над ней. Он не заставляет её больше ждать — опускает одну руку вниз, надавливая на её клитор, что заставляет её вздрогнуть, а затем начинает двигаться, от чего по позвоночнику пробегают волны удовольствия. — Ты идеальна, Грейнджер, — вздыхает он, проводя пальцами по её промежности, собирая влагу, прежде чем погрузить палец внутрь. Она сжимает в кулаки простыни возле себя, приподнимая в наслаждении бёдра, а он продолжает входить и выходить из неё, упираясь пальцем в верхнюю поверхность её стенок. Она выкрикивает его имя, когда он добавляет второй палец и увеличивает скорость, а его большой палец продолжает ласкать её клитор. Она стонет, прикрыв глаза и приоткрыв рот, когда он находит идеальную точку внутри неё, в животе и бёдрах нарастает напряжение, пока он трахает её пальцами, а другой рукой крепко держит её за ноги, держа её открытой для него. — Я… Драко, я так… Он наклоняется к ней, целуя её бедро, и быстро вынимает из неё пальцы, оставляя ощущение пустоты, на грани разрядки, а её ноги извиваются от потребности. Она разочарованно вздыхает, когда он целует её внутреннюю сторону бедра, ложбинку над задницей — так близко, но недостаточно. — Подвинься, — требует он, приподнимаясь на ноги, его эрекция неприятно давит сквозь чёрную ткань трусов. Она делает то, что ей говорят, несмотря на своё разочарование и пульсирующую необходимость между ног. Она упирается руками и локтями в центр кровати, а Драко ползёт к ней, снова раздвигая её ноги коленом. Она чувствует свою влагу на его пальцах, когда он скользит рукой вверх и вниз по её телу. Её грудная клетка вздымается и опускается, грудь наливается желанием, а его глаза блуждают по ней, голодные, желающие. Он проводит языком по нижней губе, розовой и блестящей, и теперь она думает обо всех других вещах, которые он мог бы — должен был бы — сделать с ней. — Прошу тебя, Малфой, — умоляет она пустым и хриплым голосом. — Ты мне нужен. Его глаза становятся абсолютно чёрными, а сдержанность улетучивается, когда он наклоняется вперёд, чтобы поцеловать её, страстно прижимаясь ртом к её рту. Ниже, она чувствует, как он стягивает с себя боксеры, чувствует его эрекцию, упирающуюся в её бедро, что вынуждает её застонать ему в губы. Он проглатывает звук, с улыбкой касаясь её губ, и берёт член в кулак, несколько раз проведя по нему, целует её под каждым ухом и спускается к шее. — Подними бёдра для меня, Грейнджер, — шепчет он, и она с готовностью подчиняется. Его рот снова приземляется на её грудь, а соски настолько твёрдые, что причиняют лёгкую боль. Затем она чувствует его головку у своего входа, скользящую по скользким складочкам, и выдыхает, отталкиваясь спиной от матраса, а руками крепко сжимая бицепсы Драко. — Всё в порядке? — спрашивает он, прижавшись к её входу и толкаясь в неё. Её грудь вздымается, и она прижимается к нему бёдрами, вызывая шипение и гортанный звук, который она хотела бы проигрывать снова и снова. — Да, Боже, да, — дышит она, снова приподнимая таз и показывая своё желание. Он целует её в последний раз в губы, а затем кладёт одну руку сбоку от неё, поддерживая себя, а другой скользит по задней поверхности её бедра, поднимая к себе и обвивая её ногу вокруг его талии. Затем, одним быстрым движением, он входит в неё полностью, его член заполняет её и задевает то место, о котором она и не подозревала. Она чувствует себя наполненной и плотно обхватившей его, её стенки подрагивают от ощущения его внутри. Он громко стонет, его глаза закрываются, и они оба содрогаются от удовольствия. Она обхватывает рукой его спину, притягивая к себе, погружая его в себя ещё глубже. Он замирает на мгновение, пока они оба привыкают, а она прижимается к нему. — Блять, — шипит он, а она трётся о него, приподнимается, чтобы поцеловать, и кивает, закидывая ногу на его