Сказ об одном 《волкодаве》 и прирученном звере

Пётр побледнел, сжимая простынь нервными пальцами, глядя на Ромодановского озверевшими глазами. -Так иди да ищи эту ведьму, бл...кий сын, пока я тебя сам не убил! Меншиков в раз оказался рядом с Ромодановским, загораживая Петра от его цепких глаз. -Федор Юрич... Не гневи государя, видишь, не здоровится... Я уж сюда никого окромя ближних самых не допущу, не кручинься... Ромодановский с недоверием глянул на него, но потом кивнул, хлопая Алексашку по плечу. -За государя головой отвечаешь. Князь развернулся и ушел, маня за собой унизанной перстнями рукою пришедший с ним караул. Двери за ним вновь оглушающе хлопнули, а Алексашка в одно мгновенье оказался рядом с Петром. -Мин херц, продержись пока здесь, милый, друг сердешный...-шептал, расцеловывая напряженное лицо царя. Пётр вдруг мертвою, звериною хваткой вцепился ему в руку, переводя взгляд почерневших глаз. -Не пойдешь никуда... Сдохну я здесь и других изорву... Не пойдешь... Алексашка чуть не взвыл, сдерживая предательские слёзы отчаяния. -Нельзя, мин херц, нельзя! Пойми, сейчас эту ведьму упустим, никогда тебе боле прежним не быть, никогда человеком вновь не обратиться! Верь мне, Петруша, верь, милый, я ж её разыщу и мигом за тобою, ты только продержись немного... Алексашка ответа дожидаться не стал  потому как Пётр завыл сквозь зубы, дугою выгибаясь на белоснежной перине. Кинулся зажигать погасшие свечи, закрывая спешно ставни окон, спотыкаясь о собственные ноги. Вовремя только упомнил, что у дверей караульные, нельзя на лишние глаза нарваться. Распахнув одно окно, Алексашка с вызовом глянул вниз, несколько раз резко выдыхая, раздувая ноздри. Будто и не больно-то высоко, и крыша резная под окном виднеется, значит на нее только надо ровнехонько попасть, а потом на землю хоть падать пластом можно - не расшибиться. Времени на раздумья не было, вот уж загремели стрелецкие голоса, запылали факелы, залаяли оскалившиеся собаки. -Ну, с Богом! - размашисто перекрестившись, Алексашка ловко свесил ноги из окна и полетел, зажмурив со страху глаза. "Расшибусь, ей богу, расшибусь... Прощай, свет белай...",-успел подумать, а потом почувствовал, что упал на покатую крышу. От радости чуть с нее не съехал, скользя на мокрой от дождя поверхности. Но вновь ловко удержался, спускаясь хоть и быстро, а приземляясь аккурат на землю. Мысленно поблагодарив Отца небесного, Алексашка побежал сломя голову, ориентируясь на голоса поднявшихся по приказанью Ромодановского стрельцов. Среди мужицких голосов, стрелецких кафтанов и факелов и всеобщей суматохи Меншиков оказался неузнанным, безликим юношей, бежавшим в неясном направлении. Пару раз он натыкался на случайных людей, расталкивал руками кучно стоявшее мужичье, ловя в свою сторону краем уха бранные слова и проклятья. Несся он, не знамо куда, не разбирая дороги, но с одной лишь целью: успеть. Успеть, пока луна не разгорелась в небе с новою силой, пока Пётр, бесновавшийся в своих покоях, не обратился окончательно в дикого зверя, теряя последнее самообладание! Вдруг Алексашка со всей скорости влетел в кого-то, падая на землю вместе со сбитым бедолагой. Уже открыл рот, чтоб хорошенько того обматерить, но увидал пред собой Алёшку Бровкина. -Алёшка, черт тебя дери, вставай, поднимайся же, сукин сын!