Мыс Фиолент

Макс понимает — не зря, очень не зря, но в то же время ему очень не хочется спешить. Сейчас все пропитано какой-то нежностью и отчаянным трепетом, что он просто тонет в нем или вовсе захлёбывается, но ему кажется, что это так и должно быть. — Я не против, — отвечает он, притягивая Володю в ответ, ладонью на затылок, прижимаясь лбом ко лбу. — Я совершенно не против, совсем не против, я… Они целуются, Володя его целует, и Макс чувствует тот трепет, который, кажется, затопил его уже с головой. И Володю, скорее всего, тоже. Они гладят друг друга, просто наощупь ладонями, сейчас ещё ни у кого ни на что не стоит, но это ощущается очень остро и нужно. И когда Макс скользит пальцами между ягодиц, Володя лишь слегка меняет положение, чтобы просто можно было коснуться. А у Макса просто комок в груди, серьезный такой комок, из нежности, ласки и трепета, и Макс касается Володи там, как будто вовсе и впервые. Совсем-совсем бережно. Володя вздрагивает от его прикосновений, и практически тут же выдыхает: — Не бойся. Это… приятно. Не бойся, Максим, пожалуйста… И это звучит так, что у Макса слетают практически все внутренние барьеры на этот счет. Он выдыхает: — Как ты хочешь? — Если не возражаешь, я встану на четыре точки, — быстро говорит Володя. — Чтобы твоему озабоченному внутреннему голосу было нечем крыть. Чтобы он не нудел тебе, что да, мол, тот тебе отдался тоже, но поза! — Еще не хватало под мой внутренний голос подстраиваться, — начинает было Макс, но Володя перебивает: — А кроме всего прочего, мне для первого раза так удобнее будет. И тебе, смею надеяться, тоже. Давай, Максим. Я скучал. Я хочу тебя. — Ааа… — выдыхает Макс. — А… Он едва успевает удержать Володю и целует его в шею, почти почти под ухом. — Подожди, — просит он шепотом, — подожди на четыре точки… Я хочу тебя сначала на боку потрогать… Мы же не спешим… Мы же не спешим, Володь? — Мы не спешим, Максим, — отвечает Володя и расслабляется. Открывается навстречу, немного закидывает на него ногу и Макс снова ныряет туда рукой, просто без смазки. Володя обнимает его, дышит в плечо и сейчас это очень-очень нежно, так что кажется, что время остановилось. — Возьми… крем… — просит Володя. — Я хочу тебя внутри… пальцами… — Сейчас… Сейчас… — отвечает Макс, заводя руку за спину. Крем находится не сразу, но находится, совсем немного на пальцы и Макс снова касается. Его штырит, когда он чувствует, что Володя расслабляется от его прикосновений. Пальцы проникают легко. Один. Палец. Володя при всей расслабленности узкий, но Максу сейчас важно не это. До него вдруг внезапно доходит, что он здесь, они вместе, и все по-настоящему, а не во снах, которые снились ему простыми обрывками. Он проспался в ночи и комкал простынь, а потом снова засыпал под утро и шел потом на работу. Скорее всего он и сам потом выглядел на лучше Володи, который сошел на берег после трех недель, а Макс — после трех недель работы в здравпункте. Трогать сейчас очень нежно и Макс осторожно гладит его изнутри, совсем в самом начале, еще неглубоко, сам не зная, зачем он это делает. — А-а-а, — хрипло тянет Володя. Он хочет сказать, что это совершенно классно, когда вот такая нежность, близость и доверие, но слова просто не формируются на языке, все подавляется бешеными, яркими эмоциями. И почему-то хочется больше, ярче, сильнее. Хочется ощутить Макса внутри… совсем. — Максим, — шепчет Володя,- попробуй два. Я хочу… больше. Макс сглатывает и осторожно добавляет второй палец. Смазки маловато, второй рукой он тянется к тюбику с кремом — как хорошо, что крышка не закрыта! — и добавляет еще. И осторожно, аккуратно проходит