талию, так что их бёдра плотно прижимаются друг к другу, настолько близко, насколько это возможно. — Пожалуйста, двигайся, — шепчет она, и ей не нужно просить дважды. — Властная ведьма, — хрипло усмехается он. Малфой отстраняется, почти полностью выходя из неё, прежде чем снова войти, его пальцы впиваются в кожу её бедра, когда он поворачивает голову, кусая свою руку, которая всё ещё лежит на Гермионе. Они оба задыхаются и тяжело дышат, пока он находит ритм, скользя в ней и выходя из неё с медленным, устойчивым темпом, его бёдра встречаются с её каждый раз. Пальцы на ногах выгибаются от удовольствия, и она царапает ногтями его спину, хватаясь за упругий зад. — О боже, Драко, — скулит она, когда он продвигает её по простыням с каждым толчком, каждый раз попадая в ту точку внутри неё, и её тело содрогается от удовольствия. Она закрывает глаза, по мере того как он набирает скорость, их кожа соприкасается с влажными, стыдливыми звуками. В какой-то момент она распахивает веки и заглядывает ему в глаза: он смотрит на неё, сжав нижнюю губу между зубами от удовольствия. Его горячее дыхание касается её кожи, когда он выдыхает с каждым толчком, с его губ срывается опасно привлекательный стон, когда она сильнее впивается ногтями в его спину. — Твою мать, ты так хорошо меня принимаешь, — хрипит он ей в ухо, сжимая рукой её грудь и перекатывая сосок между пальцами. — Ты не представляешь, как давно я хотел сделать это с тобой, — говорит он, его бёдра ударяются о её бёдра, её грудь двигается с каждым толчком, её рот широко раскрывается, отчаянно пытаясь втянуть воздух. Она ощущает прилив удовольствия в своём нутре, медленное нарастание разрядки в глубине своей сущности, она зажимает свои соски и напрягает мышцы, скользит ногой выше по его талии, приподнимая свои бёдра, позволяя ему попасть в точку ещё глубже внутри неё. — Чёрт возьми, — ругается она, — Я так близко. Она чувствует, как его рука отрывается от её груди и скользит вниз между ними к её клитору, возобновляя прежние ласки, его пальцы смазаны её желанием, а его толчки становятся более жёсткими, более неравномерными. Она выгибается на матрасе, отчаянно желая быть ближе к нему, прижимаясь к нему грудью и вдавливая его зад в себя рукой. Она так близка, чувствует, как напрягается пупок, нервы воспламеняются, когда он скользит в ней, держа большую часть своей длины внутри неё, так что его бёдра ударяются о большой палец на её клиторе. Она хочет кричать, но вынуждена прикусить губу, чтобы успокоиться. — Не смей, — стонет он, прижимаясь губами к её ключице, его шепот щекочет её кожу и посылает дрожь по спине, которая сопровождается дрожью её бёдер. — Я хочу услышать, как ты выкрикиваешь моё имя, — говорит он, прижимаясь к ней. Он подносит большой палец к её губам, нежно оттягивая их вниз, чтобы высвободить их из-под зубов. И... О. Он хочет слышать её громкие крики, понимает она. Он толкается быстрее, сильнее, движения его бёдер беспорядочны, он гонится за собственным оргазмом, пока его пальцы доводят её до своего. С последним толчком его таза, его большой палец всё быстрее кружит по её клитору, и она срывается с края. Зрение затуманивается, а тело содрогается и бьётся в спазмах от удовольствия, она извивается под ним, пока он продолжает входить в неё. — Драко! — кричит она, смешивая стон и крик, когда её бёдра сотрясаются, а глаза закатываются внутрь. Он слегка покусывает её грудь, а она впивается ногтями в его плечи, толчки удовольствия пробегают по её телу. Ощущения неземные — она никогда не чувствовала себя более осознанно, никогда не ощущала лёгкости, никогда не испытывала такого всепоглощающего удовольствия. Весь остальной мир на мгновение исчезает, и остаются только эти ощущения: её конечности то напрягаются, то снова ослабевают, он обнимает её, трепетание