Сказ об одном 《волкодаве》 и прирученном звере

- Иди, Марфа, сама расплетусь. Тёмные кельи Московского Кремля прельщали пожалуй одних только попов. Еще бы: чинно, без лишнего убранства, но по-простому торжественно. А главное темно, как на таинстве, и с бесчисленным множеством икон, писанных искусными мастерами. Софья только вздыхала: ничего отцы святые в прекрасном не смыслят, прав Василий, свет очей её измученных. Ужаснулись бы европейские послы такому жилищу русской царицы и скорее бы убрались восвояси из этой пугающей страны, если б только увидали. Не видели - и то слава богу. Царствование Софьи уж не было боле таким многообещающим, как в самом начале. Ох, и много же тогда кровушки боярской пролилось, ох, и на славу постарались стрельцы. Только был ли прок от стараний тысяч мужиков, что не чурались поднять на вилы первого попавшегося боярина или дьяка. В рядах войска уж давно ходили разговоры, что все дело зазря затевалось и делалось, больше только глотку рвали. Походы Софьиного любовничка князя Голицына разобрали на матерные сказания да байки, сновали всюду юродивые, коих будто с каждым годом все прибавлялось, и сказывали, мол, скоро на землю русскую ступит антихрист. Одним словом, Софья искала утешенье лишь в кратких встречах с Василием, а всё больше в письмецах, написанных скоро, по-походному небрежно. Но и то грело несчастное девичье сердце, что с каждым днем ныло все сильнее и сильнее. Софья грузно осела на постель, расплетая тугую косу, расчесывая непослушные густые волосы древним гребнем. Она была сама не своя в последнее время, всё тревожилась чего-то, в зеркало смотреться боялась. На душе скребло так, что не спала порой целыми ночами, а если спала, то приходили к ней страшные видения. Образок стала прятать под подушку, на ночь целуя, да все без толку. А сегодня и вовсе достала из складок постели и с ужасом поняла, что тот треснул. -Всё не к добру. От лукавого всё. Софья Алексевна в раздумьях оглядела стены покоев, что-то примечая. В углу стоял большой сундук, укрытый расписными, богатыми, расшитыми золотыми нитками тканями. Софья осторожно, будто боясь оказаться замеченной невидимым врагом, подошла к сундуку, открывая заветную сокровищницу и выуживая из закромов старинные, богато-украшенные чётки. -Марфа! В комнату вбежала полусонная девка, наспех одетая. -Кликни ко мне гадательницу эту, что с месяц назад того была. Марфа стояла, широко раскрыв глупые глаза на царицу. Помнит она что ли гадательницу какую? А спросить боязно, Софья страшна была в гневе, не сдержанна. -Ну чего стоишь?-Софья смотрела на девку злобно, сузив черные глаза. Марфа попятилась к двери, низко склонив голову и чуть слышно вымолвила: -Не гневайте, Софья Алексеевна, припомнить не могу... Простите Христа ради, дуру... Софья выпрямилась, с ненавистью и нетерпением глядя на Марфу. В ней кипел такой гнев, какого не чувствовала она в сердце своём никогда, хотя и сознавала, что на девку злиться не за что. Что-то неладное томилось на душе царицы и всё не могло найти выхода: копилось, почти переливаясь через самые края. Софья отвернулась от девки, сдерживая желанье ударить бедную Марфу. Выдохнув со свистом через полуоткрытые губы, отчеканила: -Пошла вон. Марфа сморгнула накатившие от стыда слёзы, утирая нос рукавом, и спешно выскочила за дверь, оставляя царицу наедине с собственной тревогой и темнотою. Софья заметалась загнанным зверем из угла в угол, перебирая со стуком в руках чётки. "Всё не к добру. Быть беде скоро. Вестей из Преображенского нет, значит врала проклятая, не извёлся волчонок",- грешные мысли метались одна за другою, вертелись вьюном в ошалевшей голове. С каждой минутой Софья чувствовала яснее близость безумия, меряя шагами царские покои, отбрасывая зловещую тень на стену. Вдруг, со скрипом распахнулась тяжелая дверь, и в комнату тихо, словно веянье могильного дыхания, вошла старуха, облаченная в тёмную рясу. Софья глядела на нее завороженно, в раз позабыв обо всём, что мучило, рвало