вглубь двумя. Оба пальца жмет внутри так, что Макс сперва охреневает. И понимает, о чем говорил Володя, когда сам ласкал Макса пальцами. Ощущение тугого горячего сжатия реально сносит крышу, и Макс даже боится представить, что будет ощущать, когда зайдет членом. Он медленно двигает рукой вперед-назад, наблюдая, как Володя прогибается и негромко стонет под этими ласками. Макс начинает чувствовать, что пальцам стало свободнее. И спрашивает: — Три? Или… сам зайду? — Сам, — отзывается Володя. — Мы не спешим, но я… я хочу тебя внутри, тебя, Максим, пожалуйста… Они не спешат, конечно, но Макс чувствует, как у него подрагивают руки. Он аккуратно вынимает пальцы, тянется за смазкой, а когда поворачивается — Володя уже стоит на четвереньках. И это… Это акт доверия какой-то. Макс прижимается сзади пахом, он не может удержаться, ведёт руками по спине — смазка отложена в сторону, — целует Володю в спину. Максу хочется нежности, хочется отдавать ее сколько есть, и он чувствует, как возбужденно вздрагивают ему в ответ. Чувствует и отстраняется только через несколько минут, когда Володя снова просит, но не торопит: — Максим, пожалуйста… Смазки достаточно. У Макса стоит, уже успело встать, пока ласкал пальцами. Он прижимается почти наощупь, направляя себя рукой, и чувствует, как расслабляется бедро под его ладонью. Володя чуть прогибается, подставляясь сильнее, и Макс заходит, совсем на чуть-чуть, потому что быстро он просто не может — это охрененно тесно. И классно, отчаянно классно. Дыхание сбивается, и приходится останавливаться, иначе… — Володька, — хрипит Макс, — давай вспоминай опять какое-нибудь судовождение свое, вслух, а то я чувствую — сейчас уже я кончу, толком не начавши, обидно будет… А я, как назло, из работы своей ни черта не вспомню наизусть! Он еле договаривает фразу и тяжело дышит, словно бежал длинную дистанцию. Володя легко усмехается — ему чуть проще, для него ощущения сейчас внутри незнакомы и попервости даже немного дискомфортны, немного, совсем чуть-чуть, и ему тоже нелишне было бы отвлечься от этого чувства и дать Максу возможность войти глубже и подвигаться. — При движении в узкостях, — начинает Володя, — судно строго держится определенного фарватера. Определять место обычными навигационными способами в узкостях нельзя, так как расстояния до окружающих опасностей очень малы и точность обычных навигационных способов недостаточна для обеспечения безопасности судна… — Ты… очень в тему, — сообщает ему Макс, переводя дыхание. Ему удается вдвинуться еще немножечко. — Давай дальше, если помнишь! — Помню, — спокойно отвечает Володя. — При хождении по фарватерам пользуются створами, специально предназначенными для обеспечения безопасности плавания в узкостях. Их разделяют на ведущие, секущие и ограждающие. — Бля, — выдыхает Макс. — Ведущие-секущие… Сейчас еще поглубже зайду… хорошо? Только медленно… — Не спеши, — негромко отзывается Володя. — Все хорошо, Максим… Правда хорошо… Володя ощущает, что сейчас уже вспоминать всякое судовождение нужно ему самому, потому что дискомфорт медленно перерастает в возбуждение, особенно тогда, когда Макс целует его спину и гладит ее скользкими от смазки ладонями. — Иногда движение в узкостях осложняется тем, что специально установленные и отмеченные на карте створы отсутствуют, — продолжает Володя с легким смешком в голосе. — В этом случае судоводитель самостоятельно заранее подыскивает и отмечает на карте какие-либо береговые предметы для ориентира… Ты понял, Максим? Ориентируйся в этой узкости по береговым предметам! Макс тем временем подается назад и выходит почти полностью, и от Володиного