её стенок и восхитительная мощь их наслаждения смешиваются, когда он кончает. — Блять, Гермиона! — рычит он, обретая собственное освобождение, его бёдра вздрагивают и замирают, когда он изливается в неё, и тихий стон срывается с его губ на её кожу. Его толчки замедляются, пока они оба переживают оргазм, он убирает большой палец с её чувствительного бугорка и наконец затихает, всё ещё находясь глубоко внутри неё, пока отголоски её разрядки сжимаются вокруг его члена, и оба они открывают рот и дрожат от удовольствия. Он плавно опускает своё тело на неё, пока они вздрагивают и дрожат, удовольствие накатывает и расходится волнами по их телам. Ей приятно тепло, когда он лежит на ней, приятно, когда его стройная фигура прижимается к ней, когда их ноги сплетаются вместе, когда он становится мягким внутри неё. Его свободная рука скользит по её груди, слегка массируя её, пока они переводят дыхание. Когда она наконец снова открывает глаза, по телу пробегают мурашки, а сердцебиение замедляется, он пристально смотрит на неё, положив голову рядом с её головой на матрас. Драко наклоняется и целует её, нежно, медленно, так непохоже на безумное отчаяние их секса, но так идеально в данный миг. Какое-то время они лежат рядом, прижавшись друг к другу грудью, слившись в клубок конечностей и пота. Драко, наконец, выходит из неё, соскальзывает с её тела и ложится рядом с ней на кровать, при этом их ноги по-прежнему спутаны. — Ты так прекрасна. Такая совершенная, — дышит он, прижимаясь к её шее и волосам и вдыхая аромат. Она чувствует себя бесформенной, одновременно тяжёлой и лёгкой, приятное изнеможение накрывает её. — Это было… — произносит она ему на ухо, когда он осыпает её шею мягкими поцелуями, пальцами перебирает её волосы, а другой рукой обхватывает за талию, притягивая ближе. — Я знаю, — заканчивает он, отстраняясь, чтобы снова встретиться с ней глазами. — Спасибо, — говорит он после долгого молчания, когда они смотрят друг на друга, их дыхание восстанавливается. Она хихикает, а он слегка сдвигает их, тянет её по кровати и затаскивает под шёлковые простыни, а затем снова прижимает её обнажённую фигуру к своей груди. — За секс? — спрашивает она, нахально приподнимая бровь, когда он закатывает глаза. — Ну, да. Не совсем, — отвечает он, качая головой, прежде чем положить её на свою грудь и провести ногтями по её спине, вызывая мурашки на коже. — За то, что помогла моей маме освободиться. Спасибо. Гермиона кивает, потянувшись к нему и крепко целуя уголок его рта. — Не за что. Она опускает голову ему на грудь, прижавшись к нему боком, и они лежат в тишине несколько минут, слушая, как бьётся его сердце в груди, а его пальцы продолжают ритмично танцевать на её коже, убаюкивая её с закрытыми глазами. Возможно, ей это привиделось, возможно, это были зачатки сна, но в последний момент перед тем, как она погрузилась в глубокий сон, она готова поклясться, что слышала, как Драко склонился вперед и что-то прошептал ей на ухо. — Я бы позволил тебе погубить меня в любой день, Гермиона Грейнджер. Затем наступает сон и приятные сновидения.Глава 19
28 июля 2022 г. в 10:57
Гермиона понимала, когда соглашалась провести Рождество в Мексике, что Уизли воспримут эту новость не очень хорошо.
Она встречала праздники — в той или иной форме — в Норе на протяжении многих лет. В прошлом году она провела там целых две недели, включая Рождество и Новый год, поскольку это был первый праздник без родителей. Ей было тяжело, но Уизли проявили столько доброты и поддержки, постарались, чтобы она чувствовала себя любимой и желанной, частью семьи.
Даже когда родители помнили её, Гермиона приезжала в Нору на день или два во время каникул, чтобы отпраздновать, получить свитер, связанный для неё Молли, и выпить глинтвейна и горячего какао у камина.
