Так и оставим

Нельзя винить человека за инстинкты. В каждом из нас сидит пёс, который шарахается машин или чужих людей - это нормально. Однако часто под инстинктами мы скрываем обыкновенный страх быть раскрытыми. Быть голыми. Стоять без кожи посреди города, который сжирает таких как ты с костями. Это не опасения смерти. Просто страх за свою задницу: нежелание потерять своё окружение, работу или семью, если она вдруг ещё в наличии. Вот, например, если - нет, то и не надо. Лишние риски, лишняя головная боль, плавно перетекающая в огненные мигрени и лишние разговоры с опять разлюбленным человеком. Лаура уже давно заметила, что она какая-то сломанная. Всё не как у людей: дети разъехались по престижным колледжам Америки и Британии, муж ушёл - не вынес её тяжёлого молчания, которое затягивалось на долгие месяцы. В её ситуации легко стать одиночкой. Условия уже созданы, а мысли как в Солнечной системе вертятся вокруг своего Солнца под названием «Я-никогда-не-смогу-полюбить». И всё было в её жизни стабильно удовлетворительно и понятно до появления такой же притворщицы. Сидит она на съёмочной площадке со своей улыбкой в сорок восемь зубов (уже сбилась со счёта) и говорит всем какая она простая. Эта «простая» никому не скажет, что она уже закрашивает седые прядки, едва заметные на светлых волосах. Та самая «простая» никогда не признается, что за своими дружелюбными шутками она скрывает свои простые, но острые когти, наточенные таким же простым как она точильным камнем. Стоило пересечься с ней взглядом на первой планёрке, как всё сразу стало очевидно для них обеих. «Не смотри на меня, лгунья. Не отнимай у меня мою правду» — заело Лукину, как старый радиоприёмник. «Отвернись, лицемерка. Я из-за тебя не могу улыбаться» — злилась Третьякова, тихо выдыхая сквозь плотно сомкнутые зубы. И с каждой неверной радиоволной, с каждым тихим выдохом они привязывались друг к другу невидимыми нитями всё крепче и крепче. Их тянул вовсе не интерес. Нет, это был интерес, но не тот, о котором вы подумали. Их не волновала личная жизнь друг друга, тёмное прошлое и вкус любимого мороженого. Они и так всё знали, всё видели без линз, диоптрий, луп и частных детективов. Этот интерес был, скорее, направлен на самих себя. Откуда это во мне взялось? Кто эта женщина и почему именно она? Почему со мной? А самое главное — что с ней делать дальше? Так и началось их долгое путешествие длиною вот уже седьмой год. Это непросто - быть рядом с тем, кто одним словом может тебя уничтожить. Но никто из них так и не воспользовался механизмом самоуничтожения. «Почему же самоуничтожения?» - справедливо спросите вы. Вот такая смешная вещь. С каждым днём всё более невыносимо становилось придумывать, как избавиться от коллеги-занозе-в-заднице. В конце концов, пришло осознание неминуемой капитуляции в случае проигрыша одной. В воде - ты, тогда почему я на суше не могу дышать? Она даже стучит в дверь по-особенному. Два длинных, один короткий, два длинных. Входная дверь распахивается, впуская в дом холодный воздух. Мурашки по всему телу. А летом очень приятно открывать дверь вечером. Для неё. Летом тепло. Мурашки бегают только от родного запаха её любимого времени года и парфюма. Всегда пробегает шальная идея оставить дверь открытой и сидеть вместе напротив. Жаль, что свежий воздух и духи не удержать в одном флаконе. Приходится выбирать и она закрывает дверь. Каждый раз. — Я заказала мороженое, — скажет она спустя шесть с половиной лет. — Моё любимое? — спросит другая, накидывая пальто на пустую вешалку. — Как всегда, — а про себя снова подумает, что синие ягоды - позор Божьего промысла.