голоса и услышанных слов ему словно срывает крышу. И члену становится свободнее, видимо, Володька наконец расслабился и перестал зажиматься. Макс наклоняется, еще раз целует Володю в спину и сообщает: — По моим местным ориентирам, основную узкость я прошел. Давай теперь вспоминай, что там было про активный и пассивный дрейф! И, взявшись за Володины плечи, разом толкается бедрами и низом живота вперед. — Ааа! — вскрикивает Володя. Макс тут же мысленно обзывает себя идиотом: — Больно? — Нет, — хрипло выдыхает Володя. — По предстательной… судя по всему… — Прости, — шепчет Макс, — кажется, я сошел с фарватера… — К черту фарватер, — решительно говорит Володя. — Давай, Максим, машине приготовиться, полный вперед. И сам движется резко и сильно ему навстречу. Макс охуевает. И от того, что Володька уже полностью расслаблен и не сжимает его так напряженно, как пару минут назад. И от того, что Володька может, будучи внизу, вести себя как настоящий капитан и брать ситуацию хотя бы частично под свой контроль. И все это настолько охватывает Макса каким-то новым горячим возбуждением, что он начинает двигаться внутри, вперед-назад, и при каждом движении вперед Володя то ли хрипло вскрикивает, то ли шумно выдыхает, и Макс понимает: все хорошо. Все даже больше, чем хорошо. Надолго их обоих все равно не хватает, и первым кончает Володя: опускается на живот, увлекая за собой Макса, прижимается к кровати и вздрагивает несколько раз с длинным низким стоном. От этого стона Макса пробирает ознобом по позвоночнику, и он тоже кончает, резко и бурно, словно и не было первого раза. — Полундра, — усмехается Макс, приходя в себя. — Картина Репина «Приплыли!» — Не приплыли, а пришли, тоже мне судоводитель, — негромко посмеивается Володя. — Подожди, Максим, побудь там… немножко еще… — Я тебя люблю, Володька, — говорит Макс. Черт подери, вот сейчас он искренен, как никогда в жизни. *** Очередной рабочий день начинается как обычно. Макс входит в кабинет, стаскивает куртку, переобувается. Зоя Ивановна заглядывает и радостно сообщает, что пойдет в буфет за пирожками, «а ты вообще давай, Максим, не копайся, а то сейчас уже выпускаться пойдут, вон, под дверью торчат уже, все им не терпится!» Макс усмехается. Потому что под дверью кабинета наверняка торчит Володька. Больше просто некому. Сейчас подойдет остальная команда, и можно будет начинать. У них сегодня какой-то очередной короткий рейс, как бы опять не в Болгарию: это значит, что после возвращения нужно будет затевать котлеты. Потому что Володя хорошо освоил этот бартерный обмен: продавщица магазинчика в порту очень любит болгарские духи с розовым маслом, а за это оставляет одну-две упаковки хорошего фарша. Макс усмехается, ловя себя на том, что думает, как женатик со стажем. Ну, насчет стажа пока, конечно, похвалиться нечем — неделя едва прошла. Но как это влияет на то, что им обоим все-таки надо что-то жрать, а котлеты — это вообще очень символичное блюдо? Он убирает под халат подвеску, которую подарил Володя. Тогда, с Кипра привез. Вместе с кольцами. Они потом ржали, что это такой «аналог кольца», когда кольцо невозможно носить, и никто ни о чем не догадается. Володя таскает зачем-то свое кольцо в коробочке в рейс, а у Макса кольцо лежит дома. Потому что порт — большой балаган. И привлекать внимание не хочется на работе. А подвеска… подвеска всегда с ним. Забавная, тяжелая, и на ней крутится бусина. Она становится теплой, когда повисит под рубашкой, и Макс иногда сжимает ее в руке. На пару секунд. Когда скучает особенно сильно, а Володя в рейсе. «На берегу, где меня ты не ждешь…» Жду, теперь уже жду, ты знаешь.