Меньше всего ей хотелось показаться неблагодарной. Гарри и Уизли навсегда стали для неё второй семьей, и она не хотела, чтобы они думали, что она отказалась от них, получив более привлекательное предложение.
Правда заключалась в том, что Драко нуждался в ней не меньше, а может, и больше, чем они. Может быть, все слизеринцы нуждались в ней.
Если Гермиона могла внести что-то, способное сделать их праздники особенными, пополнить их маленькую семью, то это было именно то, что нужно. Кроме того, слизеринцы стали для неё чем-то вроде третьей семьи за последние месяцы. Она хотела провести праздники с ними, потому что они делали её счастливой.
Молли и Артур были огорчены, но отнеслись с пониманием. Даже Гарри и Джинни в какой-то степени поддержали её. Хуже всех это воспринял Рон. Он ещё не вернулся с задания в Уэльсе, но Гарри ответил на письмо, которое она ему отправила, а Рон — нет.
Она так и не поговорила с ним после инцидента в «Дырявом котле», хотя не была уверена, связано ли это с тем, что они оба заняты, или с его обидой на неё. Завистливая натура Рона и его неуверенность в себе всегда были самыми сложными моментами в их отношениях.
Когда до отправления слизеринцев на виллу Пэнси в Мексике оставалось чуть меньше недели, Гермионе не терпелось поговорить с ним, разрядить обстановку и объяснить, что она хочет сделать что-то для себя в это Рождество, даже если ради этого придётся огорчить других.
— Эй, Грейнджер?
Голос Драко отрывает её от зацикленных мыслей.
Он ставит на полку новые заказанные книги, пока она проводит инвентаризацию, передавая ему коробки, подсчитанные и отмеченные в системе. При таком темпе работы магазин, скорее всего, будет готов к открытию вскоре после Нового года.
— Хм? — бормочет она, не оборачиваясь и не глядя на него, поскольку заканчивает подсчёт текущей коробки с «Как рассеять туман над будущим», которая вызывает у неё дрожь при напоминании о занятиях Трелони и сильном запахе благовоний.
— Я думал, ты заказала вдвое больше «Фантастических тварей», так как в весеннем семестре будет больше студентов, начинающих курс?
Драко хмурится, отталкивая пустую коробку и оглядывая полки.
— Да. Вторая коробка прибудет позже, так что мы сможем оставить её в подсобке, чтобы пополнять запасы. Неужели ты не доверяешь моим организаторским способностям?
Он усмехается, поворачивается к ней лицом, откидываясь на спинку стула и вытирая руки, будто они грязные.
— Просто выполняю свой долг как твой преданный работник, Грейнджер, — язвительно произносит он, подходя к стойке, и берёт пустую коробку.
— Знаешь, я бы выдала тебе премию, — шутит она, отодвигая к полкам уже пересчитанную коробку с книгами и доставая новую. — Но, кажется, деньги всё равно вернутся ко мне.
Так оно и было. В день зарплаты Драко, как по часам, возвращал полученные деньги, забирал их из своего хранилища и отдавал прямо ей в руки — или в сумку, или куда угодно, лишь бы она нашла их позже и не поднимала шума.
— Ну, в таком случае, тебе лучше выдать большую премию.
Гермиона с облегчением смеётся, открывает коробку «Тысяча волшебных трав и грибов» и приступает к подсчёту.
Она слышит, как за спиной неспешно передвигается Драко, складывая пустую картонную коробку и перемещаясь за стойку, вероятно, чтобы посмотреть, куда убрать только что описанную коробку с «Как рассеять туман над будущим».
— Грейнджер?
34, 35, 36…
— Малфой, я немного занята. Из-за тебя я сбиваюсь со счёта. 37, 38, 39…
Снова шарканье, звук его кожаных ботинок о деревянный пол, его дыхание позади неё. Она сглатывает, продолжая считать в уме, заставляя себя сосредоточиться, чтобы не ошибиться.
41, 42, 43…
— Грейнджер.