-Меншиков, вскакивая вновь на ноги, протянул тому руку. Бровкин потер ушибленное плечо и глянул на Алексашку ошарашенно: -Ты чего здесь?! Не слышал что ли, чего с Софьею приключилось?! Ты ж с Петром Алексеичем должон быть, дурак!!! Алексашка зажал ему рот рукой, торопливо шепча: -Алёшка, все знаю, знаю, что головы мне не сносить, коль с Петром чего приключиться, да только... Поклянись, что без объяснений со мной сейчас пойдешь, веришь али нет, то всё ради государя. Бровкин нахмурился, но потом уверенно кивнул, подступая ближе к Алексашке. -Видал я ведьму ту, Алексашка, выследил еще до сегодняшнего, больно покоя мне эти слухи не давали... Живёт-то она недалече, но все ж дебри там такие, почти дороги не разобрать... У погоста самого... Меншиков, слушая Алёшку, спешно кивал, обдумывая, как будет лучше поступить. Ехать ли туда самим и с нею говорить, а потом везти обратно - долго, не согласиться еще, а ежель согласиться, то завидеть могут, ни себя, ни царя не сбережет. Потому решился на отчаянный поступок, пока не понял последствий. -Алёшка, ты побеги, достань коней, да приведи их под самое окно палат государевых. Бровкин открыл уже было рот, чтобы начать донимать Меншикова напрасными распросами, но снова был заткнут чужой пятерней. -Алёшка, ты друг мне с детства самого, верь, что надобно так. Царя к ведьме этой проклятой сначала свезем, опосля я тебе всё растолкую. Алексашка с надеждою и мольбой вгляделся в растерянные глаза Бровкина, но тот через мгновенье уверенно кивнул, тут же убегая искать лошадей. Меншиков поклялся в мыслях отблагодарить старого друга, коль сдюжат они, вытерпят эту проклятую ночь, и тоже сорвался с места, вновь убегая к Петру. Как залез обратно в окно помнил, точно в тумане. Завидев только тяжело дышащего Петра на кровати, сжимающего зубами подушку, подлетел к нему, быстрее сокола. -Мин херц! Терпи, Петруша, любимый мой, терпи, немного осталось! Сейчас поедем вместе, хворь эту навсегда излечим, ты только держись, ради себя, ради Отечества держись... Пётр поглядел на него блестящим взглядом звериных глаз, из последних сил проговаривая: -Продержусь... Ради тебя продержусь. Алексашка вновь поцеловал его в лоб, думая, как теперь вдвоем им выбраться. Не было б трудно пройти тем же путем, чрез окно, только вот вряд ли сейчас Пётр способен на отчаянный прыжок с высоты. А за дверьми, черт бы его побрал, караул стоит, а те Ромодановского шибко бояться, потому спать им сейчас все равно что головы собственной лишиться. Но как по приказанью Меншикова, черт побрал караульных: за дверьми послышалась возня, а затем глухие удары о пол. "Дорогой самодержец, мы пропали",-успел подумать Меншиков, но в двери просунулась знакомая голова. Чертом оказался вновь пришедший Алёшка Бровкин. -Быстрее, пока эти не очухались, кони под окнами ждут,-проговорил запыхавшимся голосом Алёшка, вновь пропадая за дверьми. -Вставай, мин херц, немного осталось...-Алексашка помог Петру подняться, перекинув его руку через свои плечи, помогая царю держаться на ногах. Как вышли из покоев, стрелою подлетел к ним Бровкин, подхватывая царя с другого боку. Слава тебе Господи, вопросов лишних не задавал, хотя и смотрел на Алексашку и Петра искоса, побаиваясь. До лошадей еле дошли. Пётр то хрипел, закидывая голову назад, то выл сквозь зубы, спотыкаясь о собственные ноги. Алексашка с Алёшкой уже не просто ему помогали, а уж тащили считай на себе, а царь, хоть и был юн, но силой отличался недюженной, как впрочем и ростом. Помогли забраться тому на коня, Алексашка спешно запрыгнул впереди, чтобы везти, да заодно удерживать милого друга. Наконец, кивнув друг другу головами, Меншиков и Бровкин погнали лошадей, спешно увозя царя дальше от Кремля, к спасению. ... Алёшкино "недалече" оказалось больно громко сказанным словцом. Проехали уж почти через всю Москву и то, окольными путями, дабы быть подальше от любопытных людских глаз. Луна на небе уж почти разгоралась во всю силу, напоминая Меншикову о том, как мало времени у них есть до полного обращения Петра в зверя. Всё вокруг вновь стало