на части истосковавшееся сердце. -Здравствуй, государыня, - проскрипела зловещим шопотом старуха, неслышно ступая ближе к Софье, - чего изволишь? Царица рвано вздохнула, вперив взгляд чёрных глаз в подходящую ближе колдунью. Страх, охвативший ее в первую их встречу, вернулся вновь и накатил с новой силой, не оставляя места царской степенности и всевластию. Перед этой ведьмой Софья содрагалась и сердце её уходило в пятки всякий раз, когда та шептала заговоры и страшные проклятия. Месяц назад из сырых Кремлевских подвалов привел её к Софье Василий Голицын, торопливо шепча, что она  едва ли не единственное их спасение. Тогда-то Софья и положилась на мудрость совета своего фаворита, пойдя на страшный грех ради укрепления своей не вечной и не полной власти. Жестокое, древнее проклятие обрушила она на сводного брата Петра, переступая через святость, связывая себя обрядовой нитью с миром иным. С содраганием Софья вспоминала ту ночь, когда старуха шептала заговор над волчьим зубом, обвязанным прядью волос юного царя, а она стояла пред нею на коленах ни жива ни мертва. "Был волчонок - станет волк",- приговаривала она, а царевна как завороженная вторила ей дрожащими от холода и страха губами. Обряд продлился до самой зари и Софья упала без чувств, сжимая в руке, ставший в один момент чужим, крест. -Как ты прошла?! Марфа же сказала... -А я сердцем почуяла, что тебе нужна, вот и явилась, - старуха лукаво прищурила слепой глаз, протягивая трясущуюся сухую руку к Софье, - вот глянь-ка, чего есть... Софья нерешительно взглянула на протянутую руку ведьмы, боязливо кусая до крови нижнюю губу. В руке у старухи зажата была жухлая, потемневшая трава, пахнущая колдовским дурманом. -И что ж значит сие?-Софья отступила от ведьмы на шаг, выпрямляя спину, стараясь показаться нетерпящей загадок властительницей. Старуха улыбнулась беззубым, морщинистым ртом. -Полынь-трава,-ведьма поднесла руку к самому лицу, втягивая запах длинным крючковатым носом, - сжечь бы её надобно. -Зачем ещё? Ответь лучше, действует колдовство твоё, али тебя обратно в подвал спровадить?-Софья злобно раздувала ноздри, глядя на ненавистную ведьму. Старуха рассмеялась скрипучим, зловещим смехом, щуря слепой глаз. -А что ж ты, матушка, сама не чувствуешь али? Ничаго в тебе не переменилось, не обратилось разве ж? Софья осеклась, гневно глядя на старуху. -Толкуешь ты о чем мне?! Что значат росказни твои?! Ведьма оскалилась и подошла к царице вплотную. -А то значат, что волком не только братец твой воет, а еще и ты, матушка. Только он внешним обликом в зверя оборачивается, а у тебя внутри сердце звереет. Старуха отвернулась от царицы, гася пальцами заженные свечи. -Что ж ты, царица, думала, минует тебя беда, раз заговор навела на братца? Так уж не ждала бы понапрасну, тебе этот грех тяжкий на душе тащить до самого гробу, а там глядишь и после страданья страшные наступят. Софья шумно задышала, бегая безумными глазами за потухающими одна за другою свечами. -Ты мне, проклятая, не толковала об том! Обманула! Пошла прочь, ведьма, забыла с кем дело имеешь! Да я же тебя... Старуха вихрем обернулась к беснующейся от гнева Софье и могильным голосом зашептала: -Я колдунья, с юных лет душу свою грехами людскими запятнала, меня семью дорогами все обходили, но всегда возвращались, чтоб помогла чем. И княжна богатыя, и боярыня добрыя, и крестьянка несчастная. Не разбираю я, кто предо мною, хоть даже царица, грехи у всех едины. И камень этот не мне тащить, а тебе. Братца твоего не я обрядом на страданья обрекла, а ты, всей душою своей желающая извести его со свету белаго. Потому, Софка, мучайся, пока к Богу на суд не отойдешь, отмаливай, пред ликом святым лоб разбивая, ежели в слова мои не веришь. Последняя свеча погасла, погружая покои в кромешную темноту, освещаемую лишь тонким лучом взошедшей луны, пробиващегося через плотно закрытые ставни. Софья пошатнувшись, упала без чувств, выпуская из рук рассыпавшиеся по полу с громким стуком чётки.