Она опускается на колени возле коробки с книгами, слегка сгорбившись, и пересчитывает корешки, когда его ноги внезапно касаются её плеч. Она видит, что он нависает над ней, становясь за её спиной, и отчаянно пытается вспомнить, какое число идёт после сорока трёх. Прежде чем она успевает что-то сказать, его пальцы запутываются в её волосах, откидывая густую копну локонов на одно плечо, и он опускается на корточки позади неё, обжигая тёплым дыханием её шею, а его губы замирают над местом, где остался след от засоса. Гермиона забыла убрать его сегодня утром.
А теперь она сбилась со счёта.
— Как твой работодатель, я должна предупредить, что это не лучшее использование рабочего времени, — вздыхает она, когда его губы наконец-то прижимаются к её коже, перемещаясь по шее в медленных поцелуях. Её голова опускается на его плечо, а глаза закрываются, когда он усмехается, вибрируя на её коже, от чего по спине пробегают мурашки.
— Извини, — нашёптывает он, его голос сиплый и глубокий, — ты хочешь, чтобы я остановился?
Ни в коем случае.
Он целует её в шею возле плеча, царапая зубами кожу, и она тихо стонет. Гермиона пытается придумать ответ, убедить себя, что они должны остановиться. Она тянется рукой к его голове, пропуская пальцы сквозь его волосы, пытаясь удержать его рядом.
Затем он лёгкими прикосновениями пальцев пробегает по её бокам, животу и рёбрам, задевая ногтями ткань рубашки, а затем опускает руку ниже груди. Она резко вдыхает, когда он прижимается к ней, продолжая осыпать горячими поцелуями её шею и челюсть.
— Ну что, Грейнджер?
Его ладонь скользит по её груди и нежно сжимает её, поглаживая большим пальцем по ткани, и её сосок твердеет.
— Нет, — отвечает она, задыхаясь, её грудная клетка вздымается, когда она пытается перевести дыхание. — Продолжай.
Одним быстрым, изящным движением он отрывает свои губы от её челюсти, а затем поднимает их обоих на ноги, поворачивает Гермиону лицом к себе и направляет их спиной к стойке.
Она ударяется спиной о деревянный край, а затем его губы снова касаются её губ, одной рукой он держит её за талию, а другой зарывается в волосы. Он раздвигает её ноги, ставя свои между ними так, чтобы прижаться к ней. Она слышит его стон на своих губах, глубокий и гортанный, и этот звук приводит её в исступление.
Она отчаянно цепляется за ткань его чёрной футболки, чувствуя твёрдые мышцы, проступающие сквозь тонкий материал, когда он вжимается своим телом в её, посылая тепло прямо в её центр и вызывая учащённое биение сердца в грудной клетке.
На этот раз инициатива исходит от неё, она проводит языком по его губам, и он открывает их для неё, целуя пылко и искусно.
Она могла бы целоваться с ним до бесконечности. Даже когда её губы начинают неметь, а дыхание сбивается, когда он кончиками пальцев оставляет синяки на коже её бёдер, притягивая её таз к себе.
Она чувствует, как его увеличивающаяся длина упирается в её бёдра, как между ними разливается жар, превращающий её в жидкое состояние, кровь бьёт ключом, а пульс учащается. Он отстраняется, чтобы снова поцеловать её шею. Губами, языком, зубами покрывает кожу новыми укусами, а она скулит, царапая ногтями его спину.
— Блять, Грейнджер, — рычит он и наклоняется ниже, чтобы осыпать поцелуями её грудную клетку, — звуки, которые ты издаёшь, сводят меня с ума.
Он отходит чуть назад, цепляя пальцами низ её рубашки, пока его глаза ищут её разрешения. Она кивает, поднимая руки, и он одним лёгким движением стягивает одежду, бросая на пол рядом с ними. Его глаза жадно исследуют её фигуру, насыщенно серые, как уголь, а ладони опускаются на бюстгальтер.
Она чувствует, как напрягаются её соски, и вздыхает, когда его большие пальцы проникают под лифчик, дразня их ещё сильнее. Он снова целует её, а она тянется к его шее, поглощённая его губами, руками, пальцами.
— Малфой, — задыхается она, когда его ладонь пробирается под бюстгальтер, такая горячая и мозолистая, и превосходно массирует её. Он усмехается ей, оттягивая зубами её нижнюю губу, а затем целует уголок рта.