зловещим, темным, напоминая Алексашке ту ночь на Кукуе, когда он так же вёз Петра, спасая от полнолуния. Меньше стало виднеться дворов, впереди уж синел черною полосой лес, под копытами загнанных бегом коней хлюпала, разлетаясь во все стороны грязь. Пётр, сидящий сзади Меншикова, утыкался носом ему в шею, тяжело, хрипяще дыша. Алексашка пару раз шепнул ему успокаивающие слова, но уж не был уверен, что тот различит. Одно только и придавало сил, заставляло слабо улыбаться - ехавший рядом Алешка Бровкин. Да если б не он да не его дотошность и любопытство не выбрались бы Пётр с Алексашкой, не спаслись бы. Словно Богом был послан Бровкин на подмогу Алексашке, словно неведомая сила направляла их на тяжком пути. Алёшка вдруг пустил коня рысью, сосредосточенно вглядываясь в ночную даль. -Алексашка, кажись почти приехали... Глянь-ка, погост виднеется!.. Меншиков вгляделся в черноту. И в правду, вон будто голбцы виднеются, чуть освещенные луною. Как подъехали ближе, по спине невольно пробежался холод. Ночной погост был тих, неприютен, а они здесь словно непрошенными гостями были, странниками, заплутавшими в дальней дороге. Деревья, сгибаемые ветром, зловеще скрипели, но будто не нарушая тишины, а сливаясь с ней воедино, напевая колыбельную навечно уснувшим людям. Кто здесь только не лежал: и стар и млад, и богат и беден, да только в том и закон смерти - пред нею все равны и всем в одной земле лежать на веки вечные. Бровкин ехал впереди, аккуратно объезжая попадавшиеся на пути могилы и ведя за собою Алексашку. Меншиков озирался по сторонам, боясь упустить Алёшку из виду и заодно примечая состоянье Петра. Тот затих, словно почувствовал близость потустороннего, вслушиваясь, ставшим по-волчьи острым слухом, в ночную тишь. Наконец, когда въехали глубоко в чащу, где могил было не видать, Алёшка спрыгнул с коня, кивая головой Алексашке, мол, приехали. Меншиков слез с коня, вновь с помощью Бровкина помог спуститься Петру и вгляделся в лесную черноту. Алёшка, подхвативший царя, еле слышно прошептал: -Вон она, изба-то, вишь, чернеет... Алексашка сглотнул, подхватывая царя с другой стороны и глядя то на зловещее жилище, то на Бровкина. -Ты жди снаружи, я с государем пойду... Коль чаго случиться, ты к нам не рвись: бери коня, да к Ромодановскому . Алёшка неуверенно кивнул, но все же спросил: -Сашка... Ты уверен, что царя надобно сюда было везти, он же на ногах не держится... Меншиков нервно ухмыльнулся: -Потому и привезли. Колени невольно пробила дрожь как только подошли вплотную к ведьминскому жилищу. На двери вырезаны были непонятные, еле видимые знаки, окон не было вовсе, либо оные были наглухо затворены. Покосившаяся изба походила больше на брошенный давным-давно дом, но шедший из печной трубы черный в ночном сумраке дым говорил об обратном. Меншиков сглотнул, стоя, словно приколоченный гвоздьми к земле. Алёшка и сам трясся, стуча зубами, но долго они не простояли. Петр вдруг очнулся и бешено вертя черными волчьими глазами взвыл уже не сквозь зубы, а в полный голос, почти вырываясь из хватки остолбеневших от страха Меншикова и Алёшки. Бровкин отскочил в сторону, глядя на Петра одуревшим взглядом, не веря собственным глазам. -Алексашка... У Петра-то... Глаза волчьи... Меншиков не ответил. Хорошо еще что хоть только глаза, а не весь Пётр волком обратился. Это ему, Алексашке, уж не привыкать, а Бровкин от страха обмер, сидя на сырой земле. -Алёшка, Богом тебя прошу, умоляю, сиди у дверей, сделай все так, как я прошу, опосля, опосля все скажется!.. С этими словами Алексашка, из последних сил удерживая Петра, отворил скрипучую дверь и ввалился внутрь, оставляя Алёшку Бровкина наедине со страхом и дремучей тишиною.