— Ты уверена, что не хочешь остановиться, Грейнджер? Книги сами себя не уберут, — поддразнивает он, отстраняясь и опускаясь к пуговице на её брюках.
— К чёрту книги, — шепчет она, расстёгивая джинсы, и его большие пальцы проникают под пояс её трусиков. Он осыпает поцелуями вершину каждой груди, а затем возвращается к её губам, прикасаясь пальцами к голубому кружеву под джинсами. Его губы отдаются ей, беспорядочно и неистово, в то же время осторожно и точно. Она прижимается к нему бёдрами, хватая его за запястья и со всей силы толкая вниз, выражая своё отчаяние.
— Малфой, пожалуйста, я…
Он громко и низко смеётся.
— В чём ты хороша, Грейнджер, так это в терпении.
Он просовывает большие пальцы в петли ремня джинсов, отстраняясь и глядя, как он медленно, неспешно, начинает стягивать их по бёдрам. Он выглядит… ну, он выглядит восхитительно. Волосы взъерошены, в беспорядке, глаза тёмные и голодные от желания, губы припухли, щёки раскраснелись. Они оба тяжело дышат, раскалённый воздух повсюду, несмотря на мурашки, покрывающие её кожу.
Она хочет, чтобы он двигался быстрее, хочет снять их, снять, снять.
Но прежде чем он успевает стянуть джинсы с её задницы, на улице раздаётся треск, настолько громкий, что Драко тут же натягивает их обратно, подпрыгивая.
— Твою мать, — восклицает он, глядя сквозь закрытые жалюзи, как к двери приближается чья-то тень, и они вскакивают на ноги. Она застёгивает джинсы, пока Драко отходит от неё, проведя пальцами по волосам. Гермиона едва успевает натянуть через голову рубашку, как дверь распахивается, звякает колокольчик, и в помещение входит знакомая голова с рыжими волосами.
— Гермиона?
Он замечает её как раз в тот момент, когда она, наконец, надевает рубашку, а затем поспешно тянется к лицу, чтобы убрать всклокоченные волосы за уши. Её грудная клетка вздымается и опадает, как и у Драко, и она понимает, что они оба выглядят ужасно.
На лице Рона появляется надежда, растерянность, шок, а затем гнев — и всё это в течение десяти секунд, пока за ним закрывается дверь и навстречу ему выходит Гермиона.
— Рон, что ты здесь делаешь…
— Это ещё что за хрень? — спрашивает он, в его голосе сквозит обвинение и дрожь, как это всегда бывает, когда он расстроен. Его глаза переходят с неё на Драко, становясь убийственными, когда он замечает помятую рубашку Малфоя, его покрасневшую кожу и растрёпанные волосы.
— Чёрт, ты тупица, Уизли. И ты не вовремя, — усмехается Драко, а лицо Рона багровеет от гнева, ноздри раздуваются, брови судорожно сходятся, кулаки сжимаются. Его глаза увеличиваются от шока и ярости после слов Драко, и Гермиона готовится к взрыву, который вот-вот потрясёт их маленький магазинчик.
Плечи Рона трясутся, пока он неотрывно смотрит то на Малфоя, то на неё, в голубых глазах мелькает понимание, когда он замечает их близость, перекошенную, помятую одежду и тяжёлое дыхание.
— Какого чёрта ты с ней сделал, Малфой? — рычит Рон, угрожающе надвигаясь на Драко. Малфой не реагирует, лишь с вызовом шагает вперёд. Гермиона мгновенно направляется к ним, вытянув руки на случай, если они начнут драться.
— Ты правда хочешь услышать это от меня, Уизел? Я не подозревал, что ты настолько посвящён в подробности сексуальной жизни Грейнджер, но…
— Заткнись! — кричит Рон и поворачивается, глядя на Гермиону, его взгляд молящий и отчаянный. Её желудок скручивается в узел. Она не хотела, чтобы всё произошло именно так. Рон был её лучшим другом, но после войны она превратилась в ещё одну женщину, которую он хотел, но никогда не мог заполучить, и теперь она не хочет, чтобы её обижали за это.
— Рон, послушай… — умоляет она, делая шаг к нему и осторожно кладя ладонь на его бицепс.
— Знаешь, — выплевывает он, агрессивно отдёргивая руку от её прикосновения, и отступает назад, его черты лица борются с разными эмоциями, которые он наверняка испытывает. — Я полагал, что для тебя это просто определённый этап, Гермиона.
Она замирает, тряся головой в сторону Драко, открывшего рот, чтобы заговорить. Ей нужно выслушать Рона, нужно попытаться замять ситуацию. Малфой, должно быть, замечает это в её глазах, потому что по какой-то причине прислушивается и замирает, ожидая слов Уизли.
— Я думал, что у тебя начались тяжёлые времена после войны. Я пытался быть понимающим. Ты потеряла родителей, близких людей. Я думал, что тебе просто нужно время. Я пытался уделить тебе время. Но это? Это безумие, Гермиона, и ты это понимаешь. Я даже не знаю, кто ты теперь…
Рон всегда впадал в гнев раньше других — прикрывая печаль и слабость яростью, ревностью. И хотя Гермиона знает, что у него разбито сердце — видеть её с кем-то, не похожим на него, наблюдать, как она сближается с тем, кого он всегда считал врагом, — она уверена, что он испытывает гораздо больше, чем просто ярость, проецируемую им, чтобы причинить ей боль.
Но сердцу от этого не легче. Она с болью в животе следит за выражением лица Рона, которого никогда не видела, за голубыми глазами, ставшими уже неузнаваемыми.
— Ты даже не представляешь, через что я прошла за последние несколько лет, Рон, — задыхаясь, тихо произносит она.
— Я представляю! — кричит он, и Драко угрожающе приближается к ней, хватая за запястье, пока Рон с обвинением указывает на неё пальцем. — Я потерял своего брата, Гермиона! Я потерял тех же людей, что и ты! Люпина, Тонкс, Грюма, Лаванду… — его голос слегка ломается, а в её сердце вспыхивает острая боль. — Ты не можешь вести себя так, будто ты единственная, кто прошёл через это! В какой-то момент ты должна встать с колен, поднять голову и жить дальше, как все мы.
Когда он договаривает, наступает тишина — такая же громкая, как и его слова, пронзительная и откровенная. Существует лишь шум их дыхания, движение глаз из стороны в сторону, густой, как вода, воздух. А ведь так могло бы быть. Гермионе кажется, что она тонет.
Она сглатывает, вырывает руку из хватки Драко и двумя осторожными шагами приближается к Рону. На мгновение ей кажется, что на его лице мелькнула мягкость, внутри него зародилось какое-то понимание. Но когда она протягивает руку, чтобы схватить его за плечо, он отшатывается, опасливо глядя через плечо на Драко.
— Рон, — шепчет она, видя, как его взгляд становится всё более отстранённым. — Так я двигаюсь дальше, — заканчивает она, оглядываясь на Драко, на магазин, пытаясь дать ему понять, что она наконец-то чувствует, что снова живёт своей жизнью.
Рон выглядит обиженным. Он заметно вздрагивает.
— Невероятно, — огрызается он, качая головой в недоумении.
— Тебе лучше уйти отсюда, Уизли, — заявляет Драко, впервые за долгое время заговорив. Гермиона удивлена его нейтральным тоном, в нём нет враждебности — только забота.
Она чувствует его позади себя, он утешительно кладёт ладонь ей на спину. В глубине её глаз скапливаются слёзы, и что-то внутри рушится. Перед ней её первый друг, первый парень, один из немногих, кто когда-либо любил её.
До сегодняшнего дня она не понимала, как много ей придётся отдать, чтобы получить то, что она желает, то, что у неё есть сейчас. Теперь она сомневается, стоит ли цена того.
— Наконец-то мы хоть в чём-то согласны, Малфой, — произносит Рон сквозь стиснутые зубы. Его глаза вновь обращаются к Гермионе — последний шанс что-то сказать, уйти с ним, доказать ему свою преданность, потому что Рон до сих пор считает, что существует две стороны. Он не понимает, что Гермиона не перешла на другую сторону. Она смирилась с тем, что их нет. Больше нет.
Гермиона открывает рот и снова закрывает его. Пытается двигаться, говорить, что-то делать. Но Рон лишь единожды угрюмо кивает и, развернувшись, выходит за дверь, тут же исчезая с более сильным грохотом, чем при появлении.
На мгновение они застывают на месте. Ни она, ни Драко не шевелятся, не разговаривают. Они застыли, Гермиона не отрывает глаз от двери, а Драко смотрит на неё. Она успокаивается, прикусывает щеку, чтобы не расплакаться.
— Грейнджер…
— Он просто расстроен, — обрывает она его, моргая и выходя из ступора, когда поворачивается к нему лицом. — Он придёт в себя. Я просто ещё не рассказала ему о… нас.
Мышцы челюсти Драко напрягаются, он опускает глаза.
— О чём ему говорить, Грейнджер? — мягко, но решительно требует он. Она переводит взгляд на него, хмуря брови.
— Малфой, перестань притворяться, что мы не… что мы не… — говорит она, подходя к нему и беря его за руки. Он вздрагивает, его глаза слегка стекленеют. — Не отстраняйся от меня. Мне не нужны сейчас ярлыки, но я должна знать, что для тебя это не просто… физическая связь.
— Грейнджер… Я сейчас не в том положении, чтобы давать обещания.
— Почему? — спрашивает она, пытаясь поймать его взгляд.
— Ты видишь, как сложилась моя жизнь, Грейнджер? — отвечает он повышенным, но не кричащим, резким, но не злым голосом. Малфой вырывается из её объятий, поворачивается лицом к стойке и упирается руками в дерево, расставив их по обе стороны от себя. — У меня есть всё, о чём я просил в детстве. Игрушки, книги, мётлы, самые дорогие мантии. Всё, что я хотел, мои родители, моя родословная, позаботились о том, чтобы я это получил. За исключением вещей, которые важны.
Его голова склоняется к прилавку, плечи сутулятся.
Гермиона хочет протянуть руку и прикоснуться к нему, обнять, утешить. Он переводит дыхание и продолжает.
— Я был рабом своей родословной — своей фамилии — с одиннадцати лет. Мне потребовались годы, чтобы понять, что у всех этих дорогих вещей есть своя цена. Как выяснилось, ценой стала моя возможность выбирать что-то для себя. Любить тех, кого я хочу любить. Я никогда не хотел быть Пожирателем смерти. Конечно, меня учили верить в превосходство крови, ненавидеть тебя, Поттера и Уизли. Но когда я просил что-то для себя, что-то настоящее, это отнималось у меня быстрее, чем я успевал сказать «нокс». И это цена, которую я плачу за своё взросление. Я боюсь того, чего хочу, Грейнджер. Я боюсь, что это погубит меня, когда, желая чего-то так давно, я в конце концов потеряю это.
Он поворачивает голову и смотрит на неё через плечо, его челюсти сжаты, а глаза плотно зажмурены. Она делает шаг к нему, прижимается к его спине и скользит руками по плечам и груди. Драко шумно дышит, и она проводит пальцами по ткани, нащупывая мускулы под рубашкой. Её голова опускается на его спину, прижимаясь щекой к тёплому плечу.
— При всякой попытке меня запугать храбрость моя восстаёт.
Она приводит цитату, ту самую, которую он выбрал для неё и написал всего несколько дней назад, когда подарил книгу. Она чувствует, как он расслабляется под ней, глубоко вдыхает его пряный, сладкий, чудесный запах.
— Ты сказал мне, что эта цитата напоминает тебе обо мне, — шепчет она ему в спину, закрывая глаза, а его ритмичное дыхание укачивает её. — И о тебе. Постарайся поверить в себя, Драко. Ты можешь позволить себе всё. У тебя уже есть я.
Она не уверена, как долго они пробудут в таком состоянии, но, если они больше никогда не сдвинутся с места, она думает, что могла бы смириться с этим.